Волк в тепле

Если ты поделишь запутанную частицу на две половины и начнёшь отдалять их друг от друга, то даже остановив их в двух противоположных концах Вселенной, со второй из частей будет происходить ровно то же, что будет происходить с первой. "Выживут только любовники"

Прошло уже около часа, Ламберт успел помыться, прибрать кровать, почистить меч, а осознание произошедшего всё ещё обходило его стороной. Это не могло произойти с ним, просто не могло, нет, невозможно. Чем сильнее человек жаждет чего-то, чем дольше ждёт этого, тем труднее потом поверить, что он, действительно, это получил. Но Геральт... Он уже давно перестал быть для Ламберта жаждой или несбыточной мечтой, он стал недосягаемой необходимостью, недосягаемой во всех смыслах. И сказать, что Ламберту было сложно поверить в то, что произошло — ничего не сказать. Вдобавок ко всему, он ещё и боялся в это поверить, так как понимал, как больно будет потом, если все его представления после принятия случившегося рухнут. Когда серебряник уже сиял от блеска так, что на него было больно смотреть, Ламберт принялся за чистку стального меча. Он сидел на первом этаже, на нижних ступеньках лестницы, ведущей в его гостевую комнату. Погруженный с головой в свои мысли и переживания, он совершенно не замечал того, что происходит вокруг. Он не замечал Марлены, снующей туда-сюда, из кухни во двор и так по кругу. Не замечал дворецкого, который достаточно громко поздоровался с ним дважды, но так и не был услышан. Всё происходящее проходило мимо него, словно вода сквозь пальцы. Ведьмак настолько выпал из реальности, что даже не заметил, как истончается тряпка, которой он начищал меч, и в один момент она порвалась, рука Ламберта соскользнула и лезвие меча, неглубоко, но все же ощутимо, прошлось по боку ладони. Что, впрочем, быстро привело его в чувства. Кровь медленно скопилась у краёв раны, блестела рубиновыми бусинками на поверхности кожи. Ламберт смотрел на царапину около минуты, а затем, тихо буркнув под нос что-то о ведьмачьем ремесле, принялся обматывать ладонь оставшимся куском ткани. Всё ещё не донца вернувшись в реальный мир, он резко поднимается на ноги, тут же врезаясь в плотно подошедшего к нему Геральта. — Холера, прости, я тебя не заметил, — отрывисто начинает Ламберт, едва справляясь с собственным дыханием. — Не заметил? Я тут с тобой разговаривал последние минут семь, — смеётся Геральт, заглядывая в глаза напротив. — Серьезно? Прости, просто задумался и... — Не знал, что ты умеешь, — скалится Геральт. Ламберт уже выпрямился — готов к словесному отпору, но весь пыл уходит, едва Геральт берёт его "забинтованную" ладонь в свои руки. Ламберт не смотрит, что старший ведьмак делает, смотрит лишь на его лицо, на расслабленные черты, немного приподнятые уголки губ. В золотых глазах — нежный огонь. — Замотать свежую рану тряпкой, которой только что чистил меч, — качает головой Белый Волк, разматывая раненную ладонь. — Что вообще происходит у тебя в голове? — Геральт аккуратно перевязывает руку полоской ткани, смоченной в чем-то, из-за чего ладонь начинает щипать. — Это всего лишь царапина, — мямлит, словно оправдываясь, Ламберт. — А потом: "Это всего лишь заражение крови", — вздергивает бровью Геральт. — А как же ведьмачий иммуни..? — Ламберт осекается на полуслове, когда, закончив с перемоткой, Геральт мягко касается губами его запястья. Беловолосый смотрит на него исподлобья настороженно, словно ждёт удара. — Геральт, — выдыхает сдавленно Ламберт, в ту же секунду заливаясь краской. — Да? — Что ты..? Холера, — Ламберт чертыхается, сжимает губы, отводя глаза в сторону. — Я не барышня, не надо... — Что не надо? Быть заботливым? Нежным? Ламберт нервно облизывает губы и Геральт тут же целует его, мягко, но собственнически. На пороге слышатся чьи-то шаги и Геральт нехотя отстраняется. — Господин Геральт? — зовёт дворецкий. Он не подаёт вида, замечая весьма однозначную близость ведьмаков. — Да, Варнава-Базиль? — отзывается Геральт, отходя от Ламберта на несколько шагов. Младший, несмотря на алый цвет лица, выглядел как ни в чём не бывало. — Сегодня обещали визит господин Лиам и госпожа Матильда, ваша милость. — Ох, холера, совсем про них забыл, зачастили они с визитами за эти месяцы, тебе не кажется, Варнава-Базиль? — улыбается подначивающе Геральт и дворецкий не может не улыбнуться ему в ответ. — Кто это? — Ламберт немного склоняет голову, прищуриваясь. — Владельцы виноделен неподалёку, я как-то помог им разобраться с одной неурядицей. — Ну, конечно, — театрально закатывает глаза Ламберт, — наш геро-о-ой. — Считаешь, я герой? — оскаливается Геральт, угрожающе нависая над младшим. — Нет, господин зазнавшийся хер, — ухмыляется в ответ Ламберт, резко выпрямляясь в спине. — А, кхм, — неловко встревает Варнава-Базиль, — чуть не забыл, ещё вот, — он протягивает Геральту конверт из жёсткой серой бумаги. — Письмо, ваша милость. Самодовольная ухмылка сползает с лица Геральта, вместо этого появляется нетерпеливое выражение. Он выхватывает конверт из рук дворецкого и запах от бумаги резко бьёт в ноздри: солёная вода, шторм, бушующий океан, кровь сирены — Скеллиге. — Это... от Цири, верно? — словно прочитав все мысли Белого Волка, интересуется Ламберт. — Помнит даже такого старика, как ты. Геральт не огрызается, только фыркает в ответ. Садится за стол, Ламберт остаётся сидеть на лестнице, давая Геральту время и пространство только для Цириллы. Пальцами, дрожащими от нетерпения, Геральт открывает аккуратно конверт. К его удивлению, внутри оказывается несколько сложенных листков бумаги и ещё один конверт, вдвое меньше первого. Геральт вываливает на стол всё содержимое большого конверта и на мгновений замирает. Этот запах. Да, без сомнений, от маленького конверта пахло сиренью и крыжовником. Что ж, его он откроет потом, сначала Цири. Ведьмак расправляет два аккуратно сложенных листа бумаги. Безуспешно попытавшись убрать со своего лица глупую улыбку, он начал читать про себя: "Привет, Геральт! Как ты там, скучаешь небось в своих виноградниках, что ж уверена скоро там станет намного интереснее, но это сюрприз, уверена тебе понравится. У меня всё хорошо, вчера закончила зачищать ещё одно побережье от сирен, развелось этой падали, я скажу тебе, просто в ненормальных количествах. Единственный плюс во всём этом: Её Высочество Керис души во мне не чает, хотя, я надеюсь, это не из-за зачистки побережья. Боги, какая она красивая! Ты видел, какой она стала? Сильная, умная, властная, напоминает мне бабулю, когда та была в лучшем расположении духа." От сравнения Керис с Калантэ у Геральта неприятно свело живот. С другой стороны, чего было ожидать? Цири с рождения была окружена сильными властными женщинами, как Львица из Цинтры или Йеннифер из Венгерберга. Глупо было ожидать, что её сердце выберет какую-нибудь простую милую девицу из трактира. "К слову о сильных женщинах, — продолжил читать Геральт и сразу же понял, чего ему стоит ждать. — Недавно приезжала Йен, представляешь? Я так удивилась, когда увидела её у входа в замок, а потом расхохоталась, потому что она была вся в тине, в волосах — моллюски, а она сама орала на рыбака, что если рыбак не перестанет махать перед ней веслом, то она ему это весло... в общем, ты её знаешь. Её корабль, как и многие другие, наткнулся на подводные камни у побережья, не понимаю, почему она сразу не перенеслась с помощью портала. В любом случае, Керис была рада её визиту, хотя из-за этого на нее теперь почему-то в обиде жрицы Фрейи, чем вы уже успели им с Йен нагадить, Геральт? Я очень по тебе скучаю. Надеюсь, смогу приехать к тебе летом. Летом в Туссенте просто замечательно! Было бы неплохо, чтобы и Йен побыла с нами, я знаю, что между вами больше ничего нет, но вы же можете просто быть друзьями, правда? О, Геральт, как было бы здорово собраться, как на зимовке в Каэр-Морхене! Мы, Йен, Трисс, Эскель, Ламберт! Ты обязательно должен давать ведьмакам зимой приют у себя! Жалко, Весемир до этого не дожил, ему бы понравилось, наверное. Хотя вы бы с Ламбертом и Эскелем тогда напивались бы вином каждый день и он гонял бы вас по всему княжеству. Я скучаю по Весемиру, надеюсь, он в лучшем месте... О! Когда я в последний раз была в Вызиме, я встретилась с твоим другом, Верноном Роше, он меня узнал. Признаться, я впервые видела, чтобы кто-то так радовался за относительную независимость государства. Он передавал тебе привет, от своего имени, от имени Бьянки и всех Синих Полосок. Золтан и Лютик, как всегда в каких-то сомнительных авантюрах, ты бы за ними приглядывал, а то в Новиграде всё ещё неспокойно время от времени. Ты же их знаешь, в любой момент могут постелить себе ковровую дорожку на виселицу. К слову, о том сюрпризе, что, как я сказала, тебя ждёт в скором времени в Туссенте. Думаю, к тому времени, как до тебя дойдёт это письмо, он уже будет там. На всякий случай, приложу тебе рисунок сюрприза, чтобы ты точно понял, о чём ком я говорю. Не сдерживай себя, Геральт, будь счастлив, мы живём лишь раз. Люблю тебя. Цири". — И я тебя, — шепотом, всё так же улыбаясь , отвечает Геральт, после чего переворачивает листок на другую сторону и тут же закрывает обратно, громко хлопнув по столу. — Холера, Цири! — Что-то случилось? — взволнованно вскакивает на ноги Ламберт. — С Цири? — Нет-нет-нет! — Геральт прижимает перевернутый лист бумаги ладонями. — С ней! С ней всё отлично! Ламберт щурится, изгибая бровь, но через минуту усаживается обратно, продолжая недоверчиво щурится. Когда старший ведьмак перестаёт чувствовать на себе взгляд Ламберта, он снова переворачивает листок, теперь рассматривая его внимательнее. На бумаге чёрным карандашом достаточно детально был нарисован Ламберт: он стоял по колено в воде, обнажённый по пояс, сосредоточенно смотрящий в сторону. Стоило отдать Цири должное: каждый мускул и шрам были отрисованы на славу. в углу рисунка было приписано: "С его нетерпимостью холода ты даже не представляешь, каких усилий мне стоило нарисовать это. Не благодари". — Вот же оторва, — под нос хмыкает Геральт, подбирая со стола письмо Цири, чтобы отнести его к себе в комнату, надёжно пряча рисунок в одну из книг, кажется "Искусство фехтования". Потом возвращается за стол и открывает второй конверт, после чего запах сирени и крыжовника ожидаемо сильнее бьёт в ноздри. — Даже отсюда чувствую этот... запах, — бурчит с лестницы Ламберт, но смягчается, когда видит в глазах Геральта что-то похожее на извинения. — Йен сейчас тоже на Скеллиге? — Была, — прямо отвечает Геральт, — сразу настроила против себя рыбаков, — Геральт смущенно улыбается, когда Ламберт заходится смехом. Он не уверен, что это хорошая идея, но отчего-то начинает читать письмо Йеннифэр вслух: — "Здравствуй, Геральт. Я не люблю писать письма по ряду причин, с которыми ты, возможно, знаком, но Цири начала писать тебе и заставила и меня что-нибудь написать. Эмгыр всё ещё не знает о ней, пока можешь не волноваться, но, надеюсь, ты не настолько наивен, чтобы полагать, что это будет длиться вечно. В любом случае, я не дам её в обиду, ты знаешь. Цири хочет устроить нам что-то вроде всесемейного съезда в Туссенте, мы для нее как родители, Трисс как сестра, а Ламберт и Эскель для нее словно старшие братья. Она выросла такой сильной. Ты не думал, что настанет день, когда она не спустит нам с рук то, что мы подслушиваем, что она говорит? Не думал, я знаю. У меня всё хорошо, у тебя, надеюсь, тоже. Береги себя, Геральт. Твоя подруга, Йеннифэр". — Я же говорил, — мягко улыбаясь, говорит Ламберт, пересаживаясь за стол, ближе к Геральту. — Вас всегда будет связывать Цири. Какого бы рода ни были отношения между вами, вы семья. — Спасибо. — За что? — искренне удивяется Ламберт, брови взлетают вверх. — Что принимаешь это. — Не будь идиотом, — фыркает Ламберт, — с чего мне это отрицать? — Раньше ты не жаловал Йен, — многозначительно начинает Геральт, но Ламберт его перебивает. — Я и сейчас от нее не в восторге, дело не в том, чтобы души в ком-то не чаять, мы с Весемиром так-то не пылали друг к другу семейной любовью, но тем не менее семьёй были. — Я, правда, поражаюсь, как, будучи таким идиотом, ты иногда говоришь такие мудрые вещи, — Геральт строит вдумчивую мину, а Ламберт хватает его за шею и принимается тереть кулаком его макушку. — Да я сама мудрость, красавчик! Кто тебя стилям фехтования учил, как по-твоему? — Весемир? Как и всех нас! — вскрикивает весело Геральт, вывернувшись из чужих рук. — Не-е-ет, я не об этом. Когда ты потерял память, после того, как разобрались с химерой, кто тебе всё рассказывал? Я потерял память, — передразнивает страдальческий голос Геральта Ламберт, — расскажи мне про фехтование, какие стили есть? — У меня было не такое лицо! — Думаешь, всё ещё недостаточно жалкое? — смеётся Ламберт, уворачиваясь от рук старшего. — А так? — Давай пофехтуем, посмотрим, как ко мне вернулась память. — Зашибём кого-нибудь из твоей прислуги — я не виноват. Геральт смеётся, но когда они, подхватив мечи, выбираются на улицу, он предусмотрительно отходит как можно дальше от двора, туда, где крестьян даже не слышно. Ламберт ожидаемо нападает первым, но Геральт готов к этому, поэтому выставляет резкий блок, который должен выбить противника из равновесия, и выбил бы, если бы противником Геральта был кто-то другой. Но Ламберт, мало того что ведьмак, так уже и к подобным выпадам от старшего приучен, знает, как поставить ноги, как сгруппировать корпус, чтобы не только не потерять баланс, так и сразу нанести ответный удар. Удар, который, впрочем, уже от него ждут и успешно парируют, тут же скрещивая лезвия мечей. Да, они знают стили боя друг друга слишком хорошо, слишком, чтобы управиться за десяток ударов. Ламберт берёт вертлявостью, скоростью и хитростью. У Геральта же главное оружие — расчёт и сила. Они противоположны, но дополняют друг друга. — Я помню, — немного запыхавшись, говорит Геральт, парируя очередной удар, — как ты учил Цири. Это было ужасно! Хорошо, что тебе не пришлось, — Геральт пытается сделать подсечку, но Ламберт быстро замечает это и отскакивает в сторону, — холера, не пришлось учить меня на практике. — Ой, да ты был не мягче с ней, когда дело касалось учёбы, — правдиво замечает Ламберт, вовремя ставя блок. — Цири, мы не в цирке, может, начнешь драться всерьез? — снова начал дразниться младший. — Ты в такие моменты становился прямо точной копией Весемира. — А если честно, — Геральт выкручивает пируэт, сразу же защищает спину и замирает на секунду, встречаясь с Ламбертом взглядом. — Если бы тебе пришлось учить меня тогда, ты был бы так же груб? — Груб? Да я само очарование, Геральт, — чередуя слова с ударами, отвечает Ламберт. — Ты хотел сказать, был бы я с тобой мягок? Потому что испытываю к тебе, м, слабость? — Да, что-то в этом роде. — Нет, — серьезно говорит Ламберт, ударяя чуть сильнее. — Я был бы в сто раз жёстче. Может, с такими тренировками ты не дал бы себя завалить кучке тупых крестьян. — Ламберт... Тут младший ведьмак выкручивает удар под нужным углом и меч Геральта вылетает из руки, падая на траву в нескольких шагах от них. — Вот о чем я и говорю, — усмехается Ламберт, прижимая конец меча к плечу Белого Волка. — Что это была за стойка? Ты пытался выбить у меня меч или пригласить на танец? — А ты бы согласился? — в ответ вскидывает брови Геральт. — Посреди дня, в открытом поле, с тобой, в конце концов, — Ламберт пытается скорчить неприязнь, как Геральт напрыгивает на него, сбивая с ног и выхватывая из рук меч. — Не хочешь танцевать, вот тебе и пожалуйста, — скалится Геральт, вонзая меч в землю, рядом с бедром младшего ведьмака. — Я, правда, лучше тебя в фехтовании, Гера, — улыбается Ламберт, оставаясь лежать на траве рядом с Геральтом. — Нет, это был план, чтобы в конце... Что? — вдруг давится воздухом Белый Волк. — Как ты меня назвал? — Гера, — Ламберт смотрит тепло, без издёвки, и у Геральта внутри — цунами, рвущее его на куски. Младший ведьмак заправляет за ухо старшего выбившуюся белую прядь волос. — Мне нравится, как это звучит. Признаться честно, в голове частенько так тебя называл, всегда боялся ненароком вслух ляпнуть, на месте со стыда сгорел бы, холера! Но сейчас... я ведь могу так называть тебя сейчас? — Д-да, — Геральт громко прочищает горло, — да, конечно, как тебе угодно, я не против. — Смотри, солнце уже за зенит ушло, не скоро там твои виноделы приехать должны? — Скоро... — Что ж тогда... — Постой, Ламберт, — Геральт хватается за предплечье младшего ведьмака, принуждая его сесть обратно. — Я хотел поговорить. — Если опять будешь просить честности от меня, говоря о моих высоких чувствах, то напомню — ты ещё не выполнил три желания, так что я не обязуюсь... — Это было больно? Ламберт замирает на месте, смотрит на Геральта чуть ли не испуганно. У него было много причин чувствовать боль из-за чувств к беловолосому, но почему-то Ламберт знал, о чём именно спрашивает его Белый Волк. Только легче от этого не было. — Было ли больно жить после твоей смерти? Геральт не кивает, не соглашается, только смотрит с таким сожалением, что плакать хочется. — Думаю, правильно было бы спросить, насколько это было больно, Геральт, — опускает глаза Ламберт. — Так больно, что все обиды забылись. Так больно, что дышать было мерзко. Так больно, что даже на ненависть сил не хватало. Геральт вздыхает тяжело, подползает ближе к Ламберту, садясь сзади него, обвивает его руками. — Что ты делаешь? — Обнимаю тебя... — Я к такому не привык, — мрачно подмечает Ламберт. — Может, не стоит? — Придётся привыкать, Ламберт, — шепчет беловолосый, утыкаясь носом в заднюю часть шеи. — Потому что теперь я никуда тебя не отпущу. — Как страшно, большой и страшный Белый Волк, — Ламберт пытается улыбнуться, выходит не очень, — вцепился намертво зубами в самую душу. Солнце, казалось, замедлило свой бег к горизонту. Крестьяне вдали перекрикивались о чем-то насущном. Птицы щебетали в кустах. А Геральт всё так же сидел, обвив собой младшего ведьмака, устроив подбородок у него на плече. — Гера? — тихо зовёт Ламберт. — Да? — Точно не отпустишь?