Да, я знаю — мне нельзя тебя любить, Понимаю — но я не могу забыть.
Рапунцель.
— Мне кажется, или я действительно выгляжу нелепо? — Кассандра наклонила голову и посмотрела на мое отражение в зеркале. Я оглядела ее с ног до головы и не удержалась от смешка: легкая юбка платья струящимся дождем скатывалась по ногам женщины. Ткань разлетелась, стоило лишь забросить ногу на ногу. Красная органза переливалась под солнечным светом. — Тебе смешно? — Я не над тобой смеюсь, а над твоей реакцией, — на мой ответ она лишь закатила глаза, продолжив недовольно дергать руками. — Что ты делаешь? — Пытаюсь привыкнуть к этому фонарику из ткани. Неужели нельзя было придумать удобные рукава? — Эти рукава называются бишоп, — я прервала движения, садясь на карточки перед ней и заглядывая в изумрудные глаза. — Ты выглядишь чудесно, даже если тебе кажется, что это не так. Просто тебе несвойственно носить подобное, оттого ты и брыкаешься. — Я не брыкаюсь, — Кассандра возмутилась. Она обернулась ко мне и наклонилась. — Я всего лишь не понимаю, к чему вся эта торжественность. — Именно. Торжественность. Этим мы подчеркнем важность сегодняшнего дня. Дня, когда Стена пала, вторая зона стала вновь доступна для освоения, а особи остались в прошлом. Это праздник для всей Короны. И для Эренделла, и для ДанБроха. И тем более для тебя. Ты ведь наш капитан. Первый капитан в истории, который смог избавить нас от особей. И, если кто-то вздумает сравнить тебя с твоим отцом, я отправлю его в подземелье третьей зоны. — Рапунцель. — Я пошутила! Она качнула головой, выждала пару секунд, а затем снова стала сопеть, собираясь уже чем-то возразить. — Кэсс, хватит! Не ёрничай. — Я не ёрничаю. Просто подобные платья никак не сочетаются с тем, как я выгляжу. Я сложила рука на ее коленях и насупилась: — О чем это ты? — Посмотри же, — длинные пальцы Кэсс скользнули по ее глазу, носу, щеке и остановились на шее. Там же, где и шрам. Шрам: грубый, широкий, белесый, похожий на молнию, разрезал ее лицо. Она говорила, что он внушал страх солдатам Эренделла, напоминая о том, какова война на самом деле. Она говорила, что порой люди старались не смотреть ей в глаза, всегда натыкаясь на последствия ранения. — Поняла теперь, к чему я клоню? Улыбаясь, я покачала головой. — Рапунцель, шрам. — И что? Это теперь повод не надевать платья? Если дело только в комфорте, то придется потерпеть. Хотела бы я изменить эти традиции, но не могу. Горожане не поймут, — это была та правда, которую мне не хотелось бы знать. Когда отец был у власти, он мог контролировать все. С его смертью часть законов снялась сама собой: в том числе и закон о содомии. Но его отсутствие не означало, что люди готовы были принять тех, кто встречается с собственным полом. Люди не готовы были принять даже тот факт, что женщины на фронте не носят платья. Только солдатам было плевать. Остальным? Остальным не было. Абсурд. Полнейший абсурд, а моего авторитета не хватает, чтобы повлиять. — Кэсс, ты прекрасна. Шрам не меняет этого. Я люблю его не меньше тебя. Кассандра замерла. Она коснулась отросших черных волос, убирая их за ухо и смятенно улыбнулась. Я вдруг поняла, что только что сказала, и глаза невольно расширились. В горле образовалась невыносимая сухость: — Мне бы попить. — Ты только что призналась мне в любви? Я постаралась отвернуться от нее, скрыть неловкость, красные щеки и трясущиеся руки. Пот на ладонях не позволял крепко держать фарфоровый графин с водой. Но ее строгий взгляд я чувствовала даже спиной. По коже пробежали мурашки. Я дрогнула, выпила целый стакан жидкости и схватилась пальцами за комод из красного дерева. — Я просто… — говорить «я тебя люблю» женщине, с которой общалась меньше года — для кого-то это могло показаться странным, но, когда проходишь через огонь, воду, медные трубы — понимаешь, насколько на самом деле близким может стать собственный капитан. Только взваливать на нее бремя своих чувств я не желала. — Просто хотела сказать, что твой шрам меня не смущает, поэтому не должен и тебя. Шорох. Кассандра поднялась с места и зашагала в мою сторону. Мне было стыдно обернуться. Ну вот, мне будто снова восемнадцать, и я смущаюсь всего на свете. — Рапунцель, — она подхватила меня за локоть, повернула к себе, и я ощутила, как ее горячее дыхание опалило мне макушку, — я тоже люблю тебя. У меня прекратилось сердцебиение. Я сглотнула. В дыхательных путях вновь пересохло: — Мне нужно попить, — моя рука вслепую поползла к стакану, но только столкнула его. Звук разбившегося стекла отдался эхом в покоях. Воспользовавшись моим замешательством, Кассандра приподняла бедра, резко усадила на верхушку комода и устроилась между разведенных ног, приподнимая золотистый шелк на достаточную высоту, чтобы остудить холодом руки жар по коже: — Потом попьешь. — Кэсс. — Да, это мое имя. Рада, что в такой момент ты его помнишь, — она отшутилась, сократив расстояние между нашими лицами. Теперь я была почти на ее уровне. — Потому что, когда ты сказала, что любишь мой шрам не меньше, чем меня, признаюсь: я забыла не только твое имя, но и собственное. Я могла понять почему: я слышала признания в любви от мужа столько раз, сколько сосчитать нельзя, но ни разу не испытывала ничего от его слов. И только из-за признания Кассандры мне стало невыносимо дышать. В помещении внезапно стало душно, а платье показалось тесным. Кассандра осторожно прикоснулась к моим щекам и наклонила голову, чтобы медленно поцеловать в лоб. Я закрыла глаза, обнимая ее, прижимая к себе. — У нас есть десять минут? — я улыбнулась, шепча ей на ухо. — Или нам придется опоздать? — Думаю, что без королевы они не начнут. Я рассмеялась, сжимая губы. Все было волшебным в этот день. Кассандра казалась волшебной, и от мысли, что только она знает меня так, как никто другой, сквозь ребра прорастали васильки. — Ваше Величество? Ваше Величество. Ваше Величество! Я нехотя разлепила глаза. Собственный титул гремел над ухом так зудяще, будто кто-то затрубил в сломанный горн. Я глубоко вдохнула утренний аромат леса и поежилась. Клеенка была мокрой от росы, поэтому я быстро рассмотрела одежду и не поняла, что на мне делает солдатская форма, если секунду назад я сидела в шелковом платье на тумбе в объятиях… Черт. — Доброе утро, Ваше Величество, — Энни улыбнулась краем губ. Ну, разумеется, мне всего лишь приснилась мирная Корона вместе с Кассандрой — совершенно искренней и радостной. Это был просто самыйДорогой Кассандре, Когда ты оставила меня лежать на кровати в полном одиночестве после прихода королевы, я решила, что обязана помочь человеку, который способен оставить все ради другого человека. Опустим тот факт, что ты не сдержала условия сделки. В третьей зоне я занималась расшифровкой дневника Диманитуса. В нем он описал рецепт той сыворотки, с помощью которой создал особей. На это ушло несколько лет, но я смогла найти кое-что интересное: в его рецепте много изменений. Он постоянно менял последний ингредиент и описывал, что шло не так. Последний рецепт содержал последний компонент — семена ликориса. Я решила, что особи стали опасны из-за него, и провела несколько пробных экспериментов над частями их тел. При контакте с семенами ликориса их ДНК менялось, а на листья и лепестки ДНК не реагировало. Вероятно, дело в том, что семена ликориса выделяют яд. Именно этот яд мог повлиять на человеческое ДНК. Девять диких особей — это люди, которым вкололи сыворотку. Они стали особями в следствии реакции яда с другими компонентами. Их ДНК изменилась. Яд разрушает их тела. Чем больше яда, тем слабее становится особь. Тем больше она разрушается. Дикие особи скрываются, потому что ликорис растет в большей части второй и третьей зоны. Я не решилась сразу рассказать об этом королеве Рапунцель, потому что это всего лишь гипотеза. Слишком опасно делать такие заявления без обоснований. Тем не менее, я думаю, что ты достаточно безбашенная, чтобы проверить, поэтому должна знать. Если ты согласилась переспать с первой попавшейся женщиной ради получения информации, значит, пойдешь и на такую глупость. Воспользуйся этими знаниями верно. Твоя Минт. P. S. Ты можешь отдать свой долг. Когда мы встретимся вновь, я хочу увидеть, что твои глаза больше не такие тоскливые, как тогда. Тогда ты расплатишься со мной.
Я свернула письмо и сглотнула. Кассандра ушла в тот момент, когда я застала их с Минт. Они не переспали на самом деле. Я прервала их, но Кассандра не продолжила. Она ушла искать меня и нашла только тогда, когда я была в покоях с Юджином. Она поставила разговор со мной выше Минт, хотя от этого зависело получение информации. — Вы… — я заговорила еще тише. — Ты собиралась переспать с Минт, просто чтобы узнать первой о том, с чем она вернулась из третьей зоны? — Да, — она казалась совсем не удивлена, но, когда посмотрела на меня, я словила легкую победную усмешку. — Для меня совсем не имеет значения с кем спать. Так я всегда могла почувствовать себя лучше. Точнее, не имело значения, — я искала в ее глазах ответ, и понимала, к чему она клонит. — Не имело значения, пока я не встретила тебя. Ее улыбка стала больше похожа на смущенную, и она отвернулась. Я покосилась назад. Убедившись, что никто не подслушивает нас, погрузившись в свою собственную дискуссию, я вернула взгляд к Кассандре. Не могла отвести от нее глаз. Что-то перемкнулось и не могло замкнуться обратно. Эти странные чувства к ней. Это странное тепло, уважение и восхищение. Я не хотела, чтобы что-то менялось. — Не глазей на меня так, — добро кивнула она. — Как? — Будто влюбилась. — Я не влюбилась в тебя. — Это хорошо. Потому что тогда с нами совсем ничего не случится. Но я знала, что уже было слишком поздно для нас. Мы связали друг друга тем, что было сильнее и выше, чем любовь — пониманием друг друга. И она знала это не хуже меня. — Как думаешь, яд в семенах ликориса действительно поможет против особей? — Против диких, разве что. Мы должны попробовать. — Это ведь уже шаг, верно? — Конечно. — Расскажешь отряду? — Да. Я сейчас думаю о том, как мы можем получить яд из семян ликориса. Мы буквально затаптываем цветки. Понадобится много времени, чтобы собрать семена. И что с ними делать? Не бросать ведь в лицо дикой особи? Стоит попробовать измельчить их. В порошок или что-то еще. — Что насчет письма твоего отца? — Погоди с ним. Я видела, что она погрузилась в размышления. Ее руки плотно сжимала поводья, а я все не могла отделаться от порывов тепла к ней: хотела коснуться ее, хотела обнять. Оставаясь с ней наедине, я чувствовала себя защищенной. Я могла дать слабину, могла не скрываться и не бояться того, что меня сочтут бесхребетной принцессой с ветром в голове, не доросшую до титула королевы. С ней можно было быть собой. В ней я нашла покой. И хотела, чтобы для нее я значила то же, что и она для меня, но что-то подсказывало — так и было. Именно в моих объятиях она призналась в своем страшном преступлении. Именно касаясь моей руки, она улыбалась. Именно со мной она перестала скрывать, что она не просто капитан, не просто солдат, но еще и человек, способный плакать, кричать, выть от боли и нуждаться в поддержке. Никого не было рядом с ней. И никого не было рядом со мной. И теперь мы оказались друг у друга. Две потерянные девочки. Я заулыбалась: слепо и наивно. Кассандра не была моей любовью. Она была чем-то большим. Она была моей второй половиной. — Капитан Димитреску, — голос Лилиан, замыкающей строй, вытащил меня из пучины размышлений, — сделаем привал? Мое УВМ странно тарахтит. Хочу проверить, не сломалось ли. — Конечно, Лилиан, — Кассандра огляделась. — До следующего межевого камня меньше полумили. Подождете? — Да. Напряжение дало о себе знать. Любые мысли о Кассандре утаскивали меня в теплый океан, а любое упоминание о войне возвращало в реальность, проливается кровь. Я должна была найти идеальный баланс между этим, но, похоже, даже спустя недели не могла даже привыкнуть. Я больше не ношу платья, мои ботинки тяжелые, а ремни УВМ нещадно перетягивают все тело. Я с трудом представляла, как солдаты могут при всех этих сложностях бегать, сражаться, ориентироваться в трудных ситуациях и даже тянуть на себе раненных сослуживцев. От этого стало мутить. Я увидела перед глазами рябь, какая бывает на стыке холодного и теплого воздуха. А затем почуяла сигаретный дым, исходящий от Кассандры. Известно, что многие солдаты курят, тем самым развеивая свой человеческий запах, который привлекает особей. Другие используют духи или ароматические травы. Так делал только Адриан. Остальные выкуривали достаточно сигарет или подпаливали и просто держали в руке. От этого запаха мне никогда не становилось плохо. Он стал привычным на улицах Короны. Но сейчас настолько сильно обжег ноздри, что я ощутила, как желудок свело. Я прикрыла рот рукой. Тошнота подступала сильнее. Почему? Почему меня тошнит от запаха сигарет Кассандры, когда прежде я вдыхала этот запах полной грудью и мне это нравилось? Мысли, вопросы — это все терялось с головокружением и приближением рвотного позыва. Поводья выскользали из рук. — Кассандра, — я успела только сказать ее имя, прежде чем перед глазами стало темнеть. Через секунд я почувствовала, как ее руки подхватили меня, помогая слезть с лошади. Тряски больше не было. Теперь тело бессильно обмякло, и я скатилась на землю, склоняясь. Меня стошнило. Кэсс продолжала придерживать меня одной рукой, а второй волосы. Я знала, что она подумала. Я знала, что могла бы сказать, но не хотела слышать эти глупости. — Воду, — скомандовала она. — Ты как? Я хотела ответить, но новый приступ не позволил. Мне показалось, что из желудка вышла вся еда и даже больше. В горле страшно горело. Я ничего перед собой не видела. Только, когда отпустило, яростно задышала. Кассандра приобняла, давая воду. Я не смогла удержать флягу, поэтому просто жадно поглощала жидкость, словно пробежала семимильный кросс по пустыне. — Вчера с королевой было то же самое, — сказала кому-то Кассандра, и только потом я почувствовала, как сухая мужская рука коснулась лба. — Что это может быть? — У многих болезней симптом рвоты. В том числе и у обычного стресса, — это был голос Адриана. Конечно, он ведь полевой врач. — Но у королевы жар. Градусов тридцать восемь точно есть. Нужно сбивать температуру. Ацетаминофен не выдают солдатам в переносные аптечки. Он есть только в почтовых отделениях. — Все нормально, меня просто немного укачало. — Вы издеваетесь? — у Кассандры повысился тон. Голос стал значительно громче и отдавал в ушах звоном. — Как Вы себя чувствуете, Ваше Величество? Есть еще какие-нибудь непривычные ощущения? — Адриан повернул мою голову к себе, осматривая зрачки. — Не болит живот? — Бывает, совсем редко. — Когда была последняя менструация? — Я не помню. Может быть месяц назад, может быть полтора. У меня часто бывают задержки. Врач в Короне говорил, что это из-за нервного напряжения. Ничего серьезного. — Часто устаете? — Да, мы все же в пути. Это естественно. Это адаптация организма к смене места, не более. — Ваше Величество, — он серьезно посмотрел на меня, — в случае адаптации к смене места не может быть жара. Вы не сменили климатические условия. Вы просто покинули пределы Стены. У Вас может быть стресс, но жар не должен появиться. Тем более, если у Вас последняя менструация была больше полутора месяцев назад, это говорит о сбое в организме. Спина болит? — Я не уверена. Возможно. Я прежде так много не ездила верхом. — Ваше Величество! — Кассандра раздраженно выдохнула. Только затем я поняла, что все это время я полностью опиралась на нее, держа голову на ее плече. — Хватит искать причину своего состояния в выходе за Стену. Я сопровождала королеву Анну в ДанБрох на переговоры за пределами Стены Эренделла, но у нее не было жара. Да, ее подташнивало, да, она уставала, но не до потери сознания и повышенной температуры, — я посмотрела в сторону: Лилиан и Энни не были рядом с нами, они следили за тем, чтобы поблизости не встретились особи. — Какие рекомендации, Адриан? — Одну секунду, — он наклонился ко мне. — Я могу осмотреть Вашу грудь? — Что? Зачем? — Нужно убедиться, что это не признаки беременности. — Не смешите меня. Я не могу быть беременна, — я незаметно потянула руку назад, стараясь коснуться Кассандры. — Мы с мужем обычно предохранялись. — Если Вы беспокоитесь, что я хочу посмотреть на Вас из мужского желания, то поймите, Ваше Величество: я врач, и меня интересует только Ваше здоровье. Ничего более. — И в мыслях не было. — Рапс, — Кассандра наклонилась к моему уху и зашептала, — пожалуйста. — Хорошо. Она помогла мне снять рубашку и развязать бинты. Адриан приблизился, хмурясь. — Были болезненные ощущения в последнее время в груди? — он обработал руки антисептиком и коснулся одной из грудей, пытаясь что-то нащупать. — Да. Это из-за повязки. — Могло бы быть, если бы на поверхности груди не проступили вены. Они были до этого? — Не уверена, — нет, не было, но я категорически не хотела отвечать правду четко. Страшно было даже просто допустить возможность беременности. — Могу сказать только, что грудные железы выглядят сравнительно отекшими, — он обратился к Кассандре. Она наверняка сама могла бы сравнить и сказать, насколько изменилась моя грудь с тех пор, как мы впервые занялись любовью в Короне, но сейчас подобный комментарий вызвал бы больше вопросов. — Мне доводилось один раз принимать роды за Стеной, но я не акушер-гинеколог, и не могу утверждать. Я думаю, что Ее Величеству лучше отправиться к почтовому отделению и проконсультироваться с врачом там. Кассандра помогла мне надеть рубашку и плащ обратно, но перевязывать не стала, спрятав бинты в поясную сумку. — Лилиан, Энни, — она позвала женщин, и они быстро подошли, — я отправлюсь с Ее Величеством в третье отделение почты, оно ближе всего к нам. Ей понадобится сбить жар. Вы с Адрианом езжайте к межевому камню недалеко от Туманного леса, где мы собирались сделать основной привал. Вы как раз доберетесь за сутки. Там остановитесь на еще одни. Если по истечению этого срока мы не вернемся, держите путь к четвертому почтовому отделению. Я направлю дальнейшие указания туда. Я разделяю снова отряд, потому что состояние королевы сейчас важнее. Это ясно? — Да, капитан. — Лилиан, Вы остаетесь за командира до моего возвращения. Лошадь Ее Величества будет с Вами. — Капитан, нет, — я запротестовала, — я в порядке. Жар спадет. Кассандра проигнорировала меня, только сжала руку сильнее и быстро поцеловала в макушку, когда солдаты повернулись к нам спиной, направляясь к лошадям. Этот жест заставил сердце тревожно сжаться. Я проглотила позыв упасть в ее объятия и зарыдать от того, как несправедливо все складывается: я старалась на тренировках, научилась подтягиваться десять раз за одну неделю, чтобы потом слечь с жаром и рвотой в медпункте почты? Как жалко и смешно это было бы. — Рапс, — ее губы осторожно коснулись виска, — я знаю, о чем ты переживаешь, но ты большая молодец и хорошо справляешься с ролью солдата. Ты боец, — по ее голосу было очевидно, как непривычно ей даются слова поддержки, и как одновременно она старается, — но тебе нужна помощь. Тем более, если ты… — …не думай даже произносить это. Я не беременна. — Хорошо. Сейчас мы этого не можем знать — твоя правда, но и не можем быть уверены, что все в порядке. Пожалуйста, не сопротивляйся. Я не хочу потерять тебя. Я закрыла глаза, сдерживая слезы. Она не хотела потерять меня. Юджин никогда не говорил мне этого. Говорили только родители. Их не стало, и я потеряла саму себя. Смогла встать и бороться только после слов Кассандры у Стены. Только она — перебинтованная и наглая с сигаретой между зубов, — смогла сказать мне то, что заставило бороться. Благодаря ее словам, я начала править так, чтобы покой пришел не только ко мне, но и ко всему миру. И как странно осознавать, что сейчас, спустя четыре года, покой я нашла в ее объятиях. — Хорошо, Кэсс. Ты не потеряешь меня. Она помогла мне подняться и оставила в руках Адриана на время, пока седлала лошадь. Далее мужчина помог мне забраться тоже. Я села впереди Кассандры, чтобы она могла удержать меня, если я вдруг вновь потеряю сознание. Я чувствовала тепло ее тела со спины, и становилось легче. — Я положила Вам в дорожную сумку несколько фляг с водой на всякий случай, — констатировала Лилиан. Она выглядела менее агрессивной, чем в прошлый раз. Будто стала уважать Кассандру. Или хотя бы прислушиваться к ее приказам, а не слепо исполнять. — Вам тоже нужна вода. — Мы наберем себе ключевой, по дороге будет родник. Не переживайте за нас, капитан. Выздоравливайте, Ваше Величество. — Спасибо, Лилиан. Мягкой дороги. Я увидела короткую улыбку на ее губах. И тогда мы разъехались. Странный скрежет в груди не давал перестать смотреть в их сторону. Я отвернулась лишь тогда, когда шея уже выворачивались почти до боли. — Тебе лучше? — наконец перестала шептать Кассандра, уверенно держа поводья. — Да, голова уже не кружится, и тошнит не так сильно. Только можешь остановиться на секунду? — Конечно, — она потянула поводя. — Нужно в туалет? — Нет, — я обернулась к ней насколько могла и отклонилась назад, чтобы увидеть лицо. — Можно я тебя поцелую? Брови Кассандры приподнялись. Она удивленно посмотрела на меня. Но взгляд быстро переметнулась к земле. Она улыбалась. Смущенно, расслабленно, а после рассмеялась. Ее смех был миролюбивым и, кажется, счастливым. Я вспомнила, как еще вчера она горько рыдала и как больно было видеть ее такой. Как я хотела сделать все, чтобы ей стало лучше, и теперь видеть ее радостной стало настоящим приливом ответной радости. Я была наивна. Была глупа, что позволяла этим чувствам завладеть мной после того, как столько лет вырабатывала холод. Так приятно было снова ощущать что-то хорошее. Так приятно, что у меня скатилась слеза по щеке. — Хэй, ты чего это? — Кассандра бережно стерла большим пальцем каплю и поцеловала в нос. — Эти глаза не должны плакать. — Кэсс, ты делаешь меня счастливой, когда улыбаешься. — Мы такие глупые, Рапунцель, — ее лицо скрылось в моих волосах. Я услышала, как она втягивает воздух носом. Слышать ее дыхание. Это доставляет такое удовольствие, когда понимаешь, что каждая секунда за Стеной может стать последней. — Потому что позволяем себе такую роскошь, как чувства. — Ты ведь совсем не любишь меня. Тебе не о чем переживать. — Так ведь ты меня тоже, но это не мешает тебе плакать сейчас. — Просто я хочу видеть себя счастливой. Жизнь слишком коротка. Сейчас, когда сама оказалась на фронте, поняла, насколько велика вероятность умереть в одно мгновение. Сказать по правде? — я взяла ее за руку, сплетая наши пальцы. — Я четыре года жила с одной лишь тоской, страхом. А здесь, где ужаснее всего, стала свободнее и счастливее. Не хочу терять зря оставшееся время. Хочу умереть, зная, что хоть что-то испытывала. Даже, если сейчас мы ведем себя так глупо и опрометчиво, привязываясь друг к другу. — Мы уже привязались, Рапс. Мы уже. Она была права. Как всегда права. Мы уже позволили себе слишком многое. — Ты ведь понимаешь, что мы просто два сломанных человека, которые пытаются починить друг друга? Просто две одиноких женщины, которым очень хочется, чтобы был хоть кто-то рядом. — Да. Если бы не война… — …если бы не война, я бы привязалась к тебе все равно, — я серьезно посмотрела ей в глаза, заставив отстраниться от меня. — Ты была первой после смерти моих родителей, кто позаботился о моих чувствах. Той ночью, когда мы занимались сексом, ты беспокоилась за меня. Ты предоставляла мне выбор. Так никто больше не делал. — Это должно быть во всех взаимоотношениях. — Но было только с тобой. Разве я одна ощутила это? — Нет. Я видела, как ты изменилась, и хотела убедиться, что хоть что-то осталось от тебя прежней. Если бы ты убила в себе ту, что верит в счастье и мир, я бы… потеряла веру в человечество, что ли, — она не сдержала смешок и прикоснулась лбом к моему лбу. — Я не сильна в изречении чувств, но могу сказать только, что счастлива видеть тебя такой, какая ты и есть. Ты отважная, сильная и искренняя. Ты единственная надежда Короны, но не потеряй себя. Она поцеловала меня. Наконец поцеловала меня. Я незамедлительно ответила ей и не могла оторваться от ее губ, даже когда шея невыносимо заныла от такого положения. Руки, касания, поцелуи. Это все было слишком отчаянно. Мы правда совершили глупость, привязавшись друг к другу в такое время, но это делало нас счастливыми. — Я ни о чем не жалею, — твердо проговорила я, отстранившись. — Я тоже ни о чем не жалею, принцесса.* * *
Мы добрались до третьего отделения почты за несколько часов. Кассандра все время контролировала мою температуру. Ближе к сумеркам она повысилась, как ей показалось. Я это ощущала только в приливах усталости и усилении тошноты. Перед входом в отделение я схватила ее за руку, притянула к себе и поцеловала. Ей пришлось изогнуться, чтобы достать до меня. Эта разница в росте смешила меня не меньше, чем ее. Последний поцелуй перед неизвестным количеством времени, которое мы проведем на почте, был наиболее чувственным. Я целовала ее и целовала. Не могла остановиться. Не могла насладиться этим моментом до конца. Если она делает меня счастливой, если меня делает счастливой измена мужу с капитаном гвардии, если меня делает счастливой дочь покойного лучшего друга — пусть так и будет. Пусть хоть обрушатся небеса, но я больше не отпущу свое собственное счастье. Человека, которого сама могу сделать счастливым. Я не отпущу Кассандру ни за что на свете. Я не люблю ее. Не люблю. Клянусь, что не полюблю ее. Она моя вторая половина. Это сильнее, чем любовь. — Как Вы себя чувствуете? — спросила женщина, представившаяся доктором Вернер, когда Кассандра пояснила работникам, зачем мы здесь. — Я в порядке. Просто тошнота, усталость, а из-за нее, видимо, температура. — Член нашего отряда — врач. Он считает, что Ее Величество может быть беременна, — добавила Кассандра. — Ясно. Капитан Димитреску, можете подождать за ширмой, пока я осмотрю Ее Величество? — Конечно. Кэсс быстро коснулась моей руки и поддерживающе кивнула. Она удалилась, а я вернула взгляд к врачу, ежась на кушетке. Помещение третьего отделения было значительно меньше даже второго. Тут было всего четыре пустых койки и высокая кушетка для осмотра. Дверей не было. Пространство разделяли только высокие ширмы. Вернер надела перчатки и развязала узлы больничной рубахи на мне. Я чувствовала себя так, будто оказалась в лазарете Короны в роли раненного солдата. Но сидеть с подозрением на беременность было смешно. Я не могла быть беременна. Разве я бы не поняла это сразу? Не почувствовала бы, что под сердцем зарождается новая жизнь, которая совсем была бы нежелательна? — Ваша грудь набухшая. И появились вены, — да, все это говорил Адриан. — Соски стали более чувствительными? — Да, но это наверняка из-за перевязок. — С учетом того, что Вас тошнит, присутствует усталость и повысилась температура, это может заставить подозревать беременность. Задержка менструации? — Да. Это бывает тоже. — С Вашего позволения, я осмотрю Вас? Мне нужно понять, не увеличилась ли матка. Не беспокойтесь, я акушерка, но переквалифицировалась в полевого врача, чтобы помогать в случае выкидыша. На фронт часто приходят уже беременные женщины, которые не подозревают о своем положении. От нервов у меня вспотели ладошки, но я позволила провести нужные манипуляции. По окончании женщина стянула перчатки, выбросила в мусор и я села обратно. — Что скажете? — Скажу, что пока Вам нужно выпить жаропонижающее и сдать мне кровь. — Зачем Вам моя кровь? — Мне нужно проверить хорионический гонадотропин. Я непонимающе сощурила глаза. — Это гормон, изменение количества которого может говорить о беременности. — Доктор Вернер, я не беременна. — Вот мы в этом и убедимся. — У Вас есть оборудование для проверки? — Да. Здесь есть. В последнее время слишком много беременностей. Пора бы послать прошение в Корону о бесплатной выдачи презервативов или настоять на том, чтобы активнее проявляли себя гомесексуалы, — она осеклась в тот момент, когда поняла, что говорит о прошении, которое собиралась отправить на мое имя. — Так, Вы согласны сдать мне кровь? У меня не было выбора. Я хотела доказать Кассандре, что она ошиблась и я вовсе не беременна. Поэтому анализ должен был стать отличным подтверждением тому. Вернер отпустила меня практически сразу, как дала таблетку и взяла анализ. — Можете пока поспать на любой свободной кровати. Если понадобится одеяло, позовите. Кажется, у нас было одно. — Всего одно одеяло? Но ведь у Вас четыре кровати. — Думаете замерзнете настолько? — Нет, что Вы. Я говорю о солдатах, которые получают здесь помощь. Разве одного одеяла хватит? — Нет. Но другие нам не поставляют. В королевской казне нет средств. — Кто писал Вам об этом? На нужды людей всегда найдутся деньги. — Ваш супруг, Ваше Величество. Я осела. Юджин Фицерберт. Он занимался распределением расходов, а мне предоставлял отчет. Но он не мог красть эти деньги. Он точно тратил их на что-то другое. На лекарства? Тех, которых не хватает со слов работников других отделений? На оружие? Тогда почему некоторые солдаты вынуждены использовать одно УВМ на двоих? Подводные камни. Я об этом всем не имела ни малейшего понятия. Не имела ни малейшего понятия о том, что фронт нуждается в банальных средствах помощи, а все выделенные деньги уходят не по назначению. — Спасибо. Кассандра пришла к моей кровати в тот же момент, когда Вернер разрешила ей. — Как ты себя чувствуешь? — Одеял правда не хватает? — Что? Она присела на колени перед постелью и взяла за руку. К счастью, за ширмой нас не могли видеть. — Доктор Вернер сказала, что на все четыре койки только одно одеяло. Во всех отделениях так? — Рапунцель… — да. Этим протянутым и огорченным голосом она ответила на мой вопрос. И от этого стало еще досаднее. Она знала об этом. — Тебе сейчас не об этом нужно думать. — А о чем же еще? — О своем состоянии. — Не опекай меня. Я королева, и обязана заботиться о людях, что рискуют своими жизнями. И я не знала об этом. Похоже, что Юджин направляет куда-то еще все выделенные средства. — Рапс, давай так: я помогу тебе справиться с этой проблемой, но сначала ты поспишь. Хоть немного. — Я не хочу спать. — У тебя еще жар. Во сне организм не будет тратить энергию и направит ее на выздоровление. А ты ведь рвешься на фронт, так, маленький борец? — она хмыкнула. На душе стало теплее от этих слов. — Поспи. Я буду рядом. Ее губы оставили горячий отпечаток на кисти. Она поцеловала меня в руку, как делали в знак уважения мужчины, но ее поцелуй был исполнен трепета и аккуратности. От него меня уклонило в сон. Я заснула, видя перед собой лицо Кассандры. Не успела даже предложить ей лечь рядом или хотя бы на другую кровать, чтобы не выглядеть подозрительно. — Хэй, Кэсс, — я плюхнулась на широкую кровать. — Спишь? Кассандра поежилась в постели, пряча лицо под подушкой. Ее волнистые отросшие волосы растрепались по простыни, и я залезла вместе с ней под подушку, щелкая ее легонько по носу. Она недовольно пробурчала что-то мне в ответ и наконец вынырнула: — Уже не сплю. Благодаря одной блондинке, которая решила разбудить меня в такую рань. Который час вообще? — она сощурилась от солнечных лучей, и я рассмеялась, глядя на это заспанное лицо. Умиление и очарование накрыло с головой. Она выглядела, как произведение искусства. Как самое прекрасное божество, сошедшее с картин в галерее. — Только рассвет. Чего ты подскочила? — Я разгуливала по коридорам босиком. По коридорам замка. — А я видела сон о том, что ты продолжаешь лежать под боком и греть меня. Так что давай возвращайся, а потом пойдем разгуливать босиком по коридорам вместе, — она сгребла меня в охапку, прижимая спиной к своей груди. — Что ты делаешь? — я блаженно заулыбалась, чувствуя, какая она сама теплая. — Ты ведь ни капли не замерзла. — Знаю, но с тобой мне еще теплее. Спи. Она поцеловала меня в плечо и упала обратно на подушку. — Я бы очень хотела сейчас расцеловать все твои веснушки, а потом поцеловать кое-где пониже, но спать хочется так сильно, что сил нет. — Тогда я могу поцеловать кое-где пониже тебя. — Успокойся, принцесса. У нас впереди целая жизнь. Просто насладись утренним сном, когда не надо дежурить, бежать куда-то и планировать атаки на диких особей, а затем займемся всем, чем ты хочешь. Можем даже уплыть куда-нибудь. — Уплыть? — Да. За семь морей. Увидеть мир, как ты всегда хотела. Почему нет? — И пожениться? Кто нас остановит? — Ты делаешь мне предложение? Ты ведь меня совсем не любишь. — Ты меня тоже. Мы засмеялись в унисон. Я обернулась к ней и прижала к себе, вдыхая аромат ее сигарет с мятой. Утопая в чувствах к ней и в том, что мы совсем друг друга не любим. Ни капельки. — Вы уверены? — Я проверила несколько раз, как Вы и просили капитан. Я проснулась от голосов доктора Вернер и Кассандры. Их силуэты гуляли за ширмой. Настенные часы показывали, что на улице уже наступила ночь. — Все в порядке? — я выглянула к ним. Кассандра стояла встревоженной. — Что-то случилось? — Ваше Величество, — Вернер сделала мне шаг навстречу, широко улыбаясь, — Вы возвращаетесь обратно в Корону. — В каком смысле? Что-то не так с моими анализами? — Наоборот. Чудесная новость. Я поздравляю Вас — Вы беременны.