***
— Господи, святой спаситель, помоги мне, — бормотала в бреду Рейнбоу. — Помоги мне… умереть. Ей замотали раны от штыка так, что кожа вокруг спустя пару минут посинела, а пули доктор стал выковыривать пинцетом, в лучшем случае облитым водкой. — Стисни зубы. — голос молодого врача был сочувствующим. Он вытащил глубоко врезавшуюся в плоть пулю, кинул её в стакан и сказал: — Ещё две. Тебе повезло, одна была очень близкой к тому, чтобы стать твоей последней. — Как же плохо, что не стала. — прохрипела Майор. — Мы тебя подлатаем, будешь жить. — прошептал парень, находящийся в поисках уже третьей пули. — Ты крепкая. Крови много потеряла, но не смертельно. Наверное… Последнее слово он пробормотал еле слышно. Майор его даже не заметила. — Эти гады все равно выбьют из меня душу. — прорычала девушка. — Оживляете, чтобы побольнее умертвить.***
Ноги не слушались, да она и сама не хотела идти. Её волокли, пинали, тыкали аккуратно штыками, слегка били прикладами и в итоге все равно волочили. Наконец-то дотащили и бросили в центре какого-то помещения. Ба. Да это их избушка подземная. Небольшой, но вместительный кусок. Майор осталась стоять так, как её поставили, то есть на коленях. Перед ней на стуле сидел тот же человек, который, увидев её недавно, приказал подлечить пленную. Она начала его рассматривать. Худое лицо, выраженные скулы и горящие ненавистью глаза. Видно было, что он с трудом сдерживается, чтобы не плюнуть ей в лицо. — И это ты удерживала так долго это проклятое место? Блядская девчонка? Не верю. Признавайся, где ваш командир! — У тебя самого ещё сапоги не износились. Военное оскорбление. Такое обычно ветераны говорят совсем молодым и неопытным солдатам, по глупости пытающимся качать права. Если он… — А ты я вижу… — Парень замолк и пристально уставился на неё. — Я тебя случайно не знаю? — Ты вообще о чем. — Ты похожа на Серого волка. Девушку, чистившую в партизанской войне деревни, где стояли наши отряды. Враг снова задумался, потом покачал головой и сказал: — Нет, она умерла. Но ты очень похожа. А теперь пора приступать. Мне нужны планы, где стоят, сколько и как собираются с нами драться. Майор грустно ухмыльнулась. Как будто она знала эту информацию. Да даже если бы знала, то не сказала бы. Но она всего лишь майор, пусть и с железным волком на винтовке. Блять. Если её найдут, то не поздоровится. Зря она тогда забрала её в память о подруге. — Я не знаю. Удар последовал параллельно с последним словом. Улыбаясь, парень срезал ножом бинт, который был замотан на поясе, закрывающий дыру от пули, «которая могла стать последней». — Ты думаешь, я шучу? — Его палец резко вошёл в дырку, у Майора перехватило дыхание. — Ты думаешь, — ковыряя так, что Рейнбоу почти теряла сознание, он продолжил, — Что если ты — девушка, я тебя пожалею? Вы — враги. Предатели нашей родины… Он избивал её, мучил, ломал пальцы, но она молчала, стараясь скрыть истошный крик в боли в себе. Это продолжалось часами, но для неё они длились вечно. И когда Рейнбоу уже перешагнула грань, дверь открылась и вошла Эпплджек.***
Рейнбоу умирала, ей хотелось плакать, биться в истерике от страха и жалости к себе, кричать, что все это несправедливо и не должно было так закончиться. И в тот момент, когда она все-таки умерла, Майор лишь слегка судорожно всхлипнула и поняла, что она не даст этому подонку победу, не даст ему услышать свой голос, молящий о пощаде. Она — безжалостный и страшный враг, она помогала настоящему Серебряному волку, умершей в муках, но приказавшей Рейнбоу не выдавать её. Она перестала быть человеком, изображенном на той фотографии, на того человека, который весело обнимал молодую девушку, изображённую на жетоне. И если смерть Ножичка душевно убила её, то, попав в плен, она в какой-то момент сорвалась и полетела в пропасть. Воскреснуть можно, но только если ты не разбился в дребезги.***
Она вошла, закурив сигарету. — Ну ты скоро? Я тебя уже полдня не видела, совсем со своими пытками забыл обо мне. — У нас война идёт, Эпплджек. Майор даже не отреагировала. Она уже мало что понимала; раны, голод, психическое истощение добивали её с каждым ударом все быстрее и быстрее. — Крепкий орешек? — Эпплджек с интересом посмотрела на раздутое лицо Майора, а потом перевела взгляд на отвратительные пальцы и нахмурилась. — Да. Но любой орешек можно раздавить прессом. Ну или сломать пару пальцев. — Ты парой как-то не особо ограничился. — Ну знаешь ли, если бы она все рассказала сразу, то я бы пошёл на уступки. — Это девушка? — Да, ты ведь её уже видела. Разве тогда не заметила? — удивлённо спросил вражеский командир. — Да видела, но она же в крови была вся. Не особо разглядела. — Ладно, можешь сейчас посмотреть. Командир снял окровавленные перчатки и кинул Майору на колени. — Объявляю перерыв. Посмотри за ней. — кинул он уже Эпплджек и стремительно вышел. — Хорошо. — когда дверь закрылась, Эпплджек подошла к Майору. — Почему вы сопротивляетесь? Ты же понимаешь, что вы — преступники? — придвинув второй стул, Эпплджек села напротив. — Ха. — Изо рта Майора потекла слюна, смешиваясь с кровью и осколками зуба. Говорила она невнятно и Эпплджек понимала её с трудом. — Преступники… понятно, что вы так нас видите. А как же иначе. — Да, преступники. Вы должны сдаться властям. И может быть вас помилуют. Где ваша база? — Сдаться… — Тело пленной задрожало, а рот скривился и выплюнул ехидный смешок. — Я не имею морального права сдаваться. — Любой может сдаться. — голос прозвучал почти сочувственно. — Даже главарь вашей шайки. — Власть лжива и порочна. Суд не работает. Он перестал работать после захвата этой кучкой богачей верховных поводьев… — тихий почти спокойный вздох. — Моя семья… мелкая, эгоистичная причина? Пожалуй. Это и делает меня человеком. Я пытаюсь… пытаюсь исправить. Чтобы больше ни у кого не было такой ситуации. Эпплджек молча следила за речью несчастного военного, явно находящегося на грани безумия. Эта девушка — просто запутавшаяся девчонка. Может с её семьёй и случилось несчастье, но настоящих причин она не узнала. И сделала виновниками тех, кто первыми попались под руку. — Разве у тебя они ничего не отобрали? -… — Почему черт возьми! — майор вспылила неожиданно, накопившаяся ярость хлынула наружу. — Почему блять я должна была идти умирать ребёнком, только потому что стала нищей по их вине?! Ты хоть понимаешь, сколько было таких же людей как я! Мы воевали с вашими врагами, мы, а не ваши дети! А победив, поняли, война только началась. Настоящая война. — Мне тебя жаль. Я тоже потеряла перед войной важного для меня человека. — Да пошла ты. — Вы — солдаты-дезертиры. Пусть и ветераны. — Некоторые поддерживают нас. Они даже вступали в мой отряд. — Кто-нибудь остался жив? — Только ты. В этот момент момент Эпплджек резко встала со стула и подошла к майору поближе. Она заметила блеск жетона. — Я хочу называть тебя хотя бы по имени. — сказав так, протянула руку и аккуратно сняла с шеи. — Я почти забыла, как меня зовут. Если во внешней войне нас звали солдатами, то во внутренней остались только звания. А солдатами мы называли ваших, переметнувшихся к нам. — Зачем вы это делаете? Зачем?! Ты понимаешь, что гибнут люди твоей же страны! — Эпплджек на минуту забыла о жетоне и яростно буравила Майора взглядом. — Я хочу, чтобы она стала моей. А твоя страна послала меня умирать. Знаешь сколько я воевала? С самого начала войны. Три года там. И полтора тут. Ты хоть можешь понять, что когда мы победили, к нам стали относиться хуже чем к скоту? Просто потому, что после войны остались нищие. Это страна признает только богатых. Эпплджек смешалась. Она смотрела на истерзанного человека, сидящего перед ней и вдруг ей стало по-настоящему её жалко. И если раньше это была показная уловка, то сейчас это были искренние чувства. — А я… я… — Сколько ты воюешь? — Месяц. — Понятно. Все понятно. Тебе никогда не понять, что я говорила. Проваливай! — она стала истошно орать, глумлясь. — Богатая девчонка в красивой форме думает, что может психологически вскрыть врагов! Она принесёт важные данные! Да иди ты к черту! Иди к своему царю! Иди к своей мамочке, которая даст кружевной платочек для соплей! Иди ты! Иди ты! Эпплджек раздражённо смотрела на неё. Психованная сука. План с хорошим полицейским не прошёл. Как там её зовут… Она посмотрела на обляпанный жетон, брезгливо взяла его поосновательнее и вытерла о штанину. — Так, ты у нас… — тут девушка осеклась. В первую очередь она увидела чёрные из-за запекшейся крови линии. Эпплджек не узнала себя, но поняла, что это какая-то дорогая Майору девушка. — Хм. Значит и в тебе что-то есть человеческое… Майор решила посмотреть, почему эта вражеская скотина заткнулась и, подняв голову, увидела в её руках жетон. В голове замутилось, на мгновение вместо злобного, обессилившего воина там снова стала главной Рейнбоу, и эта все ещё девчонка в отчаянии закричала: — Не трогай! Не трогай её! Пожалуйста, отдай, это моё, моё! Она всем телом потянулась к жетону, потому что вспомнила: там что-то важное, что-то по-настоящему ценное, ценнее всего, что у неё есть. — Хмм… Глаза слабели, но Рейнбоу, впервые посмотрев её истязательнице в лицо, точнее даже в глаза, с ужасом поняла, что эта девушка — её Эпплджек.