//17 января//
В районе носа сначала почувствовалась не сильная щемящая боль, потом резкий жар, и вот кровь хлынула ручьëм, почти мгновенно испачкав белую рубашку бардовыми пятнами. В глазах потемнело, и Алëна отшатнулась к стене уборной. Одной ладонью она придерживала нос, а второй прижималась к холодной каменной стене. Вдруг всë резко поплыло. Звук льющийся из крана воды стал заменяться звенящим шумом в ушах. Глаза начали закрываться, а мышцы ослабевать… Ледяные капли брызнули в лицо. Глаза мгновенно распахнулись, и с губ сорвался удивлëнный стон. — Чтобы в обморок не свалилась. — хмыкнула Саша, наблюдая за жалкими попытками Алëны поймать равновесие. И всë же она смогла выпрямиться. Держась за раковину одной рукой, подошла на пару шагов ближе к Горбачëвой. Но что точно Алëна хотела сделать, узнать мы не сможем, потому что уже через секунду она повалилась прямо в руки светловолосой без сознания. — Вот блядь! И что мне теперь, откачивать тебя?! — прошипела девушка. В голове мелькнула мысль о том, что в медпункте наверняка есть нашатырь, который сейчас был бы очень полезен. Саша, придерживая повисшую на ней Алëну, подошла к подоконнику. Она подняла на него девочку, облокотив головой о стекло, и осмотрела еë: испачканная рубашка, руки и лицо, растрëпанные волосы, ранее завязанные в две милых косички, синяки под глазами, что Алëна ещë сегодня утром пыталась замазать тональным кремом… Всë вместе выглядело плачевно. До чего же я еë довела… Горбачëва разворачивается, и, не выключая кран, спешит уйти из уборной. Она закрывает дверь, чтобы в эту сторону было меньше внимания уборщиц и учеников, и, почти бегом, срывается на первый этаж, в медпункт. Крупно повезло что сейчас только начался урок, поэтому людей в коридорах почти не было и встревожанную Горбачёву никто не заметил. Около медпункта Саша остановилась, привела в норму дыхание, после чего дёрнула за ручку двери. В помещении мед-сестры не оказалось, что было неудивительно — она очень редко здесь бывает. Даже найти её, вместе с уборщицей, сидящую на лавочке в коридоре было куда проще. Горбачёва, оглядываясь, медленно прошла вглубь маленького помещения. Шкафчики были забиты бинтами, пластырями, спиртовыми салфетками и прочими вещами первой помощи. Саша подошла к одному из таких, и, открыв его, начала искать пузырёк со спиртом. В принципе, на глаза он попался быстро: на нижней полке стояло несколько нужных ей баночек с, хорошо заметными, красными надписями «нашатырный спирт». Взяв один из них, и не забыв про кусочек ваты, она закрыла шкаф и поспешила удалиться отсюда — мало ли, мед-сестра заглянет. Уже в уборной, девушка открыла пузырёк, капнула жидкостью на ватку, и поднесла к носу, по прежнему лежащей на подоконнике, Швец.Раз… Два…
Она резко дëрнулась и распахнула глаза. Помутневший взгляд забегал по лицу Саши, что находилось непозволительно близко для их уровня общения. Сложно было понять, какие эмоции она сейчас испытывает, но одно ясно точно: она напряжена. Алëна вдруг резко закашлялась. Приступ, благо, короткий. — Вытри кровь с лица, — Горбачëва как-то неестественно быстро повернула голову, возможно, избегая столь настойчивого зрительного контакта. — И советую откопать где-нибудь новую одежду… Швецова посмотрела на свою рубашку. На белой ткани красно-бардовые пятна выглядели очень вызывающе. — И где мне искать? Если я выйду отсюда и меня кто-то увидит, от вопросов я никак не отделаюсь! — девочка, из полулежачего положения, аккуратно, чтобы избежать лишних головокружений, приняла сидячее и свесила ноги с подоконника. Саша вернула взгляд на Алëну. — А я что? — безразлично спросила она. Брови Швецовой нахмурились, ладони сжались в маленькие кулачки. Она открыла рот чтобы начать что-то говорить, но остановилась, снова закрывая его. Это вызвало у Саши смешок. — Принеси мне одежду. — твëрдо заявила девочка, устремляя взгляд прямо в глаза напротив, словно гипнотизируя. — Что? Я? — светловолосая усмехнулась, и сложила руки на груди. — Ты. Это произошло из-за тебя, поэтому, если не хочешь чтобы тебя отчислили, неси. — она продолжала пристально смотреть. — Я могла просто уйти, даже не приводить тебя в сознание. Что бы ты тогда делала? — Не переводи тему. Саша закатила глаза, демонстративно цокая языком. — Ладно, хорошо. Но я тоже не знаю где еë взять. — Где угодно. Мне нужна всего лишь какая-то футболка. — девочка, поняв, что уговорить получилось, с самодовольной улыбкой облокотилась на стену, продолжая пристально наблюдать за задумчивой Сашей. И всë-таки она была прекрасна… Эти кудри, их так хочется потрогать… А руки… Такие изящные, грациозные. Они способны не хило покалечить, но это не так страшно. Она такая властная, серьëзная… — В принципе… Я знаю, где взять одежду. — после этих слов она покинула помещение. Не было еë долго. Минут двадцать точно. Алëна уже начинала подумывать, что она обманула еë, и никакой одежды не принесëт. Но всë-таки она вернулась, и не с пустыми руками. — Держи. — девушка протянула младшей длинную чисто-белую футболку. — Спасибо. Саша уже развернулась и пошла к выходу, но Швец окликнула еë: — Стой, подожди… — Что? Алëна пару секунд помолчала, помялась, но потом всë же продолжила: — Почему ты снова начала меня ненавидеть? Всë же вроде было нормально… Лицо Саши вмиг стало напряжëнным и каким-то растерянным. — Не хочу об этом говорить. — и она ушла. Просто, без объяснений ушла.* * *
Повествование от лица Алëны
И вот я снова чувствую еë руки на своей шее. Снова она сжимает их сильнее с каждой секундой. Я пытаюсь держать глаза открытыми, чтобы смотреть прямо ей в лицо. Чтобы ловить каждую из еë эмоций, даже самую неприметную. Мне больно не от того, что я задыхаюсь. Мне больно потому что я для неë игрушка. Я ненормальная. Психически нездоровая… Сломанная на множество кусочков, и пытающаяся найти хорошую сторону в том, кто никогда не станет с тобой заодно. Глаза закрываются. Темнота.* * *
Последнее время я теряю себя, свою личность. Бóльшую часть времени я провожу в школе, где помимо, на первый взгляд, безобидных, подколов одноклассников, почти каждый день меня, или душит, или бьëт Саша. Я даже не пытаюсь остановить еë: во мне куда меньше силы чем в ней, отпор дать никакой точно не смогу. А если попытаюсь, уверена, что она только посмеëтся с этого. Да и мне даже нравится… Не в плане того, что получать боль, а нравится наблюдать за ней, еë движениями и эмоциями, которые в такие моменты у неë странные… Отвращение — это слово подходит больше всего под их описание. Наверное, она убедилась, что я никчëмна, поэтому противна. Когда прихожу домой, чуть ли не с порога начинаются скандалы мамы по поводу того, что я не общаюсь с Серëжей. Каждый Божий день одно и то же… А ведь этот самый Серëжа, пока еë нет дома, ломится мне в дверь в хлам пьяном состоянии, и орëт, что я шлюха, грозит исправить это. На телефоне у меня даже есть запись с этими, еле разборчивыми, орами, но мама отказывается со мной даже просто поговорить, что уж там слушать это. Я начинаю чувствовать себя маленькой мышкой, которую дети таскают за хвост и смеются. Каждый день кажется всë тяжелее. Стены в моëм мире стремительно рушатся. Я пытаюсь восстановить хоть что-то, хоть какой-то маленький кусочек, но, когда начинаю выстраивать кирпичики, прилетает удар с ещë большей силой.Зачем тогда выбираться со дна, если тебя всë равно утопят вновь?