***
Мадара смотрел, как Вы вышли из-за ширмы с нагруженным подносом в руках. Заметив, как Ваш любопытный взгляд оказался обращен на катану, он изогнул бровь, а Вы смутились, хихикнули. Ему нравилось, что Вы прислуживали ему совсем как жена. Чарующая песня Ваших речей, тихий стук шагов, ненавязчивая забота окутывали Учиху коканом ещё в детстве забытого чувства счастливого умиротворения. В нём было тепло. В этом недолгом, но драгоценном сне исчезали все войны, растворялась жестокость, возрождались из пепла и дыма мёртвые. Мадара желал бы остаться в этом полузабытии навечно. Однако реальность разбивала хрупкую оболочку, решительным жестом выволакивая его наружу для того, чтобы окунуть в смрад грязи земной юдоли. Этой беспощадной рукой оказался Ваш невинный, но обрисовывающий контуры реальности вопрос. — На самом деле мне очень стыдно за мою забывчивость: я должна была спросить в начале… Как прошла Ваша поездка в столицу? Мадара дрогнул — настолько погрузился в наслаждение каждой каплей чая, эмоций и созерцания Вас, с аппетитом уплетающей бобовую пастилу. «Неужели так сладкое любишь?» — с удивлением подумал он, сделав небольшой глоток нежного напитка. Вы определенно стали заваривать чай лучше с момента вашей с ним последней встречи. — К сожалению, безрезультатно, — с мрачной краткостью констатировал он. — Даймё не шел на диалог? — Скорее мы не нашли то, что искали. — Наверное… — готовое воплотиться в звуки предложение было внезапно прервано Мадарой: будто вражеский кунай столкнулся с Вашим и отбил атаку. — Это было касательно информации о твоём загадочном портале. Он знал какая реакция непременно последует за безжалостной правдой — потому оттягивал мгновение, как ребенок кошку за хвост, так долго, насколько мог, пока разъяренное животное не оцарапало наглеца. Учиха понял, что дальше скрывать бесполезно. Более того Вы та, кто имеет полное право знать о ведении этого расследования, так как Вы и этот камень-луна были его центральными фигурами. Мадара уловил на миг промелькнувший шок во взгляде родных глаз. Кусочек недоеденной сладости застыл в руках, словно труп птицы в охотничей ловушке. Вы в миг побледнели, однако маску спокойствия на лице удержали, — лишь радость поблекла под гнетом вечной печали. — Никакого намёка? — тихий голос напоминал шелест сухой осенней листвы. — Нет. Я и ещё двадцать шиноби обыскали весь архив вдоль и поперёк. Для этого пришлось поднять со дна бюрократической памяти воспоминания о старых конфликтах, — недовольство поселилось в последних словах мужчины. — Нет клана без еб… Кхм, — Мадара во время осознал, что продолжение выражения не создано для слуха женщин, потому, для вида прокашлявшись в кулак, добавил более приличное описание: недостойного. Тридцать лет назад один недальновидный неудачник, по прихоти ками уродившийся в нашем клане, сбежал в столицу. Свил там себе гнездо, надеясь, что место безопасное и мы не достанем его. Этот кретин был прав лишь отчасти: его действительно не достали, просто потому, что в разгар войны тратить человеческий ресурс на такое ничтожество — высшая глупость. Однако его во время путешествия к знакомому вельможе убили. Законных детей он хоть и оставил, но их казнили за участие в заговоре против дайме. Мы воспользовались его не самой чистой репутацией и измазали её полностью, сказав, что объявился его вроде как сын, который требует наследства. Князь не смог отказать нам в нашей пустяковой просьбе поднять архивные записи, в которых определённо сохранилась информация о том, кто служил в Военном ведомстве. О его имуществе и законных детях. И так, будто найдя подтверждение незаконности его притязаний, можно уже на законных основаниях снять столь мешающую ему голову. По-иному поступить бы не получилось: по отцу он не член клана, мы не можем судить его. А притязать на имущество своего родителя он имеет мизерное, но всё же право. Всё это время он внимательно наблюдал за каждым изменением в Вашем лице: будь то на миг сведённые брови или опущенный взгляд. Длинной речью он желал отвлечь Вас от тягостных переживаний, однако, как он мог судить ничего не вышло. Смотря на собеседника Вы изо всех сил растягивали губы в притворной, участливой улыбке; старались спрятать тоску за ширмой заинтересованности; сложили руки на коленях, чтобы скрыть дрожь. Однако Мадара видел сквозь занавес притворства и лишь сожалел о том, что ему придётся поведать Вам дальше. — В архиве даймё даже древние свитки не повествовали о таких артефактах. Служащие лишь зря пребывали в иллюзии гендзюцу. В храмах, известных нам кланах, которые даже исходя из ненадежных слухов, обладают техниками подобного уровня мы не нашли ничего похожего. Даже отдаленно. Учиха скрестил руки на груди. Ками свидетели, он не хочет толкать её в пропасть отчаяния следующими словами. Только реальность, увы, жестока, и, как казалось Мадаре, Вы как никто другой в полной мере испытали на своём пути истязания этого самого искусного в мире палача. Растаял с легким облачком дыхания в воздухе её полный последней надежды вопрос: — Может быть, есть ещё возможности? — Воплощение их в жизнь займет годы. Вы вздрогнули, будто от удара. — В ближайшее время ты не сможешь вернуться в свой мир, — отчеканил Мадара, после мрачно добавил, будто огласил приговор заключённому: если вообще сможешь. Вы так побледнели, словно страшный паук-оборотень высосал всю кровь из Вашего бренного тела. Чернота зрачка заполнила радужку, так что Ваши глаза стали практически такими же темными, как у самого Мадары. Участилось дыхание. Вы вся вдруг уменьшились, словно с Вас грубо сняли доспехи пленившие Вас враги. И действительно: напускное смирение, довольство происходящим были той защитой, что принимала на себя бесчисленные удары жизни. Её оружие оставляло царапины, даже пробивало эти самодельные доспехи, но никогда не убивало дух, скрывающийся за ними. Однако Мадара не видел смысла во лжи. Более того, он находил её вредоносной для Вас. «Оставаясь во власти иллюзии ты не сможешь жить в этом мире так, как могла бы, не будь ты ослеплена блеском несбыточной надежды. Обречённому на казнь нет смысла уповать на внезапное помилование. Остаётся лишь с достоинством принять смерть или сбежать», — размышляя он ни на миг не отводил от Вас взгляда, — «ты не из тех, кто покорно падёт от первой атаки. Была бы такой, я бы не утруждал себя общением с подобной особой. Терпеть не могу слабаков. Уверен, пусть с трудом, но ты переживёшь и час этого горя. Лучше так, чем годами тешить себя призрачной надеждой на счастливое «завтра» или «когда-нибудь». Ты слишком дорога мне, чтобы я был немилосерден к тебе». — Мадара-сама, позволите открыть окно? Кажется я бросила слишком много дров в ирори: в комнате так душно, — прошептали Вы ужасно пустым, лишённым эмоций голосом. Учиха напрягся. Никогда он не видел, чтобы Вы смотрели так безжизненно, будто фарфоровая статуэтка, взирающая на мир нарисованными мастером глазами. Ваш же взгляд написало само отчаяние. — Если желаешь, открывай, — он кивнул, ничем не выдавая охватившего его беспокойства. С тяжестью раненого воина Вы поднялись из-за стола. Потянули руки к чернеющим квадратикам створки. Покачнулись, словно птица, чей полёт остановила стрела охотника. Упали. Прямо в крепкие объятия Мадары, который силой своей удивительной реакции и внимательности, заметил признаки и предотвратил Вашу грубую встречу с татами. Обессилевшие женские руки, как крылья подстреленной птицы, безвольно потянулись к земле. Одна повисла в воздухе, не доставая до пола. Второй из последних сил она уцепилась за крепкое, будто каменное, мужское плечо. Голова опрокинулась назад, обнажая напряжённую шею. Она казалась такой маленькой, такой хрупкой в его руках. Со служанкой в объятиях замер посреди тесной комнатушки мощный знатный воин, чья фигура заполняла большую часть пространства. Он исступленно прижимал к себе неподвижное тело девушки в совсем скромном платье, кажущимся и вовсе жалким на фоне его дорогих одежд. Белые квадратики лунного света ложились на расстелившуюся под их ногами черноту. Мелькнул во тьме мотылёк. Пелена дурноты, внезапно охватившая Вас, словно мешок голову жертвы похищения, вдруг спала, сдёрнутая спасительным теплом чужого тела. Даже сквозь преграду в виде тканей одежд, Вы ощущали, как жар другого человека опаляет озябшие плечи, руки, ноги — всего к чему прикасается. Мучительно хотелось прижаться к источнику огня, однако невозможно было двинуться. Будто все кости разом вынули прочь, оставив плоть без опоры. Тепло, невесомость, тьма погрузили Вас в краткое, но наполненное невероятным блаженством, забытье. Никаких проблем. Никакого горя. Никакой боли. Разве не чудесно? Хотелось застыть в этом мгновении, как насекомое в янтаре, и проспать за твёрдой оградой от реальности тысячелетия. «Хоть «безысходно длинны// и тоскливы бессонные ночи» и, как мне кажется, «меньше всех на земле// стоит мне продолжать// тщетную жизнь в нашем мире»*1*, но невозможно это… Так же, как и моё возвращение», — волна мыслей увлекала в неясные дали в неподвижной тьме безвестности, — «поверить не могу… О, это всё кажется затянувшейся сказкой, рассказом нездорового на голову автора, бредом каким-то… Но, ведь и явь может быть «ничуть не верней// Сновиденья, где каждая малость// Явственно ощутима»*2*… Вот же странность… Вроде почти без сознания лежу, а стихи к месту вспоминаю!... Я бы выдержала какой-нибудь экзамен знатного принца в эпоху Хэйан… Интересно, продали ли мой компьютер? Я как раз в игре… А ведь тот контракт не завершила! Осталось немного… Шоколада захотелось. Лучше бы корочку хлеба сахаром посыпала и грызла бы… Так бы хоть не шла в «Ашан»… Был у меня знакомый с таким…» Вдруг низкий голос, сначала показавшийся рычанием неведомого зверя, позвал Вас по имени. Вы не знали, что это было: то ли его звучание; то ли холодящее кровь отчаяние, заполнившее несколько букв «(В.И.)», однако оно внезапно заполнило сознание и развеяло мощным порывом туман полубессознательности. Вы резко открыли глаза и первое, за что зацепился взгляд, было искажённое в волнении лицо Мадары. Даже чернота ночи не скрыла его выражения. Более — она углубила тени, тушью очертила напряжённые мышцы лица. Вы никогда не видели его таким… Рассеянным, полным бессильной злобы, неописуемого отчаяния. Сердце сжалось в немом переживании о войне, который неожиданно для Вас бросил краткое: — Проклятье! Срочно к лекарю. Остатки дремоты уволокли за собой в темноту слова Учихи. Только этого не хватало! Он ведь не знает, что Вы уже очнулись! «Бедный… А волнуется как! Надо срочно позвать!» — мысль ослепительной молнией озарила сознание. В следующую секунду Вы воскликнули: — Мадара! Сама! Он решительно шагнул, преодолев за раз половину комнаты. Ещё несколько секунд и он будет на улице! — Мадара-сама! — Вы воззвали к нему из последних сил. Но мужчина оставался всё так же глух к Вашим словам. — Демоны в дзигоку тебя утащи! — прохрипел он. Вы вздрогнули больше от неожиданности, чем от резкого толчка. Вернувшись из забытья, Вы явно меньше всего хотели спускаться в Ад. Однако, через мгновение, Вы сообразили, что Мадара ругался на ширму, что, загораживая проход, образовывала узкий коридорчик, через который он с трудом проходил и один. А с Вами на руках он даже боком не сможет протиснуться так, чтобы не сбить деревянную конструкцию, которая тут же упадёт, задев открытый огонь. Тогда Вам придётся по пробуждению ощутить себя бездомной во второй раз. Явно не желая расстраивать Вас ещё больше, глава клана нашёл выход. Он приподнял Вас выше, по всей видимости намереваясь перекинуть через плечо, чтобы освободить руку и отодвинуть злосчастную ширму. — Мадара-сама! — собственный голос казался чужим, непослушным, доносящимся из-под толщи воды, как во сне. Как и там, пытаешься крикнуть, но вместо громкого звука с губ срывается жалобный писк… Тогда Вы, употребив для того последние силы, подняли безвольно свисавшую руку и тонкими пальцами коснулись сухой щеки в тот момент, когда Мадара, приобняв за спину одной рукой и подхватив Вас под бедра второй, усадил Вас на образовавшееся кольцо своих рук, чтобы после перекинуть через плечо. Учиха вздрогнул. Едва сдержался, чтобы не активировать шаринган. Не померещилось ли ему во мраке отчаяния? Нет, понял он, вперив взгляд в родные глаза. Открытые. Живые. «Никогда бы не подумал, но я закажу чтение сутр в ближайшем храме и принесу ему дары за то, что будды, ками, не знаю кто, услышали моё желание», — подумал он, чувствуя, как облегчение и счастье теплом разливаются по телу, похолодевшему от страха. Страха потерять Вас. Эта неподвижность, безжизненно откинутая голова слишком отчётливо напоминали ему о соклановцах, которых ему подчас приходилось выносить на руках с поля боя. Для завершения ужасной картины не хватало нескольких штрихов: воткнутого в грудь куная, разорванной плоти или оторванной конечности. Впервые после гибели брата, Мадара ощутил оцепенение безысходности, пригвоздившее ноги к полу, а сознание к моменту Вашего падения. Ему не выдержать ещё одной потери родного человека. Их осталось так мало. Двое. — Проклятье… (В.И.)… — Да, я совсем не подарок… Ваша вымученная слабая улыбка светлым лучом развеяло мрак муки его души. А тёплые женские пальцы продолжали ласкать кожу, огрубевшую под ударами ветров, песков и дождей… — Не приведи ками кому-нибудь подарить такой, — прохрипел Мадара, не отводя взгляда от бледного овала Вашего лица; наслаждаясь долгожданным прикосновением, более томительно-приятным, чем любая, даже самая реалистичная фантазия. — К лекарю отнесу… Вы практически незаметно качнули головой. — Не утруждайте себя… Пожалуйста… Мне намного легче… Я разволновалась… Как недостойно… — тихий женский голос, как витиеватый дурманящий дым курений заполнил залитую тьмой комнатку. Учиха хмыкнул: — Так уверена? Из меня доктор, что из тебя шиноби. Вы слабо хихикнули и легкомысленно произнесли: — Даже не сомневалась. Мадара вскинул вверх брови от удивления. Неужели Вы столь недоверчиво относитесь к его врачевательским способностям? Вот уж неожиданность. Хорошо, что ещё про стихосложение не прознали. Иначе нашли бы иной раз повод осторожно и тонко поддеть непомерного гиганта самолюбия главы самого гордого клана. Однако Мадара предпочитал, чтобы последнее слово, как и поле боя оставалось за ним. Он за мгновение оценил соблазнительную выгоду своего положения. Успел отметить, что растрёпанная, с тронутыми румянцем щеками, восседающая на его руках Вы выглядели великолепно, как изящная икебана в токономо*3*. Даже позлорадствовать успел, вообразив, как истлел бы от ревности Тобирама, если бы он увидел Мадару и Вас, замерших в столь двусмысленном положении. Вдруг, в следующий миг, он сделал резкий шаг назад. Не ожидавшая внезапного толчка Вы невольно вскрикнули и прильнули к Учихе, желая получить опору, чтобы не упасть во второй раз. Тут же уткнувшись подбородком ему в плечо, Вы ощутили, как острые пряди его волос укололи кожу. Будто уткнулись носом в еловые лапки. Обвив рукой его шею, точно змея, Вы второй обхватили широкую спину. Уцепились пальцами за поразительно мягкую гладкую ткань хаори, ибо полностью обнять главу клана Учих не получилось. «Мама родненькая… Какую дурость я творю вновь? Уроки госпожи Мэйуми так ничему не научили… Вот уж верно «был напрасен урок»*4*… Ками, я такого мужчину обнимаю!» — мысли шли вразнобой, сменяя друг друга в самом неожиданном порядке. Пьянящим дурманом окутывал его запах: тонкие нотки рисового шампуня смешивались, исчезали, становясь незначительными в терпкости дуба и горьковатом, особом «букете» ароматов, природой составленным индивидуально для каждого человека. Вы вдохнули его вновь, подумав: «В своём мире я и мечтать не могла прикасаться к такому мужчине… Что уж говорить о моем нынешнем жалком положении… Девушки из его клана только прознают, тут же линчуют меня». Мадара, ничего не подозревая о Ваших опасениях, осторожно опустился на татами, не выпуская Вас из плена объятий. Тёплое дыхание нежно оглаживало напряжённую шею. Столь невероятная, интимная близость распаляла в мужчине жар потаённого желания. Желания овладеть этой женщиной полностью. Если бы не обстоятельства, сделавшие возможными подобные прикосновения наяву… «Нет», — подумал Мадара, крепче прижимая к себе тело, внезапно оказавшееся столь хрупким, — «если я хотя бы раз ощущаю блаженство близости с тобой, то ты уже никогда не станешь гейшей… Не позволю. Эти недостойные не посмеют любоваться твоим особым изяществом, слушать твой смех, шутить вместе с тобой, беседовать… Окончательно станешь моей. Тогда я поступлю низко. Отец бы зарубил меня за такой недостойный поступок. Однако мысли о тебе слишком сильно будоражат: я не смогу жить спокойно, осознавая, что кто-то… Проклятье, даже сейчас содрогаюсь от отвращения. Нет, тогда ты станешь мой женой, леди В.И. Учиха. А всех недовольных ждет встреча с Сусаноо и, если переживут, со мной лично», — порождённые дурманящим ароматом Ваших волос, теплом Ваших рук, нежностью Вашего тела морок безумия овладел мыслями главы клана, которые, однако, развеял именно Ваш голос. — Отпустите, Мадара-сама… Недовольный тем, что его мечтания прервали он нехотя проворчал: — Даже не уговаривай — бесполезно. Или хочешь вновь упасть? — Пить хочу… — шепот коснулся его напряжённого слуха. Учиха тихо выдохнул. Не хотелось отпускать, но и держать Вас в плену объятий было бы верхом безумной жестокости. Вы ведь едва пришли себя. И сейчас, верно, оправившись от первого шока вдруг почувствовали всю тяжесть эмоций и ощущений, что каменной лавиной засыпали Ваше тело и дух. Он осторожно, так трогательно бережно для мужчины его силы провёл ладонью по Вашей спине. Даже жёсткая домотканая ткань вдруг стала казаться мягче шёлка… Очертил изгиб женских локтей и недовольно хмыкнул, когда Вы со странной поспешностью убрали руки с его шеи, спины. «Не может быть, чтобы я был ей противен», — подумал Мадара, ощутив укол недовольства в области самолюбия. Что эта девица возомнила о себе, в самом деле? Неужели он настолько плох для неё? Однако, присмотревшись, он заметил, что смущение теперь пылало не бледным, а насыщенным румянцем на Ваших щеках. Такая реакция залечила рану, нанесённую им же самим по неосторожности и поспешности суждений. «Мысли о тебе будоражат… Сводят с ума», — так подумал Мадара, а сказал следующее: — Где воду хранишь? — Вот уж точно не стоит! — прохрипели Вы и даже покачали головой. — Я сама возьму… — Где. Вода, — прямого взгляда, твёрдости голоса хватило, чтобы Вы указали рукой на ширму, бледным прямоугольником простилившуюся вдоль комнатки. — Рядом с нагамочи невысокая подставка, на ней ведро… Только сегодня набрала, — безвольно произнесли Вы, явно поняв, что спорить с Учихой себе дороже. — Только не падай, пока я не вернусь, — строго наказал Мадара. Он быстро оказался у злосчастной ширмы. Едва удерживая в крепкой узде воли желание пнуть деревянную конструкцию, глава клана ступил на импровизированную кухоньку. Найти ведро ледяной колодезной воды не составило труда: оно стояло там, где Вы и описали. Небольшая плошка, будто шутливая корона, увенчивала крышку нагамочи. Однако больше сил Мадаре потребовалось, чтобы не расплескать воду, когда он услышал Ваш ответ: — Значит, когда вернётесь можно будет? В этот момент он проклял себя за желания, что устремились именно к «этой несностной Сенджу». — Когда дозволю, тогда можно будет, — Мадара ответил столь строгим, беспрекословно властным тоном, что трудно было разобрать шутит он или нет. Вернувшись в комнатку, он заметил, что Вы не полулежите, упершись руками в татами, а сидите, как того требуют приличия, на коленях. Вновь Учиха поразился Вашему упрямому желанию идти наперекор не только ему, но и самой себе. Бледность лица, тусклый взгляд, опущенная голова — нечто гложило Вас изнутри, терзало ненасытным зверем. И всё же Вы старались употребить остатки сил для того, чтобы даже в растрёпанном, измученном виде выглядеть достойно. Мадаре это понравилось. Довольство Вашей стойкостью тронуло его душу, и всё же он желал, чтобы Вы не мучили себя лишний раз. Однако глава клана не намеревался поведать Вам об этом — то было бы неуважением к Вашим тяжким усилиям продемонстрировать ему, что Вам лучше, чем есть на самом деле. — Тогда, смею просить, никогда не давайте позволения… Падать так неприятно, — тихий голос, точно шелест трав ласкал слух, пусть и был трудноуловим. — Ненавижу обещать, но в этот раз сделаю исключение — тебе подобного я не позволю, — произнёс он, подав Вам плашку с водой. Усевшись напротив Вас Мадара по привычке придвинул катану, чтобы сталь, закованная в ножны, холодом погасила жар напряжения. Он испытывал его всякий раз, когда не было под рукой надёжного меча. — Вы так добры, Мадара-сама, — он не расслышал иронии в Ваших словах: благодарю, — произнесли Вы, сжимая деревянную мисочку. «Только к тебе, «Сенджу». И с недавних пор ещё одному оболдую из этого клана», — подумал Учиха и невольно вспомнилась вражда с Хаширамой и его собратьями, ещё столь недавно не знавшая конца. Вы старались пить осторожно, чтобы драгоценная жидкость не пролилась на платье. Однако мужчина видел, сколь нервными, быстрыми были эти небольшие глоточки. Слабость явно не планировала выпускать Ваше тело из холодного плена своей необъятной пыточной: Вы пошатнулись. Мадара был готов вновь поймать Вас, однако сил хватило — Вы усидели. И даже аккуратно поставили плашечку рядом. Положили дрожащие руки на колени и обратили полный благодарности взгляд на главу клана, не отводившего чуткий взор от Вас. Отражение всё той же пустоты застыло в Ваших глазах. — Благодарю Вас… Мадара-сама… Вы спасли меня дважды… «Трижды», — добавил он, вспомнив неудачливого жениха Кеншина. -… Я не достойна столь высокой чести… Право… Спасибо! Я никогда не забуду Вашего расположения и доброты. — Надеюсь. Люди часто забывают хорошее, — хмыкнул Мадара, — но ты точно не забудешь. Скорее истерзаешь себя мыслями о том, как же поблагодарить меня за «спасение недостойной», при этом замучив меня формальностями. Ваша попытка рассмеяться получилась натянутой, лишённой радости. Это ввергало Учиху в неловкость незнания, что ему делать дальше. Как поддержать Вас так, чтобы не обидеть? — А Вы уже всё про меня знаете. Значит придётся изобрести новый способ… — бледная улыбка была подобна случайному росчерку туши на бумаге, чей цвет поглотило ненасытное время. Неуловимое плавное движение — Ваша рука уже упирается в татами. Продолжая сидеть на коленях Вы создали себе опору. Мадара потянулся к бутылке сакэ и чарочкам. Ему было очевидно, что одной лишь воды мало, чтобы Вы окончательно пришли в себя после роковой новости. Весь Ваш вид: от нездорового цвета лица, то зияющей пустоты отчаяния в глазах наводил на мысль о том, что если он продолжит игнорировать Ваше состояние, то Вы себя лично доведёте до «обители мрака», мира мёртвых. Учиха понял, что перед ним Вы продолжите делать вид, будто дух Ваш не угнетён. Оставлять Вас одну он не собирался. «Неизвестно, что она удумает здесь в одиночестве, зная, что обратно ей дороги нет», — неприятная, но крайне упорная мысль подтачивала разум, напоминая о себе всякий раз, стоило ему взглянуть на Вас. — Мне безусловно приятно, что ты намерена постараться для меня, но, будь добра, сделай это позже, а пока что… — Мадара протянул Вам чарочку с переливающимся мрачным блеском сакэ. — Выпей. — Благодарю, Мадара-сама… Но я уже пила, — Вы с недоумением воззрились на него. Учиха едва сдержался, чтобы устало не закатить глаза. «Почему она противится мне даже в такой мелочи?» — Это не приглашение напиться, а после распевать весёлые песенки у ворот твоего окия. Считай, что я прошу тебя принять лекарство. — Даже несмотря на то, что лекарь из Вас, как из меня шиноби? — Вы протянули руки, осторожно принимая чарочку. — Ты же знаешь, что ниндзя владеют не только ниндзюцу, а мне доподлинно известно, что сакэ — лучшее лекарство в твоём случае, — взглядом он указал на предмет спора, — пей уже. — Вас не переспорить… — прошептали Вы прежде чем пригубить водки. Горечь тут же коснулась губ — словно собственную душу выпить попытались. — От упрямицы слышу, — Мадара одним глотком осушил чарочку. Посмотрел на Вас внимательно и со знанием дела произнес: — Ещё налить? — Позвольте, я сама… Не приличествует добросовестной слу… — Вы замолчали, после добавили, уже тише.– Хозяйке прохлаждаться, а гостю самому себе прислуживать. Не согласиться с Вами Мадара не мог. Вы, не вставая, на одних коленях, без помощи рук, как и подобает, придвинулись ближе к подносику. Поставили свою чарочку рядом с его. За окном надрываясь пела голосом ветра свою заунывную песнь зимняя ночь. Луна видимо скрылась за облаками, так как квадратики васи на оконной раме уже не подсвечивались. Зажурчала льющаяся жидкость в полутьме маленького жилища. Служанка и аристократ, простой человек и одарённый шиноби внимали протяжному скрипу одинокой криптомерии. Казалось, мир растворился в долгом неизменном завывании стихии и всепоглощающей черноте. Вы не заметили, как выпили уже три чарки сакэ. Алкоголь огнём разливался внутри, но душу не согревал. Будто обтекал её, но не мог просочиться, дотянуться до той пульсирующей раны, открывшейся столь внезапно, что Ваше сознание предпочло погрузиться во мрак на несколько мгновений. «Если бы не Мадара-сама, то лежала бы, совсем как тогда…» — воспоминания о желании навсегда оставить мир новым, метким ударом раскрыли рану ещё больше. Из её глубин начали кровоточить все страхи, что Вам пришлось преодолеть: непринятие новой реальности; острое желание забыться вечным сном; несбыточную надежду на возвращение; немыслимое по крутизне падение; неведанное ранее одиночество. Этот поток прилил к мозгу. Вы выпили ещё сакэ, после ещё, надеясь, что волна алкоголя справиться с нахлынувшим страданием. Куда там! Сброженное сусло лишь обострило чувства. Стало нестерпимо стыдно перед Мадарой за испорченный вечер. «Он явно пришёл, чтобы отвлечься от тягот жизни воина, а я, как всегда, усложняю всё…» — подумали Вы и едва не заплакали от обиды. — «Бесполезная девка… Только что реветь и можешь. Да разве уже поможешь этим? Вернёшь утраченное? Будь то вечер или свой мир…» — Простите меня, никчёмную… Мадара-сама, — практически не слышно прошептали Вы, опустив голову так низко, будто желая тут же упасть в земном поклоне. — Я испортила Вам удовольствие от вечера… Упала, вынудила носить мне воду… Вы так устали, а я, вместо того, чтобы обрадовать Вас, лишь обременяла Вас своей слабостью… — Луна скрылась за облаками, Как и счастье моё — Нашло укрытие в вечной печали, Что, увы, не утренний лик*2* — К вечеру не увянет. Танака была связана, как кружево, из тревог, дум и волнения, охвативших Вас полностью, как гендзюцу неудачливого шиноби. Мадара тихо выдохнул, смотря на эту прискорбную картину. Он сам способствовал её написанию, когда предложил Вам водки. Не по наслышке, а по личному опыту знал, что в самые тяжёлые моменты, когда не находишь слов, чтобы облачить в них горе именно алкоголь смывает плотину. Ту платину скованности, что сдерживает бурлящий поток чувств в переполненной ими душе. Так было, когда погиб Изуна. Он позволил себе захлебнуться в этих буйных волнах. Прочувствовать каждый их удар. Впервые с малых лет, когда погиб его третий брат, он безутешно плакал. Он, взрослый мужчина, рыдал как дитя… Однако именно это излияние помогло ему опустошить душу для того, чтобы заполнить её вновь. Но уже не любовью, пониманием, мечтами, а ненавистью, гневу и неутолимой злобе. Вы приложили ладонь к щеке, опустив голову слишком низко, что Мадара не мог разглядеть выражение Вашего лица. Однако ему то было не нужно: дрожь плечей выдавала Вас. — (В.И.)… — настойчиво позвал он. Вы вздрогнули, будто его слова были подобны ударам кнута. Медленно подняли голову и взглянули на него. Даже в черноте безлунной ночи Учиха заметил, как дрожали Ваши губы, блестели из-за накативших слёз глаза. Внутри всё перевернулось. Пламя Вашего страдания пожирало Вас, но задевало и его, оставляя на душе болезненные ожоги осознания собственного бессилия потушить этот огонь. Невыносимо смотреть на Ваши мучения! Мадара желал спалить всё вокруг, если это заставит Вас улыбнуться, он обязательно использует такой катон, что ещё не создавал ни один Учиха. Даже великий прародитель Индра! — (В.И.)… — ещё настойчивее воззвал он. Протянул руку, но Вы, как испуганная лисица, завидевшая охотника, дёрнулись. Рукавом, словно хвостом, прикрыли лицо.Отпрянув, прошептали в отчаянии: — Простите-простите-простите… Я сейчас… Тут где-то был мой платок… Прошу, не злитесь на меня… Какое жалкое, противное зрелище… Вы упёрлись руками в татами. Заметив Вашу попытку сбежать Мадара приподнялся, поддался вперёд. Вы уловили движение сбоку, попытались отползти назад, однако крепкая рука, свернувшая шею не одному врагу, стальной хваткой вцепилась в Ваш локоть. Глава клана обхватил Вас за талию и властно, не слушая перемешанных с всхлипами возражений, притянул Вас к себе, заставив уткнуться носом в его грудь. — Мадара-сама! Прошу, пустите! — Хоть до рассвета умоляй, не отпущу, — произнёс он, стараясь из последних сил сохранить спокойствие голоса. — Прошу… Прошу… — Ваше тело содрогалось, объятое кольцом сильных рук. — Я не хочу обременять Вас… — Что за глупости ещё ты себе напридумывала, пока меня не было? — глухой шёпот раздался над самым Вашим ухом. — Единственное, чем ты меня обременяешь — нежеланием слушать меня, подчиняться мне, даже когда это в твоих интересах. Спустя мгновение он добавил: — Ненавижу твоё упрямство. Сжатая в его объятиях девушка замерла, прекратив отчаянно, бесполезно сопротивляться ужасающей силе Учиха. Сквозь ткани хаори и кимоно Мадара ощущал плавное движение женских ладоней по спине. Остановившись на поясе, они обхватили его так крепко, будто утопающий бревно. Вы прошептали прямо ему в грудь: — Не станете презирать меня? — Не стану, — произнёс Мадара насколько успокаивающе, насколько мог. — Совсем-совсем? — спросили Вы всё с той же настороженностью лисицы. Вместо ответа он ещё ближе притянул Вас к себе. Обвивая одной рукой за талию, второй надавив на спину — он буквально вжал Вас в себя, словно желая растворить в себе. Ойкнув, прошептали: — Слишком сильно… Я не дуб, я сломаюсь… — Будет тебе уроком, — грозно произнёс он, немного ослабив хватку. — Чтобы впредь не думала так плохо обо мне и о себе. — «Был напрасен урок…» — женские ладони случайно задели волосы, вырвав из груди воина выдох. –«Ведь в этом мире так трудно// Быть ко всему равнодушной»…*4* Тишина хрустальным куполом укрыла вашу пару. Несколько мгновений… Её разбил плач. Ваша плотина скованности рухнула, как последнее сопротивление, и волны чувств, словно полчища врагов, ворвались во тьму уединённого жилища слезами и словами. — Простите-простите! Мне так стыдно за своё поведение… Боюсь… Всё боюсь, что разозлю Вас, кого-нибудь ещё, и тогда вышвырнут меня из поселения, уже деревни… А куда мне идти? Кто меня ждёт? Только разве что великий царь дзигоку Эмма Дай-о… Но к нему в любом случае придётся прийти, не отвертишься от его приглашения… Буддийские монахи говорят, что существует три мира: прошедшее, настоящее и будущее… Меня страшит последний, я не знаю, что меня ждёт, куда приведёт меня карма ли, собственная глупость ли, обстоятельства ли… Мир настоящего такой зыбкий, как зыбучий песок в пустыне. Засасывает… Больше противишься, больше погружаешься. И непонятно, что ждёт там, под этим слоем. Кажется, что одно лишь разочарование. Все мои старания, попытки вдохнуть в своё неповоротливое, неуклюжее тело изящество видятся смешными, бесполезными… Так сложно… Ой! Пожалуйста, не сжимайте плечо так сильно, Мадара-сама, я когда репетировала равновесие и потеряла, об ограду стукнулась плечом… Смех и слёзы. Я начала так браниться… Хорошо, что Вы не слышали. А вот часовые посмеялись, а после те, которые ждали своей смены, как раз был час Собаки *т.е. от 19-21*, предложили посидеть с ними… Они меня уже выучить успели, знали откуда я, об истории моей слышали, поэтому обошлось без непристойных намёков. Зато они мне столько историй рассказали о призрачных огнях, оборотнях и бесах, что я после едва живая от страха домой вернулась. Не поверите, всюду мерещились тени от летающих голов, а ведь то были обычные фонари! Вы тихо, грустно, сквозь слёзы засмеялись. А Мадара продолжал безмолвно слушать излияния одинокой девушки. Лишь только переместил руку пониже, чтобы не задеть плечо, да обнял крепче, сгорая от мук собственничества. Не мог он переносить вид других мужчин рядом с Вами. Тем более он сомневался, чтобы у всех стражей были такие добрые намерения. Видимо те либо женаты были, либо действительно настолько привыкли к тренирующей танцы девушке, что воспринимали её как неизменную тень подле ограды. «Вот так и оставляй тебя на две недели без присмотра… Несносная Сенджу», — подумал он, продолжая водить рукой по Вашей спине, будто поглаживая, как кошку. Тем временем тихая речь продолжала литься беспокойным ручейком, заполняя практически погрузившуюся во мрак комнатку. Почти потух огонь в ирори. — Но милее всего мне мир прошлого, кажущийся сейчас совсем далёким, как Небесная Река… У нас это созвездие называли Млечный путь. Знаете, Мадара-сама, Вам может это показаться удивительным, Вы даже вряд ли поверите мне, однако я вовсе не общительна… Просто сейчас я должна разговаривать не только с продавцом, прося подождать, мол, сейчас мелочь поищу. Раньше на этом мой контакт с внешним миром вне работы заканчивался… Звонки по работе не считаются, то — обязательство, не желание с кем-то говорить. Обсудил заказ, выяснил, что хотят видеть в переводе или письме, и выполняй себе на здоровье. Редко находились такие, кто трезвонил часто… Хотя, сами понимаете, люди разные бывают. Раз на раз не приходится… приходилось… Как странно говорить о своей жизни в прошедшем времени сейчас, когда так чётко видны границы между мирами прошлого и настоящего… Так как я дома работала, то у меня там был свой «кабинет», если можно так назвать рабочий стол… Он стоял прямо… Простите мои всхлипы… Он стоял прямо… Да что же это… Он стоял прямо перед окном, чтобы я могла весь двор видеть. Хотя было бы там на что, кроме разбросанных по асфальту бутылок смотреть. Ну или подростков, юношей с колонками, но эти ближе к лету выползали… Всегда под рукой всё было: словари, блокноты, писчие принадлежности, кружка. Моя любимая кружка, чего я из неё только не пила… Но всё больше чай. Я держала свой «кабинет» в порядке: не люблю, когда нужную вещь приходится искать, тогда же забываешь зачем тянулся за ней! И сладости в доме были всегда… Когда попадался контракт сложный или, ками, финансовый отчёт, я съедала шоколадку, и мир казался не таким уж унылым, как моя дипломная работа. Ваш тихий смех успокаивающим средством действовал на Мадару. Ведь это значило, что Вы постепенно выбирались из застенка отчаяния. Хотя Учиха был порядком растерян, ибо не понимал большей части названий, которыми Вы щедро присыпали свою речь, как кухарка рыбу солью. Обветренными мозолистыми пальцами он немного оттянул грубую ткань, прикоснулся к нежной тёплой коже. Вы были столь погружены в море воспоминаний, что не сразу ощутили, как шершавые подушечки пальцев оглаживают покатый контур шеи. А когда встрепенулись, то мужская ладонь уже лежала на Вашей спине. — Померещилось наверное… Так тепло стало, до того думала замёрзну совсем, жалко дрова тратить, когда гостей нет. Дорогими стали из-за того, что в лесу недавно клан Оникума начал орудовать… Опасно рубить стало, вот и подняли цены… Всё же правильно говорили в нашем мире, что лишь когда потеряем что-то, то плакать начинаем. А когда имеем — не замечаем, не ценим. Это одинаково относится и к людям, и к вещам… Знаете, я ведь уже встречала гейш. Хотя, вернее будет сказать, видела их вблизи… Это было ещё в мою бытность последовательного переводчика. Моя тётя японист, благодаря которой я полюбила этот язык, буквально с детства, мне тогда лет восемь было, помогла мне устроится переводчиком в одну фирму сразу после университета. У них основным партнёром была японская компания… И вот однажды мой начальник полетел к ним, обсуждать новую коллекцию, они торговали самыми разными ювелирными изделиями… Простите, опять всхлипываю… В общем, офис их находился в Киото! Киото — город моей мечты! Я стремилась туда, как грешник, желающий замолить грехи, к 33 святыням богини милосердия Каннон… Кстати, там находится храм Сандзюсангэн-до, как раз посвящённый тысячерукой богине. Я его так и не увидела, начальник туда не поехал, а я отлучиться не могла… Ведь переводчик тянется за начальником, как хвост за собакой. Не наоборот. И вообще переводчик и гейша чем-то похожи, совершенно отдалённо, однако, призадумавшись, обнаруживаешь, что те и те не могут пить и есть за общим застольем; всегда должны находиться рядом с тем, кто им платит. Только гейша говорит, когда к ней обращаются, а переводчик до тех пор, пока его не остановят, попросив вот эту фразу не переводить. Вы тихо рассмеялись далёким призракам прошлого мира. В эйфорическом забытьи ностальгии прижались к Мадаре так близко, так трогательно сжали ткань хаори, что ему пришлось воззвать к стальной выдержке ниндзя, чтобы не обхватить Ваше лицо ладонями, начав покрывать его безудержными поцелуями. Пламенем страсть обожгла вены — он так долго ждал этого шажка доверия, взаимности, пьянящей, как лучшее настоянное на травах вино. Однако он не мог перейти на этот берег, разрушив ещё слишком хрупкий мост доверия. Вместо того он положил голову Вам на плечо, уткнувшись носом в Вашу шею. Ощутил, как приподнялась Ваша грудь во вдохе и после женские пальцы с его молчаливого позволения запутались в его вечно растрёпанных волосах. Сильнее завыл ветер. Ваш голос наоборот стал таять, как свеча, стекающая восковыми каплями, становясь всё меньше и меньше… Всё тише и тише… — Я могла бы стать синхронным переводчиком… Возможно к тридцати с лишним годам до МИДа дослужилась бы… Могла бы… Если бы во мне честолюбия было бы больше, чем в фальшивой монете драгоценного металла… Тётя негодовала из-за того, что я с должности ушла, стала заниматься переводами на дому, будто «какой-то новичок, прогоняющий текст через гугл». Однако она хоть и строгая, но всё же в какой-то степени понимающая… По крайней мере ей стало ясно, что эту цикаду из её скорлупки не извлечь… И ведь когда-то у меня с одиночеством был лад, как у рыбы с водой. Только теперь я осознала в полной мере, со всей ясностью, что, то было не одиночество, а уединение… В любой момент я могла написать подруге, позвонить родным. И пусть многие были заняты, но всё же ощущение, что ты кому-то нужен, кто-то волнуется о тебе, справляется о твоём здоровье; ворчит потому что «кроме своих сладостей ничего не ешь» греет совсем так, как Ваши руки, Мадара-сама… Так давно я не ощущала себя такой защищённой, будто даже нужной… Вы начали засыпать, склонив голову на широкую мужскую грудь. Тепло человеческого тела, истощение душевных и физических сил, нагревшийся пол и пьянящее забытье ввергли Ваше сознание во мрак сна. Мадара продолжал безмолвно обнимать Вас. Он не пытался перебивать Вас, задавать дурацкие вопросы, присущие праздному любопытству. Ещё юнцом он узнал от слуг отца, что тот часто выговаривался матери, пока она ещё была жива, рассказывая ей о накопившейся на сердце горечи. Безмолвно слушая она лишь кивала, успокаивающе поглаживая мужа по руке, либо обнимая его. В самый тяжкий для Мадары час никого не было подле него, чтобы так же приласкать, утешить. Он вынес муку в одиночестве, так же как до этого несли ношу своей печали Вы. Учиха знал её тяжесть, потому разделил её с Вами. Мадара ослабил объятия, чтобы Вы смогли устроить голову на его плече. Доверчиво прильнув к воину Вы перевернулись набок, притянули к себе ноги. Даже не страдающий тягой к поэзии глава клана Учих сравнил Вас с бабочкой. Себе же он оставил роль грозного паука, чьи жуткие лапки захватили в плен хрупкую красавицу. «Хотя… Не подходит тебе быть бабочкой. Та слишком недолговечна, легка, да и погибает рано. Скорее лисица. Выносливая, хитрая, непокорная. В таком случае я буду тэнгу. Давно мне пророчили участь стать демоном, если не перестану гордиться… Конечно, если самим нечем похвастаться, то не позволяй другим. Идиоты. Одна ты у меня умница… Ну и Хаширама, с натяжкой и по старой дружбе», — размышляя Мадара методично вытягивал из Вашей причёски кандзаси. Мягким потоком пряди Ваших волос заструились по мужским рукам. Шпильки же шиноби ловко забросил на подносик. «Эти старые и уродливые, как их вообще носить можно? Я тебе лучше привёз, из столицы. После этой ночи только попробуй не принять мой подарок», — мысли текли, как локоны Ваших волос сквозь грубые пальцы воина. Внезапно Вы пробурчали в полусне: — Я обязательно… Стану майко… И у меня будут украшения с цветами в волосах… Своими танцами я расскажу истории о давних временах… Страданиях покинутых жён… О путях одиноких монахинь… Судьбе ронина… Карме… Обязательно… — Вы прижались ближе к мужчине, будто боясь, что он может исчезнуть полуночным видением, оставив Вас в пустоте одиночества вновь. — Надеюсь, я смогу отблагодарить Вас, Мадара-сама… Спасибо Вам… Вы хороший… Однако Учиха так и не узнал кем Вы видите его: сон окончательно сморил Вас. Потому пришлось главе клана остановиться на том, что он по крайней мере «хороший». «Мои генералы языки себе от смеха откусили бы, если бы узнали, что я «хороший», — подумал Мадара. Он смотрел на Вас сквозь преграду тьмы кроваво-алыми глазами. Беспрестанно разглаживал податливые волны волос, будто невзначай касаясь пальцами скулы или шеи. Постепенно Мадара ощущал, что всемогущий сон одолевает и его. Веки тяжелели и ветер за окном будто напевал древнюю, давно забытую людьми песню гармонии, природы, мира. Хотелось позволить волнам безвольно увлечь его с Вами в объятиях в далёкую «Чистую землю», рае, о котором проповедуют буддийские монахи. «Если так заснём, то завтра будем чувствовать себя, как после пытки, а не совместно проведенной ночи. Пусть и не такой, какой я представлял», — ухватившись за эту мысль, как утопающий за бамбуковую палку Мадара развеял сонное наваждение. Огляделся. Сундука в котором Вы могли бы хранить футон в комнатке не было. «Значит он в пристройке. Хоть идти недалеко, по «галерее», если можно так назвать несколько досок, приколоченных к энагава. Она каждый день таскает его оттуда?» Мадара осторожно переложил Вашу голову на татами. «Сейчас я сооружу нам изголовье, подожди», — подумал он, поднявшись. Учиха снял с себя хаори. Свернув его валиком окинул полученный результат критическим взглядом. «Сойдет», — решил мужчина и поставил его на то место, где Вы обычно расстилаете футон. После положил рядом катану, достал из-за пояса вакидзаси. Вы даже не шелохнулись — настолько крепко спали. Мадара второй раз за ночь поднял Вас на руки. Однако нести Вас к изголовью было многим приятнее, чем к пожилому полуглухому лекарю. Положив Вас глава клана устроился рядом, тут же притянув Вас к себе. Дерзость поступка уже не волновала его — сегодняшним вечером вы оба и без того переступили все границы дозволенного. Так чего же теперь бояться гнева стражей? Сознание главы клана Учих не охраняла стыдливость. Насколько он помнил в Вашем мире дозволено обниматься даже малознакомым людям, поэтому его поступок не оскорбит Вас. «Утром скажу, что обнял, чтобы не околела от холода», — приняв решение Мадара провёл ладонью по Вашей щеке. Загрубевшие пальцы гладили сухую мягкую кожу. Простое действие — он проделывал сотни раз для того, чтобы расположить обитательниц «мира цветов и ив», ибо большей частью девицы тряслись под его взглядом, как кролики, завидевшие волка. Однако отчего прикосновение к «этой Сенджу» пробуждают в нём доселе дремавший вулкан эмоций? Почему её образ будоражит мысли настолько, что он счастлив, просто касаясь её щеки? «Безумие», — подумал он, оглядывая комнатушку. Вдруг его взгляд упал на белый веер-оги, что заснувшим мотыльком лежал на высокой тумбе. Мадару тут же пробрала холодная дрожь. Ему почудилось, будто он видит осуждающий взгляд брата. Родные чёрные глаза взирают на онии-сан с непониманием и осуждением. Алые глаза погасли, чтобы после вспыхнуть вновь. Видение исчезло, оставив после себя пустоту в комнате и сердце Учихи. «Вновь… Если бы не боялся, не видел бы его… Я готов хоть вечность дрожать, лишь бы видеть тебя, Изуна. Но, прошу, не осуждай меня», — мысли прервало тёплое касание, опалившее шею. Ошеломленный он опустил взгляд и увидел покрытую сетью трещинок женскую ладошку, легшую ему на грудь. Видимо случайно Вам удалось задеть пальцами виднеющуюся из-под слоёв ткани кожу. Случайность ли это? Словно бы Вы почувствовали его тревогу и поделились теплом, чтобы согреть продрогшую во мраке душу. «Такую жену я искал… Как иронична, однако, жизнь. Я искал её сквозь года в толпе соклановцев, а она явилась из другого мира и первой её увидел мой брат… Изуна, братик, прости своего старшего брата. Я не смог защитить тебя, я воспылал страстью к твоей избраннице. Я не сомневаюсь, что она ею была, иначе не дарил бы ты ей ничего», — Мадара осторожно привлёк Вас к себе и коснулся обветренными, сухими губами волос. Борясь со сном и волнительным желанием оставил поцелуй на виске. Изнывая от страсти коснулся щеки. Будоражащее наслаждение! Зарывшись носом в волосы сказал тени брата перед тем, как погрузиться в сон: «Теперь я понял, чем тебя завлекла эта лисица, «эта Сенджу»… Прости меня, прости, братик, но я не мог противиться чувству. Я не мог больше быть один». Сгорел подлетевший к непотухшим углям ирори мотылёк, вознесясь в черноту струйкой дыма.***
Морозный ветерок проникал в кабинет сквозь раздвинутую перегородку. Аккуратный ряд полок, отяжеленных свитками и книгами, словно старинное воинство, стоял в ряд грозно и неподвижно. Мадара пересматривал финансовые отчёты за последний месяц о части затрат Учих на строительство деревни. Он ненавидел заниматься бумажной волокитой, хоть и признавал необходимость этой кропотливой работы. Раньше над ними часы просиживал Изуна, чей спокойный нрав удерживал его руки от складывания печати техники «катон», чтобы предать огню все документы вместе с корреспонденцией. Теперь Мадаре приходилось сдерживать себя. «Слишком много вышло. Треклятый Тобирама, кто дал ему…» — однако мысль прервал женский крик. До боли знакомый голос нарушал спокойствие его мрачного склепа, сотрясая воздух у ворот. — Как можно женщине угрожать! — Можно, если она начинает глупости городить! — рявкнул немного грузный, но удивительно ловкий воин Изао. — Удумала она понимаете ли к главе клана идти… Оборванка! Чего сразу к дайме не наведалась? Он уже заждался. — Пожалуйста, господа, я прошу вас… — Ещё одно слово и мы зарубим тебя, собака, — чуть менее эмоционально, но всё так же грозно произнёс высокий красавец Кэтсуо. — Иди проси подаяние в другое место. И вообще на Учиху ты не похожа… Откуда взялась? «Что-то произошло», — ведомый этим предположением Мадара резко встал и властно отдал приказ, силясь не поднимать голос. — Мэзэру-сан, проводи девушку, что сейчас ругается со стражей, ко мне. Немедленно. Мэзэру Учиха, ставший секретарём главы клана благодаря образованности и умению не задавать вопросы, пока его о том не попросят, поклонившись, тут же засеменил во двор, моля будд, чтобы вспыльчивый Изао не нанес увечий странной незнакомке. Он лучше остальных знал, что когда Мадара кричит — жди беды. Он делает то редко, однако всякий раз после этого клан недосчитывается своих членов. Учиха нервно барабанил пальцами по столу. Прошло две недели с памятной ночи. Казалось, она связала «эту Сенджу» и главу клана красной нитью нежной привязанности. Она уже не столь холодна к нему, в порыве искренних чувств часто растворяется проклятая манерность. И в глубине родных глаз порой мелькает отражение сложного чувства: неуловимого, упрямого как лисица. Покажется и тут же скроется — странно. «Почему так долго?» — думал он, прожигая взглядом, будто катоном расписанное мастером сёдзи. Однако вот скрипнула створка и внутрь покачиваясь из-за хромоты вошёл Мэзэру, а за ним скромно ступали Вы. Платье Ваше выглядело столь неприглядно, что Мадара не мог винить своих людей в том, что они приняли Вас за нищенку. «Хорошо, что она в порядке. Без увечий. Ибо одежда её разве что чиста, а в остальном жалкое зрелище», — уже про себя он решил, что непременно одарит Вас тканями и новыми платьями, заставив принять дар и облачиться в него. — Благодарю, Мэзэру-сан. Свободен. — Мадара-сама, — секретарь поклонился и, пререваливаясь из стороны в сторону, вышел, плотно прикрыв створку сёдзи. Тихий стук и тишина. Ваши взгляды пересеклись. Вы тут же склонились в земном поклоне перед мужчиной в шитых серебром шёлковых чёрных одеждах. — Мадара-сама, прос… — Они не тронули тебя? — нетерпеливо перебил Учиха, не отпуская, будто пленяя взглядом. — Нет, Мадара-сама. Они несли службу только и всего… — произнесли Вы, не поднимая головы. Учиха устало выдохнул, с тяжестью опустившись в кресло. Дерево жалобно скрипнуло, разрывая краткий миг безмолвия. — Прочь формальности. Нормально же общались, — он сложил руки в замок, упершись локтями в столешницу, вперил взгляд в Ваше обеспокоенное лицо. Напряжение захватило душу и мысли, начавшие складываться в разнообразные теории о причине Вашего визита. — Что случилось? Ты же знаешь, что приходить сюда опасно. Мадара хотел добавить весьма крепкое высказывание о Вашей неосмотрительности, могущей стоить Вам жизни, однако, Ваш прямой твёрдый взгляд стрелой пронзил намерение, что погибло, не успев стать реальностью. — Я хочу сказать Вам нечто очень важное, Мадара-сама…Тайком от людей К тебе сердце давно стремится, Отчего же До сих пор неприступна Застава на Встреч-горе?
Фудзивара-но Корэтада «Госэнвакасю», 732