Melek

Где есть надежда, там есть жизнь. Она снова наполняет мужеством и придаёт силы Анна Франк.

      В висках неумолимо пульсировала адская боль, как если бы по голове прошёлся мощный удар железного молота, из-за чего сосредоточиться хотя бы на самой повседневной мысли представлялось невозможным, поскольку все они тут же рассеивались в прояснённом сознании ветренными клочками оборванных идей и поставленных целей. На губах всё ещё сохранился предательский привкус алкоголя, несмотря на то что со дня бесславного веселья минуло несколько дней, а путь протрезвения длился так долго и с такими мучениями, что Селим мысленно поклялся себе больше не употреблять вино на праздниках в таких неограниченных количествах. Казалось, всё в организме шехзаде навязчиво стремилось напомнить ему о тех мгновениях воображаемого счастья, которые теперь начинали приобретать печальные для него последствия. Мозг беспощадно выворачивало наизнанку, в покрасневших глазах стояла непреодолимая сухость, опухшие веки так и наровили закрыться сами собой в неподходящий момент, а с каждым новым вдохом в груди поднималось ненасытное пламя, жаждущее утопить всё его существо в немыслемом жаре. Мышцы всё ещё находились в неприятном онемении и с трудом поддавались нагрузкам, как если бы Селим внезапно решил забросить боевую подготовку на несколько месяцев. К горлу подкатывала тошнота при одном взгляде на еду, так что за всё это время мучительного прозрения шехзаде ни разу не притронулся к пище, поскольку голод и так заглушала невыносимая жажда, подстрекавшая наследника снова и снова вливать в себя спасительную воду целыми кувшинами. Хуже всего оказалось то, что он почти ничего не помнил, кроме зелёных, как кислота, глаз Годже и её змеиной улыбки, которая теперь в более адекватном состоянии внушала ему пугающую тревогу.       По прошествии нескольких дней Селим по-прежнему чувствовал себя отвратительно, и не только физически, но и морально. Он до сих пор вспоминал, как проснулся тем мерзким утром и обнаружил себя в одной постели с новой наложницей. Тогда ему в голову словно ударило озарение, заставившее его немедленно вскачить с кровати и не в самом лучшем виде приказать служанкам выпроводить Годже вон из его покоев. Несмотря на чудовищное недомогание и смертельную слабость после тяжкого пробуждения наследник нашёл в себе силы на то, чтобы привести себя в порядок и немного подумать, хотя сознание время от времени давало сбой и отказывалось воспринимать даже бьющий по глазам свет солнца за окном. Когда вся подлость произошедшего внезапно навалилась на Селима, подобно неподъёмному грузу лишней ответственность, он пришёл в ужас от самого себя и в неверии постарался припомнить сегодняшнюю ночь, но как назло на ум не приходило ничего, кроме соблазнительных ласканий Годже, лишающих его воли, её упоительного сладкого голоса, дышащего ароматом ярких духов, и их совместное занятие на одном ложе, во время которого он изучал руками её привлекательное тело, покрывая кожу страстными поцелуями, и шептал ей на ухо жаркие слова любви при том, что впервые в жизни увидел её всего пару мгновений назад.       Задохнувшись от удушающего страха, Селим подорвался с места, почти мгновенно привалившись к оконной раме, и потрясённо уставился невидящими глазами на расцветающий день за пределами его апартаментов. От бессильного гнева на собственную беспечность ему захотелось немедленно вывести из организма остатки алкоголя, словно это был смертельно опасный яд. Он ненавидел себя, ненавидел своё позорное пристрастие к вину, во власти которого мог забыть всех и обо всём, придавшись лживым мечтаниям и наслаждениям. Он ненавидел себя за своё недостойное поведение и за то, что позволил себе затащить в кровать другую женщину, в то время как его сердце безудержно трепетало от нежной любви к ничего не подозревающей Сельде. Совсем скоро весь гарем будет стоять на ушах от этой новости, и тогда ему ничего не останется, как провалиться сквозь землю от стыда, что он готов был сделать прямо сейчас, лишь бы не думать о разочаровании в бездонных глазах ни в чём неповинной девушки. Как он мог так ужасно поступить с ней? Разве такой поступок достоин шехзаде, в чём бы не крылась его причина? Жгучее чувство вины немилосердно вцепилось в отяжелевший затылок Селима, выдавливая из него бесполезное сожаление, и он молча поклялся себе, что никогда больше даже пальцем не тронет стакан с вином, насколько бы велико не было искушение вновь окунуться в мир без забот и проблем, существовавший лишь в его обманутой похмельем голове.       Теперь, когда печальные последствия опрометчивого веселья немного отступили, Селим мог мыслить более-менее ясным сознанием. От дальнейших встреч с Годже он решительно отказался, хотя она неустанно пыталась пробраться к нему в покои под каким-либо предлогом. Не желая даже на мгновение встречаться с ней глазами, шехзаде усиленно думал, как ему загладить вину перед Сельдой. Видимо, слух о страстной любви между наследником и рабыней из Италии облетел весь гарем, поскольку Селим заметил, что давно уже не видел свою новую подругу на своём обычном посту служанки. Она как сквозь землю провалилась, словно её никогда и не было, и бесследно исчезла из дворца так что никто не знал, в чём же дело. Но даже если бы знал, шехзаде все равно не осмелился бы спросить, а уж тем более снова заявиться к ней в дом и делать вид, будто всё осталось по-прежнему. Эта горькая ложь могла бы послужить убитому стыдом наследнику славным утешением, однако правда была слишком очевидна, чтобы от неё прятаться. Сельда совершенно точно пропала из дворца не случайно. Более того, Селим был безоговорочно уверен, что она сознательно избегает с ним встреч с того момента, как прознала о его связи с другой наложницей. От одной этой мысли шехзаде становилось до того противно от самого себя, что его мгновенно одолевало желание сбежать от всего этого. Он один был виноват в случившемся, значит, ему и нужно загладить вину перед Сельдой, но как он найдёт в себе смелость смотреть ей в глаза? Более страшное наказание сложно было представить, и именно поэтому оно стоило того, чтобы попытаться.       «Но сначала нужно избавиться от Годже, – размышлял Селим, стоя лицом к окну со спрятанными за спиной руками. По неизвестным ему причинам эта поза внушала ему больше уверенности и иллюзию того, что всё под контролем. – Сельда должна узнать, что это была ошибка. Может, тогда она простит меня и вернётся во дворец снова?»       Выстроенные в план действий мысли Селима были бесцеремонно прерваны внезапным стуком в дверь, разорвавшим тягучее полотно спасительной тишины, что загораживала его разум от внешнего мира. Теперь этот невидимый барьер безвозвратно рухнул, и шехзаде ничего не осталось, кроме как пригласить нарушителя покоя в апартаменты. Привычный грохот за его спиной подсказал, что некто уже переступил порог и в данную секунду совершает традиционный поклон, приветствуя своего наследника. Селим приосанился, с трудом расправляя сведённые плечи, и постарался поднять голову как можно более высоко, чтобы показать неизвестному подчинённому позади себя свою полную независимость и хладнокровную собранность. Его взгляд приобрёл свойственную ему покровительственную властность, хотя гость не мог видеть выражение его глаз.       – Говори, – немного хриплым голосом велел Селим, надеясь, что ему удалось сохранить ледяное безразличие в повелительном тоне.       – Шехзаде Хазретлери, у меня для Вас печальные известия, – раздалось чёткое за его спиной, не тронутое никакими эмоциями.       Сделав глубокий вздох, Селим заставил себя остаться спокойным, однако в груди поселился предательский холодок непрошенного страха, а в голову стрельнула мысль о Сельде. Неужели с ней случилась какая-то беда? Может, она наложила на себя руки, узнав, что шехзаде променял её на другую женщину? С досадой отбросив все ненужные догадки, он постарался обуздать слепую панику, тщетно уговаривая себя, что Сельда точно на такое не пойдёт, потому что она слишком сильная для этого. И всё же, внутри зародилось неприятное предчувствие беды, которое вынудило наследника окончательно протрезветь.       – Я слушаю, – всё так же холодно отозвался Селим, не дёрнув ни одним мускулом на напряжённом лице. Внутренне собрав всю свою волю в кулак, он приготовился услышать нечто очень страшное.       – Сегодня ночью мы нашли Годже хатун в коридоре гарема, – долетел до него сквозь туман хорошо подготовленный доклад, снова лишённый каких-либо чувствительных ноток. – Ей перерезали горло. Убийцу обнаружить не удалось: он мастерски замёл следы.       Затылок Селима покрылся холодным потом, а по ровной спине пробежался предательский озноб, вгоняя всё его существо в некое оцепенение, вслед за которым по телу ударила ледяная дрожь. С трудом совладав с накатившим на него ужасом, шехзаде постарался оставить свои эмоции в неведении для доносчика, несмотря на то что внутри всё холодело и сжималось до размеров ничтожного зёрнышка. Осознание ситуации медленно начинало до него доходить, поселяя в душе ещё большую смуту, граничащуюю с почти безумной паникой. Убийство в его гареме. Посреди ночи. Совсем рядом с его покоями и постелями членов его семьи. Убийца на свободе и до сих пор бродит в гареме, поджидая следующую жертву. Охотник, утоляющий жажду крови?       – Почему мне не сообщили?! – грозно рявкнул Селим, резко обернувшись. Перед ним с опущенной головой и прилежно собранными внизу живота руками стоял хрупкий юноша ниже его ростом и без малейших признаков жизни на каменном лице. Он безупречно выполнял свою работу, но почему-то именно сейчас шехзаде как никогда хотелось, чтобы в его стеклянных глазах, пригвождённых к полу, промелькнула хотя бы тень страха.       – Хюррем Султан не хотела Вас будить, – незамедлительно ответил невозмутимый юноша. – Она приказала избавиться от тела и просила передать Вам её глубочайшие соболезнования.       Тяжёлый вздох снова вырвался из стеснённой тревогой и страхом груди Селима, словно таким образом он мог повлиять на дальнейшее развитие событий. Ужас сковал его мышцы, когда он внезапно понял, что его намерения начали как по волшебству сбываться, медленно, но верно обращаясь в реальность. Он хотел избавиться от Годже, и вот неведомый преступник сделал за него всю работу, избавив от необходимости ломать голову над хитроумным планом. Подозрения бесшумно закрались ему в голову подобно крылатым семенам раздора, и ему было стыдно себе признаться, что он был совершенно растерян. Судьба явно испытывала его на прочность, а он оказался не готов к этому.       – Упокой Аллах её душу, – только и смог выдохнуть потрясённый Селим, прискорбно прикрывая глаза. Какой бы хитрой и коварной не казалась ему Годже, она все равно не заслужила такой участи. В воцарившемся на секунду молчании отчётливо прозвучало бесстрастное «Аминь», выдернувшее шехзаде из омута охватившей его на мгновение печали. – Немедленно найдите того, кто это сделал, и накажите самым суровым образом. Повелителю уже сообщили?       – Всё сделаем, шехзаде, – склонил голову юноша, ничуть не изменившись в лице. – Ни о чём не беспокойтесь. Будут ли ещё поручения?       – Да, – сорвалось с онемевших губ Селима прежде, чем он успел отдёрнуть себя. Но слово уже было сказано, и слуга в ожидании поднял голову, молчаливо демонстрируя готовность. В последний раз взвесив своё решение, шехзаде ответил юноше твёрдым взглядом. – Разыщи и приведи ко мне Сельду хатун. Скажи, что это срочно.       Слуга откланялся и беззвучно удалился, хлопнув дверями. Только после того, как в покоях вновь настала едва ощутимая тишина, Селим смог с облегчением выдохнуть и на мгновение закрыть глаза. Раз Хюррем Султан уже обо всём позаботилась, значит, ему остаётся только разыскать убийцу и предупредить Сельду об опасности. При одной мысли о том, что она тоже может пострадать от рук какой-нибудь завистливой рабыни, шехзаде делалось не по себе, и чувство вины за увлечение другой женщиной накатывало с большей силой. Он просто обязан был поговорить с подругой об этой ситуации, пока ещё есть ничтожный шанс восстановить их отношения.       Какое-то время за пределами апартаментов стояло угнетающее молчание, но вскоре дворец наполнили оживлённые звуки нового дня, среди которых ясно можно было распознать утреннюю суету служанок, заливистый смех беспечных наложниц и привычное ворчание евнухов, без чего не обходился ни один рассвет в величественных стенах Топкапы. Селим долго не открывал глаза, погружая сознание в отстранённое пространство, заполненное пустотой, и с каждым полным циклом дыхания обрывал одну за другой связи с внешним миром, выстроив вокруг себя непреступную преграду. Подобно хорошо защищённой крепости, этот барьер препятствовал разным ненужным мыслям прививать ему какие-то чувства и эмоции, оберегал от повседневных проблем и предотвращал попытки задуматься о будущем. Оставшись наконец наедине с самим собой, Селим дал неограниченную свободу своему сознанию, которое уносило его всё дальше и дальше, пока его душа не покинула владения Стамбула и не отправилась в бескрайние странствия.       Ещё никогда томительные ожидания не длились для Селима подобно вечности, словно время остановилось, а весь мир замер в напряжении, приковав любопытные взоры к стоящему без движения шехзаде. Он давно уже потерял счёт бесчисленным мгновениям, отделявшим его от встречи с Сельдой, и с каждой потраченной секундой ему казалось, будто тревога и волнения лишь набирают силу и возрастают до немыслемых размеров, вот-вот готовясь вылиться через край. Как он ни пытался отвлечься на какие-то посторонние темы, мысли о девушке всё равно ненавязчиво витали где-то рядом, цепляясь за тонкую нить любого повествования в его голове. С тех пор, как жизнь во дворце вернулась в прежнее русло и всё пошло своим чередом, наследник не сдвинулся с места, так и простояв в одной позе с самого рассвета. Его ноги уже затекли и отчаянно требовали движения, находящиеся в развёрнутом положении плечи жалобно ныли, а руки сводило судорогой без должной нагрузки. Солнце за окном подверглось пристальному вниманию всегда открытых глаз Селима, чей застывший взгляд оставался долгим и непроницаемым, но несмотря на это оно всё так же медленно переползало по небу круглыми боками, меняя траекторию падения лучей. Один из них, особенно смелый и юркий, дерзко коснулся поддёрнутого равнодушием лица наследника и остался незамеченным: шехзаде настолько глубоко погрузился в невесёлые размышления о предстоящем разговоре с Сельдой, что не мог цепляться за обычные докучные мелочи, призванные раздражать в будничных ситуациях.       Слов было так много, что Селим не на шутку растерялся. Сколько бы вариантов не приходило ему на ум, всё он считал недостойным и недостаточно искренним, чтобы сойти за извинения. Для Сельды определённо требовалось нечто особенное, что тронет её до глубины души, но это было далеко не единственное, что занимало мысли наследника. Решение, которое ему пришлось принять в итоге своих смутных рассуждений, внушало ему некую тревогу и боялось быть отвергнутым. Шехзаде бы никогда не подумал, что будет так переживать и нервничать по этому поводу и даже перепробовал всевозможные способы, чтобы избавиться от этого неприятного чувства. Однако, что бы он не делал, его дыхание всё равно оставалось слишком быстрым и шумным, сердце неестественно часто сокращалось в груди, доставляя неудобства, а холодные ладони пропитались влагой, от чего между лопаток то и дело металась зябкая дрожь. Ему было даже страшно представлять себе возможную реакцию Сельды на его слова, и чем больше он старался её вообразить, тем тяжелее становилось ему от собственных фантазий. Изменить что-либо было уже поздно, поэтому наследник испустил долгий прерывистый вздох и снова погрузился в ожидания.       Пятна золотистого сияния, рыжими зайчиками прыгающее по чистому полу, обрамляло тусклые цвета в покоях размытым радужным очертанием, переливаясь всевозможными оттенками драгоценных камней. Наблюдая за призрачной игрой теней в резных сердцевинах каждого из солнечных кристаллов, Селим даже умудрился забыть о медленном течении времени и очнулся только тогда, когда второй раз за всё утро его напугал отрывистый стук о дерево.       – Войди, – коротко приказал он, мимолётно оглядев свой внешний вид и поправляя и без того идеально выровненный воротник кафтана.       Повинуясь его воле, посетитель почти бесшумно влился в просторные покои, оставляя на стенах следы мелодичного эха от собственных пархающих шагов, и замер где-то за спиной шехзаде, по его представлениям приседая в безупречном поклоне. Перед внутренним взором промелькнул невинный образ растерянной Сельды, сгибающей перед ним свою лебединую шею, и на сердце почему-то стало немного тяжко от скопившегося там сожаления. Селиму не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что девушка мечется от волнения, настолько сильны были невидимые импульсы тревоги и удивления, что усеяли прямую спину наследника колкими стрелами нестерпимой печали. Его затылок беззастенчиво прожёг чей-то невыносимо пронзительный взгляд, так что ему мгновенно стало неуютно, а вдоль позвоночника пробежали мурашки. Чьи-то пытливые глаза словно видели шехзаде насквозь и могли прочесть все его тайные мысли, что вынуждало освободить разум от всякого беспорядка и при этом остаться невозмутимым. Силой воли сохранив выражение отчуждённого бесстрастия на лице, Селим обернулся.       Перед ним, сияя неброским тёмным платьем, стояла Сельда, ничем не выдавая своё настоящее состояние. Внешне она казалась спокойной и подозрительно непринуждённой, но, заглянув ей в глаза, можно было разглядеть последствия всех страданий, выпавших на её долю. Селим невольно поморщился, заметив, что белки вокруг её радужки покрылись паутиной красных сосудов, опухшие словно от слёз веки настороженно сощурились и во всём её теле так и чувствовалось неподдельное напряжение, затруднявшее ей дыхание и скупые движения. Она смотрела прямо, почти вызывающе, но при этом без осуждения или ненависти, так что на самой глубине её усталого взгляда можно было заметить тень неуловимого страха, будто она боялась быть в чём-то разоблачённой. Ухоженные волосы как всегда обнимали её худую шею и узкие плечи, и даже в этом простом повседневном наряде она выглядела очаровательной и неповторимой. Забыв на миг о своём волнении, Селим безвольно залюбовался статной фигурой Сельды, внезапно осознав, что ему неважен исход этого разговора. Что бы ни случилась, он никогда не перестанет её любить, и если она ему действительно доверяет, то не станет мешать наследнику всё объяснить.       – Шехзаде, – довольно мягко поздаровалась Сельда, с призрачным намёком на улыбку дёрнув уголком рта. Селим подумал, что это движение вырвалось у неё совершенно случайно, пока не обратил внимание на то, что девушка ведёт себя как-то нервно и непроизвольно дёргается без всякой на то причины, словно внутри неё накопилось слишком много переживаний и она больше не могла их сдерживать. – Вы хотели меня видеть?       – Добро пожаловать, хатун, – вежливо кивнул Селим и тут же мысленно отругал себя за то, что употребил в её сторону этот неуместный статус. – Да, я звал тебя. Нам нужно кое-что обсудить.       Девушка коротко кивнула, не отводя пронизывающий необъяснимым трепетом взгляд, и со всей решимостью сдвинула брови к переносице, из-за чего над глазами залегли аккуратные тени. Селим приободрился, стараясь не придавать столь большого значения немногословности служанки, и властно вздёрнул подбородок.       – Я принял решение, Сельда, – с некоторой твёрдостью в голосе сообщил шехзаде, не отводя взгляд, и ему показалось, что девушка неуловимо напряглась в ожидании. – Оно касается тебя и твоей дальнейшей судьбы.       – Я слушаю, – слабо пролепетала Сельда, поддавшись вперёд. Впервые с начала разговора в её непроницаемых глазах зародилась тень почти ничтожной надежды.       Набрав в грудь побольше воздуха, Селим снова встретился с ожившим внезапно взглядом Сельды, условив в их глубине нечто такое, от чего его сердце безудержно ёкнуло и сладостно запело, объятое необъяснимым волнением, никак не связанным с их разговором. Окинув костлявое тело девушки очарованным взором, он с потаённой любовью посмотрел на неё и, собравшись с духом, торжественно произнёс, сдерживая нежную улыбку:       – Сельда, с этого дня ты отныне под моей защитой и полноправно входишь в мой гарем.