Торговец Зеркалами

      Седрик Диггори был опечален.       У хаффлпаффца в последнее время все не клеилось от слова «совсем». С Чжоу они поругались чуть ли не насмерть. Нет, вообще, они и до этого периодически ссорились, но чтобы так сильно, что она даже не обращала на него никакого внимания во время совещания старост… Такого прежде никогда не было. А Мариэтта — самая близкая, если не вообще единственная подруга Чжоу — передала, чтобы он даже не пытался приближаться к ней. Седрик был растерян, огорчен и вообще от переживания едва не рвал волосы на голове. Что могло случиться? Ну не могла же Чжоу и в самом деле узнать, что она была лишь объектом соревнования и что, несмотря на случившуюся между ними близость, жениться на ней он не собирался? Диггори подозревал, что в этом как-то замешан Поттер — не зря он так мило с ней беседовал после того, как Чжоу демонстративно стала игнорировать хаффлпаффца.       Вообще, все плохое, что могло произойти с ним, Диггори причислял к заслугам гриффиндорца. Тот, казалось, был в каждой бочке затычка — появлялся там, где было больше всего смуты, умудрялся уговорить или найти подход буквально к каждому, знал все буквально про всех и каждого человека, про каждое событие на территории замка. И каждый раз разыгрывал свои комбинации в максимально выгодном для себя свете. Было в нем что-то такое… Демоническое, что ли? Седрик пытался обратить на проблему внимание всех, кого мог — друзей, однокурсников, приятелей по игре в блэкджек, учителей, деканов… Черт, да он даже к Дамблдору напросился на встречу, чтобы рассказать о том, что с его золотым Поттером что-то идет не так. Но нет… «Не беспокойся, мальчик мой… Это переходный период. Все мы однажды были безрассудны!»… Старый дурак…       Вообще, Поттер с самого начала турнира изменился. И, как считал Диггори, далеко не в лучшую сторону. Ну, не в лучшую для тех, кто мог бы пытаться им манипулировать, разумеется (а себя хаффлпаффец относил к числу тех немногих, кто мог бы крутить шрамоголовым как угодно, играя на его чувстве дружбы, привязанностях и всем таком прочем). Но нет… Поттер ожесточился, стал крепче и замкнутее. Никому более он не доверял, кроме, может быть, своей подружки, Грейнджер. Черт, да гриффиндорец даже не поделился ни с кем о том, что будет в первом испытании! А он, Седрик Диггори, между прочим, из-за этого едва не погиб! Пламя дракона здорово обожгло его, уничтожив без возможности восстановления не только его спину и плечи, но и мечту быть ловцом — ни одна профессиональная команда не взяла бы Седрика с такими повреждениями. В конце концов, ловец должен быть гибок и ловок, а у Седрика после ожога не было возможности, например, поднять руки выше, чем на уровень груди. При том, не своей, а Чжоу, что была ниже его ростом примерно сантиметров на десять. Если же он пытался поднять их выше — спину моментально сводило, а все тело пронизывала адская боль, не перебиваемая даже самыми мощными обезболивающими.       А рождественский бал, на котором Поттер с Грейнджер умудрились затмить даже Крама и Флер? Да еще и опозорили, языком танцев показав, что не считают их достойными даже внимания, не то, что конкуренции! О последнем, кстати, Седрику заявила совершенно расстроенная Чжоу, сам он язык танца не понимал вообще. А все эти подколки со значками? А совершенно унизительные для Диггори результаты Поттера в трансфигурации? Да как вообще этот сопляк умудрился на четвертом курсе превратить не только свисток в часы, но и головешку (вытащенную до этого из пылающего камина голыми руками!) в чистейший алмаз. Мало того — чары оказались не просто вечными, а Изначальными, то есть изменяли не просто форму, а саму суть материи так, что отличить результат трансформации от настоящего объекта было нереально. Сложнейший раздел трансфигурации, который дает право на звание если не мастера, то эксперта в превращениях! И тут эти чары исполняет четырнадцатилетний балбес?! Да еще и невербально! Без подготовки! Без, мать ее, палочки! Разумеется, Диггори завидовал. Завидовал и ненавидел, ведь подобные успехи бросали на его успехи гигантскую, всепоглощающую тень.       Диггори винил Поттера и в простуде, которую недавно подхватил. Ну, еще бы — плавать в ледяном озере несколько часов… Тут любые, даже самые мощные согревающие чары развеются. И все только для того, чтобы через три часа вынырнуть из озера, застать на берегу почти пустые трибуны, увидеть всех четверых заложников, окруживших ненавистного гриффиндорца — и понять, что оказался на последнем месте в этом турнире. Даже эта бестолковая француженка обошла его, получив дополнительные баллы за — цитата — «достойные качества, участие в совместном спасении заложников и налаживание международных отношений».       Естественно, Диггори такой расклад не устраивал совершенно. Он должен был победить в этом долбанном Турнире! Он уже видел в руках хрустальный кубок, уже слышал дифирамбы и чествования в свою честь! И не собирался их уступать никому. И особенно — Гарри Поттеру! И у него уже было решение. Он отчаялся найти справедливость честным путем, найти отклик со стороны людей. А потому решил обратиться к силам, которые стоят куда выше даже самых Великих Волшебников. Может быть, даже выше всего сущего на Земле. Семья Седрика этого не афишировала, но происходили они из очень древних темных семейств, у них было множество связей с Блэками, с Ноттами, с Прюэттами (по крайней мере, до того, как они поддержали Дамблдора), с другими темными семьями. И конечно же, в их семье было великое множество книг, скажем так… Не совсем одобряемых законодательством магической Британии, но наследуемая семьей Диггори уже много-много десятилетий. В том числе, была и книга, исполненная в твердом переплете. Стеклянном, если быть точным. Резное стекло с необычайно острыми краями, так что любой, кто ее открывал, неизменно резал себе ладони, тем самым невольно производя эдакое миниатюрное жертвоприношение. По семейной легенде, именно благодаря этой книге, а точнее — одному ритуалу, что был в ней описан — семья Диггори вообще обрела магию. Отец бегло показал ему, что некий ритуал Еиналеж действительно существует, после чего под угрозой отлучения от семьи велел никогда не трогать эту книгу без крайней нужды и запрещал вообще прикасаться к ней. До семнадцати лет Седрик строго следовал этому запрету. Но сейчас у него была та самая «крайняя нужда».       Домовик выкрал для него самое великое сокровище семьи Диггори. Тем более, что отец был в Министерстве, а мать никогда толком не интересовалась, что там, в библиотеке, происходит. Заперевшись в пустом классе, Седрик открыл ритуальную книгу, нашел тот самый ритуал. Читая инструкции и переписывая их слово в слово (а это было непросто, ведь все в книге было записано как будто в отзеркаленном виде), Седрик составил на пергаменте понятный ему порядок ритуала и отправился собирать все необходимое. Морская соль, зеркальце в бронзовой оправе, мел, свечи из пчелиного воска, серебряный нож, глиняная чаша для крови, птица на жертву. Когда у тебя на побегушках есть домовик — это не так и долго. Через час Диггори уже снова вернулся в класс, закрыл все окна, чарами запечатал дверь, потушил почти все источники света. Он упал на колени, начертил на полу мелом гигантскую пентаграмму, засыпал линии порошком морской соли и серебряными опилками, на углах рисунка расставил свечи — все эти элементы должны были помочь удержать демона и обеспечить безопасность горе-призывателю.       Поставив внутри пентаграммы чашу, Диггори достал ритуальный нож, заклинанием обездвижил жертвенную птицу, нанес удар. Теплая кровь из раны полилась в чашу, а отчаявшийся хаффлпаффец, опустившись на колени, принялся шептать ритуальные слова на каком-то незнакомом языке — хорошо хоть, что в книге была описана транскрипция этих слов на английском. Общий их смысл не был ясен ни одному смертному. Но, похоже, ритуал сработал. В запертом классе поднялся вихрь, в воздухе над пентаграммой как будто появилась иссиня-черная трещина. Постепенно пространство расходилось, воронка Пустоты становилась все больше. Диггори в предвкушении закрыл глаза. Впрочем, не только в предвкушении. По условиям ритуала, он не должен был увидеть, как демон выходит из своего мира. Того, что случилось через пару секунд, хаффлпаффец никак не мог ожидать. Он услышал голос, который меньше всего желал услышать.       — Диггори, ты просто подойти в школе не мог? Зачем весь этот цирк с ритуалом? — призванный демон, а вернее — его эмиссар, без всяких проблем перешагнул ритуальную черту, жестом поднял Диггори с колен. — Ну, чего тебе там? Давай быстрее, там Гермиона волнуется…       Седрик так и не смог сформировать толком, чего он хочет. Он вообще не смог ничего сказать.       Вместо этого он тупо грохнулся в обморок.

***

      — Ты так резко куда-то исчез за ужином… — обеспокоенно сказала Гермиона. — Что-то случилось? Ну, ты понимаешь… Это связано с твоей работой?       — Частично, — не стал отпираться Гарри, вернувшийся в их с Гермионой комнату всего через несколько секунд после «ложного вызова». Вздохнув, он решил, что лучше уж он расскажет, чем Гермиона сама догадается и додумает лишних деталей. — Видишь ли, одна из особенностей моей работы такова, что я могу услышать ритуал призыва, где бы он ни происходил. Все эмиссары Гюнтера так могут. И когда кто-то призывает Господина Зеркало — мы можем приходить вместо него. Для Гюнтера запросы многих людей слишком уж мелочны, а для нас, эмиссаров, это и практика, и возможность проявить лояльность. В общем…       — Кто-то решился на ритуал? — Гермиона даже отшатнулась.       — Да. Крам, кстати, тоже почувствовал влияние магии ритуала. Хотел даже мчаться за шкатулкой изгнания. Видела, как он дернулся? Вот что значит потомственный демонолог…       — Но… Ты же не…       — Лучше это буду я, чем сам Гюнтер, — усмехнулся Гарри. — Я, по крайней мере, хоть немного следую духу, а не строгой букве договора. Тем более, что ритуал происходил здесь, в Хогвартсе. Не мог же я, будучи радушным хозяином этого замка, не предложить помощь ученику и гостю?       — Серьезно?! — ахнула Гермиона. — Черт! Но это же… Надо же сказать учителям!       — Зачем? — удивился Гарри, на мгновение накидывая на себя образ Дамблдора. — Девочка моя, я уверен, что это подобие ритуала — не более, чем подростковое баловство какого-нибудь магглорожденного, решившего поиграть в призывателя! Я же убрал из замка все книги по этой без сомнения темной магии!       Гарри засмеялся, сбросил с себя образ, обнял совершенно потерянную от такой демонстрации невесту.       — Так или иначе, на месте ритуала уже ничего и никого нет. Я немного прибрался. Не уверен, что Диггори-старшему нужны проблемы из-за его дебильного сыночка, не сумевшего с честью признать поражение и решившего одержать победу в Турнире при помощи демона желаний.       — Диггори?!       — Ага, — кивнул Гарри. — Вот тебе и невинный барсучок. Вот уж в тихом омуте…       — И что он пожелал? — насторожилась Гермиона.       — Ну, вообще я был уверен, что он пожелает или моей смерти, или победы на Турнире, или Вечной Славы или еще чего-то в таком духе, — Гарри чуть пригубил вина. — В любом случае, он ничего не получил.       — Как так?       — Когда я к нему явился — он… Как бы это помягче сказать? Очень сильно удивился. И очень вонюче… Да еще и потерял сознание, не сумев смириться с тем, что увидел. Ну, что… Я сказал Гюнтеру про ложный вызов и что человек не высказал никакого желания. Он велел мне не будить этого горе-демонолога. Вот, собственно, и вся история.       — Это было… Просто потрясающе.       — Точно…       Какое-то время они оба молчали, наслаждаясь треском пламени в камине, компанией друг друга и винишком, которого у них всегда было в достатке. Первой не удержалась и нарушила тишину Гермиона.       — Гарри?       — Да, родная?       — У меня маленькая просьба к тебе. Можно даже сказать — небольшое, совсем личное желание.       Гарри отставил бокал в сторону. Он уже догадывался, что вот-вот сделает Гермиона. Предстоял серьезный разговор. Нужно было отговорить Гермиону от крайне необдуманного поступка. Гарри вообще не переставал поражаться своей невесте — когда умная-умная, а когда — совсем тупая и совершенно слепая дура. Особенно, если речь заходит о личном магическом могуществе.       — Я тебя слушаю, Гермиона.       Гермиона замолчала на полную минуту. Гарри видел, как тяжело ей решиться и сказать ему то, что она там себе придумала. Он видел, как она сомневается. И очень хотел верить, что ей, все же, не хватит духу. Наивный…       — Я хочу стать такой, как ты. Эмиссаром. Такой же могущественной. Всезнающей и… И…       — Нет.       — Что? — Гермиона даже задрожала от той мощи и того холода в голосе, с которым Гарри отказал ей.       — Нет, Гермиона, — повторил Гарри. — Единственный раз я пощажу просителя и не исполню этого твоего желания. Никогда. И больше не проси меня об этом, — он выдохнул. — Ты представить себе не можешь, что это за бремя.       — Но…       — Гермиона, — Гарри переместился, сел напротив своей девушки, посмотрел ей прямо в глаза. — Я тебе сейчас скажу кое-что. Надеюсь, ты поймешь мои слова правильно. Обещай, что меня выслушаешь.       — Угу, — Гермиона покраснела. Она уже сейчас жалела о своем поспешном решении.       — Хорошо, — кивнул Гарри. — Видишь ли, все эти чудеса, что я творю — все эти манипуляции со временем и пространством, свой мир, все эти желания, бессмертие и всемогущество — это лишь вершина гигантского айсберга. За это могущество я буквально заплатил душой. И это — великое чудо-чудесное, что Гюнтер решил отпустить меня, сохранив мне силы. Если бы он этого не сделал — то смерть от руки Волан-де-Морта, которую мне напророчили еще до моего рождения, была бы для меня избавлением. В лучшем случае, меня бы ждало то, что случилось с Ритой Скитер — она хотя бы не страдала перед смертью. В худшем — я бы навечно застрял в петле времени или вовсе исчез бы из этого плана реальности. Без шанса на перерождение, без права на реинкарнацию, рай, ад и вообще без каких-либо прав. Я бы даже в энергию не обратился, а просто исчез бы…       Он тяжело вздохнул.       — Я не хочу для тебя такой участи, — пояснил он. — Если бы потребовалось защитить тебя — я бы снова пошел на это. Но для тебя такого я не хочу. Ты не заслужила этих страданий. И никто не заслужил. Эмиссар, пока он действительно служит Гюнтеру и не обретает вот такую свободу, как я — это лишь красивое название для совершенно другого слова. И это слово — раб, Гермиона, — Гарри прикрыл глаза. — Да, именно так. Даже не слуга. Раб. Пока я был эмиссаром — Гюнтер, фактически, владел моей душой и моим телом. Он не говорил этого, когда мы заключали договор, но я ощутил это с первой секунды, когда часть моей души осталась в подписи на договоре. Он мог заставить меня делать то, чего я не хочу делать. Мог полностью подчинить мое тело себе. Мог даже заставить меня убить тебя. И я ничего — слышишь?! — ничего не смог бы с этим сделать.       — Но тебе же нужна помощь?       — Лучшая помощь, которую ты можешь мне оказать, Миона — это просто быть рядом. Только и всего, — голос Гарри смягчился. — Но никогда не лезь в этот идиотизм с эмиссарством. И не заикайся больше про это, пожалуйста. Бессмертие — ради всех богов. Вечная молодость — пожалуйста. Тайные знания — я готов принести их тебе на блюдечке с голубой каемочкой. Но не это…       — Я поняла, — Гермиона прижалась к нему поплотнее. — Господи, Гарри… Какая же я дура тупая! Прости меня, пожалуйста…       — Знаешь, — он улыбнулся, поцеловал девушку. — Наверное, тебя надо немного наказать за такие глупости. Серьезно. Чтобы больше и не думала про такое.       — И что же ты придумал, мерзкий, злобный властитель судеб? — Гермиона улыбалась, произнося эти слова. Впрочем, уже вскоре она шокировано прошептала. — Нет… Ты этого не сделаешь!       — Еще как сделаю, — довольно улыбнулся Гарри.       — Нет…       — Да!       — Это нечестно!       — Неделю без зефирок!       — Гарри!