Melek

У каждого святого есть прошлое, у каждого же грешника есть будущее Оскар Уайльд.

      От востока до запада полукруглый купол неба плавно перетекал из лазурно-голубого в насыщенный синий, но с каждым мгновением становился всё светлее в преддверии скорого рассвета. Золотистый, приправленный дерзкой янтаринкой диск солнца лениво выползал за линию горизонта, окрашивая небосвод в молочные оттенки розового и матовые вкрапления желтизны, словно чья-то неакуратная рука смахнула на землю водянистые краски. Поддёрнутый предрассветной дымкой молодой месяц, неподвижно застывший в воздухе одновременно со своим более властелюбивым огненным братом, постепенно исчезал в недоступной никому другому пустоте, тая по краям и отправляясь в далёкие странствия вместе с резвыми облаками, что проносил мимо него шумный ветер. Где-то между небом и землёй повисла туманная пелена ранней зари, сквозь которую боязливо проглядывали первые лучи распускающихся вдали алых цветов, и тронутые их застенчивым сиянием спящие головки проникших цветов вновь поднимались и тянулись ввысь, с наслаждением сбрасывая с женственных лепестков крупные капли чистой росы. Осевшая на белом камне лёгкая морось блестела и переливалась подобно россыпи драгоценных камней, сквозь вымытые ночной влагой окна величественно замершего в молчании дворца плескались на мраморных колоннах всполохи радужных искр, а всё ещё утопающие в податливой тьме владения дворцового сада наполнялись птичьими голосами: звонкими трелями горластых соек, отдалённым смехом прямокрылых чаек и отрывистым криком белогрудых ласточек, словно демонстрируя всему миру свою готовность к пробуждению. Чуть вымокшие за ночь стволы деревьев отзывались на красноречивые песни утренних птиц весёлым эхом и задорно раскачивались в такт их замысловатому ритму, подгоняемые лёгкими потоками свежего бриза.       Размытые полосы бледного рассвета самоотверженно ложились прямо под быстро идущие по мрачным коридорам шаги, перебивая своим ярким сиянием тускло тлеющие огни факелов, так что вскоре холодные стены дворца затопило жидким золотом. В тех потаённых уголках каменных лабиринтов, куда не проникал кропотливый луч обмытого кровью солнца, сохранялась ублажающая натруженное тело свежесть, призванная цепляться за сведённые стальным напряжением мышцы крепкими челюстями знобящего сквозняка. Каждый, до боли знакомый Селиму ловкий поворот, преданно несущий его навстречу его цели, преодолевался им с проворностью горной лани и за считанные секунду оставался позади, провожая спешащего на всех парах наследника скорбным эхом от его гулкого бега. Нисколько не беспокоясь о доставленных спящим в гареме обитателям маленьких неудобствах в виде шарканья по полу плотной ткани длинного кафтана и вырывающегося со свистом из груди прерывистых вздохов, шехзаде стремительной стрелой нёсся по родным коридорам, слепо огибая любые препятствия. Горящее жадным огнём страсти ожидание со скоростью вольного ветра гнало его вперёд, не оставляя в голове ни единой мысли сомнения, нетерпение подогревало кровь нескончаемой энергией, так что вскоре у Селима открылось второе дыхание, и он помчался ещё быстрее. Перед размытым зрением молниеносно проносились некогда резкие очертания колонн и недружелюбных пустынных стен, в ушах шумело от рассечённого в клочья душного воздуха, а пропитанная выделяющимся теплом одежда неприятно липла к подвижному телу, однако ничего из этого не могло остановить обуянного восторгом и возвышенным ликованием наследника.       Когда солнце внезапно поменяло своё направление и перед броским взором открыто предстал лиловый краешек предрассветного неба, Селим отметил, что очутился в другой части дворца, куда степенная заря добиралась в самую последнюю очередь. В этом пустынном закоулке, где всё ещё царствовала уходящая ночь, навеки прижилась безмятежная тишина, словно даже любопытные птицы облетали этот заброшенный участок Топкапы стороной. Лучшего места для встречи с Мелек и придумать было нельзя, поскольку шехзаде слишком сильно заботился о том, чтобы их разговор остался недоступной никому тайной. Призрачное молчание, нисходящее откуда-то с высоты, сладким шёпотом вечернего ветерка расплывалось по стоящим в забытие сводам необъятных стен, пуская по спине непрошенную дрожь благоговения, и в воздухе, казалось, повисла непреступная завеса мнимого покоя, что ревностно оберегала чужие секреты, копившиеся в этом месте годами. Как только необычайная для пробуждающегося ото сна мира тишина поглотила Селима с головой, приветливо приняв его в свои объятия, шехзаде ощутил головокружительное умиротворение, подавившее в нём всякий намёк на волнение. Застигнутое врасплох взбудораженное сердце покорно замерло в середине груди, точно не хотело мешать уединённой обстановке, царившей в этом забытом всеми месте.       Словно в награду за преданные ожидания Селима на другом конце просторной террасы, с которой открывался скучный вид на выстроенные вдоль балкона деревья, замаячил долгожданный силуэт Мелек. Отбрасываемая мощными кронами высоких дубов мглистая тень надёжно скрывала её стыдливую красоту от посторонних глаз, как по задумке мешая тусклому свету утренних сумерек коснуться её нежного существа. В который раз залюбовавшись тоненькой фигуркой некозисто собранной девушки, Селим с непрекрытым восхищением проводил преданным взглядом её стройную походку, и внутри него будто вспыхнуло неудержимое пламя, так и подмывавшее его сорваться с места и броситься к ней навстречу. Эта необъяснимая тяга оказалась сильнее потрясённого оцепенения, и шехзаде мгновенно сбросил с себя чуждое ему замешательство и бегом бросился к Мелек, взглядом уговаривая её поторопиться. Словно подслушав его мысли, Охотница лучезарно улыбнулась, так что здоровый блеск её лица был заметен даже с расстояния, и ускорила шаг, постепенно переходя на грациозную оленью трусцу. Дистанция между ними неумолимо и безвозвратно сокращалась, пока Селим не набросился с разбегу ей на плечи, врезавшись в неё мощной грудью, и не прижал её юркое тельце к своему мускулистому стану, как бы намереваясь защитить от всех опасностей.       Спустя секунду радостного замешательства Мелек охотно ответила на крепкие объятия наследника, с трепетной дрожью прильнув к нему в ответ. Вспомнив историю Алсаа и Лихина из легенды, шехзаде подумал, что сейчас они вот-вот сольются в единое целое, обрастая твёрдыми осколками кристалла и обвиваясь плетями душистых роз. Его сердце в упоении вторило робкой дроби в груди напротив, с каждым вдохом он жаждил глотнуть чужой воздух, забирая себе растрачиваемое зря тепло живого существа, будто это была его последняя надежда остаться в живых. Попутно обследуя руками ровную спину девушки, Селим зарывался носом в её волосы и неистово целовал чувствительный изгиб между шеей и плечом, не обращая внимание на закрывающее кожу лёгкое платье. По известному лишь им двоим сигналу они одновременно отстранились друг от друга, но шехзаде нарочно не отпустил её мягкие руки, со всей бережностью сжав костлявые ладони в холодных пальцах.       – Я так испугалась, когда ты внезапно вызвал меня в столь раннее время, – с лёгким смехом призналась Мелек, отвечая на тёплый жест со стороны наследника желанной взаимностью. – Неужели что-то случилось?       – Разве что-то должно случится, чтобы мне просто захотелось увидеться с тобой? – обоятельно улыбнулся Селима, лукаво прищурив глаза.       В глубине встревоженного взгляда Мелек мелькнула искорка несмелой растерянности, грозящаяся превратиться в настоящее пламя потрясения, если вовремя её не потушить. Прежде, чем девушка всерьёз разволновалась, шехзаде с долей безобидной насмешки рассмеялся и с облегчением увидел, как милые черты Мелек разглаживаются сами собой, а напряжённые плечи опадают вниз, снимая ненужную нагрузку.       – Значит, всё в порядке? – недоверчиво уточнила она, удивлённо приподнимая одну бровь.       – Не совсем, – не стал преждевременно успокаивать её Селим, всеми силами стараясь сохранить спокойствие. Накопленные в разговоре с Ангелом знания так и просили наружу, но нельзя было вот так опрометчиво обрушить их на голову ни к чему неподготовленной девушке сплошным потоком бессвязных предложений. – Сегодня ночью со мной кое-что произошло, и, я думаю, тебе стоит об этом узнать.       Сделав глубокий вздох и призавав на помощь всю свою убедительность, Селим неторопливо начал своё повествование, постепенно погружая Мелек во все подробности своих бесславных поисков по книгам, закончившихся полной неудачей, и своего видения на террасе, толкнувшего его на верный путь. По мере того, как рассказ увлекал его с головой, а в памяти вспывали все новые мелочи, которые он спешил тут же добавлять к основной части, лицо девушки постоянно менялось, то недоверчиво вытягиваясь от изумления, то сосредоточенно искажаясь в приступе раздумий. Она ни разу не засмеялась, что приятно обрадовало наследника, но также её взгляд не покидала навязчивая тень сомнения, больше похожая на потаённый страх. Селим не забыл упомянуть и про легенду, постаравшись изложить сюжет таким образом, чтобы слушательница уловила самый главный смысл в его словах, и ему, похоже, это удалось. Когда с объяснениями и посвящениями было покончено, Мелек явно находилась в каком-то среднем состоянии, поместившимся между потрясением и неподдельным благоговением. Шехзаде не стал торопить её с ответом, прекрасно понимая её ступор, но ему так не терпелось услышать реакцию подруги, что он начал нервно переступать с ноги на ногу.       – Я не очень понимаю, – наконец произнесла Мелек, с заметной неуверенностью потупив глаза. – Чего хотела от тебя эта мёртвая девушка?       – Это было видение, дорогая, – снова повторил Селим, специально сделав акцент на предпоследнем слове. – И в нём крылась подсказка к решению нашей проблемы. Благодаря ему я наконец понял, что нам поможет раз и навсегда избавиться от проклятья.       – И что же это?       Подбадриваемый откровенной надеждой, робко показавшейся из-под гнёта изумления в глазах Мелек, Селим подступил к ней на шаг, поднимая её руки на уровень своей груди. Их взгляды поймали друг друга в крепкие сети необъятной любви, так что время вокруг шехзаде на краткие мгновения остановилось, позволив ему вдоволь насладиться неповторимым чувством лёгкости и отрадного спокойствия, какое всегда накрывало его, стоило ему посмотреть в эти пленнительные омуты нежности и обожания.       – Любовь, Мелек, – горячо прошептал Селим, склоняясь к её уху. – Наша любовь не знает границ и поражений. Я уверен, что она пройдёт через все испытания, ей под силу разбить любое проклятье, какой бы мощью оно ни обладало. В нашей любви кроется наше спасение. Мы лишь должны позволить себе любить без преград и ограничений. Ты должна забыть, что я шехзаде, а я должен отпустить то, что ты моя наложница. Мы с тобой важны друг для друга не из-за наших статусов.       – Но я уезжаю, Селим, – с щемящей тоской в голосе напомнила ему Мелек, и внутри её хлипкой груди задребезжали горестные нотки. – Мы больше не сможем любить друг друга, как раньше. Мы больше вообще не сможем видиться.       – Ты ошибаешься, мой дорогой ангел! – в неистовой решимости отрезал Селим, твёрдо заглянув в округлённые глаза девушки. – Мы сможем быть вместе, но только не здесь, а вдали от всего, что нас удерживает. Ты ещё не поняла? Мы должны найти свой путь сами, за пределами Топкапы, а может, и самого Стамбула. Куда бы не завела нас судьба, мы всегда будем любить друг друга и помогать таким же странникам, как и мы. Мы будем ведать им свою истину.       Внезапно Мелек отстранилась и подняла на воодушевлённого шехзаде полный потрясения и настоящего страха взгляд, в котором всё не стихала ненастная буря сомнений и безумной тревоги. На дне её прекрасных очей волновалась робкая мольба, почему-то очень напоминавшая наследнику потаённое предвкушение. Её руки в его руках на мгновение напряглись, но не выскользнули из тёплых объятий, что дало обескураженному шехзаде немного ничтожной надежды.       – О Селим, – словно в неверии покачала головой Мелек, хрипло вздыхая, – неужели ты хочешь уйти? Навсегда?       – Мы отправимся в долгие странствия, – ласково улыбнулся Селим, прикасаясь ладонью к её холодной щеке. – Мы будем помогать другим людям, а главное, мы будем вместе. Никто не сможет нас разлучить.       По-прежнему окутанные туманом отчаяния глаза Мелек чуть прояснились, и вскоре мутные тучи волнения боязливо расступились, проливая на гладкую поверхность тёмной радужки робкие лучи слабой надежды. В груди Селима что-то с удовлетворением воспрянуло, и он затаил дыхание, побоявшись спугнуть эти едва уловимые изменения в её состоянии.       – Ради тебя я готова на всё, – с незнакомой прежде решимостью заявила Мелек, смело поднимая голову, и с готовностью расправила узкие плечи, мгновенно став выше ростом. Её маленькие пальцы снова сжали его руки, на этот раз с куда большим рвением, словно боялись отпустить. – Я соглашусь на что угодно, лишь бы ничто не мешало нам любить друг друга. Я знаю, что в Конии мне не обрести счастья, а рядом с тобой я всегда счастлива, даже с оковами. Я пойду за тобой и в огонь, и в воду, и на край света и в далёкие странствия. Я люблю тебя, Селим.       – И я люблю тебя, мой небесный ангел, – нежно пророкотал шехзаде, с наслаждением закрывая глаза, и опустил голову, склоняясь к девушке.       Юная Охотница словно уловила его настрой и покорно вытянула шею к Селиму, соприкасаясь с ним губами. Упоительное блаженство разлилось по телу наследника, как только его сердце впитало в себя мягкие импульсы ласки, плавными волнами исходившие от Мелек. Растягивая сладостные мгновения опьяняющего счастья, шехзаде настойчиво углубил поцелуй, с жадностью вбирая в себя чужое дыхание, и бережно притянул обуянную страстью девушку к себе, переплетая их пальцы в прочный замок. Обжигающий, но совсем не причиняющий боли огненный жар, пробравшийся из ниоткуда под свободные рукава кафтана, запульсировал где-то в районе предплечья, разрывая плоть и жилы мощным пламенем, предназначение которого Селим никак не понимал. Однако благоговейное ликование, смешанное с щемящей любовью, что заполнили его разум на время поцелуя, прогнали прочь непрошенный страх и не дали растерянности превратиться в слепую панику, вытесняя из головы абсолютно все мысли. Смело отдавшись неожиданному порыву, преследующему стремление сотворить что-то неописуемое с его руками, шехзаде не стал даже сопротивляться, покорившись чьей-то высшей воле, которую никак нельзя было оспаривать. Сквозь плотно закрытые веки его ослепил яркий свет, бьющий в невидящие глаза мощными потоками тёплой энергии, и по тому, с какой силой пальцы Мелек стиснули его ладонь, а её зубы впились ему в губу, он понял, что с ней происходит то же самое. Жаркое дыхание огня грело недолго, но после того, как свет угас, а палящее пламя исчезло, впитавшись в кровь, сквозь густую пелену внезапного головокружения Селим ясно расслышал щелчок, с каким пленник освобождает себя от удушающего замка. В то же мгновение неподъёмная тяжесть в руках куда-то исчезла, словно её никогда и не было, а уже привычная боль безропотно отступила, расцепив острые когти страданий и нескончаемых мучений. Впервые за долгие месяцы Селим испытал невероятное чувство блажённого облегчения, от которого хотелось смеяться и петь одновременно. Изумлённо открыв глаза, он опустил взгляд на свои руки и чуть не потерял сознание от навалившегося на него потрясения.       Металлические оковы, так долго держащие его в цепях невыносимого проклятья, бесследно растворились в воздухе, не оставив после себя даже шрама. Всё ещё до конца не придя в себя после удивления, наследник в немом оцепенении наблюдал, как его запястья и предплечья медленно оплетают светящиеся лозы какой-то прочной нити, чьё божественное сияние просвечивалось сквозь кожу словно золотого цвета вены, вжившиеся ему в самую плоть. Сердце торжествующе трепетало в груди Селима, наполняя его душу неподдельным ликованием, и он в восхищении рассмотрел неповторимый узор на своей сильной руке, не находя слов. Мелек напротив него прибывала в таком же недоумении: по её стройным предплечьям вились, изгибаясь в завитки, такие же отлитые из золота плети, похожие на лозы диких роз. Её лицо сияло счастливой улыбкой, а глаза так и горели безудержным восторгом, словно два уголька, подброшенных в свежий костёр.       – Ты понимаешь, что это значит, Селим? – ликующе воскликнула Мелек, в неверии осматривая свои руки. – Мы свободны! Мы больше не Охотники! Но кто же мы теперь?       – Мы Праведники, – с гордостью ответил Селим, сжимая одну ладонь в кулак и с удовлетворением наблюдая, как гибкие плети меняют свою форму вслед за ритмичным сокращением мышц. Только сейчас он заметил, что давящий изнутри груз, так долго мешающий ему вздохнуть, исчез, сдавливающее лёгкие непреодолимое желание испарилось вместе с терзавшим его когда-то необъяснимым гневом. Ещё никогда ему не было настолько легко и вольно от одного только осознания того, что он вновь может полноценно дышать. Внезапно шехзаде вновь почувствовал себя беззаботным и беспечным искателем приключений, хотя в глубине души понимал, что никогда уже не станет таким, как прежде. – Наше предназначение – доносить до людей истину и учить их мирной жизни в согласии и равновесии. Сам Аллах указал нам наш путь. Мы должны прислушаться к велению судьбы и исполнить свой долг.       Теперь, когда внутренний ангел Селима расправил свои мощные крылья, шехзаде как никогда ощущал себя готовым к любым переменам. Его больше не удерживала страшная жажда чужой крови, на языке не чувствовался солоноватый привкус жестоких смертей, ясный взгляд более не застилала пелена ярости, позволив ему увидеть мир во всех красках. Отпуская самозабвенные благодарности Всевышнему за этот дар, шехзаде с удовольствием делал каждый новый вдох, наполняя лёгкие ароматом свободы. Отныне он не будет прятаться и искать себе оправдания. В его сердце больше не было места безумному страху, душу не тяготили воспоминания о прошлом, а в мыслях не оседали посплотные голоса сожаления. Он был на грани решимости и желания двигаться вперёд. С любовью прижимая к себе плачущую от счастья Мелек, шехзаде думал о всех прелестях их будущего путешествия, и всё его существо окутало незнакомое прежде отрадное предвкушение.       Ночь была темна, веяла душистым покоем и справляла какой-то тайный праздник в компании всевидящей луны и зорких наблюдательных звёзд. Подливая в мрачные воды теней тягучие реки молочного серебра, небесная госпожа беспордонно обхватывала своим сиянием весь необъятный простор небосклона, вынуждая даже самые грозные тучи в испуге расступаться перед её неоспаримым величием. Затянутое бархатным полотном быстро темнеющих сумерек спящее небо мерно дышало прерывистыми порывами тёплого ветра, чьи стремительные потоки бесследно разбивались о поверхность неровной земли. Навеянный приятной прохладой и убаюкивающей колыбелью моря сладкий сон бесшумно пробирался к каждому живому существу в округе, отключая ему сознание мечтательными наваждениями. Красавица-ночь оказалась той ещё проворной обманщицей: подчиняя доверчивые сердца своим женственным чарам, она подкрадывалась к спящим в объятиях тьмы душам и вселяла в них самые потаённые кошмары, рождённые из тех же теней, что с такой заботливостью укрывали заснувшие деревья. Никто не мог устоять перед её властью, но во всём городе, утонувшем под гнётом тишины, лишь двое не знали покоя, движимые какими-то своими, лишь одним им ведомыми желаниями.       Ни цепкий холод, ни пробирающий до костей ветер, стискивающий упругие мышцы проморзглой дрожью, не могли остановить увлечённого тайным побегом Селима, чьё сердце до сих пор безудержно колотилось в груди в ожидании погони, несмотря на то что величественные стены Топкапы давно уже остались позади. Видневшийся сквозь пелену мрака его грозный силуэт вселял шехзаде необъяснимое благоговение одним своим видом, так что он спешил скорее отвернуться и обнять восхищённым взглядом открывшийся ему простор. Рядом с ним, прижимаясь к нему дрожащим от волнения боком, замерла верная Мелек, настороженно оглядываясь по сторонам, хотя пустынные улицы безмолвного Стамбула оставались непреступными для её всепоглощающего внимания. Совсем недавно, как только луна взобралась на верхушку неба, а дружелюбные тени смогли дать им надёжное укрытие от посторонних взоров, они покинули забывшийся во сне безопасный Топкапы и отправились в свой бесконечный путь. Рвущееся наружу нетерпение так и подстрекало Селима ускорить осторожную поступь, но им предстояло вести себя осторожно в глубине пустых улиц непредсказуемого города, чтобы не навлечь на себя подозрений. С момента ухода они не обмолвились друг с другом ни словом, однако наследник ясно ощущал кожей все чувства Мелек, которые она даже не пыталась от него скрыть. В её душе безумная тревога была смешанна с столь же неудержимым предвкушением, её беспросветные глаза сияли восторгом и жаждой приключений, и всё же она не находила себе места от объяснимого волнения. Сам Селим испытывал необычайный прилив торжества и распирающей гордости, хотя все эти эмоции безвозратно меркли по сравнению с тоскливой печалью, что накатывала на него при одном воспоминании об оставленных позади родных. Ему представились опустошённый взгляд отца, исцелённый надеждой взор Джихангира и плачущие глаза Хюррем, и его самого едва не накрыли жгучие слёзы, которые ему с трудом удавалось остановить. Сейчас они прятались за углом какого-то старого дома, куда не проникало даже капли света, чтобы переждать на всякий случай непредвиденную панику. Однако их опасения были напрасны: спустя томительно долгие мгновения никто так и не появился с явным намерением поймать сбежавших Праведников, так что вскоре они продолжили путь по пыльным аллеям ночного Стамбула, не оглядываясь на дворец. Переглянувшись с Мелек, Селим заметил в её неунывающем взгляде непоколебимую уверенность, сквозь которую проглядывали щемящие струи любви, и последние сомнения окончательно оставили его сердце. Взявшись на руки, они вместе шагнули навстречу новому, пока ещё спящему в утробе небес рассвету, подгоняемые принесённым с моря диким ветром.       Лунные лучи падали под ноги Селиму косыми полосами блестящего металла, освещая ему каменистую дорогу. Миновала окраина города, и сухая рассыпчатая земля сменилась мягкой пружинистой почвой: они вышли на пустошь. Если бы шехзаде нашёл в себе смелость обернуться, он бы увидел за своей спиной спящий под куполом звёзд родной Стамбул, на вершине которого властно красовался великолепный дворец, бережно поддёрнутый первой дымкой далёкого тумана. Всё это бесценное богатство заботливо огибали коронованные листвой статные деревья, чья обитель тоже давно осталась позади. Не выпуская из онемевших пальцев влажную ладонь Мелек, Селим неустанно взбирался на первый холм, за которым раскинулось открытое всем ветрам бирюзовое поле одичавшей травы. Он совершенно не чувствовал усталости, словно его лёгкие стали сильнее во много раз, и остановился перевести дух лишь тогда, когда в мокрую от натуги спину ударил приветливый ветерок. Они стояли на вершине покатого спуска, что положил начало их странствиям. Дальше, на огромном расстоянии от него, насколько хватало глаз, простирались вольные равнины и приморские степи, захватывая собой даже остроконечные владения морского побережья. За всеми этими красотами начинался горизонт, до которого Селим так жаждал дотянуться тоскливым взглядом и чьи неизведанные тайны так и манили к себе его пленённое свободой сердце, вселяя в него всё больше решимости и готовности к любым испытаниям. А за горизонтом начиналось покрытое тайной, неизведанное никем будущее, где вот-вот, судя по светлеющим вдали хребтам призрачных гор, должен был разгореться рассвет.