Melek

Величайшее поощрение преступления — безнаказанность. Цицерон Марк Туллий

      Невесомый дым, лениво ползущий над верхушками деревьев, плавно закручивался в причудливые формы тучевых облаков под порывами ветра. Ночной странник предчувствовал тихую и спокойную дрёму укутанного мраком города и решил немного пошалить в темноте, точно зная, что его никто не заметит. Морской бриз смешивался в прохладном небе с тёплыми струями воздуха и нёс с собой соленоватый привкус свежести. Стараниями своих верных приспешников луна была ревностно скрыта от чужих глаз, так что даже лучик её величественного света не падал на землю. Зато не менее часто под куполом горизонта мелькали мохнатые звёзды, словно окружённые по бокам сверкающим пушком, и почти сразу, вспыхивая огоньком чьей-то надежды, смешливо прятались в бездне облачного тумана. Чёрный дым густел, пополняясь всё новыми тенями, и вскоре начал обволакивать собой тонкие ветви самых высоких деревьев, вынуждая их в панике раскачиваться из стороны в сторону, чтобы освободиться из крепких нитей обманчиво мягкой тьмы.       Пламя погасло, ни одна капля даже самого тусклого света не проникала в стоящий на окраине города деревянный дом, словно тот считался запретной территорией. Не было тепла, но в нём никто не нуждался: зачем искусственно греющий кожу огонь, когда рядом, тесно прижавшись, излучает настоящую энергию живое, подвижное тело? Внутри здания витал призрачный холодок вступившей в свои права ночи и робко, будто боясь навредить, кусался колкими клычками вечерней стужи. Дыхание вырывалось из груди блеклым облачком пара, мгновенно остывая на чужих синеющих губах, в далёком мире, находящимся за пределами высоких стен, стояла невообразимо прочная тишина, но здесь она трусливо сбежала в самые дальние уголки дома, испугавшись слишком громких и прерывистых вздохов. Темнота мешала видеть, смотреть и рассматривать, но вместо незаменимого днём зрения ночью внезапно проснулось осязание. Требовательные властные руки могли добраться до любого участка на чужом теле без всякого стеснения, могли трогать, щупать, ласкать и изучать все его прелести. Пальцы покалывало то ли от предвкушении, то ли от незаменимого блаженства, охваченное неземной страстью сердце грозилось пробить мощную, разгорячённую грудь, по спине неожиданно пробегал озноб от резких перепадов температуры, но всё это казалось таким неважным и пустяковым, что мысли о покое иной раз даже не стремились залезть в голову.       Гибкое податливое тело изящно изворачивалось и трепетало в руках Селима, пока его онемевшие губы безостановочно ласкали нежную и сладкую кожу, отдающую в нос дурманящим ароматом чего-то недоступного, небесного и прозрачного. Его пальцы жадно и вместе с тем мягко обследовали каждую неровность, каждую рельефную линию чужих мышц и выступающих костей, с особой аккуратностью гладили чувствительный живот и стройные бока, поднимались снова и снова вдоль вытянутого позвоночника, тревожа лёгкими касаниями светлый пушок на спине и на шее сзади, медленно переходящий в такие же светлые перья и волосы Ангела. Мелек не сопротивлялась, отдавая ему всю себя, выкладываясь во всю силу, жаждила угодить ему своей покорностью и в то же время поразить дерзостью и отсутствием страха. Селим охотно и с любовью забирал всё, что она добровольно отдавала, ценил каждое счастливое мгновение, позволяющее ему находится с ней так близко, непрерывно изучать её тело и дарить в ответ неподдельную ласку. Они улыбались, смеялись, если кто-то по неосторожности задевал щекоткой более воспреимчивую кожу партнёра, стонали в голос и наполняли тесный мирок вокруг себя сбитым дыханием, прекращающимся лишь тогда, когда было жизнено необходимо прижаться губами к дышащему теплом существу, впитывающим от другого мощную энергию.       Мокрая кожа на обнажённой груди Селима словно покрылась тонкой корочкой льда от бережного касания Мелек, и шехзаде непроизвольно вздрогнул, испытав приятную смесь удовлетворения и помутнения рассудка. Его возбуждение было столь велико, что он никогда бы не смог остановиться, поддавался бы женским чарам без шансов на спасение, но были напротив него и другие, более сильные, способные удержать его от безумства и хищного увлечения. Прекрасные, блестящие мрачным серым дымом в непроглядной темноте глаза, смотревшие прямо на него с широкой подушки, охлаждали горячее тело и разум, завлекали своей чистотой и невинной искренностью, так что хотелось любоваться их глубокими переливами вечно. Наследник то и дело отвлекался на этот млеющий взгляд, полный наслаждения, и иногда забывал, где он и кто он такой. Лежащая под ним Мелек, томно моргающая длинными ресницами, непринуждённо улыбалась, словно вид завороженного ею Селима её только забавлял. Большие великолепные крылья неподвижно раскинулись по всей ширине кровати вместе с вьющимися белой рекой волосами и лишь порой мелко и безвольно дрожали, когда хозяйка получала очередной выброс непередоваемых эмоций, вмещающих в себя и радость, и благоговение и всепоглощающую любовь.       – Мелек, – сладостным шёпотом звал её по имени Селим, склоняясь прямо к уху и щекоча бледную кожу под ним загнанным дыханием. – Мелек... Ангел мой... Мой небесный ангел...       Она смеялась шёлковым девечьим смехом, заставляя в его груди что-то щемяще сжиматься, и он, не в силах удержаться и противостоять её божественному голосу, припадал к ней губами, оставляя заботливые поцелуи на шее и острых ключицах. Так он её называл, «мой небесный ангел». Потому что именно это обращение вызывало у неё столь искренний и настоящий всплеск внезапного веселья, от которого ему самому нестерпимо хотелось смеяться и обнимать её одновременно.       – Когда ты снова придёшь? – тихо спросила Мелек, сделав паузу, чтобы немного отдохнуть. Пот струился у неё по лбу, бусинками влаги оседая на редких бровях, и дышала она как-то лихорадочно, часто и прерывисто, словно задыхалась.       Вместо ответа Селим наклонился, нежно убирая пальцами прядь волос с её лица, и уже привычным движением скользнул ладонью по ровной спине, прочувствовав бугорки позвонков. Мелек изогнулась, порывисто коснувшись животом его крепкого стана, но даже не смутилась, приглушённо и низко постанывая ему в губы, как кошечка.       – У нас ещё целая ночь впереди, мой ангел, – умилённо усмехнулся Селим, откровенно любуясь чудесным созданием под собой. – Не переживай, через день я вернусь, так что долго скучать ты не будешь.       – Знаю, – вздохнула Мелек. – Но мне так хорошо, Селим... Я не хочу, чтобы ты уходил.       – И я не хочу оставлять тебя, дорогая, но мы ещё увидимся. Даю тебе слово, что не забуду тебя. Подождёшь ещё немного?       – Подожду, шехзаде, – улыбнулась Мелек, закрывая глаза. – Я буду ждать столько, сколько потребуется, а моя любовь будет становится только сильнее и крепче в разлуке с тобой.       Сухое лето медленно подходило к концу, напоминая своими порывистыми ветрами и всё более частыми дождливыми ночами о неизбежном приходе осени, что начнёт беззастенчиво забирать оставшееся с жаркой поры тепло. Казалось, все вокруг тихо и как-то обречённо готовится к встрече с кусачими морозами: деревья поникли тяжёлыми, налитыми насыщенной зеленью листьями, птицы уже реже появлялись в небесах, почувствовав сокращение светового дня, многие из них раньше срока потянулись на юг, когда ударили первые заморозки. Солнце поднялось высоко и отныне не стремилось спалить землю огненосными лучами, но всё равно их энергии пока хватало, чтобы продлить последние дни лета до конца месяца.       В отличие от других людей, каждой своей косточкой чувствующих изменения в погоде, Селим даже не заметил, как на смену удушливым дням пришла долгожданная прохлада, принесённая с севера заботливыми морскими ветрами. Для него давно уже не существовало этого разделения, и утро, и ночь слились в одно целое, каждый день был точной копией предыдущего, так что шехзаде больше не видел смысла отмечать в голове даты или какие-то сроки. Но кое-что всё-таки в них никогда не повторялось – это сладкие, наполненные любовью ночи с Мелек, служившие ему единственным утешением и отдыхом одновременно. Он почти перестал чувствовать усталость после бессоных вечеров, но зато потом в его теле бурлило столько энергии, что даже выспавшийся честно до рассвета Сюмбюль ага мог бы ему позавидовать. Именно поэтому Селим испытал искренний прилив удивления, вдруг заметив, что их с Ангелом встречи стали длиннее, отсутствие горящих свечей в доме ощущалось гораздо острее, дожди зачастили, и почти каждую ночь их уединение сопровождал равномерный стук увесистиых капель по крыше и поверхности окон. Шехзаде старался не думать о наступлении настоящих холодов и по-прежнему был полон уверенности, что его тайным с Мелек свиданиям ничто не сможет помешать. Его страсть и жажда в предвкушении новой встречи всегда оказывались сильнее любых погодных условий.       Участок вокруг знакомого дома встретил Селима привычной тишиной и последними перекличками поздних птиц, облетающих в десятый раз крепкое здание, словно охраняя его от чужого проникновения. Улыбнувшись про себя этому странному проявлению своеобразной преданности, шехзаде приблизился к закрытой двери и весьма удивился тому, что никто его не встречал. Он всегда приходил к Мелек в одно и то же время и обычно она шла ему навстречу от крыльца, не в силах дождаться его крепких объятий. Однако на этот раз за дверью дома стояло подозрительное молчание, и Селим, недолго думая, ворвался в прихожую без приглашения.       – Мелек? – негромко позвал взволнованный наследник, стараясь усмирить в груди буйное сердце. – Мелек, дорогая, все в порядке?       Никто не отозвался, но прежде, чем Селим ударился в панику, из темноты, приправленной тусклым светом нескольких свечей, вынырнула тонкая фигурка Мелек и бросилась к нему на плечи. Шехзаде не успел ничего понять и лишь растерянно приобнял дрожащую от радости девушку в ответ, давая ей время на приветствия.       – Селим, я так рада тебя видеть, – почему-то шёпотом произнесла Мелек ему на ухо, после чего отстранилась.       – Почему ты меня не встретила? – недоумённо спросил Селим, нахмурившись.       От зоркого глаза шехзаде не укрылись растерянность и потаённый испуг, тенью затмивший лихорадочный взгляд Ангела на долю мгновения, пока она не отвела его в сторону. От неё волнами исходило физически ощутимое напряжение, сковавшее каждую податливую мышцу на её теле, во всех порывистых движениях чувствовалась нервозность и сама она словно изменилась с последней ночи, осунулась и ещё больше побледнела, так что в темноте можно было рассмотреть нездоровое свечение её тонкой кожи. Селим подозрительно прищурился, оглядев Мелек с головы до ног, и отметил про себя тусклый блеск в её волосах и поникшие крылья, подметавшие пол длинными концами пушистых перьев. Было видно, что она смертельно устала, будто не спала всю прошлую ночь, или может даже была больна, но старательно пыталась это скрыть.       – Мелек, – серьёзно обратился к ней Селим, так и не дождавшись ответа, – что-то случилось с тобой, пока меня не было? Не бойся, ты обо всём можешь рассказать мне, я не стану сердиться. Если хочешь, можем отменить сегодняшнюю встречу...       – Нет-нет! – резко оборвала его девушка, сильно вцепившись ему в запястье и потащив в соседнюю комнату, где они обычно проводили ночь. – Я в порядке, просто дел сегодня было много. Это не настолько страшно, чтобы отменять встречу, поверь мне.       Но Селим не верил и вслух говорить что-либо не торопился. Должно быть, до последнего ждал, когда Мелек сама обо всем расскажет, без лишнего давления, однако девушка молча завела его в спальню, учтиво усадила на тахту рядом с окном, предложила прохладного шербета, от которого шехзаде вежливо отказался. В комнате было тепло благодаря греющему помещение камину и немного мрачновато из-за отсутствия горящих свечей. Вокруг витал неуловимый аромат чего-то нежного и приятного, отчего наследник непроизвольно расслабился, внутренне предвкушая новую страстную ночь в объятиях Мелек. Объект всех его желаний и мыслей расположился на тахте напротив и как-то вымученно улыбнулся, с трудом натягивая искусанные неаккуратными поцелуями губы. Шехзаде пристально наблюдал за ней, цепляясь вниманием за каждую мелкую деталь, и украдкой оглядел дом, надеясь заметить что-то странное или нечто новое. Но, кроме ползущих по стенам хитрых теней, ему не удалось увидеть ничего необычного. Стало быть, дело совсем в другом.       – Ты что-то скрываешь от меня, Мелек? – сурово спросил Селим, негодуя на самого себя за то, что приходится вот так требовательно смотреть на неё. – Я чувствую, что что-то не так.       – Да нет, – совсем не уверенно отмахнулась Мелек, весьма неубедительно изображая беспечность. Подобное поведение стало всерьёз напрягать шехзаде, из-за чего он сам вскоре занервничал. – Я же говорю, всё хорошо. Ничего такого, о чём тебе обязательно нужно знать, не случилось.       В раскрасневшихся глазах Мелек Селим прочёл виноватое выражение, отразившееся в фальшивой улыбке. Нахмурившись ещё больше, он отвернулся, решив ещё подождать, и потянулся пальцами в шёлковым шторам, которыми было задёрнуто окно, намереваясь раздвинуть их в стороны и полюбоваться видневшейся оттуда пустынной степью. Но как только его рука взметнулась вверх, чья-то крепкая хватка рывком остановила его, и наследник резко вскинул голову, встретившись взглядом с испуганными глазами Мелек.       – Лучше не трогай, – как можно мягче попросила она, хотя голос дрожал от стального напряжения. – На улице холодно. Я не хочу, чтобы сюда проникал ветер, не то ты замёрзнешь.       – Мелек, ради Аллаха, перестань! – взорвался Селим, грубо высвобождась из её на удивление сильных пальцев. – Ты ведёшь себя странно, и мне это не нравится!       От неожиданности Мелек испуганно отшатнулась, вжав голову в плечи, и послушно опустила руку, в замешательстве бегая глазами по углам комнаты. Она смущённо отвела взгляд и старалась больше не смотреть на шехзаде, словно боялась нового всплеска внезапного гнева. Селим решительно встал, подавив в себе тянущее чувство неприятного стыда за такую реакцию, и неаккуратным движением распахнул шторы, проливая на пол холодный лунный свет. Дыхание застряло в груди шехзаде рваным вздохом изумления, глаза расширились от увиденного, а сердце мгновенно сорвалось с места, подпитывая кровь новой порцией адреналина. Он оцепенел, не в силах отвести застывший взгляд от длинных, подозрительно ровных царапин на стекле, оставленных, по всей видимости, каким-то острым предметом, может, даже оружием. От мысли, что кто-то нагло пытался проникнуть в дом к Мелек, Селиму стало дурно, и он отступил на шаг, в немом страхе уставившись на не менее растерянную девушку. По её обречённому взору он понял, что она знала о существовании этих повреждений, и от этого осознания ему захотелось рвать и метать в приступе бессильной ярости.       – Кто это сделал? – пугающе спокойным и ровным голосом спросил Селим, наступая на вжавшуюся в тахту Мелек.       – Селим, я...       – Я спрашиваю, чьих рук это грязное дело?! – властно повысил голос шехзаде, хватая запуганную девушку за плечи и чуть встряхнув её.       Из глаз Мелек потекли бурные слёзы, и она ударилась в рыдания, не сопротивляясь действиям Селима. С трудом справившись с дыханием, она подняла на него умоляющий взгляд, сцепив руки в замок на впалой груди.       – Он... Он пришёл так внезапно, – судорожными обрывками залепетала она, продолжая плакать. – Я даже не успела ничего понять, а потом... Потом он начал ломиться в дверь... Увидел меня в окно... Я испугалась, спряталась, а он... Он начал долбиться в него с оружием... Он был безумен, Селим!.. Я думала, что умру от страха... Так продолжалось всю ночь, я не сомкнула глаз... Перед рассветом он ушёл...       – Имя скажи! – взревел Селим, чуть сильнее сжав хрупкие девичьи плечи, из-за чего маленькое существо испуганно встопорщило перья на прижатых к спине крыльях.       – Было темно, я не смогла разглядеть его лица! – в отчаянии провыла Мелек, роняя голову. Слёзы закапали у неё с подбородка, окрапляя ночную сорочку тёмными пятнами влаги. – Помню только горящие жаждой глаза, безумным, как у хищного зверя... Селим, мне так страшно!..       Надрывный плач стал громче, превратившись в безудержные всхлипы, и Мелек спрятала глаза в ладонях, словно не желала, чтобы шехзаде и дальше наблюдал её слабость. Селим, привыкший считать своего Ангела сильным и несокрушимым, опешил от этих слёз, но виду не подал и бережно прижал дрожащую девушку к себе, мгновенно пожалев о своём гневе. Она была напугана, растеряна и сейчас как никогда в нём нуждалась, а он позволил себе такую несдержанность. Шехзаде невесомо коснулся губами макушки Мелек, словно извиняясь, и крепче обхватил её двумя руками, стремясь вобрать в себя всю её боль и отчаяние.       – Не бойся, мой ангел, я с тобой, – заворковал он ей на ухо, поглаживая по вздрагивающей спине. Ему показалось, что она горько усмехнулась. – Я никому тебя не отдам, слышишь? Этот нечестивец будет иметь дело со мной. Я клянусь тебе, что найду его и заставлю пожалеть о сделанном.       – Как же ты его найдёшь? – сквозь слёзы спросила Мелек, хрипло всхлипнув. Из-за того, что она прижималась лицом к его кафтану, её голос звучал глухо и почти безжизненно.       – Судя по всему, он настроен решительно. – Селим отстранился, заглянул пристально в мокрые глаза Ангела. – Я бы этого не хотел, но он может вернуться сюда ещё раз, и тогда ты должна постараться запомнить его внешность. Я разыщу этого подлеца, где бы он ни был, даже не зная его имени и статуса. Будь осторожна, ладно? Никуда не выходи из дома, даже днём. Отныне я буду приходить к тебе чаще и лично за всем следить.       Затравленный взгляд Мелек приобрёл некоторую ясность и даже чуть-чуть облегчение, и она неумело улыбнулась, шмыгнув маленьким, красным от слёз носиком.       – Не рискуй так сильно ради меня, – просипела она. – Я обещаю, что буду осторожна, но и ты пообещай.       – Обещаю, – кивнул Селим, против воли улыбнувшись, и аккуратно перенёс Мелек на холодную кровать, взяв её на руки. – Поспи сегодня. Я останусь с тобой, но тревожить не буду. Под утро уйду. Если хочешь, вместе поужинаем.       Слова шехзаде утонули в полумраке тёмной комнаты, никем неуслышанные, кроме него самого. Мелек окончательно разомлела в бережных объятиях наследника, отчего сразу же провалилась в глубокий сон, как только её голова коснулась подушки. Селим подавил в себе тяжёлый вздох, глядя на спящего Ангела из-под прикрытых век, и продолжал равномерно гладить её по спине и плечам, прогоняя остатки пережитого ужаса. Внутри всё стремительно застывало, вновь превращаясь в тугой ком сомнений и бесконечных страхов, пылающий в груди огонь страсти более не мог глушить под собой навязчивое подозрение, что даже в этом тихом и спокойном на вид месте им с Мелек не будет покоя. Он так хотел защитить её ото всех, от отца, от других преступников, но не смог сделать её счастливой больше, чем на несколько месяцев. Но больше всего его тревожило то, что этот человек, кем бы он ни был, совершенно точно являлся Охотником, жаждущим заполучить его подругу в качестве лакомой добычи для удовлетворения своих грешных желаний. Мучаясь от чувства вины и собственной беспомощности, Селим закрыл глаза и с силой смял под пальцами другой руки чистые простыни, представляя, что душит нечестивца. В его висках стучала холодная решимость и сам он был полон намерений разыскать этого нарушителя и лично с ним разобраться. А пока ему точно неизвестно, кто мог пойти на такое, остаётся только подозревать самых близких и преданных людей, которым известно о существовании Мелек.