Волк в тепле

После того, как Варнава-Базиль увел Ламберта принимать ванну, Геральт остался в звенящей тишине, сопровождаемой лишь метавшимися в голове мыслями и прерывистым собственным дыханием. "Он здесь, он, правда, здесь, – пронеслось в мыслях, – твою же мать" . То, что происходило между ним и младшим из школы Волка было известно одним лишь богам. Почему у обоих дух перехватывало от одного лишь взгляда кошачьих глаз напротив? Почему сердце замирало от знакомого голоса? Почему их постоянно, словно самим Предназначением, сводило в один город? Они никогда не задавали эти вопросы кому-либо или себе самим, они крутились где-то на подсознательном уровне, вызывая необычное чувство в груди. Ламберт был невыносим: несносный , язвительный, ядовитый, со своей вечно презрительной неприятной ухмылкой. Но Геральта тоже подарком назвать было сложно: часто угрюмый, молчаливый, сарказма больше, чем сказанного по правде. Другими словами, по степени мудачества они, пожалуй, друг другу не уступали. А что было бы если бы они были вместе постоянно? Смогли бы они найти общий язык и примириться с характерами друг друга? Или же наоборот все бы усугубилось и эта лёгкая неприязнь переросла бы в настоящую ненависть? Может, сейчас самое время это выяснить? Сейчас, когда Охота была повержена, когда всё худшее осталось позади? Может, Геральту пора выяснить, что могло бы быть у него с Ламбертом и какие чувства они испытывают друг к другу на самом деле? Слишком много вопросов кружилось в беловолосой голове. Слишком много "может" и "возможно" сбивали с толку. В конце концов, Геральт предпочёл не забивать себе этим голову, по крайней мере, пока. Он уселся на ближайший стул и принялся начищать лезвие серебряного меча. Он тёр гладкую поверхность серебряника до тех пор, пока не смог в нём отчетливо увидеть отражение собственного лица: задумчивого и, признаться, немного грустного. — "Даже если вы сами по уши в говне, ваш меч должен светиться от чистоты", — послышался голос Ламберт за спиной. — Так он говорил, да? — Формулировка немного другая, но смысл тот же, — усмехнулся Геральт, смотря на молодого ведьмака. — Волкобой? — уточняет он, принюхавшись. — Пошёл нахер, — кратко отвечает Ламберт, отворачиваясь, что впрочем не помешало Геральту заметить лёгкое смущение на чужом лице. Ламберт подхватывает свои мечи, оставленные на шкафчике в углу комнаты, и садится рядом с Геральтом, принимаясь чистить свой серебряник. — Когда чищу мечи, — Ламберт глубоко вдыхает, — всегда вспоминаю его. Ты же знаешь, что мы с Весемиром... не очень ладили. — Не очень ладили? — смеясь, переспросил Геральт. — Ой, да заткнись ты, понял ведь, что я имею в виду, — фыркает сразу же молодой ведьмак. — У меня были причины недолюбливать его, но... знаешь, когда проводишь не один десяток лет с кем-то, как бы он тебя ни бесил, невольно... — Привязываешься? — заканчивает Геральт, смотря в жёлтые глаза напротив. — Да, — Ламберт кивает, тяжело вздохнув, и на минуту замолкает. — Что ж, мне это знакомо, — улыбается беловолосый. — Есть один невыносимый ведьмак... Но ради него я бы даже на Скеллиге за работорговцем сплавал, — Геральт не может перестать улыбаться, когда смотрит на мужчину рядом. Ламберт тихо смеется, качая головой. — Хотя он всё равно меня очень бесит временами... Геральт смеётся, когда локоть Ламберта врезается в его рёбра неряшливым тычком. Видимо, пропитавшись необычной атмосферой дома и солнечного Туссента, два взрослых мужчины, ведьмака, сейчас вели себя как мальчишки, пытаясь достать тычком в ребро один другого. Варнава-Базиль, наблюдавший за этой картиной с другой стороны комнаты, лишь довольно посмеивался себе под нос, видя наконец улыбку на лице своего господина. — Есть! Победа! — довольно провозгласил Ламберт, достав до чужих рёбер. Он встал на ноги, выпрямился и, указав на Геральта пальцем, гордо произнёс: — Ты признаёшь своё поражение, знаменитый Белый Волк? — Так уж и быть, — Геральт поднял ладони вверх. — В этот раз Черный Волчонок победил. У Ламберта переменилось лицо: как давно он не называл его так? Уже лет как двадцать-тридцать прошло? Вспомнить было сложно, но вот чувство, что всегда приходило с этой несносной кличкой, всё так же волновало сердце. Геральт, заметивший произведенный эффект, прищурился. Прислушавшись, он мог услышать чужое учащенное сердцебиение, что определенно заставляло задуматься: у ведьмаков, благодаря мутациям, нормой было значительно замедленное сердцебиение, мало что могло вызвать ускорение пульса у ведьмака, разве что сильные эмоции. Что ж, теперь Геральту было, о чём подумать в свободное время. — Стол накрыт, — участливо сообщил дворецкий. Ели в тишине. По крайней мере, целых две минуты. А потом Ламберта предсказуемо прорвало: о, великий Белый Волк, не жалко ли тебе кухарку, старушке пора на отдых и так далее. Геральт по жизни многое терпел и пропускал мимо ушей. Крестьяне шарахаются как от проказы — пожалуйста, горожане поливают грязью — как хотят, короли смотрят надменно — что ж, на то они и короли. Единственное, что, как правило, выводило из себя абсолютного любого ведьмака — это недоплата или неоплата вовсе. В остальных случаях Геральт был весьма терпелив. До того момента, пока речь не заходила о младшем из школы Волка. Ламберт мог выбесить его одним словом, одним взглядом, случайным жестом и одной лишь ухмылкой. Стоило младшему ведьмаку произнести очередную острую шутку, как Белый Волк уже был готов скрежетать зубами. Подобная нетерпимость в отношении Ламберта давала основания полагать, что тот для Геральта куда важнее крестьян и жадных горожан. Куда важнее многих других ведьмаков, встречавшихся на пути Геральта, взять даже Лето: эта груда мяса тоже всегда была остра на язык и не чуралась прямых грязных оскорблений, но Геральта они не цепляли, не вызывая в душе ничего кроме холодного равнодушия. — Она была вихтом? — Ламберт не выглядит удивленным, но Геральт слышит это в его голосе. — Я узнал что её проклял некий странствующий продавец зеркал... — Твою мать, — Ламберт чуть вздрагивает, — думаешь, это может быть тот самый... — Гюнтер О'Дим, Господин Зеркало, — Геральт на секунду замирает, — да, думаю, это возможно. Не видел больше, чтобы какой-то торговец зеркалами мог навести такое мощное проклятие. Честно говоря, я не очень хочу думать об этом... — Ещё бы ты хотел! Если оно, действительно, так, Геральт, то ты перешёл дорогу этому типу дважды, холера! — Геральт молчал, видимо, разговор зашёл в тупик. Тогда Ламберт наконец решается задать вопрос, мучающий его с самого прибытия в Корво Бьянко: — Почему ты тут один? — Ламберт видит, как напрягаются мускулы на лице напротив. — Где твой трубадур? Цири? Чародейки, в конце концов? — Откуда тебе знать, что я не прячу чародейку в спальне? — вздергивает бровью Геральт. — О-о, если бы у тебя в спальне была чародейка, ты бы её не прятал, — оскаливается Ламберт, а после недолгой паузы добавляет глубоким голосом: — К тому же в доме пахнет только прислугой и тобой... — Ты знаешь как я пахну? — у Геральта призывно взлетели брови. — А ты как будто не знаешь, как пахну я? — так же с вызовом отвечает Ламберт. — Ладно, подловил, — Геральт отставляет тарелку в сторону, наливает себе в кружку немного сока. — Лютик в Новиграде с кучей своих дел и, конечно же, проблем. Трисс в Ковире, советница, а у Йен, ты её знаешь, как всегда куча дел. Что касается, Цири, — он отпивает небольшой глоток с кружки, немного улыбаясь, — она на Скеллиге, помогает Керис с какой-то тварью на берегу Каэр-Трольде. — У них с Керис, — Ламберт замолкает, пытаясь подобрать лучшую формулировку, — у них всё в порядке? — Что ты имеешь ввиду? — Я понимаю, что речь о твоей названной дочери, но ты ведь не будешь делать вид, что не понимаешь, о чём я? — Ламберт убирает тарелку подальше, выпрямляется, вытягивая ноги под столом. Они не подают вида, когда их ноги под столом соприкасаются, лишь смотрят открыто друг другу в глаза. — Что между ними происходит? "Что происходит между нами?", — пронеслось в голове Геральта, но вслух он выдаёт другое. — Я не знаю, — спокойно говорит он, — но как бы оно не сложилось, я поддержу её. Когда читаю письма от Цири, чувствую, что она счастлива рядом с Керис, а это главное. — Холера, ты слишком романтичный для ведьмака, ты знаешь? — Ламберт отводит взгляд. — Да, чародейки упоминали, — смеётся Геральт, получая гневный взгляд другого ведьмака. — Ну, раз уж ты так одинок, — подначивающе начинает Ламберт, — так и быть: я составлю тебе компанию на пару дней. Видеть промелькнувшее в глазах Геральта счастье было невыносимо. Ламберт отводит глаза. — Я собираюсь... холера, — Ламберт прочищает горло, чтобы избавиться от неприятной хрипоты, — собираюсь выполнить сегодня контракт на гнильцов. Я, конечно, пойму, если красавчик струсит... — Да заткнись ты, — фыркает Белый Волк, вставая из-за стола. — Пойдём уже. Он подхватывает начищенные до блеска мечи и выходит. Ламберт улыбается себе под нос и, не медля ни секунды, подрывается вслед. Сердце почему-то не успокаивалось.