Волк в тепле

"Его улыбкой можно было вскрыть вены на запястьях". Рэй Бредбери, "Смерть — дело одинокое" — Геральт, — тихо зовёт голос. Геральт отлично этот голос знает, и не менее хорошо он знает эту интонацию: Ламберт всегда звал его именно так, когда они снова и снова засыпали вместе на зимовках. Отчего-то в его голосе всегда сквозило сожаление наравне с раскаянием. — Геральт, ну же, — снова зовёт Ламберт, кладя ладонь на рёбра, откуда теперь по всему телу растекается тепло. Беловолосый не торопится открывать глаза: откроет — Ламберт уберет руку, и им придётся снова держать дистанцию. — Ещё минутку, — сонно мямлит Геральт, слыша, как тяжело втягивает воздух Ламберт, чтобы позвать громче. — Ещё часик. — Так минутку или часик? — Геральт слышит улыбку и это лучше всех наград за монстров. — Вечность, — выдыхает Геральт, улыбаясь в ответ. Он слышит, как Ламберт хрипло смеётся и ложится рядом, ведьмак чувствует, как соприкасаются их плечи и ступни. — Вечность — это много. Но, знаешь, у меня такое ощущение, словно тут время идёт иначе, словно нерасторопность винодельщиков и вальяжность купцов распространилась и на время, будто бы оно тоже медленно плывёт, а не бежит как обычно. — Это потому что ты здесь отдыхаешь, — зевает Геральт. — Я завалил утопцев, архиспору, гулей и гнильцов за последние сутки, — жалуется Ламберт. — Я бы не назвал это отдыхом, красавчик. — Да, но... мы провели день в Боклере, — возражает старший. — Без угрозы для жизни, без монстров и проклятий, без Дикой Охоты и магов с химерами. Ламберт мягко улыбается, такое выражение лица — редкость для него. Он смотрит на Геральта, и один за другим сдерживает порывы собственной нежности: желание прикоснуться, обнять, сказать о том, что происходит в душе. — Это был хороший день, — робко говорит Геральт, — действительно, хороший, давно у меня таких не было... — Таких, — повторяет Ламберт, — у меня вообще не было. — Значит, сделаем их больше, — улыбается Белый Волк, переворачиваясь на живот в сторону Ламберта. — Чтобы было с чем сравнить. — Ты мне ногу отдавишь! — шикает Ламберт. — Какие мы нежные. — Иди на хер, ты небось весишь, как василиск. — Это ты просто размером с суккуба, — фыркает Геральт. — Эскелю нравится, — оскаливается Ламберт и старшему остаётся только закатить глаза. — И вообще, суккубы человеческих размеров, стандартных женских размеров, только с копытами. — Не-е-ет, они чуть меньше, просто рога роста добавляют. — Женщины тоже разного роста бывают, уж ты-то должен знать... стоп. Ты, что, сказал, что у меня женские габариты? — А скорость мысли как у скального тролля, — начинает Геральт, но Ламберт успевает заткнуть его, навалившись сверху. — Твою мать, ух! — Ну, что, так у тебя девки по массе ощущались? — злорадствует младший. — Да тебя броня утяжеляет, баран, — смеется Геральт. — О-о, — ухмыляется заговорчески Ламберт, — красавчик хочет, чтобы я разделся? У Геральта громко ухает сердце, жар от чужого тела резко ощущается слишком отчётливо. Беловолосый тяжело сглатывает ком в горле и долго рассматривает лицо напротив, явно дольше чем стоило бы, потому что бровь Ламберта вопросительно приподнимается. — Какие у тебя планы на ближайшие дни? — отстраненно спрашивает Геральт, прочистив горло. — А что? На свидание сначала позвать хочешь? — Ламберт хотел бы засмеяться, но серьезный взгляд Геральта бьёт под дых. — Серьезно, Гер... Ламберт не договаривает, чужое прикосновение к его щеке выбивает из груди весь воздух, в глазах темнеет и он прикрывает веки, ощущая холодные пальцы на скулах. — У ведьмаков не должно так быстро биться сердце, — шепчет Геральт, и голос его звучит ниже, чем обычно. Ламберта охватывал ужас, его тело металось между тем, чтобы притулиться ближе к чужим рукам и сбежать от Геральта как можно дальше. Только вот ноги стали ватными и руки совсем не слушались его. — Чего ты хочешь от меня? — в голосе Ламберта слышится отчаяние на грани со злостью, и он едва сдерживается, чтобы не взвыть, когда Геральт гладит его по волосам. — Честности, Ламберт. — Много хочешь, красавчик, — оскаливается Ламберт, но беловолосый не даёт ему долго держать на лице ехидную гримасу, проводя пальцами по задней части шеи, плавно переходя на спину. — Не играй со мной, Геральт, — выдыхает младший предупреждающе с нотками обиды. — Я не стану растекаться лужей рядом с тобой, как твои чародейки. — Да забудь ты о чародейках, — фыркает Геральт. — К тому же, — мягко улыбается он, — никто ещё не расплывался от одного взгляда, как ты. — Издеваешься, значит, — хмыкает младший. — И давно ты знаешь? — Знаю что? — Это! — Ламберт машет в неопределенном жесте между их телами. — О том, что ты умеешь махать руками? Сопровождая свои действия вымученным стоном, Ламберт отодвигается от Геральта, садится чуть поодаль. Младший ведьмак недоверчиво щурится, когда, как ему кажется, видит на чужом лице разочарование. — Ты понял, о чём я, — Ламберт поджимает губы. — Прекращай издеваться надо мной. — Я не уверен, что понимаю хоть что-нибудь, — нерешительно начинает Геральт, — именно поэтому я и попросил тебя быть со мной честным. — Давай сыграем, — наконец отзывается Ламберт, и огонёк, пляшущий в его глазах, заставляет беловолосого напрячься. — Три желания! — Ламберт поднимает вверх палец, останавливая этим жестом всё возмущение Геральта. — Ты выполняешь три моих желания, и, так уж быть, я буду честен. — Ты знаешь... наско-о-олько у меня плохие ассоциации с такими играми? — хмурится Белый Волк. — Больно мне это напоминает одну старую ошибку, которая связала меня магией на пол жизни с одной чародейкой. — О, именно на твои плохие воспоминания я и надеюсь: если ты откажешься играть, мне не придётся выполнять твои условия. — Я согласен, — выпаливает Геральт. — Только по классике: никаких желаний по типу "бесконечные желания" и "подчиняешься мне до конца жизни". — Холера, а я только хотел сказать, — тянет, смеясь, Ламберт. — Что-нибудь ещё? Геральт качает головой, садится ровно и смотрит прямо Ламберту в глаза, очевидно, ожидая тот, что тот пожелает первым. — Ты думаешь, я вот так возьму и загадаю все три за раз? — смеётся мрачно младший. — Надеялся, что Волчонок не станет тянуть кота за яйца, — пожимает плечами в ответ Геральт. — Во-первых, я хочу, чтобы ты ответил на все мои вопросы, — младший ведьмак выдерживает драматичную паузу, после чего добавляет: — И да, Геральт, абсолютно честно. Я не Джинн и не смогу заставить тебя говорить правду, но я надеюсь на твою порядочность. После этих слов он оскаливается, словно шакал, и ждёт, пока Геральт даст знак, что он понял. Старший сейчас выглядит настолько сосредоточенным, что складывалось ощущение, что он выслеживает монстра, а не беседует со старым другом, коим Ламберта было уже сложно назвать в силу сложившихся обстоятельств. Когда Белый Волк всё же медленно кивает, Ламберт задаёт свой первый вопрос, который задать ему кажется наиболее логичным для начала: — Зачем ты это устроил? Зачем тебе моя честность? — Хочу разобраться, — без промедлений отвечает белоголовый. — Разобраться в чём? — А это не очевидно? В том, что происходит между нами. — Не говори так, словно это что-то происходит между нами. — А между кем? — Я задаю вопросы, — скалится Ламберт, старший пожимает плечами. — И что, по-твоему, между нами происходит? — Я, — Геральт прочищает горло, отводит глаза в сторону, — я не знаю, работаю над этим. Ламберт молчит несколько минут, просто рассматривая своего собеседника. Как он, знаменитый Геральт из Ривии, Мясник из Блавикена, ведьмак, одолевший короля Дикой Охоты, как он может выглядеть таким нерешительным, всего лишь разговаривая с ним? Почему отводит взгляд? Почему не ухмыляется обычной своей усмешкой? Почему дрожат пальцы? — Это всё? — не выдерживает беловолосый пристального взгляда золотистых глаз. — Почему ты больше не пришёл? Геральт резко поднимает глаза, тут же встречаясь со сосредоточенным взглядом напротив. Ламберту незачем было уточнять: когда и куда не пришёл — Геральт и без этого прекрасно понимал, о чём речь. Он медленно сглатывает ком в горле и медленно нерешительно начинает: — По правде сказать, не было определенной причины, — Геральт настороженно косится на младшего, тот молча сверлит его взглядом. — Просто появились Цири, Йен. А потом, знаешь... я потерял память. — О, — Ламберт мрачно смеётся, — теперь я понял, почему это так бесило Йеннифэр. — Я знаю, что это прозвучит обидно, но уж как есть, с тех пор, как объявилась Цири, мне было просто не до этого, — в ответ Ламберт только презрительно фыркает, и Геральт продолжает: — Дитя Неожиданность, всё это, потом я буквально умер, едва я вернулся, пришлось разбираться с Саламандрами, потом с Лето и Дикой Охотой. — А потом? — остановил его Ламберт. — Что тебе помешало после того, как ты закончил с Охотой, найти меня? — Кто из нас двоих в этот раз ушёл в закат с чародейкой под руку? — выпаливает Геральт, выдавая разом все свои переживания, у Ламберта распахиваются губы, но он не успевает ничего сказать. — Я думал, у вас с Кейрой всё срослось, думал, что... Я не хотел вмешиваться в твою жизнь. — А я хотел, — откровенно говорит Ламберт. — Хотел, чтобы ты вмешался. Геральт каменеет и на лице его читается растерянность и сожаление. — Но, — продолжает Ламберт, смущенно почесывая шею, — ты думал об этом? — О чём? — моментально спрашивает Геральт, чрезмерно напряжённые плечи выдают его с головой. — Значит, да, — хрипло смеётся Ламберт, и у него едва заметно краснеют щёки, Геральт не может оторвать глаз от этого зрелища. — Ладно, так и быть, пока хватит. — Первое желание выполнено? — вздрагивает Белый Волк. — Давай следующее. — Не гони коней, красавчик, — Ламберт встаёт с травы, затаптывает тлеющие угли и подаёт Геральту руку, поднимая его с земли. На мгновение их лица в опасной близости друг от друга, но Ламберт лишь усмехается. У беловолосого складывалось ощущение, что Ламберт воюет на этом поле гораздо дольше него и намного лучше сдерживает порывы собственного тела, словно он был натренирован временем. — Ты голоден? — Как и ты, — пожимает плечами Геральт. — Домой? Ламберт замирает на мгновение. Безграничная теплота в янтарных глазах напрочь выбивает из груди весь холод, оставляя внутри лишь чувство абсолютной защищённости. Глядя на Геральта, который чуть ли не светился в лучах утреннего солнца, младший ведьмак улыбается и мягко говорит: — Домой.