Melek

Ты представить себе не можешь, на что способен человек, который наконец-то понял, что у него нет другого выхода… Макс Фрай, "Наваждения".

      Звуки непринуждённой расслабленной музыки плавно лились в освещённые множеством свечей покои, пленительными потоками наслаждения растекаясь по полу и резным сводам дворца и окутывая их обитателя игривыми нитями опьяняющего восторга. Было ли тому виной кипящее в крови похмелье или во всём были виноваты восточные мотивы струнных инструментов, но в некогда ясном и здравом сознании теперь царил настоящий хаос, вмещавший в себя все самые безумные желания, которые раньше были погребены под настойчивым контролем светлого разума, а в эту ночь оказались на свободе. Изнемогая от бушующего в груди сумасшедшего веселья и обжигающей грудь огнём страсти, виновник скромного торжества, несомненно устроенного в его честь любящей матерью, явно наслаждался происходящим безумством в своей голове и уж точно не собирался останавливаться. Жажда иссушила его горло и чувствительную кожу вокруг рта, из-за чего хотелось снова и снова приложиться губами к холодным краям серебряного кубка, до предела наполненного жарким и упоительно сладким вином. После каждого глотка, сделанного с чувством глубокого благоговения, в области живота и рёбер растекалось неведомой силы живое тепло, что беспощадно сжигало обуянное необъяснимым ликованием сердце и рождало внутри ещё большее стремление осушить следующий стакан. Алая жидкость, томная и непрозрачная, так что в ней нельзя было разглядеть отражение собственного разомлеющего лица, утешала лучше всяких слов и словно верный друг дарила долгожданное исцеление от душевных ран, что прежде казались неизличимыми. От того, насколько нежными и искренними были её мнимые ласки, а приторно насыщенный вкус ещё долго не остывал на языке, хотелось и смеяться, и петь одновременно, чтобы со всем миром поделиться нескончаемым счастьем, навеянным приятной мелодией и крепким кувшином алкоголя.       Затуманенные пеленой шальной беспечности мысли Селима разлетались во все стороны, подобно неуправляемой птичьей стае, лишившейся своего вожака. Его поддёрнутый опьянением мутный взгляд бесцельно блуждал по покоям, ускользая от каждой свечи, но зато в теле чувствовалась такая необычайная лёгкость, будто оковы наконец разжали свою хватку и милосердно отпустили замечтавшегося Охотника на волю. Всегда собранные мышцы шеи, рук и плечей вдруг разом ослабели и более не держали сильное тело в постоянном напряжении, полностью оказавшись во власти обманчивого покоя, что позволило шехзаде вальяжно развалиться на широкой тахте без единой думы об осторожности. Предаваясь всё новым и новым навождениям, оставляющим приятное ощущение свободы и независимости от всего, наследник то и дело беспричинно улыбался в пустоту ленивой блажённой ухмылкой и глубоко вдыхал полной грудью дурманящие ароматы свежей выпивки и соблазнительные запахи вкусных закусок, что так и просились быть съеденными в компании с вином. Уже давно Селим не чувствовал себя настолько беззаботным и всесильным в одно и то же время, так что вскоре в его душе поселилась твёрдая, но ничем не оправданная уверенность, что ему под силу справиться с любыми проблемами даже в таком шатком и непристойном его статусу состоянии. Казалось, даже если в покои вдруг ворвётся вооружённый отряд вражеских воинов, шехзаде со смехом разделается с ними одной левой, ни разу не моргнув. Несмотря на то что ночь веселья и запретных развлечений только началась, память наследника уже заметно притупилась необъятными дозами выпитого алкоголя, из-за чего он ощущал себя на пороге приятного забытья и за ненадобностью перестал считать опустошённые в ничтожные мгновения кубки, а также количество принесённых служанками кувшинов, которые не задерживались на столе дольше, чем на несколько минут. Селима мучила невыносимая жажда, хотелось губить себя всё больше и больше, лишь бы только это прекрасное чувство воли не покидало его. Грудь жгло ненасытным пламенем, в венах бурлил настоящий азарт, а в голове не осталось ни единой мысли, способной его остановить.       Смутная тревога внезапно охватила наивное сердце Селима, щекотливыми импульсами неожиданности и отрадного предвкушения забравшись ему под рубашку. С трудом подавив приступ невольного волнения, шехзаде неловко привстал на своём месте, опираясь на локоть, и приковал совершенно нетрезвый взгляд к дверям в свои покои, немедленно сообразив, что совсем недавно к нему кто-то вошёл. Пока его одурманенное вином сознание безуспешно пыталось собрать все кусочки пазла в единую картину происходящего, прямо перед ним словно из ниоткуда появился бережно оттенённый светом свечей женский силуэт, мгновенно покоривший Селима своей величественной грацией и в меру стройной гибкостью фигуристого тела. Она будто родилась из мрака, и он, разорванный в клочья её манящими движениями, бесшумно лёг на её изящную талию, соткав позади подол безупречного лёгкого платья. Позже его ровного края бережно коснулась луна длинным пальцем молочного света, окрашивая его в белоснежный оттенок чистых лебединых перьев. В один миг шехзаде оказался в тугих путах её заманчивой откровенности, что проглядывала сквозь полупрозрачную ткань её наряда, и внутри него сразу же проснулся голодный зверь, как никогда рвущийся утолить свою страстную жажду. Когда лицо незнакомой девушки мимолётно озарил живой огонь, ему в душу уставились пронзительные зелёные глаза с лисьим разрезом, приправленные ноткой какой-то хитрости. Она прозорливо улыбалась, но было в её улыбке что-то хищное, соблазняющее и коварное, словно она только что выбрала обескураженного и потрясённого наследника своей целью. Её движения, дерзкие и вызывающие, как у беспощадной охотницы, завлекали Селима своей неповторимостью, создавая умеренно быстрый танец, и со стороны были похожи на отвлекающий манёвр, призванный окончательно усыпить в шехзаде оставшуюся бдительность. Вся его тревога испарилась под прицелом её заманчивого взгляда, а сердце безудержно трепетало во власти совершенной безупречности, которую рождал опасный образ этой наложницы. Вот она по-змеиному изогнулась, так что на боку проступили очертания гладких рёбер, и медленно скользнула к Селиму, сократив последнее расстояние между ними одним плавным поворотом.       Горящие зелёным пламенем прищуренные глаза на миг встретились с сияющим неподдельный восторгом взглядом Селима. Внутри него всё замирало от восхищения и беззаветно любовалось прекрасной девушкой, забыв обо всём на свете. Даже наполовину выпитое вино в стакане перестало иметь столь большую ценность после появления властной танцовщицы, в чьих руках определённо имелось могущество и умение повелевать мужчинами путём сладких угодливых речей и нежных ласк. Не успев опомниться от приятного оцепенения, сковавшего грудь наследника после того, как в лёгкие воровато проник терпкий аромат её духов, Селим проводил девушку безвольным взглядом, получив наконец возможность разглядеть её по ближе. Короткая сильная шея, по-господски развёрнутые плечи, смелая постановка головы и собранные в тугой узел на затылке непослушные волосы. По-мнению наследника, она была идеальна абсолютно во всём, и от этого ещё больше хотелось заполучить её себе. Однако девушка словно разгадала потаённые мысли шехзаде и ловко увернулась от его руки, танцуя и смеясь звонким заигрывающим голосом, что только сильнее возбуждало в Селиме раззадоренную страсть. Наложница прокружилась за его спиной, обойдя его по кругу, а он только и мог, что с жадностью наблюдать за её танцем, невольно начиная шевелиться и кивать в такт её заученным шагам.       Вопреки тайным ожиданиям Селима, музыка вскоре прекратилась, и девушка по устоявшимся правилам приличия упала перед ним на колени, не очень низко склонив голову. Её плечи и спина ходили ходуном, выдавая сбитое дыхание, но в непокорных глазах все ещё светилось удовлетворение, ясно указывающее на то, что она довольна собой и своей работой. Двигаясь, словно в замедленном сне, шехзаде с трудом встал на ноги, покачнувшись от лёгкого головокружения, и мягким, но настойчивым движением приподнял её подбородок, желая вновь обрести бесконтрольное волнение в плену её открытого взгляда. Наложница завораживающе сверкнула глазами, из-за чего Селим шумно сглотнул подступающий к горлу ком, и едва заметно улыбнулась. Шехзаде ответил ей своей самой обоятельной улыбкой, на какую он только был способен, и чуть надавил на её подбородок, вынуждая подняться. Девушка выпрямилась во весь рост, почти касаясь губами шеи Селима под челюстью, и полунасмешливо изогнула брови, словно происходящее её не мало забавляло.       – Как тебя зовут? – ласково, но с оттенком подобающей требовательности спросил Селим, попутно оглаживая пальцами рельеф упругих ключиц и зону декольте. Девушка ни разу не дрогнула и даже не смутилась, выше поднимая голову.       – Моё имя Джемма, господин, – воркующим шёпотом пропела наложница, заставив шехзаде благоговейно вздрогнуть от чистейших переливов её низкого голоса. – С итальянского это переводится как драгоценный камень.       – Ты из Италии? – удивился Селим, спуская указательный палец вниз по впалой линии на середине её мягкого живота.       – Я там родилась, – ответила Джемма и податливо вытянулась в струнку под господской рукой, кокетливо моргая. – Оттуда меня забрали и привезли во дворец Вам в подарок. С тех пор я и дня не прожила без мысли о том, чтобы когда-нибудь удостоиться такой чести и лицезреть Ваш священный лик.       Тёплая ладонь Селима беспрепятственно погладила изящные бока девушки, чувствуя исходивший от её тела жар даже через плотную ткань нарядного платья, и порывисто притянул её к себе, крепко обхватив за талию. Джемма громко выдохнула ему на ухо от неожиданности, но с готовностью прижалась к нему своим станом, увлекая ничего не подозревающего шехзаде в страстный поцелуй. На мгновение растерявшись, Селим чуть отшатнулся на нетвёрдых ногах, почувствовав внезапную слабость, и спустя секунду с большим остервенением прильнул к её пухлым губам, словно желая забрать себе её дыхание. Их прерывистые вздохи слились в единое целое, а руки вслепую и совершенно беззастенчиво изучали изгибы чужого тела, стремясь добраться до открытой кожи и почувствовать трепет живого существа. Утопая в омуте приятного блаженства, шехзаде мечтательно закрыл глаза, жаждя только одного: слиться с Джеммой и мысленно, и физически, чтобы полностью раствориться в её усыпляющих ласках и насладиться самым желаемым под беспорядочный ритм её убаюкивающих стонов. Когда на удивление цепкие руки девушки уже освободили все пуговицы на рубашке Селима, а его пальцы запутались в её волосах, избавляя их от украшений и сложной причёски, они с долей ненасытности разорвали поцелуй, тяжело дыша. Шехзаде взглянул на взбудораженную Джемму, смотрящую ему в лицо с откровенным голодом, и пьяно улыбнулся, снова неудержимо отклонившись назад. Перед глазами замелькали чёрные точки, и в груди словно вспыхнул жаркий огонь, мгновенно забравший всю силу из конечностей. С некоторым старанием удерживая себя в прямом положении, наследник крепче прижал к себе наложницу, словно ища в ней свою опору.       – Ты подарила мне исцеление и долгожданную свободу, – шелестящим голосом прошептал Селим, хотя его язык уже немного заплетался и явно отказывался слушаться. – Ты стала моим счастьем, моей отрадой и моей надеждой. В твоём лице я увидел безупречность всего мира, а в твоих объятиях нашёл утешение и покой. Отныне тебя будут звать Годже. Ценная и красивая в моих глазах.       Бывшая Джемма самодовольно расплылась в торжествующей улыбке, с откровенной властностью прикрывая глаза. Её руки с обманчивой мягкостью обхватили плечи Селима, сдавив их в крепких объятиях, но он был слишком увлечён и очарован её кошачьими манерами, чтобы обращать на это внимание. Уничтоженный за короткое время алкоголь без предупреждения ударил в голову, чуть не отключая сознание. Внезапно на шехзаде навалилась страшная усталость, вызванная унизительной слабостью в мышцах, и он на мгновение зажмурился, приходя в себя. Несмотря на гуляющий в покоях лёгкий сквозняк, ему сделалось душно, а кожа под расстёгнутой рубашкой покрылась мерзким ознобом.       – Вы осчастливили свою рабыню, господин, – приторно сладким голоском протянула Годже, приближаясь к лицу Селима и снова утягивая его на дно жадного поцелуя. – Если будет на то Ваша высочайшая воля, я исполню любое Ваше желание.       – Останься, – только и смог выдавить из себя шехзаде, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание от неожиданной невесомости во всём теле. В любой другой момент это повергло бы его в панику, но сейчас он был слишком измотан, чтобы думать о своём состоянии.       Словно только и ожидая этого рокового слова, Годже плотно прильнула к мощному стану Селима, а он подвёл её к своему убранному ложе без тени церемоний или аккуратности повалив девушку на постель и нависая над ней сверху. Одной рукой он опёрся на мягкую кровать рядом с её плечом, другую запустил ей в волосы, с наслаждением наблюдая, как она извивается и выгибается навстречу ему, не в силах больше сдерживать свой порыв. Предвкушая дивную ночь в объятиях Годже, шехзаде вдавил наложницу в шёлковые простыни своим телом, не переставая покрывать поцелуями её шею и плечи, и позволил ей запустить обе руки ему под рубашку, чтобы вцепиться ногтями в натренированную спину и доставить ему приятную тягучую боль. Дальше все было как в тумане, и Селим с запоздалым раскаянием понял, что медленно погружается в темноту. Танцующие огоньки свечей начали расплываться у него перед глазами, и какая-то невидимая сила повалила его на кровать, не лишая возможности ласкать женское тело. Заливающая все на своём пути волна липкого сна заполнила его сознание, и больше он не помнил ничего, кроме трепетного дрожания живого существа в своих руках и совершенно беспросветной пустоты.