Не хватайте тануки за хвост

Леви лежал под кустом, положив морду на лапы, и думал. Мысли его текли спокойно, как река. Ему было скучно. Не хотелось ни бегать, ни шутить над забредшими в лес туристами, ни купаться. Позавчера вечером он убежал от Эрвина Смита и думал, что тот придет утром извиняться. Но время шло, целый день и одна ночь прошли, а Эрвин Смит не появлялся. Наверное, думал Леви, стоило навестить его, но уж больно обидно было за хвост. Этот хам даже не понял, что натворил. Дурак. Совсем ничего не понимает. Леви махнул хвостом, понюхал землю вокруг и поймал зазевавшуюся мышь, проглотил ее, почти не жуя, и довольно прищурился. А хорош был стейк, которым кормил его Эрвин Смит. Нет, вот в чем, а в еде люди знают толк. Мать иногда приносит из деревни сладкий хлеб, рис, еще что-то… И все такое вкусное! Животу так хорошо потом! Если, конечно, не обжираться. Леви облизнулся и встал. Может, сходить к матери и попросить тех вкусных пирожков, которые продают в деревне? Отличный будет обед. Сначала надо посмотреть, как там Эрвин Смит. Вдруг вчера с ним что-то случилось? Он медленно двинулся в сторону замка, где то и дело появлялись новые люди. Эрвин Смит называл его пансионатом и «Парадизом». Хоть он и дурак, и обманщик, и хам, а Леви он нравился. Он был красивый. Леви любил красивое. Платья матери, которые она носит, когда ходит в деревню. Статуэтки, которые она продает. Зеркала и картины на стенах замка. Голый Эрвин Смит. Закат, когда смотришь на него с берега моря или с высокой сосны. Полная луна в ночном небе. Глаза Эрвина Смита. Леви раздраженно дернул хвостом и повел носом. Знакомый запах доносился с опушки. И тут же он услышал, как его зовут, и поспешил на голос, обратившись вороной. Леви умел перекидываться в других животных, что редко встречалось у местных тануки. Он много чего умел и мог. И гордился этим. Даже хвастался. Кое-кому это не нравилось. Один из его братьев как-то сказал ему: «Ты считаешь себя лучше всех, потому что родился от человека, вот и выпендриваешься!» Леви, висевший в образе человека на толстой ветке, зацепившись за нее задними лапами, хмыкнул и стал загибать пальцы. «Нет. Я выпендриваюсь, потому что я и есть лучше всех, потому что я умею превращаться в кучу разных штук и в птиц еще. Быстро бегаю. Хорошо плаваю. Умею менять тропинки. А еще я красивый». Мать проворчала: «А еще больше всех хвастаешь. Слезай давай. Кровь к башке прильет». Он родился зимой. Потому что его отцом был человек. Это случилось в замке. Тогда там жила королевская семья, и у них было много слуг и гостей. И никаких глупых туристов. Выдался голодный год, и мать нашла работу служанки в замке. Там ее заприметил кто-то из принцев. Однажды ночью он взял ее силой. Она не успела ни убежать, ни превратиться… Утром его нашли мертвым, с вырванным горлом. Служанку больше никто не видел, а через два месяца родился Леви. Он знал эту историю от матери. Она рассказала, когда он спросил: почему у всех братьев и сестер дни рождения весной или летом, а у него одного зимой? Ему было жаль, что такое случилось с матерью. И в детстве он даже думал, что она меньше любит его из-за этого. Но мать ласкала его так же, как других малышей, так же ругала и баловала, приносила ему вкусное, радовалась ему и вылизывала так же чисто. Она злилась на того человека, но он давно мертв. А он, Леви, ее сын, любимый и родной, как и все его братья и сестры, даже больше. А еще он самый младший. Кровь тануки гуще человеческой. Так что полукровок, а таковые встречались, пусть и редко, никто не трогал. Хуже было тем, кто родился от человеческих женщин. Когда роженица разрешалась выводком щенков… Печальны были эти истории. В конце концов старейшины запретили самцам иметь детей от человеческих женщин. У людей есть способы избежать потомства, так что… Леви это все мало волновало. Он знал, что хорошо бы найти жену, но пока не хотел. Да и не привлекали его самки. Вот Эрвин Смит… Но он очень смутно представлял, как это происходит у людей. Что говорить? И как они?.. Истории про любовь тануки и людей Леви слышал много, но никто не делился подробностями. Один из братьев, правда, который тоже жил в деревне и много общался с людьми, рассказывал кое-что. Например, что люди ходят мыться перед спариванием. Леви фыркнул про себя и приземлился прямо перед Эрвином Смитом, обернувшись человеком. Тот вздрогнул от неожиданности и улыбнулся ему. Улыбка у него была красивая, как закат. Обычно люди улыбались так, что Леви не мог понять, драться с ним собираются или поделиться пирогом. Пироги он любил, а драться с людьми — нет. Эрвин Смит улыбался так, что Леви хотелось лечь на спину и подставить живот для почесывания, как делают домашние собаки. — Я пришел извиниться, — сказал Эрвин Смит. — Тс. — Леви скрестил лапы на груди и отвернулся. — В другой раз спроси. Потом трогай. Если разрешу. — Договорились. — Тс. — Я тут кое-что принес, — сказал вдруг Эрвин Смит и показал толстый бумажный пакет. — Устроим пикник? Леви только кивнул. От пакета вкусно пахло. Они стояли на самой опушке, и Леви решил увести Эрвина Смита подальше. А то припрется кто-нибудь гулять и будет пялиться. — Иди за мной. Не отставай. Он перекинулся и быстро побежал между деревьями. Эрвин Смит топал за ним. Большой. Красивый. Ужасно шумный. Пахнет потом, мылом, чем они брызгают себе под мышками, зубной пастой, едой и чем-то еще таким… Самцом от него пахло. Сильно и приятно. Интересно, знает ли он, что от него так пахнет? Он говорил, что люди не так чувствительны к запахам. И все-таки. Знает или нет? И какие запахи он чувствует? Например, Леви съел мышь. Эрвин Смит заметил запах? Сейчас они идут по очень пахучей траве. Не может же он не чувствовать. Леви слышал, что Эрвин Смит не отстает, и бежал, не оглядываясь. Наконец они вышли к протекавшей через лес речке. Тут стояла беседка, так это называли люди. Люди давно сюда не ходили, так что тануки выбрали себе это место для прогулок и свиданий. В речке жили рыбы и русалки. Рыбы были вкусные, а русалки глупые и злобные. У них были рыбьи вонючие и скользкие хвосты, сероватая кожа и зеленая шерсть на головах. По ночам они пели свои странные песни и заманивали в воду всех, кто проходил мимо. Одна из них как-то уговорила Леви искупаться, затащила его в омут и попыталась утопить. Он стал вырываться, укусил ее за мерзкий скользкий хвост и выплыл на поверхность. С тех пор они воевали. Днем, правда, русалки не показывались. Дуры, а понимают. Тануки местные уважают, туристы боятся, да и не ходят они так далеко в лес. А русалку быстро бы определили в уху. Леви довольно фыркнул и забрался в беседку. Обернулся человеком и сел на уцелевшую скамейку. — Здесь? — спросил Эрвин Смит, поднимаясь по хлипким ступенькам. — А что? Здесь красиво. Что в пакете? Вокруг было очень красиво. Из беседки виднелся кусок берега и блестящая на солнце вода. Беседку украшали деревянные узоры. В середине стоял деревянный стол, вокруг — скамейки. Когда тануки собирались тут компанией, все садились на пол, на скамейки и на перила. Крыша давно прохудилась, и в дождь оттуда капало. Леви любил это место. Тут приятно пахло. А в нескольких метрах росла земляника. Эрвин Смит вынул из сумки бумажную скатерть, постелил ее на подгнивший столик. Потом достал бутылку с вином. Вторую. Развернул бумажный пакет и вынул оттуда несколько бутербродов, тарелку с салатом и пирог с вишней, пирожки из деревни и горсть конфет. Леви облизнулся. Он побрызгал на лапы спреем, Эрвин Смит тоже. Они встретились глазами и улыбнулись друг другу. — Ешь только помедленнее, — сказал Эрвин Смит. — А то тогда так быстро все сожрал… — Голодный был. — Погоди, куда ты пирог сразу! Сначала надо бутерброды и салат. Пирог на сладкое. — Тс. — Не спорь, Леви. Ты же не будешь есть лягушку, если уже съел хурму? — Почему? Буду! Я люблю есть. Глупый ты, Эрвин Смит! — И он запихнул в рот большой кусок пирога. — Вкусно! Эрвин Смит смотрел, как он ест, взял бутерброд. Налил им обоим вина. Леви взял стакан и почти залпом осушил его наполовину. Вино было вкусное, пахло ягодами. — Слушай, — спросил Эрвин Смит, — а почему ты меня называешь Эрвин Смит? — Но это твое имя! — Леви пытался человеческим языком облизать измазанные начинкой пирога щеки. — Ты сам сказал! Опять обманул?! Эрвин Смит рассмеялся.  — Нет. Просто Эрвин — имя, а Смит — фамилия. Обычно людей называют по имени. Или по фамилии. Но не сразу. Леви озадачился. Ему не приходило это в голову. Конечно, он знал про фамилии у людей. Мать вот на работе звали миссис Аккерман. Ему просто не пришло в голову, что Эрвин Смит делится пополам. — Ладно, — сказал он. — Буду звать тебя Эрвин. — Вот и славно. Они пару минут молча ели. Леви честно пытался не торопиться, но все так вкусно пахло! А вино, какое было вино! Эрвин наблюдал за Леви, за его попытками облизать щеки и улыбался. Леви выпустил хвост и довольно им помахивал. — Можно потрогать? — Нет. — Ладно. Я наелся. Тут можно купаться? — Там омут. Под тем берегом. Но если туда не поплывешь, можно. И Эрвин пошел к берегу. Он скинул рубашку и обувь, снял штаны и вторые штаны («Трусы», — вспомнил Леви.) и вошел в воду. Леви дожевал кусок пирога и последовал его примеру. Они долго плавали, брызгались, догоняли и обгоняли друг друга. Леви жульничал и превращался в тануки, но Эрвин не ругался, а только смеялся и радовался, как детеныш. Он догонял Леви, тот перекидывался обратно, и они боролись в воде. Много смеялись. Эрвин умел глубоко нырять и плавать под водой и как-то подплыл к Леви и схватил за заднюю лапу. Леви взвизгнул от неожиданности и подпрыгнул в воде. Эрвин поймал его и на несколько мгновений прижал к себе, не давая вырваться. На миг они посмотрели в глаза друг другу. Леви вырвался, и возня началась снова. Эрвин отлично плавал, не хуже тануки. После очередного раунда борьбы Эрвин вдруг схватил Леви за лапу и вытащил его на берег. И произошло что-то странное. Эрвин притянул его к себе своей огромной лапой, а второй лапой взял его за морду и прижался губами к его губам. А потом стал облизывать его язык. Леви заморгал. Было мокро. Странно. Приятно. Но что это такое?! Что с ним делают?! Он же задохнется! Леви вырвался. — Ты что делаешь?! Съесть меня решил?! Эрвин выглядел смущенным. И растерянным. — Прости. Мне вдруг ужасно захотелось тебя поцеловать. Извини, я… Мне так одиноко, — добавил он вдруг. — У меня никого не осталось, кого хотелось бы целовать. Он замолчал и отвел глаза. Леви пощупал губы. Поцелуй. Вот что это. Он всегда думал, что это что-то… Ну, вещь, предмет. Он часто слышал в историях про человеческую любовь: она подарила ему свой поцелуй. А это, оказывается, тыкаться друг в дружку языками. Только люди могли до такого додуматься! Но вместо того, чтобы рассмеяться и назвать Эрвина дураком, Леви подошел к нему, притянул его голову к себе и подставил ему свой рот для второго поцелуя. Эрвин целовал его и гладил своими лапищами по плечам, по спине, по заду, по шерсти на голове. Происходило что-то невероятное. Леви то казалось, что он сейчас задохнется, то его бросало в жар, то в холод, то ему хотелось довольно тявкать, то плакать, то умереть прямо здесь. Вдруг что-то твердое уперлось ему в живот. Леви отпрянул больше от неожиданности, чем от страха. — Это что?! Эрвин посмотрел на него, потом вниз. На свой… На свой твердый большой член. Похоже, эта часть тела у людей и тануки работает примерно одинаково. У Эрвина покраснели щеки, лоб и уши. — Эрекция, — усмехнулся Эрвин. — У вас это как-то по-другому происходит? Леви почувствовал, что его морда тоже покраснела. Он отвернулся. Он заворчал. Назвал Эрвина дураком и напильником. Вспомнил, что правильно говорить «насильник», исправился, выругался и принялся одеваться. Он впервые в жизни почувствовал и ощутил в полной мере то, что все его друзья и родственники испытывают в конце зимы и весной. И, вопреки всем маминым надеждам, эти чувства и реакции вызвала у него не красивая и здоровая самка, а человеческий мужчина. — Леви. Леви посмотрел на Эрвина. Он тоже оделся и приглаживал шерсть на голове. — Я тебя напугал? — спросил Эрвин, внимательно глядя на него. — Я не хотел пугать тебя. Прости. — Нет, — заявил Леви, гордо подняв голову. — Я не боюсь спариваться. Но у вас все так странно. Эрвин рассмеялся, и в его смехе еще слышалось смущение. Но он ласково смотрел на Леви и протянул к нему лапу. — Не думаю, что процесс сильно отличается от вашего. Иди сюда. И Леви послушно подошел к нему. Эрвин взял его своими огромными лапами и прижал к себе, коснулся губами макушки. Леви стало ужасно хорошо. Он позволил хвосту появиться. А потом добавил уши. Эрвин удивленно вскинул брови и спросил, можно ли их потрогать. Леви согласно кивнул. Эрвин почесывал его за ушами, осторожно тер мех на них. Было приятно. Леви довольно щурился. Потом они снова поцеловались. — К сожалению, мне пора возвращаться. — Эрвин вздохнул. — Проводи меня? Леви хмуро кивнул. Ему не хотелось, чтобы Эрвин уходил. — Приходи после ужина, — шепнул Эрвин. — Постараюсь тебя больше не пугать. Леви прищурился и сказал, что подумает. Он не хотел ничего обещать. Эрвин взял его за лапу, еще раз поцеловал, и они пошли. Леви довел его до опушки, откуда уже по прямой можно было дойти до замка, и они попрощались. Леви подождал, когда Эрвин скроется из виду, перекинулся и пошел в Рагако. Он хотел поговорить с матерью. В деревне пахло травой, пылью, человеческим потом и пирогами. Среди похожих бело-коричневых домиков выделялись лавки и магазины: на них красовались яркие вывески. В обеденное время людей на улицах почти не было, и на юркающего между постройками тануки никто внимания не обращал. Леви шмыгнул к магазину Рейсса под ярко-красной вывеской и принял человеческий облик. Мать сидела одна. Она чистила когти специальной железкой и напевала себе под нос. В густую черную шерсть на голове она вплела яркую ленту и выглядела совсем молодой человеческой девушкой, очень красивой. На ней было белое длинное платье с оборками и черный бархатный жилетик, украшенный брошкой в виде белой птицы. Услышав скрип двери, мать подняла голову и посмотрела на него, улыбнулась и протянула к нему лапку. — Привет, сын, — сказала она. — Чаю? Он кивнул. Она отложила железку, бросила быстрый взгляд на свои когти, встала, перевернула табличку на двери, закрыла дверь на замок и повела сына в подсобку. Тут был диванчик, стол и два стула. Сквозь окно под самым потолком просачивался тусклый свет. Пахло сыростью, уютом, матерью и кофе. Мать в человеческом мире давно была почти своя. Она научилась обращаться с электричеством, водопроводом, людскими обычаями. Так ей и лет сколько. Сотен семь, наверное, не меньше. Притерлась. Леви же тянуло к людям, они были ему интересны. Но в то же время его пугал их мир. Еду их он любил. Полежав на кровати Эрвина, он решил, что это удобно. Спрей для рук приятно и смешно пах. Но жить среди них — спасибо, не хочется. Штуки эти их странные. Еще совсем маленьким он как-то увидел зеркало и долго не мог понять, почему на него смотрит незнакомый тануки. И почему он ничем не пахнет? И корчит рожи, а еще нагло повторяет за Леви все движения? Потом он разобрался, что тут к чему, но в первый раз было страшно. Только люди могли до такого додуматься. Тануки не нужны такие штуки. Или вот электричество. Один из братьев Леви как-то лизнул розетку. Потом ходил, пугая всех искрами. Мать ругалась и хохотала над глупым сыном. — Мам, — сказал Леви, когда она вручила ему чашку горячего чаю и подвинула к нему тарелку с печеньем. — Что ты, сын? Тануки никогда не обращались друг к другу по именам, когда находились среди людей или просто на их территории. Мало ли кто услышит и как это потом использует. Рабами в полном смысле они не становились. Но между тануки и человеком, узнавшим его имя, устанавливалась странная и прочная связь. Один король так заставлял тануки превращаться в целую армию и использовал его для почти безоговорочной победы над врагами. Такие превращения и фокусы сильно выматывают, и тануки прожил недолго — по меркам тануки. Короля того он пережил всего лет на пять. Леви потянулся к матери, и она погладила его по шерсти на голове. Леви выпустил ушки, и она пощекотала их. Все-таки у человеческих тел есть свои преимущества. Он рассказал ей про Эрвина. Про поцелуй у реки. И даже про тот неловкий момент и разговор. О приглашении Эрвина прийти вечером. Мать слушала внимательно, наклонив голову. Все его братья давно были женаты. Все сестры уже вышли замуж. Некоторые ждали внуков. А он, самый младший, потому самый любимый и балованный, был один. У тануки пары на всю жизнь. Если уж влюбился, это навсегда. И он так боялся, что влюбился в Эрвина. Вот уж чего не хватало! И в то же время ужасно боялся, что не влюбился, что это все так, праздное любопытство. Мать вздохнула, налила еще чаю и спросила: — Ну. От меня ты чего хочешь? Тебе мое разрешение нужно? Леви помотал головой. — Нет. Просто… Тс. Я не знаю, что мне делать. И вообще. Мать вздохнула. — Слушай, — сказала она. — Я не могу решать за тебя. Или за него. Но он кажется хорошим человеком. Вряд ли он обидит тебя. А если он захочет с тобой остаться… — Ага. Остаться и помереть от старости у меня на глазах, — мрачно вздохнул Леви. Такие истории он знал. — Тс. Не пойду я никуда. Пусть ждет. Я ему ничего не должен. Он закинул в рот целую горсть печенья. — Конечно, не должен, — сказала мать. — Но тебе разве не хочется? Он тебе нравится? — Леви кивнул. — Так зачем себе отказывать? Не помню, чтобы ты давал обет безбрачия. — Тс. А потом смотреть, как он уезжает. Или как стареет и умирает. И тосковать всю жизнь. Очень надо. Лучше женюсь осенью. Ну, хоть на Изабель. Она сама предлагала. Мать посмотрела на него, прищурилась и сказала с едва уловимой насмешкой в голосе: — Ты сам-то себе веришь? Леви ничего не ответил и опустил глаза. Эрвин ему сразу понравился. Ну, дурак. И что? Как будто все остальные сильно умнее. — Вот что, — сказала мать, подумав немного. — Если он захочет остаться здесь, с тобой, я ему дам съесть кое-что, и он станет таким же, как мы. Леви поднял голову и посмотрел на нее. Она умела немного колдовать, все это знали. Ее пирожки усыпляли, давали надежду или заставляли влюбиться, а еще — могли превратить человека в тануки. Еще она умела отводить людям глаза, внушать им кое-какие мысли. Такие умения у самок тануки встречались редко и высоко ценились. — Что ты так смотришь на меня? Ты же знаешь, я умею печь такие пирожки. Ну, что ты, сын? Это же так просто! Только он сам должен захотеть стать тануки. Не ляпнуть что-нибудь, как было с сотней спреев для рук, а захотеть и согласиться. Ты понимаешь? Обманом и хитростью его не заставишь. Если он просто съест этот пирожок, умрет. — Ладно, — сказал Леви. — Я понял. Я ему скажу. Леви потер лоб. В нем сейчас было столько чувств и мыслей, что они не умещались в голове. Эрвин не первый из туристов, над кем шутил Леви. Закрутить человека в лесу, а потом развести на какую-нибудь сделку — дело обычное. Приезжие быстро пугаются, стоит им пару раз свернуть не туда. Они начинают кричать, бегать туда-сюда, плакать. Покрутишь их немного и выпустишь. Пусть идут по тропинке к замку. Ну или выскочишь перед ними и говоришь, что местный. Весело смотреть, как они прыгают от радости и облегчения. Детеныши плачут еще. Дураки. Как будто Леви позволит им умереть в лесу. Нужны тут их трупы. А то и полиция набежит. Будут бегать, искать, орать. Местная полиция знает, кто шалит в лесу, и просто кричит, чтобы людям дали выйти. Но могут вызвать полицию с материка, а эти ничего не соображают. Давай с собаками по лесу бегать, искать. Собаки тупые. Гавкают, ссут, где не просили, в норы лезут. Была охота связываться. Лучше дать выйти человеку спокойно. И дальше дурачков ловить и путать. Эрвин вот не кричал и не плакал. Шатался туда-сюда, в стекляшку свою тыкал. Крутился, как глупая собака, потерявшая хвост. Леви так хохотал, что раз чуть с дерева не упал. Но лицо у Эрвина было спокойное, несмотря на панику. Только вот мочиться прямо под деревом, где сидел Леви, он зря затеял. Это Леви просто так спустить уже не мог. Пришлось раскрыться. Мать сказала, что ей пора открывать магазин, и Леви пришлось уйти. Перед уходом мать предложила выбрать подарок для Эрвина, и Леви взял с полки нэцкэ. Это был тануки, одетый в такой же костюм, какой носил Леви, когда перекидывался в человека.