Попробуй разбить меня — ты не поверишь глазам. Попробуй сломать — ты скорее сломаешься сам.
Рапунцель.
Несколькими днями ранее. — Выпустите! — я ударила раскрытой ладонью по двери. — Вы не имеете никакого права держать меня здесь. Я — правительница Короны по праву рождения. Позовите Юджина Фицерберта, — тишина. Только ровное дыхание стражи за толстым лакированным красным деревом, — пожалуйста. Горло уже саднило. Битый час я кричала и стучала изо всех сил, надеясь, что хоть кто-то из услышавших не будет равнодушным. Таковых не было. Я видела своих же солдат. Видела свою же фрейлину Фридборг. И никто не поднял на меня глаза. Все смотрели лишь на Анну и Энни. Я была для них никем. Я, та, которой они целовали руки и кланялись, стала для них никем. Их поклон застыл в склонении. Пустота. Лишь пустота была в их сердцах, от чего в голове громом стоял вопрос: а была ли когда-нибудь их верность искренней? Они все остались в Короне, остались верны королевству, но не остались верны королеве. Кассандра же, казалось бы, предала свой родной дом ради службы Эренделле. Однако по-прежнему была верна истинному правителю. Была верна мне еще до того, как мы перешли границы дозволенных отношений между королевой и солдатом. Чертова надуманная преданность подданных, обернувшаяся предательством. И ради чего? Ради каких-то пустых рассказов Энни? Как ей удалось узнать обо мне и Кассандре? Мы не были так открыты. Мы скрывались. Мы не давали поводов заподозрить нас в интрижке. Мы дежурили вместе, отходили куда-то вместе — как и с самого начала, потому что всем было известно, что Кассандра взяла ответственность за мою жизнь. Мы не держались прилюдно за руки. Не издавали лишних звуков. Не улыбались друг другу. Как? Неужели на самом деле в ту ночь, когда я нашла пещеру с могилой ребенка Кассандры, Энни следовала за нами и слышала все, что мы делали после? И выжидала, искала нужный момент, чтобы все вскрылось? А потом просто подвернулся случай. Просто захотела. Просто из мести за то, что ее не сделали капитаном? Просто из мести за то, что Кассандра была ее бывшей любовницей? Из-за этого всего можно устроить переворот в королевстве? Я выдохнула, прислоняясь спиной к двери. И все это должно было случиться именно сейчас. Выкидыш, холод Кассандры, свержение с трона, приход к власти моей же родственницы, внезапное исчезновение Кассандры. Что если исчезновение подстроили горожане, еще сильнее ненавидящие и поверившие в ложь? Что если сейчас они просто пытают ее? Что если она уже мертва? Что если я больше ее не увижу? Было тяжело сдерживать слезы. Слишком много всего и слишком мало надежды. Слишком много отчаяния и слишком мало веры. Веры в саму себя. Слишком много того, с чем тяжело справляться теперь, когда несколько месяцев трудности разделяла с дорогим человеком. С человеком, с которым хотелось верить в себя. С человеком, с которым уже не было сомнений в себе. У Кассандры были шрамы даже на запястьях. Это не были те шрамы, что возникают, когда не хочешь жить, а рядом случайно находится что-то острое. Это были боевые шрамы. Хаотичные, мелкие и крупные. Побелевшие и еще розоватые. Между ними поблескивали неглубокие царапины с каплями свернувшейся крови. У Кассандры были четко видны кости и прожилки на пальцах. Выпирающие вены. Это все было удивительно и непривычно для меня, потому что, будучи королевой, я никогда не обращала внимания на руки солдат. На моих не было повреждений, кости не выпирали, вены не вздувались. Костяшки виднелись лишь при сжатии в кулак. У меня были самые простые руки, отличающиеся только длиной пальцев. У Кэсс были пальцы пианистки, и, кажется, я не могла отвести от них взгляд. У Кассандры руки были волшебными. Ими она могла выбить зубы, приготовить легкий солдатский суп, сорвать ликорис и, Боже мой, довести до дрожи. Ее руки были будто повсюду: на шее, на талии, на груди, на бедрах, на ребрах и внутри. Они умудрялись приятно щекотать, сжимать, гладить, и в этом вихре чувств я готова была утопиться. Она каждый раз знала, что делает и, казалось бы, делала одно и то же, но все равно словно по-разному. Я толком не могла понять, что именно играло большую роль: тот факт, что она просто много с кем занималась любовью и научилась, или тот факт, что у меня просто был только Юджин. Да и ничего из этого не было настолько важным. Сейчас мы были друг у друга, и сейчас мы занимались этим друг с другом, а не с кем-то еще. Меня не волновали прошлые партнерши Кассандры, а ее не волновал мой муж. Это было прекрасно. — Рапс, — я услышала, как Кассандра с силой сцепила зубы. Ее голос был низким и тихим. Это нагоняло еще больше острых эмоций. Жар ее тела резко контрастировал с легкими потоками воздуха, — у меня кружится голова. — Тебе плохо? — Нет, мне очень хорошо. Так хорошо, что я не могу пошевелиться, — я почувствовала, как она поцеловала меня в плечо, а затем улыбнулась, прокладывая дорожку поцелуев вдоль шеи к скуле. — У меня еще никогда такого не было, честно. — О чем ты? — я мягко отстранила ее от себя, чтобы вновь поцеловать в губы и прижать сильнее к земле. Лишь плотная ткань моего плаща отделяла ее идеальную спину от соприкосновения с травой. — О том, что спать с тобой ощущается по-другому. Совсем иначе. — Может быть, потому что ты позволяешь мне дольше приносить тебе удовольствие? — я наклонила голову, ловя задумчивый взгляд Кассандры. — В первые несколько раз ты пыталась избежать ласк с моей стороны или убеждала меня в том, что это не необходимо. Не говорила, что тебе нравится. А сегодня ты не отталкивала меня, не торопила. Ты позволяла мне вести, — то, что я озвучивала, приходило мне в голову прежде. Сначала я допускала, что Кэсс просто не уверена, что я хочу этого сама, и опасалась надавить. Затем поняла, что, возможно, дело исключительно в ее прошлом. И это меня пугало. — Знаешь, я не думаю, что меня привлекают мужчины. Юджину я была благодарна за спасение и возвращение к семье, но это не то, что я чувствую к тебе. Мне не хотелось никогда его касаться. Я думала, что это естественно. Как ты понимаешь, я ошиблась, потому что сегодня мне было невыносимо приятно доставлять тебе удовольствие. Мне так сильно хотелось тебя везде целовать и трогать, что не могу даже представить, как все эти годы могла спать с кем-то другим. Она сжала губы и прикрыла глаза, поглаживая меня одной рукой по щеке, а второй — по талии. Она будто собиралась что-то сказать, но не решалась. Я не продолжала и не спрашивала, позволяя ей собраться с мыслями. Просто опустилась на плащ рядом с ней и уткнулась носом в шею. Ночь была теплой. Небо звездным. У нас оставалось время, чтобы побыть вдвоем прежде, чем нужно будет возвращаться к лагерю и будить следующих дежурных для патрулирования другой части леса, и я хотела насладиться им сполна. — Я была не совсем честна, когда сказала, что спала только один раз с мужчиной, — наконец заговорила каким-то совсем другим тоном Кэсс. Я поняла, о чем она будет говорить дальше, но мысленно надеялась, что не права. — Мне было двенадцать и ежедневных тренировок было недостаточно, чтобы я смогла оттолкнуть одного из солдат. Я приняла случившееся как должное. Большинство знакомых мне женщин подвергались принуждению; я просто не стала исключением, каким хотела бы, — надежда умерла. Я закрыла глаза и взяла Кассандру за руку. — Я совсем не думала об этом. Стерла из памяти, как плохой сон. Просто была осторожнее, тренировалась усерднее и носила с собой в ботинке нож, куда бы ни пошла. Случившееся не вызывает у меня страх и слезы сейчас, но я знаю, что из-за этого боюсь довериться партнеру, — она выдохнула. — Боялась. С Вами, Ваше Величество, на душе покой, а не сомнения и опасения. Сначала я хотела сбежать из башни, затем хотела сбежать из королевских покоев, а теперь, ощутив вкус свободы, вновь вернулась в заточение. Я никогда не думала даже, насколько на меня давят стены собственной спальни. Насколько отталкивает огромная мягкая кровать. Насколько на самом деле хорошо было спать на клеенке, укрываясь плащом, и принимать ванну в прохладном озере. Насколько там я чувствовала себя счастливой и наполненной, как чувствовала себя в замке при жизни родителей. Люди вокруг меня позволяли чувствовать себя хорошо. Они были для меня настоящим домом. С родителями я была свободна даже в замке, а с Кассандрой ничего не боялась даже на войне. Я должна найти способ сбежать отсюда, узнать, что случилось с Кэсс, и исправить все уже вместе с ней. Она нужна мне. Я не хочу больше справляться одна. Я не хочу больше быть без нее. Я не хочу позволять кому-то объявлять ее преступницей. Я не хочу, чтобы ей вновь было больно и одиноко, как когда ее изнасиловали, когда от нее отвернулся отец, когда погиб ее лучший друг, когда ей пришлось убить своего ребенка, когда она скрывала боль за службой. Я не хочу, чтобы сердце Кассандры снова разбилось, даже если оно и без того разбивалось слишком много раз. Когда я встала с пола и подошла к окну, высматривая насколько далеко от земли, в замочную скважину вошел ключ и несколько раз провернулся. Затем распахнулись двери. — Ваше Величество, — в комнату вошло сразу несколько человек: святой отец Квирин, Энни, Анна и двое солдат, что сопровождали нас на пути в Корону. С появлением святого отца я выдохнула, надеясь, что он прекратит это безумие. Квирин всегда был другом отца. Молчаливым, но верным. Поддерживал мои решения с момента заступления на престол. Он просто обязан услышать меня, — с возвращением домой. Как Вы себя чувствуете? — Отец Квирин, — я улыбнулась краем губ, подходя к нему ближе, — как я рада Вас видеть. Должно быть, случилось недоразумение. Капитан Димитреску вовсе не преступница. Она не пыталась меня убить. — Ваше Величество, народ, к сожалению, противостоит Вашему правлению в связи с тем, что деньги из казны шли не на нужды фронта, но, полагаю, Вас смогут простить, как только Вы покаетесь и очиститесь. Нет. Он не слышал меня. Смотрел таким же пустым взглядом, каким смотрели солдаты. Не так, как раньше. Неужели он поверил в ересь Энни? — Святой отец, я никогда не крала деньги из казны. За всеми отчисления следил мой муж. Я хочу видеть его. — Конечно, Вы непременно встретитесь с ним, как только мы очистим Вашу душу от прелюбодейства, что совершила над Вами Кассандра Димитреску. Пройдемте же с нами, помолимся. — Что Вы такое говорите? — на меня нахлынул смех. Я смотрела на Анну: она выглядела виноватой и сбитой с толку. Я смотрела на Энни: ни следа жалости, а лишь жестокость в глазах. Я смотрела на Квирина: ничего. Словно и не было той дружбы с моим отцом. Словно не было его благословения моего правления. Словно он видит меня впервые. — Капитан Димитреску никогда не насиловала меня, как утверждает Энни. Она говорит все это исключительно из-за того, что претендовала на пост капитана, но я утвердила не ее. — Ваше Величество, пройдемте с нами. — Я никуда не пойду. Я все еще королева. — Вы больше не королева. Ваш народ сверг Вас с престола и избрал Ее Величество королеву Эренделла Анну как ближайшую родственницу после Вас, — Энни говорила холодно, и хотелось вырвать ей язык. Это все ее козни. Она преступница, а не Кассандра. — Ваш народ отверг Вас за траты денег казны на собственные нужды, но, поверьте, святой отец Квирин поспособствует Вам в прощении народом, как только Вы искупите свои грехи и очиститесь от них. А пока королева Анна возьмет под опеку Корону. — Что ты несешь? — я покачала головой. — Какие, к черту, траты на собственные нужды? Я последние четыре года делала все для благополучия короновцев. Ни копейки из казны не положила себе в карман. Я следовала по стопам своих отца и матери. Как ты смеешь обвинять меня в подобном? — Боюсь, не я раскрыла Вашу тайну, а Ваш супруг. Холод. Меня пробрал холод. Юджин не просто брал деньги из казны. Он еще и повесил на меня свой проступок. Он обвинил меня в том, чего я не делала, а делал он. Это было похоже на удар ножом в спину. Я верила ему и считала, что он позаботится о Короне в мое отсутствие, а не сделает меня врагом народа. — Я хочу его видеть. Сейчас же. — Искупим же Ваши грехи в молельной комнате. — Я хочу видеть Юджина Фицерберта. — Мне очень жаль, что придется Вас вести силком, — Квирин выдохнул и взглянул на Энни. — Прошу, проводите Ее Величество в молельную комнату, — строго продолжил лже-капитан, направляя в мою сторону двух солдат. — Не препятствуйте, Ваше Величество. Перед лицом Бога нужно быть честными.* * *
Сейчас. — Отпусти меня! Отпусти меня сейчас же! — я билась, рвалась изо всех сил, била и дергала ногами, готова была кричать, но меня не отпускали. — Лилиан! — Ваше Величество! — женщина нервно выругалась про себя и резко поставила меня на землю, продолжая держать за руки и не давая уйти. Как бы хорошо я ни натренировалась с Кассандрой, я все еще не могла сравниться с солдатами вроде Лилиан, прошедшими подготовку длиной в жизнь. Она была сильнее меня. — Прошу Вас, успокойтесь. — Там Кассандра! Ее схватила Энни. Как я могу успокоиться? Дай мне пройти, — я ринулась вперед, отчаянно полагая, что я смогу пробиться, а Лилиан только подхватила меня еще раз и остановила. Ноги тряслись. В голове не складывались пазлы. Это был какой-то бред. Кассандра жертвует собой в обмен на мою свободу и Энни соглашается на это? Нет. Этого не могло произойти. — Лилиан, умоляю тебя! — я толкнула ее в грудь, и в итоге упала на колени, сгребая в ладони землю и надрываясь от слез и паники. — Там же Кэсс. Я не брошу ее. Я не могу бросить ее этим зверям. Они же ее убьют. — Ваше Величество, она будет в порядке, но нам нужно торопиться. Мы должны найти Майю и привести ее в Корону. Слышите меня? — Лилиан наклонилась, пытаясь привести меня в чувство. Зря. Мне не нужна была никакая Майя. Мне не нужно было никакое спасение. Мне нужна была живая и здоровая Кассандра Димитреску. — Сейчас я отведу Вас туда, где остались еще верные Вам подданные. Они надеются на Вас. Они верят в Вас. Мы не можем их подвести. — К черту, — я согнулась, глотая слезы. — К черту всех. Я четыре года ломала себя ради Короны. Я четыре года страдала и отказывалась от всего, чего хотела, ради Короны. А меня свергли, поверив в сплетни Юджина и Энни. Я устала. Я не хочу бороться больше за народ, который отказался от меня. Я хочу бороться только за Кассандру. Что бы ни случилось, даже если меня убьют, я буду на стороне Кассандры. Я не оставлю ее, — горло болело от крика. Голос сел. Конечности ослабли. Столько времени впустую. Столько дней пыток, давления и предательства, чтобы в конечном счете потерять единственного человека, ради которого я продолжала бороться, чтобы не оставить одного. — С меня хватит. Дай мне спасти единственную, кто в меня верит по-настоящему. — Ваше Величество, — Лилиан положила мне руку на плечо, немного встряхивая, — в Вас верят тридцать человек, которые отказались от жизни в домах ради веры в Вас. Они прячутся в катакомбах и надеются, что мы спасем их. Они помогут Вам вернуться на престол. Они хотят видеть Вас в роли королевы. — А меня кто-нибудь спросил, хочу ли я этого? — я посмотрела на Лилиан, ловя удивление на ее лице. — Я хочу бегать босиком по полю и целовать по утрам Кассандру. Я хочу делать ее счастливой. Я хочу разогнать всю ту боль, что ей пришлось пережить. Я просто хочу быть свободной. Я не хочу никакой власти. Я не хочу Корону. Я хочу только Кассандру, потому что она не отказывалась от меня никогда и ни к чему не принуждала. Она ничего от меня не ждала и не просила. Она отдавала, а не просто забирала. К черту все. Я не просто королева. Я еще и человек, из которого высосали уже всю душу. — Рапунцель, — тихий шелест деревьев развеял мои слезы, оставив после себя только опустошение. Даже не облегчение. Лишь голос Лилиан немного отрезвлял, — я ничем не могу помочь. Я пообещала Кассандре, что позабочусь о Вас, и я это сделаю. Она хочет отвлечь Энни от повстанцев. Пока та будет занята Кассандрой, мы успеем привести Майю сюда и закончить тот хаос, что здесь начался. Без Вас нам не справиться, потому что только Вы и Кассандра знаете дорогу до подземного убежища Майи. — Если так, то почему Кассандра сама не отправилась? — Она не хотела, чтобы Вы пострадали. Чем быстрее мы приведем Майю, тем быстрее вызволим Кассандру, понимаете? Понестись спасать ее сейчас будет глупо. Так вы обе будете взаперти, и никто уж точно ничего не решит. Вы только обе погибнете или пострадаете. Лилиан была права. Чего я еще ожидала от Кассандры? Она медлить не стала. Обещала, что сбережет меня, и сберегла. Сделала все, чтобы дать мне свободу, несмотря на то, что ей там грозит казнь, а мне нет. Она пошла на поводу у чувств, а не логики. Может быть, даже впервые после того, как, несмотря на рациональность, все же спала со мной. Она и правда сделала все, чтобы защитить меня. Теперь мне остается только собрать волю в кулак и сделать все, чтобы защитить ее. — Выдвинемся, как только вернется Дуглас. Возьмем его с собой, чтобы Майя точно согласилась. Я не хотела бросать Корону никогда, но сейчас просто сдали нервы, простите, Лилиан. Я непременно обеспечу покой короновцам. Если это не будет стоить жизни Кассандры.* * *
Несколькими днями ранее. — Ваше Величество, — ровный голос Квирина. Я приподняла голову на него, сморгнув влагу с глаз, — что с Вами сделала Кассандра Димитреску за пределами Стены Короны? Слезы не текли. Только скапливались в глазницах, а затем скатывались незаметными каплями раз в несколько минут, смешиваясь с потом. Я не плакала. Это была не боль, не страдания и даже не отчаяние. Это была злость и разочарование. Злость на обстоятельства, злость на предательство собственного народа, который я все равно любила. Которому я продолжала быть верна, как завещали родители. Это было разочарование в тех, кому я доверяла. В Юджине, в Энни, в Квирине, в Анне. Это было уже не разочарование в себе. Я не винила себя в том, что моя власть пала, потому что сделала все правильно. Может быть, и необдуманное решение покинуть Корону сойдет за ошибку, однако ничего бы не случилось, если бы Юджин был мне верен. Я хмыкнула про себя. Иронично. Юджин предал меня, а я изменила ему. Мы могли бы стоить друг друга, если бы наши решения привели к одинаковому результату, но нет. То, что сделала я, не касалось других жизней. Не вводило никого в заблуждение. То, что сделал он, разрушило порядок в Короне. Порядок в и без того израненных жизнях горожан. — Ваше Величество, — повторил святой отец, не услышав своевременный ответ. Что сделала со мной Кассандра. Этот вопрос зудел в голове. Его задавали мне несколько раз за одни только сутки. И каждый раз я отвечала одинаково: — Спасла жизнь. Кассандра Димитреску вернула мне саму себя. Вот, что она сделала. А ее помощь осквернили и пытались вынудить меня отвернуться от нее. — Мне очень жаль, Ваше Величество, что Ваша душа пострадала. Никто бы и подумать не мог, что дочь такого уважаемого человека совершит преступление против всех тех ценностей, что ее отец выстроил, — Квирин выдохнул. Слушать даже было тошно. — Чем громче была слава о ее командовании в Эренделле, тем громче стало ее преступление. Вы уверены в том, о чем говорите? — Как никогда прежде, — я расслабила лицо, пытаясь немного развести кисти в стороны, чтобы ослабить давление тонких шелковых платков, так плотно ограничивающих меня в движениях. — Я клялась своему народу еще на коронации при жизни родителей, что буду честна перед ними и не обвиню невинного. Это одна из клятв, которую я не нарушала осознанно и никогда не нарушу, — я повернула голову на Квирина. — Святой отец Квирин, Вы были другом моего отца и моей матери. Вы крестили меня при рождении. Вы благословляли мое правление и венчали в церкви. Я считала, что Вы останетесь верны мне, несмотря ни на что. Если же Вы отказались от своих принципов, это не значит, что я так поступлю, — лицо священника искривилось в гримасе сожаления. Он будто смотрел на душевнобольную, несущую ересь. — Кассандра Димитреску ответственный капитан гвардии Короны. Она спасла весь наш отряд, когда нас застала дикая особь. Она ни на секунду не оставляла меня одну, защищая, как и обещала. Она заботилась о других солдатах и принимала решения, что шли только на пользу нам. В тот день, когда на нас напала дикая особь, именно она отвела ее и позволила выжившим сбежать. Это было мое решение последовать за ней. Она никогда ничего не делала из тех преступлений, которые вы на нее повесили. Она не насиловала меня, не лишала ребенка и не пыталась убить, — у меня дрогнула губа. — А то, что Вам, святой отец, рассказала Энни, — чушь. Почему бы Вам не спросить Лилиан? Где же она? Не думаю, что она могла бы солгать. Мой муж перенаправлял расходы казны не на нужды фронта без моего ведома. Я бы не оставила своих подданных. Ради их защиты я лично решила выйти за пределы Стены, как сделал покойный король Дан Броха. Разве так бы поступила королева, предавшая короновцев? На миг все затихли. Квирин молча осматривал меня с ног до головы. Позади слышалось только дыхание молодого диакона, отдающееся эхом в комнате, заполненной лишь настенными иконами и Распятием Христа, пред которым меня поставили на колени. Мне уже не было холодно сидеть на пыльном полу обнаженной и связанной по рукам освященным шелком. Меня уже не пугали стоящие повсюду свечи, и не кружил голову запах ладана. Боль в спине отступала. Оставалось только жжение, которое я не отвергала. Если цена сохранения верности истине — шрамы на спине, то я готова заплатить. — Наш диакон заменит кнут и продолжим. Мне очень жаль, Ваше Величество. Я улыбнулась краем губ. За диаконом и Квирином закрылась дверь. Сквозной воздух обдал спину прохладой, усмиряющей полыхающие раны. Меня не рассекали до костей. По ощущением раны были сравнительно умеренными. Они не хотели меня убить или наказать. Они хотели меня очистить от изнасилования и введения в заблуждение, которых не было. Им нужно было через боль помочь мне согласиться с ними. Как они считали, увидеть правду и принять ее. И они не прекратят, пока я не отвечу им то, что они хотят услышать. Дверь вновь заскрипела. Еще один мимолетный поток воздуха. — Рапунцель, — это был не Квирин и не Диакон. Это была Анна. От удивления я обернулась, приподнимая связанные руки, чтобы прикрыть голое тело, — я хотела поговорить. Ты не против? — Я не стану обвинять капитана Димитреску в том, чего она не совершала. — Нет, я не буду просить тебя о подобном. Я пришла объясниться, — она выглядела смятенной. На ней были накидка и сиреневое платье. То самое, в котором я сбежала после смерти отца к Стене и рыдала. То самое, в котором я была, встретив Кассандру впервые. Ей дали мою одежду. И я даже не подозревала, что это платье сохранилось среди множества других. Даже потеплело на душе. — Я прибыла в Корону, потому что мне прислали письмо о твоей кончине. Мне рассказали, что отряд, в котором ты состояла, пал и выжила только Энни. Она видела, как капитан Димитреску насиловал тебя и пытался убить в виде дикой особи. Я хотела найти твое тело, поэтому ушла из Короны тогда вместе с солдатами в его поисках, но встретила не останки, а живого человека. — Поэтому у вас были револьверы? Вы полагали, что рядом с моими предполагаемыми останками будет бродить Кассандра и придется применить оружие? — Да. Мне кажется, что это было глупой идеей, учитывая, как громкие звуки привлекают особей, но Энни считала, что так Кассандру получится быстрее обезвредить, — Анна пожала плечами, а затем ойкнула и сняла с плеч накидку, подходя ближе ко мне. — Прости, я принесла это для тебя. Здесь прохладно, — она немного замялась, осознав, что укрыть меня со спины не сможет из-за кровоточащих ран, — Давай я просто прикрою тебя, — я немного приподняла руки, позволив ей скрыть тело. От ткани исходило тепло, немного согревающее. — Вот так. — Почему вы сразу не убили Кассандру, как только встретили нас в лесу? Почему ее не убили у Стены? Зачем тянули? — Энни хочет, чтобы казнь дикой особи видели все. Так она собирается продемонстрировать свои успехи. Но я считаю, что это прикрытые — зачем рисковать и приводить дикую особь в город? Скорее всего, они боятся. Они не думали, что Кассандру получится найти, а теперь испугались. Они не знают, на что она способна, ведь вблизи видели лишь обычных особей. — Почему ты пришла ко мне сейчас? — Потому что образ жестокого насильника, каким мне описала Энни Кассандру, не вяжется у меня с тем, какой я ее запомнила, — Анна говорила достаточно быстро, передвигаясь из стороны в сторону. От ее движений пламя свечи колыхалось. Теперь она была чуть больше похожа на ту девушку, что я повстречала в лесу. Она не была холодна и не стояла смирно, опустив взгляд в пол. Она вела себя, как мне показалось, естественно. — И ты так уверенно говоришь, что я просто не могу понять, кто же на самом деле прав. Кому мне верить? — Никому. Верь своим глазам, а не чужим словам. — Мои глаза видели, что Кассандра не чудовище. Да, она довольно колючая. Я бы сказала, даже ледяная, — она по-доброму усмехнулась, теребя на пальце обручальное кольцо, — но она заботилась о тебе. Она прикрыла тебя собой, когда на вас наставили револьверы. И накрыла тебя своим плащом, пока ты спала. А еще насыпала тебе большую порцию сваренного супа. Я рассмеялась. Да, Кэсс делала все это. Я бесконечно была благодарна, пусть и считала лишним. — И, похоже, была близка с тобой, — Анна подобрала последнее слово довольно осторожно, закусив нижнюю губу. — Прости-прости, если я говорю лишнее. — Да, она была очень близка со мной. — Тогда почему Энни говорит только плохое? — В день, когда погиб отец Кассандры, предыдущий капитан гвардии Короны, мне предлагали назначить его преемником одного из лучших солдат — Энни. Я отказалась, выбрав Кассандру. Возможно, это задело ее самолюбие. Кроме того, Энни была бывшей любовницей Кассандры, затаившей на нее обиду. У Энни есть мотивы, но ни один из них не объясняет ее желание перевернуть всю Корону с ног на голову. — Энни и Кассандра? — Анна нахмурилась. — То есть, Кассандра была с… женщиной? — Да. И, честно говоря, Энни могла сочинить историю об изнасиловании, потому что застала меня и Кассандру. К сожалению, я и не подозревала, что она узнала о нас. — Ты и Кассандра? — она вдруг закрыла себе рот руками и едва сдержала восторженный вскрик. — Так ты говорила тогда в лесу не о своем муже, а о ней? Хвала Богам! — Почему же? — Потому что это значит, что твое сердце на разбито предательством Юджина, — но ее настрой улетучился почти за секунду. — Если то, что ты говоришь правда, а не попытка защитить Кассандру, потому что она… запугала тебя? Я опустила голову. Анна сомневается. Она достаточно долго была с Энни, чтобы поверить ей, и я не могу винить ее в этом. По крайней мере радует, что Анна не верит слепо. Она пытается понять, ищет ответы. Она пришла за ними ко мне. Если есть шанс, что она поверит мне, — я должна им воспользоваться. — Анна, ты хороший человек, и я знаю, что ты примешь верное решение. Слушай свое сердце и верь только своим глазам. Они помогут понять, где истина, а где выдуманная правда.* * *
Сейчас. Когда ты крестьянин, тебе кажется, что выше всех в королевстве король или королева. Когда ты правитель, тебе кажется, что выше тебя нет никого. Ты не задумываешься о том, что несколько неверных шагов и при правильной мотивации с правильным лидером твой народ смешает тебя с пеплом. Когда ты служитель церкви, ты знаешь, кто на самом деле руководит спектаклем. Это именно то, что я не учла, когда вставала на место отца и матери. Это то, о чем мне не рассказали. Я знала, что власть неотъемлема от церкви, но никогда не могла себе представить, что церковь может сыграть решающую роль в моем возвращении. В мире нельзя истребить всех плохих людей. Они будут, хочешь ты того или нет. Их присутствие помогает увидеть добро. Однако еще их присутствие может заражать ядом других. Быть честным сложнее, чем быть лжецом, но лишь потому, что ложь проще принять, чем правду. Народу всегда нужен козел отпущения, а, когда его нет, появится лже-лидер, тыкающий пальцами либо в неугодных ему, либо в первых попавшихся. Такой стала Энни для Короны. Она придумала удобную историю и рассказала горожанам. Квирин, Юджин поддержали ее. А дальше оставалось дело за малым — найти виноватого и наказать. Все. Если бы я только обращала внимание на что-то в стране, кроме войны и минимальной помощи народу, не случилось бы такого упадка. И Квирин не смотрел бы на меня с холодом и жалостью. В его глазах я была побитым щенком под дождем, но вместо того, чтобы занести в тепло, он только усугублял, оставляя раны и первые шрамы. Я сощурилась от ноющей боли в суставах. Идти с ровной осанкой не получалось — кожа натягивалась, и запекшаяся кровь на ранах трескалась, причиняя новую боль и удлиняя заживление, а идти ссутулившись было нелегко. Хотелось размяться, потянуться в стороны. Как только окажусь в благополучных условиях, позволю себе это, чтобы после обработать порезы. В лесу, когда поверх несколько бинтов и слоев одежды, это едва осуществимо. — Мне казалось, что Вы говорили о пяти минутах на поиски, — торопливо нарушил тишину Дуглас. Я повернулась к нему. Полтора дня мы провели в пути за Стеной на лошадях, стремясь побыстрее найти убежище Майи, и он уже не мог устоять на месте: перетирал руки, топтался, покашливал. Я могла только представить, что сейчас испытывает он: до встречи с любимой женщиной, которую он похоронил в памяти, оставались считанные минуты. Понятно, что он хотел приблизить момент. — Потому что прошло уже около десяти с момента, как мы спустились с лошадей. Мы пешком ходим примерно в одной области в поисках таинственного хода… — Дуглас, — я заговорила прежде, чем он успел продолжить, — я была здесь, когда потеряла ребенка, думала, что весь отряд погиб, и узнала правду о том, кто на самом деле Кассандра. Думаю, я имею право не помнить в точности, где ход. Я старалась изо всех сил быть терпеливой, но и у меня, и у Дугласа, и у Лилиан были свои причины быть на взводе. Каждый из нас троих отправился на поиски Майи по своим причинам: я хотела поскорее спасти Кэсс, Дуглас — увидеть свою любовь, а Лилиан — принести горожанам покой, сохранив честь солдата. Но в последние часы терпение давалось с трудом. Путь выдался нелегкий: мы не спали, постоянно двигались и останавливались только по острой необходимости. Помимо цели отыскать Майю, мы все еще были за Стеной — здесь продолжали обитать особи, и мы не могли быть уверены, что справимся. Тем более если мы погибнем, никто нас не найдет — пересекли мы границу буквально под землей, переходя по полузаброшенным катакомбам, о которых я и не подозревала, соответственно, о нашем уходе известно лишь некоторым повстанцам. — Прошу прощения, Ваше Величество, — Дуглас склонил голову, — Я немного… — …тревожишься, — я кивнула ему, словив легкую согласную улыбку. — Я понимаю, Дуглас. Я не меньше твоего хочу найти Майю. От нее зависит жизнь Кассандры. — Если Вас это утешит, то сомневаюсь, что Кассандра сдалась не подумав, — пока я продолжала протаптывать листву и траву в поисках люка, Дуглас шел за мной и рассуждал себе под нос. — Я помню ее еще с тех пор, как был с ней в отряде. Она никогда не делилась своими планами, поэтому мы удивлялись, когда ей удавалось что-то сделать. Она все продумала наперед. Единственное, что у нее получалось хуже, чем у всех, — уворачиваться от ударов. — Правда? — подключилась Лилиан, обернувшись к нам. Она помогала, проверяя те области, что я уже обошла, чтобы убедиться, что я не пропустила ничего. — О, да, — Дуглас хмыкнул. — У нее было больше всего синяков. А потом она покинула Корону. Похоже, в Эренделле подучилась ловкости. Я улыбнулась. Забавно. Я не задумывалась о способностях и слабостях Кэсс. Мне было важно не это. А теперь я узнаю о ней чуть больше. Пытаясь простучать место, я почувствовала, что трава мягче, чем в других областях. Это был тот самый ход, но на этот раз неплохо заваленный ветками для лучшей маскировки. — Я нашла. Лилиан и Дуглас быстро вернулись ко мне. Стучать по поверхности громко я не стала. Только совсем тихо и быстро. Снизу ничего не было слышно, но я была уверена, что Майя внутри. Будь она снаружи, оставила бы на ветке соседнего дерева ленту, с помощью которой она быстро находит нужную поляну. — Майя! — я наклонилась совсем близко к люку и проговорила прямо в крошечную щель. — Майя, это Рапунцель. Мне очень нужна твоя помощь. Ничего. Ни шороха. — Вы уверены, что мы в правильном месте? — уточнил Дуглас. — Да. Может быть, я не помню точное дерево, под которым убежище, но я точно помню дорогу, и она заканчивается здесь, — я раздраженно фыркнула, решив немного повысить голос: — Майя, я привела Дугласа. — Дайте мне, — мужчина присел на колени рядом, прижимаясь щекой к люку. — Майя?.. И сквозь тишину послышался удар. Снизу что-то упало и покатилось по полу. Затем поспешные шаги и скрип деревянной лестницы, ведущей наверх. За ним в скважине проворачивается ключ. Несколько секунд, и из-под земли выглядывает рыжая макушка, а за ней испуганные глаза. — Дуглас?* * *
Несколькими днями ранее. Крик. Крик вырвался у меня из груди. Надрывистый и хриплый. Больше не было возможности кричать в полную силу. Я свой голос почти не слышала. Боль была пронзающей. Казалось, что кнут прожигал до самого позвоночника. Первые десять ударов были не такими невыносимыми. Вторую десятку я не могла выдерживать. Тончайший ремень, рассекающий воздух обдавал остротой свежие порезы. Дышать было нечем. Я чувствовала только, как с каждым ударом у меня выбивали все больше воздуха. Я не успевала сделать вдох. Свист следовал за свистом. Боль следовала за болью. Горячие мелкие струи крови следовали за следующими. Крик сменялся низким воплем. Я хотела сложиться пополам, но не могла: связанные руки держала цепь, спускающаяся от потолка. Я только стирала колени в ссадины и ломала ногти, напрягаясь всем телом. — Достаточно, — скомандовал диакону, заменявшего палача, Квирин и окропил мне спину холодной водой, — Ваше Величество, прочитайте молитву Господу. — Отче наш, — я задыхалась, но следовала за просьбой святого отца, не находя в себе силы противиться, — сущий на небесах. Да святится имя Твое. Да приидет царствие… Дверь открылась, прервав меня. — Святой отец, могу я попросить Вас прерваться? — Юджин. От ошеломления я забыла о боли и выпрямилась. — Я бы хотел поговорить с супругой после ее столь долгого отсутствия. — Разумеется, Ваше Высочество. Позовите, как только закончите. Сердце стучало, как обезумевшее. Я уже не слышала, как диакон и Квирин уходили. Не чувствовала, как засыхает кровь и как мои руки отцепляют от цепи, позволяя упасть и согнуться над полом. Холод ушел, заменившись жаром. Я смогла лишь медленно повернуться, поднимая глаза наверх. Это и правда был Юджин. Он стоял предо мной, будто призрак. Такой же, как несколько месяцев назад: все в той же знакомой мне форме и все с той же короткой бородкой. Да только взгляд уже был другим. — Здравствуй, милая, — проговорил он и присел на одно колено, проводя рукой по моей щеке. — Мне так жаль, что тебе приходится переживать это. Но, поверь мне, это для твоего же блага. Как только ты очистишься от того, что сотворила Кассандра, все вернется на свои места. — Какого черта ты творишь? — прошипела я, теряясь в мыслях и неозвученных вопросах. — Что ты сказал Энни и Квирину о растратах казны? Это ведь ты занимался распоряжением денег. Куда ты их девал? — Должно быть, ты запуталась и забылась. — Я знаю, что я делала, а что нет. Мне рассказали все. О том, что солдатам не хватает лекарств и УВМ. Ты докладывал, что все в порядке и армия оснащена необходимым. Зачем ты лгал мне? — Рапунцель… — Не притворяйся. Он выдохнул, отводя взгляд в сторону. — Я тебе доверяла настолько, что не сомневалась в твоей благоразумности в мое отсутствие. Зачем ты повесил на меня свои преступления? — Милая, не все я готов тебе объяснить, — Юджин пожал плечами, избегая зрительного контакта. Хотела бы я сказать, что он изменился и я не узнавала в нем того, за кого вышла замуж, но нет. Изменилась только я. Он всегда был таким. Просто я не замечала. — Почему ты защищаешь Кассандру Димитреску? Она чудовище, из-за которого наш народ вынужден жить внутри Стены. Кроме того, она лишила нас наследника, — он направил руку в мою сторону и положил открытую ладонь на живот. Слезы полились ручьем. Я не плакала от эмоций во время очищения. Плакала только от физической боли. И лишь теперь расплакалась от злости и досады. — Нашего ребенка. — Заткнись, — выдавила из себя я. Он ничего не знал. Он не имел права такое говорить. Не имел права обвинять Кассандру и выставлять ее в таком свете. Не имел права говорить о нерожденном ребенке, о котором я старалась не думать изо всех сил, только бы жить дальше. Я не хотела вспоминать. Не хотела вспоминать, как морально решилась стать матерью, а затем потеряла то, что было. Не хотела вспоминать то гнетущее ощущение пустоты внутри и не хотела вспоминать, как иногда клала руку на живот и ждала, когда же почувствую, как во мне развивается жизнь, но ничего не было. Была только пустота и ужас от того, что я чувствую лишь ее. — Кассандра спасла меня. Выкидыш случился не по ее вине, а по моей. Если бы не она, я бы умерла вместе с ребенком. А ты, Энни, Квирин, все вы, просите меня обвинить ее. Тебе еще хватает духу упоминать ребенка, когда ты поспособствовал тому, что со мной делают сейчас. — Рапунцель, тебе нужно очиститься после того, как Кассандра обошлась с твоим телом. Это не пытки. Это очищение. Я хотела закричать. Хотела ударить его. Хотела схватить его за воротник и спросить, в себе ли он вообще. Но не было сил кричать. Были силы только вдохнуть и сдержать слезы. — Кассандра не насиловала меня. — Милая, ты просто боишься признаться в этом. Энни видела своими глазами. — Энни видела не изнасилование, — выдох. — Она говорит, что видела, как я погибла, но я жива. Не говори со мной, как с душевнобольной. — Надеюсь, что Бог благословит тебя. — Ты никогда не был верующим. Зачем ты прикидываешься сейчас? Он игнорировал мои вопросы. Только покачивал головой, а затем произнес то, от чего у меня побежали мурашки: — У тебя есть шанс вернуть себе королевство. Для этого достаточно согласиться с тем, что тебя насиловали, лишили ребенка и пытались убить. Ты раскаешься за использование денег народа, и все будет в порядке. Если же продолжишь упираться, сделаешь хуже только себе. Я же выиграю от этого. — Что? — Любое твое решение освободит меня. — Юджин! Он поднялся, вновь осматривая меня с ног до головы, но уже совсем ничего не отвечая.* * *
Сейчас. Объятия Дугласа и Майи были долгими. Они не выпускали друг друга. Не говорили ничего. Только плакали, всхлипывали и дрожали. Для них остановилось время. Они не реагировали на наши с Лилиан фразы. Не открывали глаза. Даже не двигались. Застыли, словно греческие скульптуры. То, какими счастливыми были улыбки на их лицах, трогало меня. Я представляла Кассандру. Представляла, как смогу коснуться ее, когда мы вернемся. Обниму ее и не буду отпускать. Тогда в моем мире точно все вернется на круги своя. Тогда тревога уйдет, потому что война внутри меня прекратится. С Кэсс она уходила. Оставалась блаженная тишина. — Господи, я думала ты умер! — наконец воскликнула Майя, отстраняясь. — Я думал, что умерла ты! — ответил он, касаясь ее щеки. — Ты правда настоящая? Майя закивала, и только через секунду посмотрела на нас с Лилиан. Она не обращала на нас внимания с тех пор, как пустила в свое убежище и упала в объятия Дугласа. Ее взгляд был таким теплым и счастливым. Совсем не колючим. — Так Кассандра не солгала, — констатировала она, хмыкая. — Нет, не солгала. И мы здесь, потому что нам нужна помощь. Мне нужна помощь. — Истребить особей… — Я не могу просить тебя о подобном. И не смогла бы, если бы от этого сейчас не зависела жизнь Кассандры, — я подошла к ней ближе, — но я вернула тебе твою любовь. Твой смысл, ради которого ты вместе с Минт столько времени старалась. Я не требую. Я прошу. Прошу тебя не как королева, а как человек, — я взяла ее за руку. — Прошу помочь и мне вернуть мой смысл.