Не хватайте тануки за хвост

К вечеру царапина воспалилась, начала гноиться, и у Эрвина поднялась температура. Он не пошел на ужин. В «Парадизе» работал врач, он даже видел его пару раз мельком. Эрвин с трудом поднялся с кровати и добрался до стола, где стоял внутренний телефон. Перед глазами плыло, тело болело, рана горела. Барышня на ресепшене выслушала его просьбу и сообщила, что, к сожалению, врач уехал домой и вернется только утром. Эрвин печально вздохнул. У него не было сил жаловаться. Он попросил хотя бы принести какое-нибудь жаропонижающее и повесил трубку, не дожидаясь ответа. Через полчаса горничная принесла шипучие таблетки аспирина. Выпив лекарство, он заснул. Ему снилось, что комната то сжимается, то расширяется. Потом он видел Ривая-Ливая. Он, голый, ходил по его номеру и махал длинным пушистым хвостом. Эрвину ужасно хотелось потрогать его хвост, и он потянулся к нему и позвал: Леви. Да-да, буквы на жилете означали именно это. Леви. Эрвин несколько раз позвал его. И проснулся. Кто-то гладил его по волосам.  — Дурак ты, Эрвин Смит.  — Это ты… Леви… Ох… Как ты тут?..  — Тс. Сам позвал. Ладно, дай. Он стянул с груди Эрвина простыню и ощупал рану. Пробормотал что-то сквозь зубы. И вдруг наклонился и несколько раз облизал царапину и кожу вокруг нее.  — Что…  — Заткнись и лежи. Где у тебя это? Место, где течет вода?  — Речка? Даже в темноте Эрвин увидел, как Леви закатил глаза.  — Да нет. Железная. Ну, вода оттуда течет. Соображай быстрее, кретин! Эрвин сообразил наконец и махнул рукой, указывая на дверь в ванную. Леви удалился. Эрвин слышал, как из крана льется вода.  — Нужна проточная, — объяснил Леви. Он снова облизал грудь Эрвина. И убежал в ванную. Судя по звукам, он полоскал рот. Вернувшись, он облизал царапину и снова убежал полоскать рот. Проделав это раз десять, он опять ощупал царапину и довольно хмыкнул.  — Все. Я тебя вылечил. Не забудь, что с тебя еще пузырек. И не зови меня больше. Ты нечестно узнал мое имя. Я тебе служить не буду.  — Ничего не понимаю, — признался Эрвин.  — Тс. Дурак. Ладно, утром увидимся. Он забрался на подоконник.  — Погоди! — Эрвин сел. — Скажи все-таки, кто ты такой.  — А ты до сих пор не понял?! Ну, дурак. Тс. Пока. Утром Эрвин чувствовал себя прекрасно. Гноя не было, жар и боль в теле пропали. Он все-таки зашел к врачу. Его кабинет располагался в пристройке. Ничего особенного в обстановке не было; на дубовом столе стояла табличка: доктор Йегер. Стены украшали копии дипломов и лицензий. Доктору Йегеру было на вид лет сорок или пятьдесят, он носил бороду и надевал очки, когда заполнял бумаги. Эрвин решил не рассказывать о Леви и сказал, что случайно поцарапался о ветку в лесу, добавил, что ночью рана воспалилась, но теперь все прошло. Почему-то он был уверен, что Йегер не поверил ни единому слову. Но он кивнул, никак не прокомментировал услышанное и велел Эрвину расстегнуть рубашку. Царапина заживала так, как ей было положено, и доктор сказал, что опасаться нечего. Уже выходя из кабинета, Эрвин заметил фигурку нэцкэ на этажерке у двери: какой-то зверек в соломенной шляпе стоял на задних лапках и улыбался. Под круглым брюхом автор вырезал внушительных размеров яички. Эрвин не разбирался в анатомии млекопитающих, но что-то ему подсказывало, что таких размеров тестикулы будут мешать зверю бегать.  — Что это такое? — спросил Эрвин. Доктор Йегер поднял голову и небрежно сказал:  — А, это нэцкэ. Сувенир из Японии.  — А что за животное?  — Это тануки. Енотовидная собака, — объяснил Йегер и тут же добавил, опережая вопросы: — Японцы считают, что в яичках содержится их волшебная сила, поэтому изображают их такого размера. — Он улыбнулся, его очки сверкнули. — Никогда раньше тануки не видели?  — Нет. Даже не слышал ничего такого. Богатая фантазия у японцев.  — Да, фантазия, — тихо сказал Йегер. Эрвину почему-то стало неуютно, и он попрощался. Он отправился в столовую. Завтрак уже подавали. Эрвин сел рядом с Майком, кивнул Нанабе и вдруг понял, что есть хочется ужасно.  — Поедешь на экскурсию? — спросил Майк. Он подвинул к Эрвину разноцветный флаер. — Выручай, не могу составить жене компанию. Морская болезнь. Речки люблю, а море — это не мое. Эрвин кивнул. Флаер обещал прогулку на катере вокруг острова, да еще и с лекцией об истории острова. Почему нет?  — Ну вот, — обратился Майк к жене. — Он тебя вытащит, если упадешь за борт. Нанаба улыбнулась. Это были такие легкие и приятные люди, что Эрвину казалось, будто он знаком с ними всю жизнь. Майк в свободное от путешествий время тренировал всех желающих убрать лишний жир с боков, Нанаба корпела над чертежами в каком-то секретном институте. Эрвин наблюдал за ними и все лучше понимал, почему они с Мари разошлись, да еще и так погано и жестоко по отношению друг к другу. Между ними не было той легкости, какую он видел у Захариусов. Но как такой легкости достичь? Перед экскурсией Эрвин забежал в магазин к Ривзу, и тот, широко улыбаясь профессиональной улыбкой, поставил на прилавок пузырек санитайзера. Эрвин поблагодарил, взял один для Леви и парочку для себя, попросил записать на его счет и заозирался в поисках кредитора. Но того не было. Эрвин вышел во двор. Там уже собирались на экскурсии группы: на катер, в горы, на прогулку в лес, на ярмарку в соседней деревне. Эрвин кивнул Нанабе, крикнул, что сейчас вернется, и прошел к себе. Он открыл окно и оставил на подоконнике пузырек. Потом подумал, вырвал из блокнота листок и быстро написал: «Это сотый. Надеюсь, больше я тебе ничего не должен». Он придавил записку пузырьком, зафиксировал створку окна и вышел. Катер приятно качало на волнах, солнце слепило глаза. Экскурсию проводил юноша, чем-то похожий на доктора Йегера. Он был полуголый, в одних закатанных до середины икр парусиновых штанах; длинные черные волосы, завязанные в небрежный хвост на затылке, растрепались на ветру. Он звучным приятным голосом рассказывал заученный наизусть текст. Эрвин привычно пропускал мимо ушей бесконечных Карлов и Фрицев, живших когда-то там, где теперь толпились отдыхающие. Но вот катер отошел в сторону, пансионат стал теряться за лесом.  — Этот хребет, — говорил парень, — называется Гигантом. Если присмотреться, вы увидите, что горы напоминают профиль гигантского человека. Потому и Гигант. В лесах живут самые разные звери. Остров в этом смысле уникален. У нас есть олени, лисы, енотовидные собаки, медведи, зайцы, росомахи… Эрвин услышал знакомые слова и переспросил:  — Енотовидная собака? Тануки? Парень посмотрел на него и широко улыбнулся.  — О, вы знаете местные легенды?  — Нет, — признался Эрвин. — Так, кое-что слышал.  — Что такое тануки? — спросила девчушка лет восьми. В руках она держала плюшевого медведя. Парень ответил:  — Сейчас расскажу. Это входит в экскурсию. Итак, тут живут самые разные звери, но охота на острове категорически запрещена. По местным поверьям, лес считается священным. «Охота запрещена? — подумал Эрвин. — Но Леви сказал, что его родители на охоте… Неужели браконьеры?»  — Жители острова верят, что некоторые обитатели леса опасны для людей. Они оборотни и могут перекинуться в любой предмет. И даже в человека. Поэтому местные считают, что случайных встреч в лесу лучше избегать. А то познакомишься с красивой девушкой, поцелуешь ее — а это енотовидная собака. Парень засмеялся, публика вслед за ним. Эрвин задумчиво скользил взглядом по пейзажу. Ему вспомнилось, как официантка будто отгоняла от себя кого-то, когда услышала, что он встретил парнишку в лесу. Он потер царапину под рубашкой. Леви зализал ее. Как собака. Енотовидная. Да нет. Бред. Это все сказки. Ими пугают или забавляют детей. Эрвин и сам в детстве верил, что любимый игрушечный енот Ривай оживает по ночам. Как еще трехлетка мог объяснить себе, что он берет енота с собой в кровать, а утром этот самый енот оказывается на полу? Но сейчас, когда ему уже давно не три, а почти тридцать пять, поверить, что случайный знакомый на досуге превращается в дикое животное и жрет — чем они там питаются? мышами? — жрет мышей, решительно невозможно. И все-таки. Леви очень странный. Может, он просто начитался местных сказок и заигрался? На вид ему лет восемнадцать, может, двадцать. Не вынесли юные мозги разнообразия местного фольклора. Рассказ снова перешел на местные красоты и историю, и Эрвин потерял к парню всякий интерес. Нанаба вдруг тронула его за плечо. — Что это с тобой? Укачивает? Эрвин помотал головой. — Просто задумался. Скажи, — спросил он, — а ты веришь во все это? Ну, про оборотней в лесу? Она вскинула тонкие светлые брови, выгоревшие под местным солнцем, и пожала плечами. — Знаешь, в лесу всякое бывает. Иногда волей-неволей поверишь в какую-нибудь чепуху. Когда опытный турист заблудился в трех метрах от лагеря, когда ночью кажется, будто кто-то ходит вокруг палатки, а утром не находишь никаких следов, когда случайно сожженный грязный носок разгоняет тучи… В общем, многие становятся суеверны. Но всерьез верить во что-то такое не будешь. А ты что, поверил в эту галиматью про тануки? — Нет, конечно, — протянул Эрвин, негромко рассмеявшись. — Просто… Помнишь, я заблудился? Меня же какой-то местный парень вывел. Вдруг это тануки? — И он снова рассмеялся, чувствуя почему-то тревогу. — Мало ли что. Сама говоришь, в лесу всякое бывает. — Да ну тебя! Во-первых, тануки — это японское поверье. Явно позаимствовали для туристов. Во-вторых, и во-первых достаточно. Эрвин согласно кивнул. Он поймал на себе взгляд экскурсовода. Тот, видимо, услышал их разговор и смотрел на Эрвина с любопытством, но от комментариев воздержался. Катер медленно приближался к пристани. Нанаба предложила после обеда сходить в деревню. Там сейчас ярмарка, говорят, весело и интересно. Эрвин согласился. Деревень на острове было три. Одна стояла совсем рядом, километрах в трех от пансионата. Еще две находились за горным хребтом. Про те деревни ничего известно не было, а ближайшая, Рагако, баловала туристов ярмарками, балаганами, магазинами и свежими овощами с местных огородов. Эрвин в Рагако еще не был, и ему было интересно посмотреть. Перед обедом он зашел в номер принять душ и переодеться. На столе стояла вазочка. Эрвин нахмурился. Он не помнил ее. Вазочка была выточена из зеленого камня. Эрвин взял ее в руки и оглядел. Она как раз помещалась ему в ладонь. Он провел пальцем по стенкам и краям вазы, пожал плечами и поставил ее на место. Наверное, раньше просто не замечал. Он разделся догола и прошел в ванную. После морской прогулки лицо обветрилось и немного обгорело, руки тоже. Во рту застыл вкус соли. А еще было очень жарко. Он долго стоял под прохладным душем, давая коже отдохнуть после солнечной ванны и соленого морского ветра. Он, замотавшись в полотенце, вышел из ванной. На кровати сидел, скрестив ноги, Леви. Вазочки на столе уже не было. «По-моему, у меня едет крыша», — подумал Эрвин. — Привет. Ты что тут делаешь? — Что тут написано? Я не умею читать по-вашему. Леви протянул ему блокнотный лист. Это была записка, которую Эрвин оставил утром. Он прочитал написанное вслух, и Леви забрал бумажку. — Ну да. Ты больше не должен, — кивнул он. — Ладно, тс. Прощай, Эрвин Смит. Он забрался на подоконник, но Эрвин удержал его. — Погоди! У меня куча вопросов. Во-первых, куда делась вазочка со стола, а еще… — Вазочка? Вот ты идиот, Эрвин Смит! Такой идиот, я таких никогда не видал. Сам подумай, я пришел, тебя нет. А тут горничная. Пришлось прикинуться вазой. Эй, ты чего, Эрвин Смит? Эрвин вдруг понял, что комната качается и крутится, и со стуком грохнулся на пол, потеряв сознание. Это самое сознание никак не могло вместить в себя факт превращения человека в вазочку и обратно. Очнулся он, потому что кто-то лизал его лицо. Открыв глаза, он увидел перед собой морду. Морда была покрыта шерстью и имела что-то вроде черной маски вокруг глаз. Глаза смотрели обеспокоенно, и что-то неуловимо знакомое проступало в выражении этой морды. — Леви? — Ну, доперло наконец! — проворчала морда знакомым голосом. Леви снова стал человеком и помог Эрвину подняться, усадил его в кресло. — Так ты все-таки… Нет. У меня просто галлюцинации от жары. Не бывает же такого. Эрвин закрыл лицо руками. Его привычный мир рушился с чудовищным грохотом. Он даже в Бога не верил. Они ссорились из-за этого с Мари. Она была религиозна, и насмешливый тон мужа, когда он говорил о визите в церковь или молитве на ночь, обижал ее. Он точно знал, что сонный паралич не демон, а просто свойство работы мозга и тела, что черные коты не приносят несчастья, что гомеопатия и астрология суть способ обмана и наживы, что мертвые не выходят на связь через волшебную доску или радио, что вампиры не пьют кровь по ночам. Его мир был простым, понятным, а на все вопросы отвечали наука и здравый смысл. Совпадения были совпадениями. Людей не похищали летающие тарелки, в телефоне не жила страшная Момо. Дверями хлопал сквозняк, а не полтергейст. Монстры и мифические существа жили на страницах книг и в фильмах. А теперь в его комнате находился живой оборотень! Абсолютно материальный и настоящий! Эрвин допускал, что это плод его воображения, но как тогда объяснить царапину на груди, которую видел и доктор? Пропавшие пузырьки санитайзера? Да и в магазине тогда не сам с собой же Эрвин разговаривал! Леви топтался рядом с его креслом и явно не знал, что ему делать. Эрвин нашел в себе силы посмотреть на него. — Ладно, — сказал он. — Сейчас я иду обедать, потом в деревню. А вечером ты придешь и все мне объяснишь. Всю эту чертовщину. Понял? Ты меня понял, Леви? Парень как-то неуютно поежился. Ему явно хотелось послать Эрвина куда подальше, но он не мог. Эрвин вспомнил, как Леви говорил, что его имя он, Эрвин, узнал обманом, а потому служить он, Леви, ему не собирается. Что ж, в волшебном мире свои законы, пусть и бредовые. Видимо, имя связало Леви каким-то договором, смысл которого Эрвин пока не постиг. Он поднялся. Полотенце сползло с него, когда он упал в обморок, так что он предстал перед гостем абсолютно голым. Леви с явным интересом скользнул по нему взглядом. — Шерсть, — сказал он. Эрвин раздраженно дернул ртом и отвернулся к шкафу, чтобы достать трусы, свежую рубашку и шорты. Леви внимательно наблюдал, как Эрвин одевается, брызгает дезодорантом под мышками, причесывается, укладывает волосы. — Прекрати пялиться. — Больно надо. Тс. — Леви послушно отвернулся и вдруг сказал: — Ты красивый. Эрвин закончил с прической и повернулся к нему. — Правда? — Тс. Леви выглядел каким-то другим. Что-то изменилось. Исчезло насмешливое выражение лица. Он смотрел на Эрвина как будто даже с симпатией. — Ты собираешься в Рагако? — спросил он вдруг. Эрвин кивнул. — Возьми меня с собой. Вот. Положи в карман. И вместо Леви на полу оказалась крошечная фигурка-нэцкэ. Она изображала тануки, одетого буддистским монахом. — А, черт, — пробормотала вдруг фигурка. — Так увидят. Вместо фигурки появился галстук-боло с зеленым камнем. — На шею, — сказал галстук. — Никто не догадается. Эрвин, чувствуя себя очень глупо, взял галстук-боло и надел его. Смотрелось неплохо. Камень был темно-зеленый, впаянный в тонкую золотую рамку, он висел на толстом плетеном шнуре. Кожу его прикосновение приятно холодило. Эрвин улыбнулся отражению в зеркале — и камню — и вышел в коридор. За их столом появился четвертый. Студент Армин Арлерт приехал поправить испорченное учебой здоровье. Когда Эрвин пришел, Нанаба как раз пересказывала услышанные на прогулке местные легенды о тануки. Арлерт оказался филологом и к фольклору проявил живейший интерес. В Рагако они так вчетвером и отправились. На ярмарке было шумно. В толпе встречались не только туристы, но выходцы из деревень за хребтом. Одна из приезжих девушек случайно столкнулась с Эрвином и обворожительно ему улыбнулась. У нее были красивые раскосые глаза и мягкие рыжие волосы. Она мило улыбалась и заговорила о местных красотах. И тут камень вдруг царапнул грудь, Эрвин поперхнулся и чуть не закричал. «Отойди от нее, — зашипело вдруг что-то Эрвину прямо в ухо знакомым голосом. — Дурак, идиот, кретин, олух царя небесного, это же кицунэ, лиса, она тебя сожрет!» Эрвин не стал отвечать голосу и вежливо распрощался с девушкой, сославшись на то, что его друзья ждут, — и это было правдой: Нанаба, Майк и Арлерт ждали его у лавчонки, где продавали напитки и местные сладости. Эрвин с трудом участвовал в общем разговоре. Мысли были заняты совсем другим. За эти несколько дней произошло столько всего, что неплохо было бы сесть и все обдумать в полном одиночестве, но где тут! На отдыхе положено получать новые впечатления. Когда он в детстве приезжал куда-то с родителями, отдых превращался в марафон с ранним подъемом; позже Мари тоже отказывалась поспать подольше, а торопилась на море, в музей, по магазинам, к знакомым и родне — куда угодно, мы же не в номере сидеть приехали. Эрвину хотелось поспать, поесть, а потом неторопливо все осмотреть, но он не спорил. Брак распался, родители жили слишком далеко для совместного отдыха, а привычка гоняться за впечатлениями осталась. С Мари они были вместе двенадцать лет, одиннадцать из которых находились в законном браке. Она не была его первой любовью, но точно была самой сильной любовью его юности. И он женился на ней, хотя они оба были юны и бедны, только начинали строить карьеру. Ее первая беременность кончилась выкидышем, вторая тоже, и они решили больше не пытаться. Очевидно, зря, потому что ничто не помешало ей забеременеть от своего коллеги, из-за романа с которым им и пришлось разводиться. Что она в положении, он узнал уже в самом конце, перед подписанием всех бумаг. Процесс был сложный. Они ругались, припоминали старые обиды, вскрывались неприятные подробности. Последнее время они больше походили на соседей, чем на супругов, им не о чем было говорить. Когда они оба были дома, только ругались и спорили. Так что, когда вскрылся ее роман с Найлом, Эрвин почувствовал что-то вроде облегчения. Он считал ее хорошим человеком и от души желал ей счастья, и ему было ужасно жаль, что он не смог стать тем мужем, которого она заслуживала. Это, впрочем, не мешало ему скандалить и орать на нее. Поразительно, как сильно могут ненавидеть друг друга люди, прожившие вместе столько лет! Никакие кровные враги не выливают друг на друга столько гнева, обид, желчи, обвинений, обыкновенной клеветы, жестоких слов, как супруги на стадии развода. Он позволил ей забрать дом. У них будет ребенок, им нужнее. Он вынырнул из мыслей, когда камень стал чуть теплым, и что-то мягкое, будто лапка, коснулось его кожи. Он рефлекторно сжал его и тут же услышал в ухе привычное «Тс». Эрвин поспешно убрал руку и чуть не опрокинул стакан. — Ты в порядке? — спросил Майк. — Выглядишь каким-то потерянным. — Эрвина напугали истории про тануки, — хмыкнула Нанаба. — Не напугали, — мягко возразил Эрвин. — Просто было интересно. — Я читал, — встрял Арлерт, хотя его никто не спрашивал, — что тануки любят пошутить над путником. А еще они ловят человека на слове, и от них невозможно отвязаться, если окажешься им должным. «Ага, — подумал Эрвин, — тануки может буквально повиснуть у тебя на шее». Но информация про долг показалась интересной. Он вспомнил, как Леви обозвал его обманщиком, а потом вынудил купить ему сотню спреев для рук. Сотню! Нет, справедливости ради, Эрвина никто за язык не тянул. Не надо было обещать. Они съели местные пирожки с очень вкусной начинкой из ягод, выпили лимонаду и двинулись дальше. Магазины с сувенирами ломились от фигурок нэцкэ. Тануки среди них было очень много. Но почему нэцкэ? В Западной Европе? Откуда тут нэцкэ? Он повернулся к начитанному Арлерту и спросил, что он думает по этому поводу. Тот пожал плечами. — Возможно, это ремесло вместе с легендами завез увлекавшийся восточной экзотикой один из принцев, сгинувших незадолго до революции. Принц сгинул, увлечение и легенды остались. А большинству туристов все равно. Они готовы покупать любую фигню. Эрвин кивнул. Звучало логично. Он выбрал среди фигурок, оказавшихся не костяными, а деревянными, парочку тануки, одну девушку с кувшином и дракона и пошел к кассе. Женщина за кассой любезно улыбнулась ему и вдруг уставилась на галстук-боло. Она постучала тонким пальчиком по камню и очень тихо сказала: — Ты думал, я тебя не узнаю?! — Ну, ма-а-а-а-а-а-а-а-ам, — протянул камень и дернулся. Эрвин воровато оглянулся. Мало ли. Но никто не обратил на этот разговор внимания. Женщина хмыкнула. — Не беспокойтесь, — сказала она, — я умею немного глаза отводить. Никто нас не слышит. Он вас сильно достал? Дайте ему по шее, если да. — Она вздохнула и добавила тоном, которым говорят все матери, когда жалуются на детей: — Сто лет зимой стукнуло, а он никак не поумнеет. — Мам! — Не мамкай. Эрвин посмотрел на нее. Она была очень хорошенькая и очень похожа на Леви. Ее длинные черные волосы красиво спадали на плечи. Она улыбнулась Эрвину немного виновато, дернула плечом и выбила чек. — Спасибо, мэм. Все в порядке. Не беспокойтесь. Она с явным облегчением вздохнула. Наверное, Леви — очень непослушный сын. Шляется по лесам, таскает в дом спреи для рук. Еще и на работу к матери приходит в таком неприглядном виде. Эрвин попытался представить, как живет эта семья. У них есть дом? Или мать из леса идет каждое утро на работу? И как они обедают и ужинают? Есть ли у Леви братья и сестры? Все ли тануки ходят на работу? И если да, какого черта Леви страдает фигней целыми днями? Ох, сколько вопросов! Они бродили по деревне до вечера и вернулись аккурат к ужину. Уставшие, полные новых впечатлений, четыре жителя мегаполиса за ужином много говорили и смеялись, обсуждая местный колорит. Эрвин, однако, думал только, что ему ужасно хочется пойти к себе и снять галстук-боло, который вдруг стал ужасно тяжелым. Леви, наверное, устал полдня притворяться камнем на шнурке. Эрвин вдруг отчетливо представил, как на глазах изумленной публики ему на колени грохается здоровенная енотовидная собака. И так и случилось, но Эрвин к тому времени успел отказаться от десерта, выйти из столовой и добраться до двери с числом 104. Он едва успел поймать бедного тануки. В коридоре никого не было, и он, поудобнее перехватив зверя, открыл дверь и вошел. Он положил Леви на кровать, и тот тут же заскреб лапами, поудобнее устраиваясь на одеяле. Эрвин открыл холодильник, достал бутылку воды и налил чуть-чуть в чашку. Леви полакал немного и тут же повеселел. Он перекинулся в привычный Эрвину вид и сел, болтая ногами, на кровати, допил воду и заявил, что из-за Эрвина он весь день не жрал. Кроме столовой, в пансионате был ресторан, и Эрвин позвонил туда. Он заказал комплексный ужин класса люкс, и еду принесли минут через пятнадцать. В люксовый ужин входили: стейк средней прожарки с гарниром, салат из свежих овощей, суп, кусок торта на десерт и бутылка красного вина. Леви, не меняя обличия, сожрал все минуты за три, еще две ушло на вино. Сытый и слегка захмелевший, он повалился на кровать и довольно хлопнул себя по животу. — Спасибо, — сказал он. — Я отвык так долго притворяться. Да еще мама… Тс. Эрвин сел на край кровати и заглянул ему в лицо. — Твоя мама живет в деревне? А ты? — Нет. Мы живем у нас. Она иногда работает у людей, потому что на деньги можно купить еду. Ну, которую не надо ловить. — И он облизнулся. Наверное, вспомнил стейк. — Хочешь, чтобы я тебе все про нас рассказал? — Эрвин кивнул. — Ладно. Слушай. Тануки жили на острове очень давно. Дольше, чем люди. Когда первые люди поселились здесь, тануки и лисы давно уже обосновались и не готовы были уступить территорию. Со временем, однако, они научились сосуществовать. Охоту запретили. Леви не мог точно сказать, сколько времени прошло, потому что в человеческой истории не ориентировался. Ему самому было сто лет, что по меркам тануки — едва ли за двадцать, насколько понял Эрвин. В общем, все было хорошо и спокойно. Один из наследных принцев, детей покойного короля, увлекся Японией и усвоил, что тануки и лис-кицунэ надо уважать. Когда грянула революция, местные приняли новые правила, но отстояли свои традиции и продолжали жить в гармонии с оборотнями. А сейчас стало много туристов, и покоя нет. Они ходят по лесу, мусорят, и тануки их не любят. А лисы могут и сожрать человека. За хребтом оборотни основали две деревни, все население которых — тануки и лисы. Людям туда лучше не соваться. Когда Леви сказал, что его родители охотятся за хребтом, он имел в виду, что они навещают родню. В Рагако живут люди. Но тануки тоже. Тут, в «Парадизе», тоже есть тануки. Например, доктор Йегер. И его сын, который катает на катере. Имена, конечно, выдуманные. Потому что стоит человеку узнать данное тануки при рождении имя, как все, ты вечный раб его желаний и капризов. Люди, конечно, живут недолго. Но все равно неприятно. У Леви большая семья. У его родителей пятнадцать детей, и он, Леви, последний, самый младший и самый любимый. Еще за хребтом живет дядя. — Ну вот. Тс. Все рассказал. Эрвин ходил по комнате. В голове его роились мысли одна безумнее другой. — Так, — сказал наконец Эрвин. Он остановился, широко расставив ноги и почти грозно глядя на Леви. — А зачем тебе спрей для рук? Вопрос был глупый. Но ничего лучше пока в голову не пришло. Перед Эрвином открылся целый новый мир. В нем надо разобраться. — Да так. Пахнет смешно. А сто, потому что ты пообещал. Отдал бы один, не пришлось бы возиться. Эрвин Смит, не рассказывай об этом никому. Или я тебя убью. Глаза его так сверкнули, что у Эрвина не было сомнений: убьет. — Хорошо, — кивнул Эрвин. — Не скажу. Да и мало кто мне поверит. Но я хочу понять… Как… Как это все работает… Ты во что угодно превратиться можешь? — Нет. В человека могу. В вазу. В нэцкэ. В висюльку вот. В птицу. Ну, так. По мелочи. В голосе его отчетливо звучала гордость. — Запутать дорогу в лесу? — Ну да. — Так это ты?! Из-за тебя я заблудился?! Черт тебя побери! Леви насупился. И махнул хвостом. Хвостом. Пушистым таким, мягким. Сам Леви все еще имел человеческий облик, но хвост. Эрвину ужасно захотелось его потрогать. — Ну да. Да вывел бы я тебя потом. Ссать не надо, где не просят. Вы, люди, ни черта не понимаете. Никакого понятия о приличиях. Чужая территория, а он мочится. Дурак! — Хватит обзываться. Мы, люди, не знаем, где ваша территория. Мы не так чувствительны к запахам. И кто бы говорил о приличиях! Кто купался голый вчера? — А как еще? Леви вдруг поднялся, все еще подрагивая хвостом, и подошел к окну. Эрвин не удержался и коснулся его хвоста. Ощущение было фантастическое. — Ты с ума сошел?! — крикнул Леви, поспешно убирая хвост. — Я тебя за яйца не хватаю! Какого черта ты творишь, Эрвин Смит?! Я тебе не разрешал! — Прости, — сказал Эрвин, краснея. — Трудно удержаться было… — Изращенец! Не то! Извращенец! Напильник! Тьфу, пропасть! Насильник! Нахал! Он выскочил за окно и скрылся в ночной тьме.