Melek

Бегство — это не свобода Форсаж 5 (Fast Five).

      Алые полосы рассвета пестрели над горизонтом, украшая небосвод кровавыми всполохами ярких цветов, из-за чего даже тусклая дымка облаков подсвечивалась изнутри робким светом. Первые лучи воровато проглядывали сквозь пелену позднего тумана, слабо ублажая неказистую сухую почву водопадом солнечных искр. Голые ветви разношёрстных деревьев, искривлённые какой-то неведомой силой, устрашающе темнели на фоне розовеющего неба, пока мимо них задумчиво проплывали клочки дымчатой зари, путаясь в верхушках их острых концов. Последние сброшенные листья, горящие медным и богряным огнём, устилали друг на друге промёрзшую землю, не давая даже капле осеннего тепла коснуться её самого маленького клочка. Далёкое солнце выжигало на их хрупкой поверхности причудливые орнаменты, больше вдавливая их в грязь, однако те не могли поделиться накопленной энергией со всеми, а лишь впитывали её в себя, из-за этого всё быстрее разрушаясь.       Унылое серое утро как нельзя лучше подходило под напряжённое и слегка встревоженное настроение Селима, когда он уже знакомой тропой пробирался к одинокому дому на краю города, шурша и потрескивая опавшей листвой под ногами. На этот раз даже неповторимый осенний пейзаж оказался не в силах облегчить тяжёлые минуты его ожидания, хотя совершенно лысые дубы и осины могли заворожить кого угодно своим нагим изяществом и неподдельной стыдливостью. Мысли шехзаде блуждали в темноте где-то совсем далеко от его разума, словно нарочно оставив его наедине со своими страхами, и определённо отказывались снова и снова прокручивать в голове различные сюжеты грядущей встречи. Казалось, он позабыл все слова, какие только мог подобрать для столь ответственного момента, и теперь только и мог, что лихорадочно цепляться за слабо утешающие подбадривания своего внутреннего голоса, которым, впрочем, не удавалось заглушить настойчивые речи проснувшийся совести.       Каждый шаг, что неумолимо приближал Селима к знакомому дому, давался ему будто через силу, как если бы его ноги всё глубже увязали в болотной тресине. Его сердце напротив слишком торопилось сделать новый удар, из-за чего в ушах шумело от стучащей под висками крови, а дыхание перекрывало новым приступом необъяснимого страха. Плотно сжав мокрые ладони в кулаки, шехзаде заставил себя преодолеть оставшееся расстояние до порога и остановиться под склонёнными ветвями старого дерева, изучая деревянную поверхность входной двери перед собой нерешительным взглядом. Скорость его взволнованных вздохов не переставала расти, по коже внезапно пробегал озноб, похожий на укусы ядовитой змеи, чьи острые клыки могли парализовать всё его тело, едва прикоснувшись к нему. Когда наседающее со всех сторон напряжение стало невозможно сносить в одиночестве, Селим набрался смелости и постучал. Он никогда раньше так не делал, потому что Мелек всегда ждала его на пороге при открытых дверях и ещё издалека, лишь завидев его, кричала ему приветственные фразы и нетерпеливо махала рукой. Теперь же дом погрузился в отчуждённую тишину, от которой хотелось непременно сбежать, однако наследник подавил в себе этот неожиданный порыв и твёрдо решил задержаться до тех пор, пока не станет ясно, что Мелек ему не откроет.       Мгновения тянулись подобно заунывным нотам надоевшей песни, а солнце стремительно вставало за спиной Селима, нежно касаясь неуклюжими лапами его скованных тревогой плечей. Он ни на секунду не давал себе расслабиться, и всё же стоять под дверью высокого дома, мучаясь противоречивыми надеждами, было весьма трудно в условиях постоянной боли в запястьях и возникающих из ниоткуда томных приливов беспричинного гнева, которые он огромным усилием воли старался подавить. Судьба словно насмехалась над ним, вынуждая переживать самые ужасные чувства, и вдобавок ко всему шехзаде не мог придумать, что скажет Мелек, когда они наконец увидятся спустя столько дней разлуки. Он уже был близок к тому, чтобы бросить всё и уйти, так и не осмелившись на этот шаг, но дверь неожиданно щёлкнула и с приятным шелестом отворилась, позволив Селиму лицезреть изящные очертания знакомой гибкой фигуры с убранными за спиной крыльями.       Перед ним, беспомощно округлив обычно всегда узкие дымные глаза, замерла обескураженная Мелек. На её лице не было ни следа радости или разочарования, словно бы на него снизошла каменная маска, не дающая распознать под её слоем ровно никаких эмоций. Секунду они молча стояли друг напротив друга, не стремясь нарушить повисшую между ними неуютную тишину хотя бы излишне шумным вздохом, а затем Селим не выдержал её прямого требовательного взгляда и уставился в землю. При одном упоминании в глубине её прекрасных очей даже намёка на пережитый ужас и затравленное подозрение, ставшее печальным последствием долгих бессонных ночей, шехзаде готов был провалиться от стыда. На него нахлынуло непередаваемое чувство жгучей вины, и он трусливо спрятал руки за спиной, чтобы Мелек не увидела блестящие оковы на его запястьях. От одной мысли о том, что он вновь собирается прятаться, наследнику сделалось противно, так что единственным спасением оказалось начать разговор первым.       – Мелек, – чужим незнакомым голосом начал Селим и тут же осёкся, поразившись тому, насколько давно он не произносил вслух это имя. Оно, как и раньше, ласкало слух идеальным сочетанием букв и неповторимым оттенком нежности, с которым оно так и просилось быть сказанным.       На него уставились подёрнутые усталостью измученные глаза Ангела, и он невольно отшатнулся, снова встретив их отстранённое выражение. Наследник ждал, когда же Мелек его узнает и с криком счастья бросится ему в объятия, хотя в глубине души понимал, что этому не суждено случится. Слишком большая пропасть лежала теперь между ними, слишком много тайн и недосказанностей они скрыли друг от друга. Он помнил, с каким нетерпением ждал эту встречу, но сейчас не находил слов, чтобы объяснить, как в своих стремлениях защитить любимую мог зайти настолько далеко. А что, если она его не примет, подобно тому, как он не смог себя принять?       – Шехзаде, – бесстрастным и надтреснутым голосом обронила Мелек, едва ли потрудившись обратиться к Селиму со всей должной аккуратностью. Тот мимолётно поморщился, осознав, что она говорит тускло и бизжизненно, словно ей было всё равно на всех. – Я не ждала тебя сегодня. По правде говоря, я вообще уже перестала тебя ждать. Ты обещал, что не бросишь меня, что будешь рядом, а сам пропал на несколько месяцев. Выходит, все твои слова и признания в любви были ложью?       От подобной откровенности с первого слова Селим всерьёз растерялся и потрясённо замер, беспомощно моргая. Теперь он ясно видел, что Мелек больше не нуждается в его защите: её взгляд больше не был отравлен животным страхом, уверенные движения так и кричали о решительности. Она больше не была запуганной беззащитной девочкой, подвергнутой нападению Охотника. За всё это время она успела смириться с этим и вновь превратиться в ту самоуверенную боевую девушку, с которой Селим когда-то давно познакомился на рынке. Только сейчас в ней не осталось ни следа былой беспечности и готовности к любым рискам. В каждом её недоверчивом прищуре читались подозрительность и какая-то мнимая осторожность, словно она прощупывала под ногами каменистое дно. Отныне шехзаде видел перед собой совсем другую Мелек, и эта мысль вонзилась ему в сердце острым шипом ядовитой розы.       – Нет, мой дорогой небесный Ангел, – будто через силу выдавил Селим, заставив себя произнести устоявшееся между ними обращение, которое вдруг показалось ему совершенно неподходящим и неуместным. – Я не отрекаюсь от своих слов, и всё, что я говорил тебе, правда, но...       – Но что? – холодно перебила его Мелек, выжидающе сложив руки на груди.       «Она даже не предложила мне войти», – мысленно отметил Селим и в немом замешательстве наблюдал, как девушка чуть ли не в властной манере приподнимает голову, неспеша окидывая его сверху вниз оценивающим взглядом. Будь на её месте кто-то другой, шехзаде бы непременно оскорбился подобным поведением в его присутствии, но рядом с ней он мог ощущать лишь обострившееся чувство вины и понимать, что подобное отношение более, чем справедливо.       – Я могу всё объяснить, – поспешно настоял Селим, испугавшись, что Мелек не станет его слушать и просто уйдёт, хлопнув дверью перед его носом. – Понимаешь, я... Всё это время, что меня не было рядом, я искал того Охотника, который пытался на тебя напасть.       На исхудавшем лице Мелек отразилось удивление, придавшее её и без того острым чертам больше выразительности и чёткости. В груди шехзаде тут же вспыхнула ничтожная надежда, и он постарался дышать как можно реже, лишь бы не потушить эту искорку порывистым ликованием. Девушка-Ангел вопросительно изогнула светлые брови, и на миг в её глазах мелькнуло уважение, смешанное с отрадным облегчением и благодарностью.       – Даже если так, – уже мягче продолжила она, расцепив руки. Это был верный знак того, что Мелек готова дать наследнику второй шанс. – Почему я не получала от тебя вестей? Ты мог бы хотя бы написать мне, что с тобой всё хорошо, а ты бросил меня, и я осталась совсем одна в страхе не только за свою жизнь, но и за твою тоже! Ты хоть представляешь, сколько бессонных ночей я провела в одиночестве в этом пустом доме?       На какой-то пугающий миг Селим начал подозревать, что Мелек вот-вот разозлится и наговорит ему много лишнего, нисколько не заботясь о его чувствах. Да, ей было страшно, но разве он не переживал тот же страх за их совместное будущее? Он затылком чувствовал грядущее приближение чужого гнева, и одно только это предчувствие подталкивало его к тому, чтобы ответить на него собственной яростью. В ладонях вспыхнуло знакомое покалывание, и шехзаде мгновенно ощутил, как оковы сжимаются чуть туже. Прежде, чем удушающая паника накрыла его с головой, он усилием воли подавил в себе признаки неистового взрыва и как можно спокойнее посмотрел в светящиеся осуждением глаза Мелек.       – Ты права, я поступил с тобой ужасно, – покорно уступил Селим, виновато потупив голову. – Я жалею об этом решении, но мне всего лишь не хотелось волновать тебя ещё больше. Поверь, мне было ничуть не легче, чем тебе.       – И всё же, ты забыл про меня! – отрезала Мелек, резко взмахнув рукой. Её крылья чуть распушились, встопорщив перья, так что теперь они были похожи на вздыбленную шерсть разъярённой кошки.       – Неправда! – в отчаянии крикнул Селим, едва удерживая себя на месте. Мир перед глазами стремительно покачнулся. – Я хотел к тебе прийти и всё рассказать, но я струсил! Я испугался, что ты отвернёшься от меня, когда узнаешь, на что мне пришлось пойти ради тебя.       Теперь в недовольным взгляде Мелек загорелось недоверие, однако она подошла чуть ближе и снова оглядела шехзаде пристальным взором, словно надеялась заметить что-то новое в его образе. Её намерения были обречены на провал, поскольку единственное, что могло привлечь её внимание, наследник по-прежнему прятал за спиной.       – И что же ты такого сделал, что не смог прийти и рассказать мне? – взорвалась она, в гневе сжимая свои тонкие пальцы в кулаки. От вида её воинственной позы уверенности в Селиме заметно поубавилось, но он не посмел отступать. Он прятался все последние месяцы и не намерен был и дальше вести себя как трус.       Сделав глубокий вздох, шехзаде шагнул ближе к ней, ощутив невольный трепет во всём теле, и наконец разжал руки за спиной, безвольно выпрямляя их вдоль боков. Он старался показать всю искренность своих намерений, однако Мелек не торопилась идти ему навстречу. Её отчуждение причиняло ему ни меньшую боль, чем впивающиеся в кожу оковы, словно между ними никогда не было этой взаимной любви. Как она могла так измениться за столь короткое время?       – Я нашёл того Охотника, который напугал тебя той ночью, – на одном выдохе выпалил Селим.       – Неужели? – Мелек мгновенно оживилась, встрепенувшись. – И кто же это?       – Это был Рустем паша, – с некоторой заминкой признался шехзаде, стараясь не обращать внимание на то, с каким трудом ему далось одно только упоминание этого имени. На него навалилась уже привычная печаль, вонзающая в его сердце тупые когти тоски и бесполезного сожаления. – Мой верный слуга. Это он следил за тобой из окна и хотел тебе навредить.       Уже второй раз за их встречу Мелек смешалась и непонимающе уставилась на шехзаде, всем своим видом демонстрируя, что это имя ей ни о чём не говорит. Это было неудивительно, если учесть, что они с Рустемом никогда не видели друг друга, поэтому Селим испытал внутреннее облегчение от того, что не придётся много рассказывать ей о паше. Все эти взбудораженные вспомоминания и так стояли тугим комом поперёк его горла, так что наследник с огромным нетерпением ждал возможности прекратить этот неприятный им обоим разговор и просто уйти. Внезапно он осознал, что его больше не тянет к Мелек, как это было всегда рядом с ней. Его жаркие чувства к ней словно охлодели, стоило ей взглянуть на него с откровенным недоверием. Разве могла та, которую он так любил, сомневаться в нём? Разве она могла обвинить его во лжи после того, как он делал всё ради неё ценой собственной свободы? Гнев с новой силой бросился в голову Селиму, когда он с горечью осознал, что пошёл на эти жертвы напрасно. Мелек определённо не была той самой, кто мог помочь ему избавиться от проклятья, так зачем ей что-то доказывать? Достаточно поведать правду и позволить ей самой выбирать сторону.       – Где он теперь? – немедленно спросила Мелек, и глаза её загорелись незнакомым Селиму предвкушающим огнём, отталкивающим не хуже настоящего пламени. – Он должен получить по заслугам за свои деяния!       – Уже получил, – тяжело вздохнул Селим, заглушая разрастающуюся внутри гулкую боль. Ему было слегка досадно от того, что Мелек совсем не хочет замечать его состояние. – Я... Я убил его.       – Ты, что?!       Возмущённый возглас Мелек до звона в ушах ранил слух шехзаде, из-за чего он невольно попятился, округляя глаза. Он ожидал, чего угодно, но точно не был готов к тому, что возлюбленная посмотрит на него с откровенным презрением.       – Мне пришлось так поступить, пойми! – отчаянно воскликнул Селим, протягивая к ней руки. Оковы блеснули в лучах выползающего за его спиной солнца, и девушка отступила на несколько шагов к двери, в ужасе разглядывая металлические обручи. Шехзаде понял, что отрицать последствия своего преступления и дальше бесполезно. – Я сделал это ради тебя!       – Но какой ценой! – безжалостно оборвала его Мелек. Её глаза были полны страха, и он был направлен на Селима. У него в голове не укладывалось, как та, которую он так любил, может теперь питать к нему такие чувства? – О Селим, ты... Ты стал Охотником!       Леденящий душу ужас, лихорадочно светящийся на поверхности её взгляда, лучше всяких слов говорил Селиму, что она совсем потерял голову от испуга, а хуже всего было то, что она и не пыталась это скрыть. Если раньше её прекрасные глаза излучали любовь и доверие, то теперь они выражали лишь отвращение и слепую панику. Несмотря на то, что внутренний голос уже нашёптывал шехзаде правильное решение для этой ситуации, его всё равно терзало неукротимое желание попробовать достучаться до девушки ещё раз.       – Знаю! – не переставал надрываться Селим, почти с мольбой заглядывая в лицо Мелек. – Я собирался тебе сказать. Только это совсем не важно, потому что даже с этими оковами я остался всё тем же! Мной двигало лишь желание защитить тебя!       – Мне не нужна защита преступника! – жёстко отчеканила Мелек. Её грубый тон ранил Селима до глубины души. – К тому же, Охотника! Ангелы и Охотники не могут находится рядом друг с другом! Тебе даже нельзя меня касаться, а это значит, что мы больше не можем быть вместе.       Воздух вокруг Селима сделался толще, отчего каждый вздох давался ему с огромным трудом. Чувствуя, что начинает задыхаться под натиском гнева и печали, шехзаде подался вперёд, стараясь не обращать внимание на саднящую боль от сжимающихся на запястьях оков. Судорожно хватая ртом воздух, он наблюдал, как Мелек отходит всё дальше и слепо спотыкается о порог, наступая на собственные крылья, которые распушились ещё больше в ожидании опасности.       – Нет! – охрипшим голосом вскрикнул Селим, смаргивая выступившие на глазах слёзы. – Я по-прежнему люблю тебя!       Прежде, чем Селим успел осознать свои действия, он рванулся к Мелек так быстро, что едва заметил её растерянность, и обхватил горящими руками её талию, притягивая к себе её хрупкое тело и жадно впиваясь неистовым поцелуем в её сухие губы. Его щеки коснулся её задушенный вздох, мгновенно перерастая в возмущённое мычание сквозь стиснутые зубы, а затем она испустила яростный крик и с силой оттолкнула шехзаде от себя, обрушив напряжённые руки ему на грудь. Селим отшатнулся, разрывая объятия, и уставился на Мелек затуманенным взглядом. По сравнению с замешательством, которое обрушилось на него в этот момент, боль от острых оков показалась ему сущим пустяком. Теперь девушка впилась в него уничтожающим взглядом, полным яростных слёз и почти безумный ненависти. Её впалая грудь вздымалась в бешеном темпе, всё тело била крупная дрожь, так что она привалилась к стене, вжавшись в неё всей спиной.       – Уходи, монстр! – в исступлении заверещала Мелек, загнанно дыша в голос. На её талии, где совсем недавно сомкнулись крепкие пальцы Селима, безвозвратно тлела одежда, а на коже проступали уродливыми пятнами кровавые ожоги. – Прочь! Изыди, демон!       Холодея от охватившего его потрясения, шехзаде отступил на несколько шагов назад, в неверии смотря на вспыхнувшую от гнева Мелек, и опустил полный ужаса взгляд на свои окровавленные руки, захлёбываясь частым дыханием. Его сердце билось так отчаянно и быстро, что каждый удар отдавался глухой болью в его груди. Переполненные страхом крики Мелек слились в один сплошной гул, эхом зависший в его висках, и вскоре наследник не выдержал и бросился прочь от дома. Снова хотелось остаться в гнетущем одиночестве, сбежать и спрятаться в какой-нибудь глуши, лишь бы вновь не наткнуться на осуждающие презрительные взгляды со стороны. Едва мысль о том, что он вновь поступает подобно трусу, посетила его затравленный разум, как Селим с досадой отгонял её в самый дальний угол своего разбушевавшегося сознания. Он не разбирал дороги перед собой, сплошь усыпанной ятнарнами пятнами одетого в туман солнца, перед глазами плыли красные точки, мешая зрению сфокусироваться на препятствиях впереди, но шехзаде не останавливался ни на миг, запрещая себе даже думать об этом. Где-то вдали все ещё слышался надрывный плач запуганной Мелек, каждый шаг пружинил на ковре из палых листьев, и, казалось, оковы пульсировали в такт его беспорядочным мыслям.       «Прочь... Прочь... Прочь...».