Ты помнишь те времена, когда ты и я смеялись? Ты помнишь те дни, проведенные лежа на траве?
Рапунцель.
Солнце слепило глаза. Трава под спиной становилась мягкой периной. Я щурила глаза, чихала, глядя на пронзающий свет, и смеялась, стряхивая с волос листья. Солнце слепило глаза. Тогда, несколько лет назад, до того, как началась вновь война и жизнь за Стеной стала невозможна, я считала, что успела узнать свой смысл существования. Со временем, воссев на трон, узнав то, что знаю сейчас, я считала себя прошлую совершенно слепой. Видевшей только лучшее и в упор игнорирующей реальность. Но сейчас я чувствовала вновь траву под голыми стопами, только в этот раз немного колючую, и понимала простую вещь — слепой я была тогда, когда думала, будто прозрела. Я думала о худшем, забыла о счастье, принимала за должное холод Юджина, его любовь на словах, а не в поступках. Я думала обо всем, но не о том, что я тоже имею право на чувства и на то, чтобы давать слабину. Я не принимала свою пустоту, свою боль и отвергала все, что могло заставить других усомниться в моих силах. Я приобрела слепоту в виде серой пелены дождя за те годы, что шла война, а я сидела в полном одиночестве на троне. И только сейчас, наверное, на самом деле прозрела? Нет. Никогда не станет лучшего момента для прозрения. Вся моя жизнь до самой смерти будет обучением, поиском прозрения. Я всегда буду меняться и что-то узнавать. Этому меня научило пребывание рядом с Кассандрой. Кассандра. Она женщина, которой через год исполнится тридцать. Женщина со шрамами по всему телу, пережившая все возможные переломы, с белесыми послеродовыми растяжками на животе и бедрах. Женщина, похоронившая своего ребенка. Женщина, имевшая многих партнерш, только чтобы почувствовать что-то кроме абсолютного дна в душе. Женщина, которой внушили быть всегда сильной, стойкой и непоколебимой, но не рассказали ничего о любви и о том, что она заслуживает быть любимой не меньше других. Женщина, которая по ночам щурится и сворачивается в клубок, пряча голову под руку, будто волчонок скрывается за лапой, прижимаясь к матери, но она к дереву. Женщина, не привыкшая получать, а привыкшая отдавать. Женщина, которая знает цену силе, потому что внутри она на самом деле больше всего нуждается не в победе, а в любви и заботе. В том, чего ей не дали и что она имеет полное право получить. Кассандра. Она научила меня тому, что я должна верить в свои силы. Тому, что я не должна сравнивать себя со своим отцом-королем, ведь я отдельная личность. Она научила искать ответы в себе. Научила думать о себе. О том, чтобы мне было хорошо. Она предоставила мне выбор, как не делал никто. Она напомнила мне о том, что я могу принимать решения. И даже если она с ними не согласна, она будет уважать их, ведь они мои. Каждый заслуживает уважения, если не вредит другим. Если бы я только могла остаться с Кассандрой. Если бы я только встретила ее раньше, все было бы иначе. И ведь было столько моментов, когда мы могли поговорить. Она всегда была в замке. Она могла убирать у меня в покоях. Она могла подшивать мои платья. Она могла быть ответственной за проведение моей коронации. Она могла расставлять сервиз и класть рядом с тарелкой вилку, которой я ела. Она могла наливать мой чай. Она могла чистить мою корону. Она всегда была где-то поблизости, но встретились мы лишь тогда, когда никогда бы не встретились, если бы не война. Если бы я не сбежала от всех к Стене в слезах, а она не стояла бы и не курила поблизости с забинтованным лицом незадолго до отправления в Эренделл. Если бы мой друг, ее отец, не ушел воевать за Стену. Если бы позже он не настоял на ее возвращении в Корону. Если бы этого всего не было. Если бы я не предложила ей переспать. Если бы не все эти события, какой была бы я? Какой была бы моя жизнь? Я улыбнулась. Скрепила обе стороны венка из ликориса между собой и надела на голову. Венок медленно скатился прямо на глаза, и я поправила его, придерживая, чтобы видеть перед собой лесную гущу. Я знала ответ на свой же вопрос: если бы не столько совпадений и вмешательств других людей, вследствие которых мы и встретились с Кассандрой, я бы сейчас не чувствовала себя такой живой и счастливой, гуляя босиком по лесу за Стеной с испачканными в угле для рисования пальцами и одним единственным отпечатком чуть ниже ключицы. Я лежала на груди Кассандры, рисовала вдоль ее бедер узоры. Рисовала солнце. Разрывалась от желания то ли нарисовать ее, то ли вновь утянуть в воду и вырвать новые вздохи из груди. Я хотела остаться с ней. Хотела пролежать так вечность — абсолютно обнаженными рядом с пещерным озером в совершенной и идеальной тишине, прерываемой лишь шелестом листьев и размеренным дыханием. Хотела быть с ней. По-настоящему. Так, чтобы знать — мы только вдвоем друг для друга в этом мире. Чтобы я могла жить ею. Чтобы было не глупо заваливать вопросами: хочешь, я зажгу для тебя все огни в этом королевстве? Хочешь, добуду железо и превращу его в золото? Хочешь, уплывем далеко-далеко на корабле и будем обниматься в каюте на закате, засыпая под качающие волны пенистого океана? — Кэсс, — я взяла в руки ее лицо, оставляя поцелуй в уголке губ. Она тяжело задышала, опаляя щеки. Ее веки приоткрылись только с моей просьбой, — можешь поцеловать меня? — Я только этим и занимаюсь, — она непонимающе посмотрела на меня, рассмеялась и отбросила голову назад. Я приподнялась над ней, садясь на бедра. — Поцелуй меня здесь, — я ткнула пальцем где-то ниже ключицы, — но так, чтобы остался след. Как кровоподтек? — Ты хочешь, чтобы я оставила засос? — Да, именно так. Ты еще в первый раз старалась, чтобы ничего не появилось. Это ведь была наша тайна. А сейчас просто оставь и все. — Но зачем? — Хочу, чтобы что-то осталось от тебя. — Ты что, прощаешься? — Нет, глупая, ты что! — я невзначай толкнула ее в плечо и обняла, прижимаясь к ней всем телом, вдыхая аромат волос, кожи, души. Я чувствовала всем своим нутром, что у ее души правда есть запах. Она пахнет мятой, табаком, накрахмаленными бинтами и сладким черным чаем с лимоном и бузиной. Она пахнет, как самый родной и дорогой человек, которого ни за что на свете не готов потерять в миллионах других. — Я никогда с тобой не попрощаюсь. Ни за что на свете. Кассандра отстранила меня от себя, чтобы притянуть за подбородок и приоткрыть губы в поцелуе. Я схватилась за нее, как за свою последнюю надежду. Как за последний глоток чистого воздуха посреди пожара и горящей красной ртути. Я схватилась за ней, потому что все это было правдой. Она была моей последней надеждой, последним глотком чистого воздуха. Она была тем, кого я ни за что не соглашусь полюбить, но ради кого соглашусь отдать все свое королевство. Ради кого предам саму себя и продам душу Дьяволу или Богу. Наши языки сплелись в мокром, откровенном поцелуе. Прикосновения прохладных рук, их танцы вдоль спины и невинное сдавливание бедер приводили меня к полубезумию. — Рапс, — я обернулась на голос Кассандры и улыбка растянулась по всему лицу. Если она так неформально обратилась ко мне, значит поблизости нет тех, кто мог бы услышать, — обуйся. Вдруг простудишься. Я посмотрела на свои босые ноги и приподнялась на носочки, когда Кассандра подошла ближе, чтобы дотянуться до ее лица и чмокнуть в губы, подпрыгнув. — Еще минуту, и сразу обуюсь, — я едва смогла не рассмеяться, заметив легкий персиковый румянец смущения на ее щеках. Венок вновь съехал на глаза, и Кэсс поправила ее, убирая мне пряди волос с лица. Я заметила, что ее прическа изменилась. — Ты подстриглась? — Да. Только что. Мне так привычнее. — Тебе идет. — Я засекаю минуту, и сразу обувайся. Здесь сырая земля. Тебе нельзя болеть, сама ведь знаешь, — она прикоснулась рукой к животу. Прошло две недели в пути. Мы успели встретить только одну особь, но обычную. Я смогла только рассмотреть ее со стороны, потому что Кассандре и Лилиан удалось ее обезвредить, решив испробовать на ней перетертые семена ликориса на наконечнике стрелы. Существо не умерло, но мы успели скрыться и затаиться в других лесах, где обстановка была тише. За эти две недели мы с Кассандрой успели привязаться друг к другу еще сильнее. Я узнала, что она отлично готовит супы из одних только трав и овощей, когда наши припасы кончились и мы стали добывать пропитание самостоятельно. За эти две недели наши постоянные дежурства в одно время превратились в свидания, на которых мы успевали и поговорить, и уследить за каждым шорохом в лесу. За эти две недели живот едва успел округлиться. Я не только успела сообщить об этом отряду, столкнуться с советами скорее вернуться в Корону, но и успела убедить всех в том, что в этом нет необходимости. — Знаю. Не думаю, что Стивену понравится, если я заболею. — Кому? — Или Арианне. Я рассмеялась, кладя свою руку поверх руки Кассандры. — Я не знаю ведь, кто у нас будет. Девочка или мальчик. Стивен в честь моего лучшего друга, твоего отца, или Арианна в честь мамы. — У вас с Юджином? — Нет, — я осеклась. Как глупо осеклась, говоря мы, когда в голове был совсем не Юджин. — Не Юджин. Конечно, нет. — Рапс, ты не должна игнорировать тот факт, что отец твоего ребенка Юджин. Вы родители. У вас будет ребенок, — Кассандра немного свела брови к переносице, заботливо заглядывая мне в глаза и немного грустно улыбаясь уголками губ. — Он всего лишь биологический отец, но я не хочу воспитывать с ним ребенка. Он хороший человек и, наверное, мог бы быть хорошим отцом, только я не хочу этого, — если бы она только знала, что, сказав «у нас», я думала о ней. И только о ней, хотя не должна была. И я не готова была это сказать так, чтобы это не звучало наивно. — Я не имела в виду его. Скажи мне, Кэсс, — я постаралась перескочить на другую тему. Однажды я смогу сказать ей, что за мысли пришли ко мне в голову за две недели. Однажды я признаюсь, что хотела бы быть рядом с ней, когда родится ребенок. Что хотела бы, чтобы она воспитывала его вместе со мной. Признаюсь, что хотела бы быть с ней, и признаюсь, что в моих мыслях большее место занимает она, а не Корона. Я все сделаю, чтобы спасти свое королевство, но, если возможность остаться с Кассандрой будет стоить мне трона... — Какое имя тебе больше нравится: Стивен или Ланс? — Ланс? Был ведь только Стивен еще минуту назад, — она смятенно отвела взгляд в сторону. — Кстати, о минуте. Обувайся. — Погоди! Ты сама попробуй! — Попробовать походить босиком? — Да. Ты ходила когда-нибудь? — Приходилось. — Понравилось? — Я не задумывалась тогда об этом. — Попробуй со мной. Давай. — Если попробую, ты обуешься потом наконец? — Да. Кассандра глубоко вздохнула и присела, развязывая шнурки на ботинках. Медленно она поставила голую ступню на траву. Затем вторую. И посмотрела на меня непонимающе. Я взяла ее за руку и повела за собой. Листья ликориса ласкали ноги. Я прикрыла глаза, думая только о том, что сейчас я вновь гуляю босиком и держу за руку женщину, с которой чувствую себя свободной и наполненной жизнью. Словно лучи солнца и свет луны со звездами растекаются под кожей. — Чувствуешь? — Честно сказать, не думаю, но, — Кассандра заглянула мне в глаза, приподняла наши руки и поцеловала мои костяшки, — я чувствую, что это важно для тебя. Если важно тебе, то и мне тоже. И тут я поняла, что забыла. Забыла, что плела венок для Кассандры. Я сняла его с головы и быстро набросила на женщину, посмеиваясь. Она удивленно заморгала. У нее вырвался смешок, и она покосилась на цветы на голове, подняв взгляд. — Я сплела для тебя и совсем забыла об этом. — Спасибо? — Выглядишь так, словно тебя застали врасплох. — Не каждый день тебе плетут венок из ликориса, знаешь. — Так ты и не сказала мне. Кэсс, какое тебе имя больше нравится: Ланс или Стивен? — Почему Ланс? — В честь твоего друга. Который был с тобой рядом. У тебя был взгляд очень одинокого человека. Наверное, с ним ты не чувствовала себя такой одинокой. Я рада, что у тебя был такой человек до того, как мы встретились. Достойное имя. Кассандра изменилась в лице. Она не погрустнела. Она лишь умиротворенно улыбалась, расслабив веки. У нее был такой взгляд, словно весь груз этого мира, который она взвалила на свои плечи и несла, спал и она смогла наконец выпрямиться, раскрыть свои крылья и вновь двигаться дальше в привычном быстром темпе, не замедляясь, чтобы перевести дух. У нее словно воскресли в животе мертвые бабочки. Словно ее тело стало податливым и плавным. Словно она вновь обрела смысл и нашла ответы на все вопросы. Словно она прямо сейчас узнала какой-то секрет, вдруг показавший ей истину, а не только правду. Словно она смотрела перед собой и видела что-то великое. Что-то, что искала всю жизнь. И я поняла, что смотрела она только на меня. Я понимала ее ощущения без слов. — А если все же девочка, есть еще вариант? — тихо спросила она. — Наверное, — я вдруг почувствовала шершавую поверхность под своей рукой. Что-то на ладони Кассандры. — Что это? — на ее ладони был, кажется, ожог или что-то похожее на него. Но при этом это что-то заживало. — Что с твоей рукой? — Обожглась. — Когда готовила? — Можно и так сказать. — Или когда толкла ликорис? Однажды я перетирала мяту толкушкой и сразу натерла руку так, что было похоже на ожог. — Скорее всего. — Ты слышала когда-нибудь, что ликорис называют паучьей лилией? — Нет, никогда. Его цветки и правда похожи на лилию. Я едва хотела продолжить, как вдруг почувствовала, что заурчал живот. Но звука никакого не было. Это было похоже на физическое ощущение, но где-то внизу живота, а не посередине, как обычно. Замерла, прислушиваясь. Или наоборот причувствуясь. — Рапс? — Кассандра тут же переменилась. Она обеспокоенно взяла меня за плечи, приседая, чтобы заглянуть в лицо. — Что такое? Тебя тошнит? — Нет. Не думаю. Что-то другое. И вдруг до меня наконец дошло. Я рассмеялась, обратила внимание на Кассандру. Положила ей руку на щеку, не в силах прекратить смеяться. Вторую руку оставила на животе. Она поняла вместе со мной. Ее губы дрогнули в улыбке. Она неуверенно потянулась, и я тут же притянула ее руку к животу, позволяя почувствовать то, что чувствовала я. Ребенок. Урчал не живот. Ребенок двинулся. Впервые двинулся. Я спутала. До боли забавно все спутала. — Ты чувствуешь, Кэсс? — Да, Рапс, чувствую. — Это она. — Что? — Это девочка. Знаю точно. Лилия. — Потому что ты почувствовала, что она шевелится, когда ты упомянула паучью лилию? Я радостно закивала головой. — Так рано ты почувствовала. Обычно ребенок шевелится на твоем сроке, но мама чувствует это только ближе к четвертому или пятому месяцу. — Она двинулась впервые при тебе! — я бросилась Кассандре в объятия, расслабляясь. Пожалуйста, почувствуй то же, что и я, Кассандра. Пожалуйста, желай этого ребенка, как я, пусть это и глупо. Пусть так и не бывает. Пусть ты никак к нему не причастна. И что-то подсказывало мне, что так и есть. Кассандра больше не курила с тех пор, как узнала о моей беременности. Она укрывала меня своим пледом, когда я засыпала и не могла ей сопротивляться, убеждая, что и ей нужно греться. Она насыпала мне еду больше, чем другим, и каждый это знал, соглашаясь. Она давала мне спать дольше во время нашего дежурства, будя лишь за два часа до его окончания, как бы я не просила ее об обратном. Она всегда заботилась обо мне и моем ребенке, так, как никто не заботился бы. Я знала это. Я хотела так думать. — Лилия. Это Лилия. — Ей подойдет это имя, Рапс. Ее слова отдавались эхом в голове. Я чувствовала, как звенело в ушах от счастья, и как вдруг поднялся ветер. Немного затряслась земля под ногами, отдавая вибрацией по всему телу. Но Кассандра вдруг отшатнулась от меня. Не отстранилась. Отшатнулась. — Что случилось? Она выглядела испуганной. Ее глаза расширились. Cтрах перерос в ужас. Она посмотрела через плечо в сторону разбитого отрядом лагеря, и в тот же момент раздался стук такой силы, что я едва удержалась на ногах. Словно, что-то огромное упало на землю и зашагало по ней. А за стуком последовал нечеловеческий крик. Вопль боли. Словно кому-то содрали кожу, а за свежее мясо подвесили на крюки и развеяли по ветру, как флаг. От этого звука у меня задрожало все тело. Под босыми ногами больше не была мягкая трава. Под босыми ногами была трава, по которой расхаживало где-то за деревьями существо. Особь. Не похожая на обычную, которую мы встретили недавно. Обычная так не ступала по земле. За ней не следовал шлейф землетрясения. Я вцепилась в запястье Кассандры. Она была заворожена. Зачем-то понюхала свою одежду. — Это то, что я думаю? — Да. Это дикая особь. Как я ее не учуяла? — Учуяла? — Рапунцель, тебе нужно спрятаться, — Кассандра через плечо глянула на меня. Ее руки машинально потянулись за луком. — Нет! Я тренировалась с Энни и с тобой. Я справлюсь. Обещаю, что не стану лезть на рожон, но я помогу! — Я... — ...ты защитишь меня, я знаю. Дай мне помочь. Второй вопль прогремел громом. У меня от шока покатилась слеза по щеке. Кассандра кивнула мне. Мы обе помчались в сторону крика. Я не понимала, откуда вообще взялись силы так быстро бежать. В висках пульсировала кровь. Я попыталась считать, чтобы понять, что происходит, но не могла. У меня пересохло в горле. Я не знала, как дышать. Словно забыла об этом. В голову лезли мысли о том, что ничего выйдет. Какого черта я вообще полезла за Стену, будучи всего лишь королевой? С чего я взяла, что справлюсь? Нет! Я не должна думать об этом, иначе ничего не получится. Иначе я буду обузой, а не помощью. Когда мы оказались прямо на поле сражения, топот стал громче. И ужас накрыл с такой силой, что я едва не выронила свой лук из рук. Спиной к нам стояла особь. Настоящая дикая особь. С отростками на спине, похожими на крылья. Оно двинуло ими. Это правда крылья. Совиные крылья и перья по всему телу. Когти птичьи. И глаза. Оно обернулось к нам с полными черной смолой глазами. А в зубах, клыках, оно держало тело Адриана. Того Адриана, который предположил, что я могу быть беременна. Которого Кассандра ругала за то, что он больше всего отдавал мне свою еду, тем самым недоедая настолько, что мог упасть в обморок. Тот самый Адриан, пару дней назад рассказавший, что в Короне его ждет беременная жена. Жена. И он был в зубах особи с перекушенным позвоночником. Это его вопль был. Мои руки сделали все сами: я натянула стрелу и уверенно выстрелила, но стрела прошла сквозь ухо особи, и она выплюнула Адриана на землю. Он рухнул с трехметровой высоты, и еще один звук перелома костей срезал слух. По моим щекам текли слезы. Но даже сквозь них я все видела так четко, что буду видеть кошмары всю жизнь: реки бордовой крови и застывший ужас в глазах полумертвого Адриана. И его шепот. Губами он неслышно произнес что-то и больше не моргнул. У меня ушла земля из-под ног. Я упала, и Кассандра подхватила меня. — Лилиан! — Кассандра натянула стрелу и выстрелила. Попала прямо в глаз. Существо свирепо завопило, попятившись назад. Я посмотрела по сторонам. Лилиан и Энни были живы. Они успели оказаться на деревьях с помощью УВМ. — Защитите королеву. Я уведу эту тварь. — Нет, Кассандра! — Я вернусь. Она бросила мне это напоследок и понеслась со всех ног прочь. Я не знала, с чего она взяла, что особь помчится именно за ней, когда она одна, а здесь еще три человека. Но Кассандра не ошиблась. Существо погналось прямо за ней, заставляя деревья колыхать, а затем взлетело. От потока ветра Лилиан и Энни чуть не рухнули с деревьев. Эта особь. Дикая особь последовала именно за Кассандрой. Будто именно она и была нужна ей. Почему? — Почему? Почему именно за Кассандрой? Почему за ней? Спустившаяся Лилиан попыталась прикоснуться ко мне, но дернулась. Еще один топот с другой стороны. Но я уже не смотрела никуда. Только потупила взгляд на труп Адриана. Это и происходит за Стеной. Смерть. Дикая особь раскусила Адриана совершенно легко. Ей ничего не стоило отнять жизнь. И солдаты гибнут один за другим. Все они идут на верную гибель, чтобы спасти людей, живущих внутри границ Стены, пока королевская власть отсиживается где-то во дворце. Я задыхалась. Мне не хватало воздуха, а подняться на ноги сил не хватало. — Там еще одна. Там еще одна особь. — Похоже, что обычная. Дикая ведь взлетела бы. — Идем. Ваше Величество? Туман. Я погрязла в тумане и частом сердцебиении. Эхо. Кроме эха и оглушающего звона в ушах не было буквально ничего. Темнота застелила зрение. — Мама. — я упала в объятия матери. Женщина касалась моих волос, нежно и успокаивающе шепча, что все будет хорошо, пока в плече ощущались ее слезы. — Ты все найдешь в себе, дорогая, — ее голос. Он убаюкивал. Был похож на детскую колыбельную, которую мне никогда не пела матушка Готель. — Все найдешь в себе. Я верю в тебя. Ты станешь замечательной королевой. И вот ее похороны. Она лежит в гробу. Рукой чувствую холод от ее щеки. Лед. Мертвечина. И не могу поверить, что ее закопают под землю. Я кричу. Я рыдаю и не могу поверить. Я прячу лицо в жилетке Юджина, но не чувствую от него тепла. Я чувствую сплошную тьму и пустоту. Отец. Умирает отец. Погибает. И я мчусь сквозь лес к Стене. Я бьюсь в конвульсиях, истерике, зову его, зову маму, бьюсь кулаками по земле. Я не верю в себя, как верили они. Я не понимаю, как могло так случиться. Я хочу провалиться. Я проваливаюсь. Я уже ниже дна. Я тону. Тону. Тону. Тону. Тону во тьме. И рука. И появляется рука. Сквозь крик я вижу только руку и слышу слова: — Бойся потерять и подвести только себя. Не подведи, принцесса. У Короны только ты осталась. Девушка с перебинтованным лицом, язвами на губах, побитой кожей и сигаретой в руках. Кассандра. Только Кассандра. Всегда была Кассандра. — Кассандра. Я бросилась бежать. Сквозь лес, сквозь деревья. Завидев силуэт дикой особи, я использовала УВМ, оказалась на ветке дерева и прицелилась из лука. Кассандра остановилась недалеко от ручья и повернулась лицом прямо к особи. Я все ждала момент, когда особь наконец сложит крылья и я смогу выстрелить ей в голову. Всего один выстрел есть. Всего один шанс напасть незамеченной. Я должна спасти Кассандру. Я должна. Она единственный живой человек, который у меня есть. Погибла мать — я пережила. Погиб отец — я пережила. Погиб Стивен — я пережила. Если погибнет Кассандра, я не переживу. Я не смогу похоронить ее. Я не потеряю ее. Ни за что на свете. Кто угодно, но не она. Если я могу ей помочь, я помогу. Лягу на лопатки, умру, но помогу ей. Я не оставлю ее. Я не дам ей умереть. — Тебе нужна я, — крикнула особи Кассандра, и я насупилась. Давай же, собери крылья. Собери наконец. Спрячь их. Дай мне ранить тебя. Дай мне спасти Кассандру. Почему она не использует УВМ? Почему не бежит? Почему не стреляет? Почему стоит и... почему опускается на колени? Я видела, как Кассандра садится на корточки. Видела, как она закрывает глаза и упирается кулаками в землю. И видела, как ее тело меняется. Как теряет Человеческий облик. Как спина обрастает перьями, как из нее появляются отростки крыльев. Как Кассандра перестает быть Кассандрой, как увеличивается в размерах. Как ее глаза наливаются чернотой. Как она становится дикой особью. Ужас, непонимание, ошеломление и слезы. Слезы, катящиеся по глазах, и руки. Руки отпускающие стрелу. От ошеломления я допустила ошибку. Я выстрелила. Выстрелила в пустоту и попала только в когтистую лапу особи, убившей Адриана. Она развернулась ко мне лицом. А дальше только вопль Кассандры животным голосом, удар по дереву и мое падение вниз. Вниз. Вниз. К пустоте. Кассандра покрывала поцелуями мою шею, переходя к груди. Она осторожно подцепила кожу ниже ключице, втягивая ее губами. Я блаженно закрыла глаза. Ее пальцы, стимулировавшие клитор, скользнули внутрь, заставляя меня закусить собственную руку в попытках не застонать вслух. Только мычание. Только мычание в такт идеальной амплитуды толчков. В такт неописуемому наслаждению, раскатывающемуся по всему телу от низа живота к самому сердцу от осознания того, что на мне будет след от засоса. Напоминание о ночи, когда я становлюсь еще свободнее, чем может показаться. От этого все внутри взрывалось. Я двигалась бедрами навстречу руке женщины, пытаясь слиться с ней в единое целое, цепляясь за нее всеми силами. Брошу все на свете, только бы оставаться с Кассандрой. Брошу весь этот мир и отдам его Кассандре. Отдам ей все. Согрею ее остатками самой себя. Потушу себя и зажгу снова, если она только попросит. Сбегу от всех и всего на свете. Выброшу обручальное кольцо. Обниму Кассандру и не отпущу ее никогда, если только попросит. Заберу всю ее боль. Не позволю больше сомневаться в себе. Разделю ее тревогу. Сделаю все, что потребуется, только бы видеть ее счастливой. Только бы она была жива. Кровь и боль. Кровь и боль в животе. И некуда бежать. А перед глазами было лицо с черными глазами. И все встало на свои места. Кассандра на самом деле знала все об особях, потому что сама ею была. Она узнала тогда, что поблизости дикая особь и сказала, что учуяла ее, потому что чувствовала всегда себе подобных. Она сказала, что дикой особи нужна она, потому что дикие особи выслеживают только своих. Особей на самом деле не девять. Их десять. Кассандра одна из них. Она не рассказала правду, потому что в такую правду нельзя верить. За такую правду в Короне бы ее сожгли. И я была бы на стороне сжигающих. Потому что я королева, а женщина, с которой я стала счастлива, была существом, против которых шли армии.