Воин своего Бога

Под кожей струился мрак — болезненно, пугающе, отвратительно. Сяо вонзил копьё в песок, опираясь о него и стараясь сосредоточиться на том, чтобы не рухнуть в бессознательность. Две тысячи лет тишины на землях Ли Юэ обернулись для него предсказуемым разочарованием: он и забыл, как это больно — очищать поле боя от скверны умершего божества. Пульсация расползалась по всему телу, от самого сердца, которое, казалось, могло и вовсе вскоре взорваться. А перед мысленным взором до сих пор стояла картина того, как Моракс погружает когтистую руку в грудь Осиала, остающегося на последнем издыхании. И как после в янтаре глаз скользит тень сожаления, тут же заглушаемая удовлетворением и довольством. Сяо отбросил лишние мысли, вырывая из песка остриё копья и отталкиваясь от земли. Взмыв в воздух, взглядом выискал небольшую пещеру — Моракс показал её перед тем, как вернулся в Гавань. Сяо ступил на пол пещеры и тут же рухнул, тяжело выдыхая и переживая особо сильный приступ — злость Осиала силилась покинуть его тело, попутно сожрав его разум, и вырваться, потопить каменный лес, а после, вероятно, добраться до Гавани. Его желание и ярость были настолько отчётливыми, что перед глазами заплясали сотканные отголосками его воображения образы — то, как он терзает Моракса в ответ, поднимая море и затапливая им весь Ли Юэ, до самых верхушек Заоблачного Предела. Сжав голову руками, Сяо прислонился к стене пещеры спиной. Образы поблекли, но он всё равно видел представление Осиала о том, как именно будет умирать Моракс в его руках, и как будет искажаться его лицо в этот момент. Бессмысленные фантазии ещё не до конца умершей воли. Но они казались непривычно чёткими, и Сяо подозревал из-за чего. Он поднял голову, слыша свист собственного дыхания, и устремил взгляд в сторону Гавани. Та до сих пор скрывалась за золотой стеной, и человеческие дома искажались в её сиянии. И где-то там Моракс, унёсший с собой сердце убитого божества. Строить иллюзии бессмысленно — Сяо уже знал, зачем Моракс вдруг решил завершить незаконченное около двух тысяч лет назад дело и, наконец, отобрать жизнь у Осиала. У друга, милосердие к которому Барбатос назвал хуже жестокости. Тогда Моракс позволил Осиалу жить, навечно заточив того под собственным копьём. И длилось это заточение веками. Сяо понятия не имел, смог бы он такое вытерпеть, если даже сейчас порой видит в смерти освобождение. Тело продолжало ныть, изнутри медленно раздираемое скверной. Он закрыл глаза, концентрируясь на том, чтобы не дать своему разуму помутнеть и оказаться во власти Осиала. Тот бесился, опасно, черпая из сохранившегося сердца силы. Похоже, в этот раз будет сложнее. Поэтому Моракс дал ему своё благословление? Знал, что так выйдет, и заранее попытался сгладить последствия? Сяо приоткрыл глаза, услышав, как его дыхание заглушил ветер снаружи. Чуть вытянув шею, он увидел, как волны всё ещё мрачного после битвы моря становятся больше и поднимаются, закручиваемые поднявшимся ветром. Всё не настолько серьёзно, но, судя по всему, Барбатос мог надумать себе лишнего. Сяо заставил себя держать глаза открытыми, желая увидеть возвращение — в этот раз их разлука длилась чуть больше недели. На сердце стало так тепло, что это случайно заглушило ноющую боль. Сяо поднял руку, поморщившись от того, что под кожей по венам продолжала течь тьма. Вероятно, выглядит он чрезмерно плохо. — Сяо! — звонкий голос облетел, казалось, весь каменный лес. Внутрь пещеры ворвался поток воздуха, Сяо зажмурился от неожиданности, а открыл глаза уже чувствуя нежные, но с небольшими мозолями на кончиках пальцев руки у себя на щеках. Волосы и глаза Барбатоса яростно горели изумрудом, а на лице читался настолько откровенный страх, что Сяо невольно смутился. Мысли в голове всё же задвигались, и он поспешно отпрянул, делая над собой усилие — тело отказывалось проворно двигаться. Барбатос мог сколько угодно утверждать, что он привык к чувству скверны, но если та сотрёт его здравомыслие и повергнет в безумие, то Сяо не сможет себя простить и погибнет вместе с ним. — Не сбегай, давай помогу, — выдохнул то ли зло, то ли жалостно Барбатос, снова потянувшись к нему, но Сяо покачал головой. Барбатос непривычно-серьёзно нахмурился, без доли смеха на лице или в глазах. — Не упрямься, со мной всё будет хорошо. Иди сюда. И похлопал себя по коленям так, будто это не абсурдно. Но самое абсурдное было в том, что Сяо хотелось согласиться. Тем не менее, скверна продолжала ползти в его теле, но уже медленнее. Помимо неё ощущалось ещё кое-что, по какой-то причине ускользнувшее от него в начале. Точно, не зря же Барбатос летал в Мондштадт. Сяо сжал руки в кулаки, удерживаясь от того, чтобы прикоснуться и в полной мере ощутить свежесть, унестись от гнетущих чувств Осиала в зелёные долины страны ветров. Чтобы скверну заменила чистейшая анемо-энергия. Из него вырвался поражённый вздох, когда он оказался в объятьях и не нашёл в себе ни сил, ни воли, ни желания, чтобы отстраниться. В волосы зарывались пальцами, и всё его тело стало настолько лёгким, что показалось, будто он воспарит к потолку пещеры как на облаке. Прикрыв глаза, он стиснул Барбатоса в своих руках, а в грудь била сила, разгоняющаяся с каждым новым ударом сердца. Раздался шорох, и дневной свет, проникающий через вход в пещеру, померк. Сяо пополз ладонями по спине Барбатоса и судорожно выдохнул, нащупывая пальцами пушистые перья, нежнее шёлка. Под мельтешащие в голове миражи долин, под такой неродной, но до истомы знакомый запах сесилий, он ощутил, как Барбатос чуть изогнулся в его руках. Сяо открыл глаза — белоснежные крылья, переливающиеся изумрудным, сияли вокруг них защитным коконом. Барбатос сбился в дыхании и вдруг зачесал Сяо несколько прядей за ухо, перебрав их в пальцах. Горящие большие глаза довольно сощурились, и Сяо, ведомый чистой энергией, с помутневшим рассудком, на краю которого бились истерично остатки скверны Осиала, потянулся вперёд. Умопомрачительный запах и энергия хлынули в него новой силой, огромной волной сметая всевозможную боль. Здравый смысл твердил о том, что он не имеет права жадничать и отбирать у Барбатоса силу, которую тот несколько дней старательно собирал из вознесений своего народа и ветров своей страны. Но Сяо не мог оторваться, прижимая ближе, подтягивая к себе Барбатоса и целуя его так глубоко, как только умел. Вероятно, вся пещера уже утонула в изумрудном свечении, в котором уже не было никакого смысла. Сяо отстранился всего на секунду, чтобы потом снова прижаться губами к мягкой коже Барбатоса. Пальцы по привычке коснулись основания крыльев, и те встрепенулись, упираясь в стены пещеры. Над ухом раздался странно-тихий стон, в котором всё равно послышалось удовлетворение. Сяо облизал губы, после попутно спускаясь поцелуями от щеки до ворота блузки Барбатоса. Тот снова изогнулся, теперь сильнее прогибаясь в спине и прижимаясь теснее. Схватившись за первую пуговицу, Сяо замер. Под белой тканью блузки сиял знакомый ромб, которого он очень давно не видел. В памяти сильнее прочего вспыхнули воспоминания о белых коротких одеяниях Барбатоса. Он скосил взгляд, опустил руку и стиснул пальцы на бедре — сквозь белый чулок, из-под края зелёных шорт виднелось свечение ломанной линии. — Мы пьяны, — выдохнул Барбатос неожиданно и заставил Сяо посмотреть ему в глаза. Те оказались шальные, блестящие, довольные, но с небольшой искрой тревоги на глубине. Сяо тяжело выдохнул, снова потянувшись за поцелуем и получая его. Его за пояс обхватили ногами, и он не сдержал стона от усилившегося давления. От анемо-энергии он пьянел гораздо чаще, чем от человеческого алкоголя. И, на самом деле, это было в разы приятнее. Он чувствовал себя настолько лёгким, настолько… свободным, как бы неправильно это ни звучало, что действительно мог забыть о своём долге, как кармическом, так и перед Мораксом. Потому сейчас он не мог ослабить хватку. — Сяо, нет, — тяжело выдохнул Барбатос, когда он вернулся к его шее и первой пуговице на блузке. — Мы не будем делать это там, где Моракс только что снова опрокинул на Осиала скалу. — Хорошо, хорошо, — проговорил Сяо скорее себе, чем в ответ. Он остановился, поднимая взгляд на Барбатоса и надеясь, что не выглядит умоляюще. Хотя именно так он себя и чувствовал — смертным, умоляющим о снисхождении Бога. Пропитанные энергией Барбатоса мысли неслись и сталкивались в голове, рождая ворох из противоречивых чувств — с одной стороны всё в нём пело о любви, а с другой кричало о том, что совсем недавно он повторно клялся Мораксу, вручая ему право на свою жизнь. На его щёки снова легли ладони. Барбатос всмотрелся ему в глаза, его зрачки расширились. В изумрудной каемке мелькнуло нечто, похожее на облегчение, и Сяо открыл рот, пуская в себя чужие дыхание и язык. Бессильно вцепился пальцами в одежды Барбатоса, не зная, что делать. Пока не услышал, как ему шепчут прямо в губы: — Хочу к тебе, не могу тут быть больше, — голос Барбатоса звучал ровно, но мелкая дрожь отдавалась в кончиках его пальцев. Сяо на короткое, но показавшееся вечным, мгновение замер. А потом кивнул, снова притягивая его к себе и целуя. На пару секунд в его голове прояснилось — когда он собрался и постарался перенести их. Пещера испарилась, когда Барбатос уже звонче простонал в поцелуй, стискивая в пальцах его волосы. Сяо зажмурил глаза. Ветер подхватил их, а затем раздался хлопок, и Сяо дёрнуло вверх так, что ему пришлось прервать поцелуй. Барбатос перехватил его за плечи, продолжая ногами держаться за его пояс. Улыбнулся, снова взмахнул крыльями, поднимая их в только лишь кажущееся бескрайним небо обители. От прикосновений даже сквозь одежду жгло, а сердце стучало свободной птицей о грудную клетку. Из Барбатоса вырвался приглушённый вздох, когда они долетели и опустились. Белоснежные крылья вздрогнули, расправляясь по широкому углублению в дереве. Сяо понятия не имел, откуда Барбатос притащил этот дуб, ствол которого невозможно было обхватить даже в три пары рук, а ветки росли лишь по бокам, и крона складывалась в аккуратный круг защитной стеной. Может, поэтому оно и стало любимым у Барбатоса, или всё дело было в цветочном поле, в середине которого рос этот самый дуб — Сяо точно не знал. Но подозревал, что во всём разом. Дно углубления устилали старые одеяла и подушки, и стоило бы их уже поменять, но времени на это не хватало. Сяо наклонился, возобновляя поцелуй, теперь позволяя себе опустить руки до корсета. Который тут же пропал, и листва дерева зашелестела от потока ветра. Его руки перехватили, потянули с них перчатки, и Сяо выдохнул от ладони, после лёгшей ему на живот, активно поползшей ниже, до штанов. Не смог сдержать стона, когда уже голыми руками коснулся не менее голых и дрожащих боков Барбатоса. Провёл вверх, уже не ощущая ткани блузки. Прервал поцелуй для того, чтобы добраться до голой груди и уткнуться в мерцающий даже не столько изумрудным, сколько бирюзовым ромб на коже. Барбатос задохнулся, выгибаясь и перебирая в пальцах волосы на голове Сяо, пошедшему лёгкими поцелуями по контуру линии, затем спускаясь до живота. Руки самовольно сжались на бёдрах, с которых ветром разнеслись и шорты, и чулки. Сяо не был уверен, что видит правильно — перед глазами расплывалось, и с каждым новым прикосновением к коже Барбатоса в него проникал очередной поток энергии. На краю сознания замаячило какое-то напоминание, но он отшвырнул его, проходясь языком по внутренней стороне бедра, добираясь до бирюзовой линии. Поцеловал её и поднял мутный взгляд. Барбатос сиял глазами, продолжая сжимать в пальцах его волосы, и сотрясаясь, горя телом. Сяо последний раз поцеловал его в бедро и выпрямился, впрочем, не убирая рук. Судорожно выдохнув, Барбатос потянулся к его одежде, схватился за край и заставил снять верх. Придавленные им же крылья трепыхнулись, и он заворочался, пытаясь лечь на бок. — Не убирай их, — неожиданно для себя попросил Сяо. Барбатос глянул на него, в его глазах пробежала хитринка, и Сяо тяжело вздохнул — до срыва на откровенности осталось совсем немного. Поэтому он поспешил перевернуть Барбатоса на живот. И его пробрало дрожью, когда мягкие перья игриво мазнули его под подбородком. — Если я случайно тебя ударю, то не злись, — насмешливо предупредил Барбатос, складывая крылья, а после осторожно расправляя их и расслабляя. Сяо кивнул самому себе, шумно вдыхая и проводя ладонью между крыльями. Барбатос вздрогнул, прогибаясь в спине, и, казалось, затрепетал каждым пером. Он с готовностью приподнялся, вставая на колени, когда его потянули вверх за пояс. Лихорадочная нетерпеливая дрожь прошибла всё тело Сяо, когда он уткнулся бёдрами в Барбатоса. Мысли столкнулись в голове, превращаясь в абсолютный несуразный ворох, среди которого отчётливо пульсировало единственное — желание. Оно топило в себе всё остальное — и здравомыслие, и боль от скверны, и различные сомнения. Благо, что только ему — Барбатос потянулся куда-то и фыркнул, после занося себе руку с зажатым в ней небольшим флаконом за спину. Почему-то Сяо думал, что всё спрятанное здесь уже давно кончилось. Старательно контролируя себя, он принял флакон. Крылья встрепенулись, распрямляясь к небу, и ударили по воздуху. Барбатос определённо не сдерживался, и крона дерева затрепетала так, что листья лишь чудом не слетели с неё подчистую. Внутри Барбатоса даже так оказалось жарко, и Сяо двинул пальцами, ощущая, как его обхватывают. Всё казалось таким странно-мутным — последний раз он так чувствовал себя очень давно. Поднял взгляд и утонул в изумрудном свечении глаз. Барбатос заставил себя опустить крылья и теперь смотрел на него через плечо. Щурясь, улыбаясь, сияя. И Сяо потерялся не столько во времени, сколько в собственных действиях. В голове прояснилось только когда скользкие от масла пальцы оказались на груди Барбатоса, а он сам — уже толкнулся внутрь. Хриплое дыхание сорвалось с губ, а в уши проник стон тела под ним. Крылья снова встрепенулись, щекоча перьями его грудь, но он прижался сильнее, касаясь губами тёмных волос, по которым волной пробежался изумрудный свет. Очередная дрожь сотрясла его, крона дерева зашелестела громче. Сяо прикрыл глаза, отвечая на поток энергии Барбатоса своим, и тот простонал, снова попытавшись забить крыльями. Поцеловав его в затылок, Сяо выпрямился и прижал Барбатоса грудью к одеялам, одну из рук положив на сгиб крыла. То на мгновение замерло, а потом Барбатос повернулся. Его взгляд оказался не менее мутным, но искрящимся тем, что отгоняло все возникающие сомнения в правильности происходящего. Эти сомнения не посещали его уже больше тысячи лет, если уж на то пошло и, вероятно, сейчас всё дело было в той самой воле Осиала. Но желания думать у Сяо не было, и всё, что он мог сделать, так это начать двигаться. Под кожей пульсировала уже не скверна, растекающаяся ноющей болью, а энергия. Энергия, что оплетала его изнутри полностью, будто бы подчиняя, но на самом деле попросту облегчая его бремя. Крыло в его руке трепыхнулось, и Сяо несильно сжал его, желая слышать лишь то, как звучит под ним Барбатос от его толчков. Жар его тела вытягивал из него остатки и так уже мутного рассудка, не позволяя останавливаться. Его взгляд скользил по нежной спине, по основанию крыльев, по белоснежным перьям, по светящимся косичкам, по всему тому, что он так сильно и преступно любил. Так неправильно, немного назло Мораксу, но бесконечно. Скрыто, только Барбатоса ему никогда не обмануть. Даже если он всегда будет молчать, то Барбатосу хватит одного взгляда глаза в глаза, чтобы вытянуть из него все затаённые мысли. Только сейчас эти самые затаённые мысли не хотелось прятать. Сяо вошёл до основания, наклоняясь и утыкаясь носом между крыльев, обдавая их дыханием и чувствуя, как мелко они дрожат в ответ. Не двигаясь, в лёгком поцелуе он коснулся начала, после переходя губами вдоль, по сгибу, на крыло, впитывая в себя каждый звук и движение. В животе приятно стянуло от того, как Барбатос сжался и простонал особо громко, когда он зарывался пальцами под перья и коснулся нежной кожи, массируя. — Стой, подожди, — порывисто выдохнул Барбатос, двигая крылом и пытаясь уйти от ласки. Сяо остановил руку, а потом проговорил, тихо, и слова удивительно просто вылетали изо рта: — Я хочу продолжить, можно? На это Барбатос издал какой-то даже несчастный звук и закивал. Сяо почувствовал на собственном лице улыбку, но не успел удивиться, снова двинув рукой и проникая под перья сильнее, возобновляя движения бёдрами. Ветер поднялся, шатнул крону и принёс запах цветов. Хотелось запрокинуть голову, но он не смел оторвать взгляда от того, как Барбатос извивается под ним, словно только что сам не просил прекратить. Узел внизу живота стягивался всё сильнее с каждым новым движением, и Сяо не смог остановить себя от ускорения. Убрав руку из перьев, побоявшись, что ненароком вырвет их, снова прижался грудью к спине Барбатоса и горячо выдохнул ему в волосы. Вившаяся под кожей анемо-энергия вспыхнула, жарким ветром проносясь вдоль всего тела и сливаясь вместе с ним окончательно. Голову в мгновение заполонила музыка — пение лиры и дыхание флейты сплетались с голосом Барбатоса, и звучал он сейчас как никогда ярко и мощно, так, что от него сильнее обычного трепетало сердце. Запах цветочного поля сменился — пахло уже сесилиями, и теперь чудилось, что так должно быть, что это правильно. По груди расплывался жар удвоенных эмоций, что сейчас переживал Барбатос, и Сяо не сомневался — тот ощущает его чувства в ответ с не меньшей силой. Резонанс пробивал их обоих мощными волнами. Сяо стиснул пальцами плечо Барбатоса, в последний раз толкаясь внутрь и замирая. Муть в сознании не ушла вслед за лёгким напряжением, до этого едва сковывающем его тело. Барбатос сотрясался тоже, переживая разрядку и дыша всё так же шумно, но несколько устало. Крылья слегка дёрнулись в молчаливой просьбе. Сяо выпрямился, собираясь с силами. Моргнул, и когда открывал глаза, то увидел, как крылья вспыхивают изумрудным и бесследно испаряются. Чуть подрагивающей от неги рукой он провёл по чистым лопаткам Барбатоса, после отстраняясь и выходя. Чувствуя себя до ужаса обессиленным, упал рядом, чудом попав головой в подушку. Барбатос растёкся тоже, но нашёл в себе желания подтащить к себе другую подушку и уткнуться в неё лицом, тяжело выдыхая. После повернулся, сдул упавшую поперёк лица косичку и сказал: — Это было нечестно, знаешь? — и улыбнулся так, что от глаз побежали лучики. Сяо моргнул, осмысливая, а после подобрался ближе и притянул к себе ещё немного влажного от их близости Барбатоса. Тот выдохнул и прижался к нему в ответ, опять зарываясь пальцами ему в волосы. Новая волна энергии прошлась по телу, и в голове на удивление прояснилось. Закралось небольшое подозрение, что Барбатос намеренно напитал его слишком большим количеством силы, чтобы побыстрее куда-то утащить. Не то, чтобы Сяо был совсем уж против, но теперь на него начал накатывать стыд — уши запылали только сильнее, когда он ощутил лёгкий поцелуй в одно из них. Барбатос довольно усмехнулся, оплетая его ещё и ногами. Опять зашелестела крона дерева. Намеренно-тёплый ветер обдал их тела, и Сяо открыл глаза. Завозился и всё же протиснул между ними руку, чтобы пальцами коснуться бирюзового ромба. От его прикосновений по коже Барбатоса заметно побежали мурашки. — Я так испугался, — раздалось непривычно-тихое. Сяо удивлённо поднял голову и встретился со всё таким же мерцающим, но погрустневшим взглядом зелёных глаз. Барбатос снова взъерошил ему волосы, убрал несколько вылезших прядей за ухо. — Всё нормально, — попробовал Сяо, уже видя, что все его слова не будут услышаны. Барбатос только сильнее стиснул его и заставил уткнуться себе в грудь, шумно задышав в затылок. Поморгав, Сяо погладил его по бокам. Битва между Мораксом и Осиалом, видимо, оказалась настолько громкой, что было слышно в Мондштадте. Или Барбатос изначально выбрал храм ветра поближе к границе, чтобы ничего не пропустить. От нахлынувших в уже чистую голову мыслей даже стыд пропал — Сяо расслабился, напряжение от смущения покинуло его, и он сосредоточился на другом. На том будущем, где Барбатос будет тащить его из когтей скверны снова и снова, до тех пор, пока Снежная не решит пасть. И как быстро белоснежные крылья почернеют и лишатся всех перьев. Вновь. Ещё никогда он не стоял против божеств Снежной, и предчувствие подсказывало, что это будет не просто. Даже для Моракса — это затянется. Учитывая, что у Царицы есть Сердце Бога. Сяо прижался к груди Барбатоса, будто бы пытаясь услышать, как внутри его груди гудит то, что фатуи так и не смогли отобрать. — Он забрал его сердце, — тихо проговорил Сяо. Смысла утаивать не было, Барбатос всё равно рано или поздно заподозрил бы неладное и, вероятно, смог бы услышать не угасшую мощь якобы сгинувшего божества. На краю было освободившегося сознания мрачно заскреблись остатки скверны, вспыхивая неразборчивыми отголосками мыслей, полных ярости и гнева. — Зачем? — голос Барбатоса зазвучал живее, и Сяо с облегчением выдохнул, отстраняясь. Поворочавшись, лёг, чувствуя теперь чужое дыхание на своих щеках. В глазах напротив горела заинтересованность, омрачаемая чем-то, похожим на ожидание не лучшего. Хотелось коснуться, но Сяо остановил себя, хоть и знал, что сейчас под кожей вместо тьмы течёт изумруд. — Отдать тому человеку, — он не удержался от яда на последнем слове, хоть и постарался прозвучать холодно. Барбатос медленно закрыл глаза, после открыл, и вдруг спрятал лицо за руками. Сяо в непонимании приподнялся на локте, но Барбатос замотал головой, после приглушённо говоря из-под ладоней: — Скажи, что он понимает, что делает. Скажи, что он в здравом уме, иначе это всё не имеет никакого смысла. Сяо замялся. Не потому, что действительно считал, будто Моракс обезумел — нет, тот не мог, — просто постарался вспомнить его лицо во время битвы. Чтобы точно убедиться. Но Барбатос воспринял его молчание иначе: он убрал ладони и посмотрел настолько до ужаса печально-тяжело, что Сяо потерял способность дышать. Внутри всё покрылось холодом. Память, и так подпитываемая бьющейся в агонии душой Осиала, воскресила перед ним ту картину, которую он никогда не хотел бы видеть более — то, как Барбатос содрогается в болезненной лихорадке, и как с каждой новой дрожью перепачканные в крови Сяо перья опадают, бесследно исчезая прежде, чем достигают земли. Тогда взгляд был ярче, и в нём горела такая боль от поглощённой и изгнанной скверны, что Сяо как прошивало насквозь с каждым новым потерянным пером. Он был настолько бессилен, бесполезен и ничтожен, в состоянии только наблюдать. Осознание собственного выбора обрушилось на Сяо тем же весом, с каким на врагов Моракса падали каменные копья — он ещё раз увидит, как это происходит. Он ещё раз станет свидетелем падения Анемо Архонта, жертвующего ради него, ради адепта, который верен даже не ему. Который повторно, из собственного желания, преклонил колено перед другим Богом, прекрасно зная, что на поле боя за ним последуют. Отвратителен. Мягкое прикосновение к щеке только усугубило. Взгляд Барбатоса изменился, став ласковым — заметил, что что-то не так. Но Сяо отбросил секундное желание скрыть собственную боль. Он просто не мог этого сделать. Не мог соврать, когда буквально променял Барбатоса на собственную эгоистичную волю. — Прости, — прохрипел он, вдруг лишаясь голоса. Руки прошибло судорогой, когда он склонился и уткнулся носом в плечо Барбатоса, широко распахнув глаза в смеси из ужаса и удивления. Его повторная клятва Мораксу — ошибка. Эта идея отозвалась колющей болью в груди и воплем в сознании о том, что он не имеет права так думать. Что он попросту не может размышлять о таком. Нельзя думать так о клятве тому, кто спас, кто воспитал, кто дал силу и кров. Сяо затрясся сильнее, пытаясь вдохнуть, но воздух застревал в горле, не желая идти дальше. — Сяо? — Барбатос тоже приподнялся, пытаясь сесть, но замер, когда его только сильнее сжали. Сяо зашептал: — Прости, я должен был выбрать тебя, прости, — он едва не впился ногтями в спину Барбатоса, оглаживая его лопатки. Шумно выдохнув, он впитал в себя ту судорожную дрожь, которой неожиданно отозвалось тело в его руках. Тёплая ладонь легла на его затылок, и Барбатос глубоко вдохнул, прежде чем медленно заговорить: — Сяо, посмотри на меня. Он заставил себя поднять голову, но не решаясь посмотреть глаза в глаза, понятия не имея, что может увидеть в ответном взгляде. А Барбатосу то было и не нужно — он притянул его к себе, утыкаясь лбом в его лоб и горячо выдохнул, молчаливо прося разрешение на вмешательство. Пускать к себе в душу Барбатоса, позволить ему снова сплестись с ним энергией — стало так отчётливо страшно, что непривычно. Сяо сглотнул, прикрывая глаза и всё же позволяя, насильно заставляя себя отвергнуть ядом ползущие в голове сомнения. И в момент всё его существо захлестнуло. Не как во время единения, а глубже, захватывая его сознание и сердце, выпуская в них то, что таилось в самой душе Барбатоса, чья любовь оказалась стремительно разгорающейся, сильной, не обжигающей, но тёплой и всепоглощающей. Такой, чувствуя которую приносят себя в жертву. Без остатка Сяо провалился в пульсацию этого чувства, ощущая, как его словно бы прячут в кокон, закрывая от всего мира и обогревая, чтобы после выпустить и повторять это снова и снова. Постепенно, нехотя, оно отступало, как бы Сяо не силился цепляться за него. Когда он открыл глаза, то увидел мутную зелень глаз напротив. Отшатнулся, тут же обнимая ладонями лицо Барбатоса и ощущая пальцами его мокрые щёки. Барбатос сморгнул слёзы, прогоняя муть, и, казалось, сам немного удивился. Запоздало до Сяо дошло, что пока он купался в чувствах, испытываемых к нему — Барбатос тоже оказался в омуте из его личных, переживаемых сейчас страхов. — Не говори так, пожалуйста, — пробормотал Барбатос, шмыгая носом, а в уголках его глаз опять копились слёзы. — Не говори. Всё хорошо. Всё уже хорошо. Сяо слышал ложь в слове «хорошо». Оно было пропитано ею насквозь, до дикости очевидно, но всё равно слетало с губ Барбатоса. Вероятно, потому что тот тоже её слышал. Всё хорошо, потому что уже ничего не исправишь. Сяо задрожал, не понимая, чувствуя, как в голове терзаются мысли сомнениями, как борются между собой благодарность Мораксу и сердечная привязанность к Барбатосу. Эмоции заживо хоронили в его собственном сознании, а в ответ он мог лишь беспомощно барахтаться. — Это из-за скверны, — мягко проговорил Барбатос, и опять в его словах скользнула ложь, но то уже было попыткой самообмана. — Ты уязвим из-за неё, всё в порядке, Сяо. Я позабочусь о тебе. Всё хорошо. Сяо закрыл глаза, принимая поцелуй, а потом бессильно опустил голову на подушку, всё ещё пытаясь мысленно цепляться хотя бы за что-то. Однако над ухом зазвучало нежное пение, которое так любили смертные и которое так любил он сам. Пальцы Барбатоса погладили его по волосам, пение не прекращалось. Протяжно выдохнув, Сяо мог лишь очарованно следить за бирюзовым свечением косичек. И спокойствие затягивало его страх тонкой пеленой.

***

Уже следующим утром тревога покрыла весь Ли Юэ. Витала в воздухе, соседствуя с напряжением, и оседая в людях, которых за прошедшую половину рабочего дня Чжун Ли видел слишком много. Не так уж часто выходило, чтобы у бюро внезапно случался наплыв клиентов. Хотя последний раз это произошло относительно недавно — около трёх месяцев назад, когда Осиал освободился. Теперь Осиал мёртв, и вместе с колющим грудь чувством вины Чжун Ли ощущал ещё и тягучую тоску при взгляде на своё копьё, новой горой высившееся в полуразрушенном каменном лесу. Ему не стоило отвлекаться на виды во время разговора со скорбящей семьёй — просто окно его кабинета выходило так неудачно. Он заставил себя вернуть всё внимание к сидящей перед ним пожилой паре — они желали организовать похоронную церемонию для своего сына. Благо, было что хоронить. За одно лишь сегодняшнее утро он консультировал ещё нескольких клиентов насчёт того, как им лучше всего хоронить неприглядные остатки их близких, неудачно попавших в самый эпицентр взрыва на террасе. В его глазах не отражалась та дикая смесь из вины — перед собственным народом — и гнева — на Царицу. Не стоило пугать и так слишком расстроенных потерей людей. Которых было даже слишком много, если судить по тому, как Ху Тао носилась по всему бюро и пыталась разобраться с поступающими заявками и документами на оформление кладбищенской земли, дерева и заказов гробов у плотников. Кажется, половину этого дела она поручила Тоне, и та бегала уже снаружи. Лучшее из всевозможных решений, поскольку вряд ли ей хотелось попадаться на глаза скорбящим — вся Гавань уже знала, кто виноват. Цисин слишком оперативно подсуетились, и оставалось считать дни до того, как в глазах народа образы Царицы и Фатуи перерастут в настоящих врагов. Как бы Нин Гуан ни хотела предотвратить войну, а после произошедшего закрывать глаза более не могла — не после того, как часть города едва не подожгли и убили около сорока человек взрывом. Это не считая ещё около десятка, которых попросту задавили начавшие паниковать люди. Чжун Ли перевернул бумаги с классическим сценарием прощания перед пожилой парой, сохраняя на лице эмоцию чистого, но не яркого соболезнования. И сжал в пальцах подлокотник кресла, скрывая возникшую яростную дрожь в пальцах. Переживать вместе со своим народом трагедии — тяжело. Тут не помогали даже мысли о том, зачем он это делает. Естественно, в побеге от мыслей о предстоящих жертвах никакого смысла нет, но ему хотелось верить, что на этом этапе всё не зайдёт так далеко. Всё из-за ярости Царицы, или из-за презрения выполняющих задание фатуи? Или это просто холодный расчёт? Отчасти он разочарован. Кто мог знать, что предвестник, которого пошлют за головой Аякса, может быть связан с Баал? Этот небольшой факт злил даже при учёте, что жизнь этого самого предвестника ему нужна для хотя бы какого-то разговора с Царицей. Если та вдруг не откажется от своих людей, сказав, что они тоже предали её. Чжун Ли закусил щёку изнутри, сдерживая лезущую на лицо злую и полную гнева усмешку. Подавив её, он продолжил рассказывать пожилой паре о том, что бюро способно взять на себя ответственность за организацию похорон. Спустя несколько минут и подпись на договоре, пара покинула его кабинет. Закрыв за ними дверь, Чжун Ли тихо выдохнул, после снова отворачиваясь к окну. Уткнулся взглядом в видневшуюся гору. Возможно, он тоже в каком-то смысле скорбит — о несколько более личном, чем о всеобщем. Осиал точно был бы в бешенстве, узнав, зачем он всё это затеял. Хотя, ярость до сих пор тревожным отголоском шла от его сердца. Глухая, тусклая, слабая и скорее безжизненная. Неопасная и бессмысленная, как пустое, быстро выцветающее воспоминание. Его сила, оставшаяся скверной, скоро растворится в теле Сяо — не без помощи Барбатоса. Личность же сгинет, не найдя подпитку. И Осиал останется лишь простым образом в памяти тех, кто его видел. В том числе в памяти Чжун Ли — как старый друг, как старый враг и как тот, чья жертва никогда не будет забыта. Не то, чтобы эта жертва была добровольной, конечно же. Но Чжун Ли будет благодарен ему за то, что он отдаст своё бессмертие Аяксу. От этой мысли стало немного легче, и было всколыхнувшаяся внутри горечь улеглась. Чжун Ли взял в руки расписание, едва заметно качнул головой — день предстоит напряжённый и будет чудом, если удастся получить перерыв. И, судя по всему, в бюро такая проблема у всех. — Войдите, — сказал он, когда в дверь постучали. Та открылась, на пороге возникла слегка бледная, но в основном здоровая Тоня. Чжун Ли пробежался по ней взглядом и остановился на двух папках в её руке, которые она заранее протягивала ему. Молча приняв их, открыл первую и проговорил: — Мне казалось, госпожа Ху Тао отправила Вас договариваться о покупке дерева. — Д-да, так и было, — Тоня зачем-то ухватилась рукой за косяк, как стараясь удержать себя от падения. Чжун Ли поспешно вернул свой взгляд к бумагам, рассматривая прописанный сценарий и список нужных приготовлений с отдельным столбиком расценок одной из похоронных церемоний, о которой он договаривался всего несколько часов назад. Тем временем Тоня решила, что стоит прояснить. — Госпожа Ху Тао попросила отнести это Вам, когда я вернулась. Чжун Ли медленно кивнул, перелистывая и рассматривая. Открыв вторую папку, снова посмотрел на Тоню — та оставалась в дверях и, кажется, пыталась собраться с мыслями. Чжун Ли снова принялся рассматривать документы, хотя и так знал, что если Ху Тао этим занималась, то сделала она всё отлично — несмотря на её некоторую неудержимость, она отдавалась бюро полностью и без остатка, даже если дело касалось бумажной работы. — Поздравляю Вас, — вдруг сказала Тоня. Чжун Ли поднял на неё удивлённый взгляд, совершенно не понимая, с чем его поздравляют. На злую иронию Тоня, казалось, способной не была. Да и смотрела без неё, только стушевалась, встретившись с его взглядом, после объясняя. — Мне брат рассказал, что Вы с ним… помолвлены. Закончила она как-то не очень уверенно, будто сомневалась, что правильно поняла. Несколько мгновений Чжун Ли продолжал удивляться, а потом склонил голову в кивке и впервые с прихода в бюро позволил себе улыбку: — Спасибо, — благодарность вышла даже слишком искренней, к ещё одному его удивлению. Тоня неловко улыбнулась в ответ и, видимо, хотела сказать ещё что-то, как прервалась и повернула голову в сторону коридора. И очень поспешно отступила в сторону. Рядом с ней появилась женщина со слишком знакомым отпечатком скорби на лице. Она внимательно посмотрела на Тоню, так, словно пыталась выявить в её лице что-то, известное только лишь ей. Тоня поникла под этим взглядом и кивнула на прощание Чжун Ли, после стремительно скрывшись из виду. Вслед её шагам Чжун Ли только и успел послать ответный кивок, до которого ей точно уже не было никакого дела. — Госпожа? — обратился он к женщине. Та отмерла, перестав пялиться туда, где только что стояла Тоня, и тихо спросила: — Здесь работают люди из Снежной? — Да, — просто ответил Чжун Ли, закрывая папки со сценариями и откладывая их на край стола, затем делая приглашающий жест в сторону стула. Женщина посмотрела на него излишне внимательно, потом прошла в кабинет и села. Заговорила только после того, как за ней закрыли дверь. — Она из той самой семьи? Чжун Ли на долю мгновения застопорился, а потом сел на своё место, складывая руки в замок перед собой. Встретился взглядом с ней — смотрела она прямо и устало. С чем-то затаённым, сложным, неприятным. Чжун Ли моргнул, прерывая зрительный контакт, и ответил: — Всё именно так, — и выпрямился, подтаскивая к себе стопки с листами. В сознании мельтешила мысль о том, что стоит уточнить имя женщины, хоть оно и было записано у него в расписании. Он скосил туда взгляд — у неё погибла дочь. — Вот как, — ответила она, и тоже слегка отвернулась, излучая нечто, похожее на осуждение. Только Чжун Ли не до конца понял: осуждение в его сторону как работника бюро, или она осуждала именно Гео Архонта за решение оставить Аякса в Ли Юэ. Ему очень не хотелось, чтобы злость его народа дошла до них. И тем более не хотел, чтобы эта злоба переросла в настоящую ненависть — поэтому Цисин скорее старались сместить внимание на личную ответственность Царицы. С самого утра по Гавани только о её нарушении контракта и шли разговоры. А ещё о том, что Аякс — «Чайлд Тарталья» — находится в полном подчинении у Гео Архонта, как, следственно, и его семья. Но некоторым это не помогало смириться. Чжун Ли мог понять. И это не значило, что он позволит им пострадать. Аякс будет расстроен, если это произойдёт.

***

На перерыв так и не удалось выйти, и весь рабочий день Чжун Ли провёл в окружении из документов, папок и скорбящих людей. Не так уж часто случалось, чтобы он уставал, но сейчас он чувствовал себя откровенно измотанным едва ли не бесконечными беседами на одну и ту же тему. Жаловаться, конечно, не хотелось, просто ему необходимо было вернуться домой. Там получится забыть ненадолго обо всём происходящем и предстоящем. Или это случится раньше, поскольку он ощущал Аякса снаружи бюро. Поспешно разложив папки в стопки, подписав всё нужное и тоже распределив, поднялся и не сдержал облегчённого вздоха. Его человеческое воплощение выносливее и сильнее, если говорить об обычных людях, но с ним тоже могли возникать определённого рода проблемы. Как например лёгкая дрожь в резко напрягшихся ногах. А ведь только первый день из безумной череды, и ещё даже не начались похороны. Церемоний в день по пять штук точно будет, если не больше — или если Ху Тао на волне из тёмного воодушевления не поставила их все в один день. Стоило проверить. Именно с такой мыслью Чжун Ли покинул кабинет, пальцами разминая шею — жест абсолютно странный, но ему чудилось, что мышцы у него одеревенели. Мелькнула короткая мысль, что всё же стоит послать Царице в подарок оторванные головы её подчинённых. — Госпожа Ху Тао, — обескураженно выдохнул Чжун Ли, выходя из коридора к дверям. В мрачной прихожей, за регистрационной стойкой и в тусклом свете всего одной лампы спала Ху Тао. Положив голову на скрещенные руки, прямо на ворохе из исписанных документов. Растрёпанные из-за дневной суматохи волосы находились в опасной близости от открытой чернильницы, которая, впрочем, могла быть уже немного подсохшей. Непонятно зачем он тихо подошёл ближе и осторожно коснулся плеча Ху Тао, снова позвав её. Та сонно вздохнула, утыкаясь в свои руки усерднее, а потом дёрнула головой. Её шляпка чуть съехала, и Чжун Ли придержал её. В этот момент Ху Тао встрепенулась и резко села, медленно хлопая мутными глазами. — Господин Чжун Ли? — удивилась она, заметив его. Чжун Ли кивнул, всё же вернув её шляпку ей на голову и проговорил: — Вы уснули. — Да-а? — недоверчиво протянула Ху Тао, хлопая себя по голове точно проверяя, на месте ли та. Потом опустила взгляд на стол, нахмурилась и на несколько мгновений глубоко задумалась, после улыбаясь. — Да, точно, так и есть. А ты уже уходишь? — Рабочий день закончился, — подтвердил Чжун Ли, невольно тоже оглядывая документы и про себя вздыхая, приметив расписание похорон — семь церемоний в один день, уже не так плохо, как можно было подумать. Ху Тао смахнула рукой все документы на край стола и снова едва не улеглась на стол, но вовремя подпёрла кулаком голову. Муть в её глазах чуть рассеялась, сменившись непривычной усталостью. Ху Тао оглядела прихожую бюро со странным выражением лица, а потом спросила: — Видел Тоню? — Она снаружи, — ответил Чжун Ли, бросая взгляд на входные двери. Щитом он покрыл не только Аякса. Ху Тао медленно кивнула, зевнула, а потом вдруг сверкнула озорным взглядом и сказала: — В обед твой заходил. Чжун Ли перевёл на неё медленный взгляд. Не станет же она ему лгать, да и в тот самый обед он был слишком занят. Неужели пропустил? Раздражение разбавило было благодушный настрой, но он сдержанно ответил: — Вы не сообщали. — Конечно нет! — возмутилась Ху Тао, садясь прямо и смотря со всё таким же озорством. — Мы все были слишком заняты! Я его и прогнала, чтобы не мешался. И так уже забрал тебя со всеми костями, — и вот тут её озорство чуть треснуло под напором настоящих чувств — лёгкой обиды и грусти. Из-за этого Чжун Ли неожиданно не обнаружил в себе сил даже на слабую злость, не то, что на гнев. В последнее время тоска тоже преследовала его по пятам. Течение времени — нормально, такое с ним случалось уже множество раз. И каждый из них вызывал тупую боль, будто бы точившую сердце. Одна из причин, по которой он хотел утащить за собой в бессмертие Аякса — смириться с его утратой у него вряд ли бы вышло так просто и обыденно, как это получалось с его предыдущими любовниками. И, раз уж на то пошло, те связи были исключительно мимолётными, несерьёзными и не полными всего того, что он переживал сейчас. Селестия послала ему абсолютную и идеальную взаимность лишь спустя шесть тысяч лет. — Если позволите, я помогу Вам до конца следующей недели, — предложил он. Время у него ещё есть, а делегация от Цисин уже должна приближаться к границе с Фонтейном. На переговоры уйдёт ещё какое-то количество времени. Объявление войны затягивалось из-за формальностей, необходимых в мирное время, и потому он мог позволить себе поработать в бюро ещё немного. — А тебе это нравится больше, чем я думала! — усмехнулась Ху Тао, на время прогоняя не идущую ей грусть. Та слишком редко возникала на её лице, даже в такие дни, как этот. — Считайте это за благодарность, — улыбнулся Чжун Ли, говоря исключительную правду. Ху Тао сверлила его взглядом несколько долгих секунд, а потом кивнула и снова положила голову на стол. Махнула рукой в сторону дверей: — Иди уже, и поторопи Тоню, если увидишь. Она должна была с чем-то закончить, но я уже не помню с чем. — Обязательно, — вздохнул Чжун Ли, отходя от стойки. — Спокойной ночи, госпожа Ху Тао. Ответили ему неразборчиво, но, по сути, то же самое. Чуть прохладный вечерний воздух обдал его — над Гаванью снова носились ветра. За пару мгновений его взгляд прикипел к Аяксу, стоящему у перил, под мягким светом уличного фонарика. Он улыбался, что-то отвечая Тоне, и всё скопленное за день напряжение покинуло Чжун Ли. Он сделал шаг, и синий взор тут же метнулся к нему. И засиял так ярко, что мог перебить свет фонарика. Аякс выпрямился, и Тоня тоже обернулась — веселье и расслабленность покинули её лицо, оставив после себя небольшую тень самих себя. Она перехватила в руках какие-то документы и замельтешила взглядом, растерявшись. — Госпожа Ху Тао попросила Вас поторопить, — помог ей Чжун Ли. Тоня похлопала глазами, кивнула и поспешно попрощалась с Аяксом. Тот понимающе улыбнулся и попрощался в ответ. Со сквозящей в каждом движении неловкостью Тоня скрылась за дверями бюро. — Много работы? — теперь всё внимание Аякса снова принадлежало Чжун Ли, и от этого не могло не стать хорошо. Эгоизм с каждым днём расцветал всё сильнее, заполняя его сердце. Благо, что опасен он не был, и не выходил за пределы здравого смысла — Чжун Ли очень хорошо позаботился об этом. — Слишком, — покачал головой Чжун Ли, делая жест в сторону улицы. Аякс качнулся на пятках, только затем делая шаг и оказываясь так близко, что ощущался жар его тела. Пальцами он вцепился в локоть Чжун Ли и улыбнулся. Но на его лице скользнула эмоция смутного непонимания, поэтому Чжун Ли спросил. — Что такое? Аякс промычал в ответ что-то невразумительное. Они двинулись от бюро прочь, но он обернулся на его входные двери — то ли хотел увидеть там Тоню, то ли искал какой-то ответ на свой вопрос. Спустя промедление, он озвучил своё подозрение: — Кажется, я чем-то разозлил госпожу Ху Тао. Озадаченно посмотрев на него, Чжун Ли тоже обернулся, понятия не имея, что ожидает там увидеть. Вероятно, машущую им вслед Ху Тао или что-то вроде этого, но двери в бюро оказались плотно закрыты, и никто им вслед не махал. На удивление, Чжун Ли потребовалось немного больше времени, чем он предполагал, чтобы понять, в чём дело. Что ж, стоило догадаться, что поведение Ху Тао может привести к недопониманию. — Нет, это моя вина, — ответил Чжун Ли, погладив Аякса по пальцам, продолжавшим держать его за локоть. Аякс удивлённо моргнул, и Чжун Ли продолжил. — Я ухожу из бюро, и поэтому она очень расстроена. То, что она выгнала тебя в обед — простое ребячество. Судя по всему, она уверена, что всё из-за тебя. Не думай лишнего. — Архонты, она ревнует Вас ко мне? — синие глаза снова заискрились смехом, и Чжун Ли даже приложив усилие не смог бы оторваться от созерцания. Не то, чтобы он даже пытался или хотел так сделать. Снова эгоизм стянулся узлом вокруг сердца, и в голову вторглись мысли, что можно не возвращаться домой. Сердце Осиала спрятано в его обители, и в любой момент он может вытащить его и отдать Аяксу, наполнить того силой и окончательно привязать к себе. Он замедлил шаг, борясь с обуявшими его желаниями, и чудом выдерживая голос ровным: — В каком-то смысле. Она привыкла, что я уделяю ей достаточно много времени, — чувство собственничества отступило, и он смог улыбнуться уже расслабленно. Аякс слегка сощурил глаза — неужели заметил его короткие метания? Но Аякс промолчал, впрочем, не отводя ставшего уже заинтересованным взгляда. Чжун Ли отвернулся, теперь оглядывая светлую от фонариков улицу. Миллелиты стояли почти на каждом углу, мрачно и напряжённо. Лавки постепенно закрывались, на верхних этажах домов зажигался свет. Желание свернуть и убраться из Гавани снова заскреблось внутри когтями. Чжун Ли машинально перехватил руку Аякса, когда тот почему-то решил отпустить его локоть. Их взгляды опять пересеклись — ненадолго, Аякс коротко глянул в сторону мимо прошедших жителей. Чжун Ли нахмурился, но поспешно отогнал бредовые мысли о том, что его могут стыдиться. Точно не после того, что произошло и, если говорить совсем уж честно, то вчера Аякс весьма красноречиво прижимался к его ноге прямо на глазах у целого отряда миллелитов и даже Нефритового Равновесия. — Я буквально ощущаю, как на меня смотрят, — этими словами Аякс только сильнее сгустил его подозрения. На его лице возникло несколько неловкое, но в остальном весёлое выражение. Чжун Ли заново мельком пробежался взглядом по улице и наткнулся на ответный взор — за ними открыто наблюдали. Не столько из интереса, сколько из соображения безопасности, вероятно, разве что Чжун Ли не мог поверить в идею, что все миллелиты не знают Аякса в лицо. — Тебя это так смущает? — спросил он тихо, как если бы их ещё и подслушивали. Аякс возмущённо-весело сверкнул глазами. Кажется, произошло что-то очень хорошее, раз у него такое отличное настроение, и это не могло не отдаваться теплом в груди Чжун Ли. — Не совсем, — Аякс замедлил шаг, теперь уже не отвлекаясь на редких прохожих. — Но слишком много внимания из-за вчерашнего. Знаете, что некоторые думают, будто это я снова выпустил Осиала? — Извини, — слабо усмехнулся Чжун Ли, пристыженно опустив взгляд на секунду. — Я предполагал, что такое может произойти. — Я не обвиняю Вас, — покачал головой Аякс, возвращая себе серьёзность на пару секунд, чтобы прозвучать убедительнее. После опять замерцал глазами, расплываясь в даже какой-то лисьей улыбке. — А ещё я слышал много других интересных вещей. Не всегда приятных, конечно, но я могу понять, — он облизал губы, и Чжун Ли потребовалась вся его выдержка, чтобы не сорваться. Чтобы не схватить Аякса прямо здесь, на улице, на глазах у других. Это слишком неуважительно. И, если быть предельно честным, он не хотел, чтобы другие видели, как Аякс будет выглядеть в его руках, объятый его любовью с головы до ног. Для всего этого можно подыскать другое место. Мысли растворились в плотной волне жара, обхватившей его тело, когда ладонь Аякса скользнула по его локтю, затем перебираясь на руку и проходясь по ней. Он переплёл с ним пальцы и наклонился ближе, вжимаясь своим плечом в плечо Чжун Ли, чтобы прошептать на ухо: — Говорят, что Вы благородно взяли мою душу и наставили на путь истинный. Отстранился так же плавно, как и приблизился. С сожалением Чжун Ли ощутил, что его руку отпускают, и проследил за тем, как от него ускользают длинные пальцы Аякса. Поднял взгляд, всматриваясь в бушующее насмешкой море глаз напротив. Аякс отступил на шаг, отдаляясь в сторону поворота в переулок. — Я наставил тебя? — спросил Чжун Ли, позволяя губам сложиться в неотчётливую улыбку и двигаясь к продолжавшему отступать Аяксу. Тот, в противовес ему, улыбнулся широко, продолжая искриться фейерверком. — Думаете, мне стоит сказать им, что я этот путь выбрал сам? — он нарочито-удивлённо вскинул брови, затем касаясь ладонью стены дома и отступая глубже во мрак. Чжун Ли повёл плечами, краем глаза замечая, что за ними продолжают наблюдать. Под кожей будто бы побежал огонь, и ему понадобилось сделать ещё несколько излишне поспешных шагов — чтобы побыстрее оказаться за углом и скрыться с основной улицы. Где в сумраке, не разгоняемом светом фонарей, схватить Аякса за руку и прижать к себе. В губы ему донёсся довольный смешок. Шею оплели руки, телом выгнулись, прижимаясь ближе, и Чжун Ли окончательно сдался, закрывая глаза. Мутность сознания одолевала его недолго — пришлось вспомнить кое о чём, и он отстранился. Слегка провёл рукой по груди Аякса, наблюдая за его выражением лица, и то осталось неизменным. — Со мной всё хорошо, не переживайте, — ответил Аякс, и Чжун Ли приподнял голову, почувствовав, что его несильно потянули за хвост. Довольно сощурив глаза, Аякс продолжил, тихо, обдавая его горячим дыханием. — Весь день только и делал, что отдыхал. Всё в порядке. «Опрометчиво» — мысленно укорил себя Чжун Ли, едва ли сдерживая довольное урчание, родившееся в груди. Безудержное, откровенно-поспешное желание закрутилось у него в голове, повелевая сердцем. Стиснув Аякса уже без затаённого опасения лишний раз ему навредить, он поцеловал его. Наружу рвались когти и клыки, и всё драконье существо так и норовило проявиться, и сдерживался он лишь благодаря здравому смыслу и самоконтролю. Шумно выдохнув, он уткнулся носом в плечо Аякса, затем вдыхая его запах. Домой идти окончательно перехотелось, и он предложил: — Может, прогуляемся перед сном? — Это свидание? — игриво осведомился Аякс и хохотнул, когда Чжун Ли просто кивнул. — Хорошо, я не против. Куда пойдём? — Есть одно место, — Чжун Ли поднял голову и посмотрел в глаза Аяксу. Тот заинтересованно посмотрел в ответ, а потом послушно закрыл глаза, когда Чжун Ли пальцами коснулся его век. Невыносимое удовлетворение растекалось по венам лишь от одного взгляда на то, как Аякс без раздумий доверился ему, стоя в мрачном переулке. С улыбкой Чжун Ли снова легко поцеловал его, сам закрывая глаза и шумно выдыхая, ощутив, как в его плечи вцепляются. От хватки Аякса исходила сила, от которой стало лишь спокойнее. Шум погружающейся в сон улицы растворился в звуке набегающих на берег волн. Аякс вздрогнул, видимо, ощутив, как на мгновение у него из-под ног ушла земля. Разорвав поцелуй, он отстранился, оглядываясь, а Чжун Ли выдохнул ему в шею, губами ощущая, как по ней побежали мурашки. Их обдало солёным воздухом, шум воды стал сильнее, а Аякс стоял, продолжая цепляться за его плечи и повернув голову в сторону. Чжун Ли посмотрел туда же и увидел, как Гавань сияет среди наступающих сумерек ярче, чем горы моры в Золотой палате. Очаровательно, прекрасно и изумительно — Чжун Ли крепче обнял Аякса, так, что чувствовал удары чужого сердца. Чуть скосив взгляд, он тихо вздохнул — солнце катилось за скалы каменного леса Гуюнь, а море полыхало пламенем. Или же будто бы окрашивалось кровью — как посмотреть. Чжун Ли прикрыл глаза, коря себя за свои же мрачные ассоциации, которые будут преследовать его ещё долго — знал по опыту. Не так страшно, на самом деле. Скорее, попросту грустно и бесполезно. Старая привязанность к Осиалу, сохранившаяся лишь чудом, с каждым днём будет становиться всё тоньше, до тех пор, пока не превратится в ещё одно воспоминание. Тогда же исчезнет и слабый отголосок из смеси вины и тоски. Подумать на этот счёт чуть дольше у него не вышло — Аякса пришлось отпустить. Тот завороженно шагнул и качнулся от неожиданности. Посмотрел вниз — песок. Чжун Ли чуть прищурил глаза в довольстве, наблюдая за тем, как Аякс подковырнул носком сапога небольшую горку песка, а потом сделал ещё пару шагов к морю, неспешно омывающему берег. — Это… — Аякс не закончил, продолжая оглядываться, а затем повернулся к Чжун Ли. — Отмель Яогуан? Хотел бы Чжун Ли ответить, только замер на месте, любуясь тем, как рыжие волосы Аякса вспыхнули в последних лучах солнца, и как вокруг его головы горели огни ещё не уснувшей Гавани. Нечто тёплое и мощное обдало его сердце, заставляя стучать его быстрее и громче, прямо в ушах. — Верно, — смог совладать он с собой, улыбаясь. Аякс ухмыльнулся собственным познаниям, и заново осмотрелся, только теперь положив руки на бока. И Чжун Ли был готов стоять там вечно, созерцая его фигуру, тонущую в сгущающихся сумерках, и наблюдая за тем, как слабый ветер чуть поднимает его алый плащ и как песок липнет к его сапогам. Вечность рядом с ним казалась настолько идеальным исходом, что становилось немного страшно. Тот страх слабый, полный пустых сомнений, которые, всё же, могли в какой-то момент отравить его изнутри, подпитывая эгоизм. Его желание не изменилось — ему до сих пор хотелось увидеть, с какой силой Аякс будет сиять в бессмертии. Но порой… Он усмехнулся, отгоняя их. Аякс двинулся вдоль берега, не заходя в воду, а потом наклонился и поднял из песка ракушку. Закрученную спиралью, слегка мерцающую голубым в наступающей темноте. Белая звезда в центре спирали заблестела, когда Аякс провёл по ней пальцами. И вдруг обернулся. На долю секунды он распахнул глаза в искреннем удивлении и даже вздрогнул. Чжун Ли непонимающе моргнул, вырывая себя из своих размышлений, а Аякс неожиданно и, к сожалению, коротко засмеялся. — У Вас глаза светились, — объяснил он, подходя ближе и не выпуская ракушку из рук. — О чём думали? — О тебе, — честно ответил Чжун Ли, впрочем, не особо желая вдаваться в подробности. Иногда его фантазия была способна породить действительно пугающие для некоторых картины. Он подозревал, что Аякс скорее будет польщён, нежели действительно напуган, но пока искушать судьбу не хотелось. Может, попозже, когда их жизни переплетутся настолько тесно, что понятие морали покинет их окончательно. По личным ощущениям Чжун Ли, до этого осталось недолго. Постепенно в его сознании всё сильнее укреплялось простое понимание, что без Аякса ему действительно не будет никакого смысла оставаться бессмертным. А поскольку стать смертным он не может, то выход тут будет лишь один. Ещё одно не особо пугающее откровение, с которым жить оказалось очень просто. — Аякс, — выдохнул он, когда тот снова оказался слишком близко, сияя глазами и обдавая дыханием. Аякс улыбнулся, чуть наклоняя голову в бок, а после вдруг прижал раковину к его груди и отступил на шаг, так и не поцеловав. — Я всё жду, когда Вы предложите мне, — он задумался, подбирая слово, а потом пожал плечами, — «поглотить» сердце Осиала. Так будет правильно сказать? Чжун Ли перехватил раковину у груди и опустил на неё несколько смущённый взгляд. Не то, чтобы он не ожидал такого прямого вопроса, но не думал, что его озвучат так скоро. Справившись с удивлением, снова посмотрел на ожидающего ответа Аякса. Тот слегка улыбнулся. — Не стоит торопиться, — лукавство чуть обожгло язык. Чжун Ли качнул головой, теперь держа ракушку в двух руках, и тоже провёл пальцами по звезде на ней. Та слабо засветилась от прикосновения, быстро погаснув. Аякс помолчал, а потом медленно проговорил: — Мне надо ещё немного полежать в кровати и попринимать целебных настоек? — в его голосе заискрил смех, но уже не такой искренний — омрачённый чем-то, что Чжун Ли не смог распознать. По крайней мере, с первого раза. — Аякс, — повторил Чжун Ли спокойно, поднимая на него взгляд. Теперь же веселье в синеве глаз слегка утихло, и за ним тенью вилось некое подозрение. Всмотревшись в него, но так и не разгадав, Чжун Ли продолжил. — Я не хочу рисковать лишний раз. Не спеши, дай себе ещё немного времени. Даже если очень хотелось увидеть его уже не смертным. Ощутить в нём не свою энергию, а его собственную. И не чувствовать от Аякса сожаления касательно его выбора. Он отогнал свои желания, отдаваясь теплу, с каким Аякс прижался к нему после этих слов. И напрягся, углядев в глазах напротив уже не подозрение — теперь там светилось осознание. Расслабился, видя, как Аякс потянулся вперёд. Ухо обожгло чужим дыханием, и Чжун Ли хотел было чуть наклониться и уже отпустить ракушку из рук, как Аякс прошептал: — Вы недавно солгали мне. Чжун Ли застыл, в замешательстве часто заморгав. И стиснул челюсти, когда Аякс прижался только ближе, положив ладонь ему на шею, намекая не отстраняться. Но Чжун Ли и не собирался, вслушиваясь в снова зазвучавший шёпот: — Потому что Вы очень, очень ревнивы, господин Чжун Ли. Настолько, что ревнуете меня к моей же семье, считая, что я собираюсь выбирать между Вами и ними. И Вы мне на самом деле не доверяете. Ракушка всё же упала в песок. Прежде, чем он успел подумать, Чжун Ли с силой прижал к себе Аякса, вздрагивая всем телом от мысли, что тот сейчас попытается отстраниться, попытается сбежать. На мгновение страх настолько сильный охватил его, что стало тошно. Самые тёмные и отвратительные мысли, которые он так тщательно старался глушить, оказались разоблачены так просто. Аякс протяжно выдохнул, снова опаляя дыханием, а после коснулся губами уха в коротком поцелуе, на удивление не ослабляя собственную хватку. В голове Чжун Ли стучала колоколом мысль, что он не имеет права, что он обязан попросить прощения за эту ошибку, что должен освободить Аякса и перестать стискивать его с чудившимся желанием сломать ему кости. В его руках двинулись. Аякс отклонил голову, а после коснулся своим лбом лба Чжун Ли, тоже часто моргая и почему-то улыбаясь. Словно всё в порядке, словно подобные чувства ему… льстят. Озарение вспыхнуло в голове, и Чжун Ли неверяще отстранился, вглядываясь в лицо Аякса, и не замечая на нём даже тени, даже толики страха от того, что любовь к нему является настолько жестокой и эгоистичной. Чжун Ли порывисто вдохнул, когда Аякс поцеловал его — легко и просто, прижавшись к его губам своими. — Я уже выбрал Вас, я клялся Вам, и я останусь с Вами. Перестаньте сомневаться, — тихо попросил он, снова смотря ему в глаза. И Чжун Ли позволил себе утонуть в завораживающей синеве, силясь распрощаться с ненужными и только мешающими мыслями. Ослабил хватку, перетекая руками Аяксу на пояс, после чуть сжимая пальцы. Изо рта вырвалось хриплое признание: — У меня не получится смириться, если ты вдруг решишь меня оставить. Если вдруг испугаешься, передумаешь, пожалеешь о том, что связал свою жизнь с моей. Если разочаруешься. — А мне казалось, что это у меня проблемы, — фыркнул тихо и слегка насмешливо Аякс. Чжун Ли прикрыл глаза, поддаваясь ласке, с какой по его щеке провели пальцами, будто бы пытаясь успокоить. Аякс заговорил дальше уже спокойнее. — Не стоило заходить так далеко, если Вы думаете о таком. — Это старые мысли, которые будут очень долго меня преследовать, — ответил Чжун Ли, смотря на него и слегка улыбаясь, искренне. — Тогда расскажите мне, что со мной будет? — усмехнулся Аякс. — Я превращусь в огромного водяного монстра? Тут Чжун Ли не смог сдержать смеха. Вместе со смехом остатки напряжения и слабого испуга покинули его окончательно, оставляя после себя лишь всепоглощающее успокоение. Аякс в ответ заискрил глазами, чуть наклоняя голову. — Нет, — ответил Чжун Ли, глубоко вдыхая. — Нет, это случится с тобой только если ты сам того захочешь. Теперь взгляд Аякса стал ещё более заинтересованным. Чуть отстранившись, Чжун Ли подал ему руку, молча предлагая немного прогуляться вдоль берега. Недолго думая, Аякс сжал его ладонь и прижался боком, как если бы ему не хватало касаний. Если так, то Чжун Ли готов его лелеять в своих руках бесконечно. — Речь о даровании бессмертия, а не о получении силы, — объяснил Чжун Ли поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони Аякса и коротко раздумывая над тем, чтобы стянуть перчатки. — Мощь Осиала уже исчезла. И ты сможешь взрастить свою, не беспокоясь о том, сколько времени на это уйдёт, — он мягко освободил свою руку и всё же стянул с неё перчатку, после заново переплетая пальцы с Аяксом и довольно выдыхая от тепла, которое на этот раз стало ощутимее. — И когда я смогу начать? — хитро сощурил глаза Аякс. Из-под его ноги раздался хруст, и они посмотрели вниз — ракушка неудачно оказалась у них на пути. Аякс переступил через треснувшую раковину, коротко вздыхая, и они возобновили неспешный темп. Не ответив, Чжун Ли скользнул второй рукой по боку Аякса и надавил. Тот вздрогнул, резко сжимая губы, не позволяя себе ни звука. Чжун Ли покачал головой, встретив недовольный взгляд. — Восстановись. У меня нет желания потерять тебя из-за твоей или моей поспешности. Всё будет не так просто, как ты, возможно, думаешь. Аякс ещё более недовольно на него посмотрел. А потом вдруг отстранился и схватился за пояс. Чжун Ли удивлённо наблюдал за тем, как Аякс стремительно освободился из плаща и взялся за край футболки, после и её стягивая через голову и откидывая на песок. Глубоко вдохнул, касаясь ладонью всё ещё опоясывающих его грудь бинтов. Несколько секунд Чжун Ли не мог оторвать взгляд от темного синяка, расползшегося по боку Аякса, но ему пришлось. — Я всегда буду ранен, — выпалил Аякс, судорожно вдыхая от ветра, обласкавшего его голую кожу. Чжун Ли поборол желание прервать речь — это показалось кощунственным, и, чего таить, ему хотелось услышать ещё. Аякс, видимо, поняв, продолжил увереннее. — Я никогда не восстановлюсь до конца. И завтра я хочу быть уверенным в том, что у меня действительно есть шанс встать рядом с Вами. Или в Ли Юэ принято забирать подарки, которые уже успели принять? Он усмехнулся, кривовато из-за лёгкого волнения. Чжун Ли прикрыл глаза, вдыхая солёный воздух, уже видя, как завтра лёгкая буря накроет всю Гавань. А когда снова посмотрел перед собой, то Аякс сиял огнём в последнем луче солнца, тонущего в море. Ночь окончательно накрыла Ли Юэ. — Твоя воля прекрасна, — проговорил Чжун Ли, слыша, как невольно срывается на тихий рокот в словах. — И я не могу устоять перед ней. Его эго не треснет из-за проигрыша Аяксу. Ему он готов проигрывать всегда, если тот пожелает. Он услышал, как дыхание Аякса задрожало, став порывистым, и сжал кулак. Обитель послушно возникла перед его внутренним взором, отпуская из себя сердце, и когда он разжал пальцы, то темнота расступилась перед синим сиянием. Сердце Осиала оставалось всё таким же прекрасным. Чжун Ли отогнал щемящее чувство тоски, и поднял взгляд на Аякса, застывшего, и омываемого светом как волнами. Его глаза горели такой же жадностью, какой горели вчера, и новое удовлетворённое рычание прокатилось по горлу Чжун Ли. — Подойди, — попросил он, едва ли сдерживая самого себя. Аякс сглотнул и в один шаг оказался близко, чуть касаясь раскрытой ладони. Но глядел он не на сердце, а в глаза Чжун Ли. Его зрачки дрожали, расползаясь и скрывая почти всю радужку. Не раз, и не два Чжун Ли удавалось видеть мрак Бездны. И сейчас ему чудилось, что подобное он видит в глубине глаз Аякса — пугающее до лёгкой дрожи, мощное и блестящее убийственным упорством. Аякс не создан из хрусталя — он закалён битвами и Бездной, и ему не повезло родиться смертным. Внезапно вдоль спины прокатился холодок — казалось, Селестия наблюдала за тем, что он собирался сделать. Даже если и так, то он не отступит, не когда Аякс смотрит на него с таким вожделением и уверенностью в собственных силах. Как же неправильно будет обращаться с ним как с фарфоровой вазой. — Вероятно, будет больно, — проговорил Чжун Ли, скользя взглядом по синим отблескам сердца Осиала, плавающим по коже Аякса. Тот усмехнулся, качая головой, и Чжун Ли пришлось добавить. — Это предупреждение, а не запугивание. Он положил ладонь на грудь Аякса, чуть ниже бинтов. Аякс непонимающе моргнул, а потом шумно выдохнул. Золото на ладонях вспыхнуло ярче, а кончики волос сверкнули янтарём. Он опустошал Аякса, вытягивая из него свою энергию, которая до этого так хорошо позволяла его защищать. — Ты умница, — ласково проговорил Чжун Ли, закончив. Аякс улыбнулся, после взглядом указывая на продолжающее мерцать сердце. — Давайте, — ограничился он, и в конце его голос слегка дрогнул — то ли от волнения, то ли от лёгкой тревоги. Чжун Ли успокаивающе заправил волосы ему за ухо, мягко поцеловал в чуть приоткрытые от частого дыхания губы, и поднёс сердце. Сияние усилилось, будто остатки Осиала чувствовали, что это их последние мгновения. Эта мысль отдалась неясным подозрением в голову, но оно поспешно утонуло в топящем всё остальное чувстве предвкушения. Чжун Ли не мог не смотреть за тем, как сияющее всё ярче сердце теряет свою твёрдую форму под его намерением и устремляется в сторону судорожно вздымающейся груди Аякса. На короткое мгновение голубое сияние пропало без следа. А после оно вспыхнуло внутри Аякса, и тот глухо вскрикнул. Тут же подхватив его, Чжун Ли медленно опустился на песок, ощущая каждую дрожь, каждую судорогу, прошивающую тело в его руках. Синее сияние расползалось змеями от того места, куда проникло сердце, и Аякс задрал голову к небу, открыв рот в немом крике и пытаясь дышать глубоко. Из него хороший ученик, он знает, как распределить чужую энергию. И энергия Осиала будет для него чужой недолго — Чжун Ли уже видел, как сияние, всё дальше расползающееся под кожей, уже впитывается и сплетается с существом Аякса. Тот продолжал трястись в продолжительной судороге. От сгустившегося в нём напряжения вены вздулись на его шее и руках, и по ним тоже уже бежал свет. Чжун Ли прислонил руку к груди Аякса, чувствуя, как под ладонью лихорадочно стучит сердце, и не смог сдержать довольной улыбки, увидев, как в такт бешенному ритму начинает постепенно пульсировать сияние. Аякс издал судорожный хрип, и его пальцы с неожиданной силой сжали руки Чжун Ли, как в попытке сломать. На это Чжун Ли только наклонился ближе, позволяя Аяксу лечь на песок и придерживая его руками. — Ты хорошо справляешься, продолжай, — прошептал он, целуя его в лоб и даже губами чувствуя пульсацию — она охватила не только сияние, но и всё тело Аякса, как превращая его в одно огромное сердце. Море зашумело сильнее, побежав волнами по берегу выше, но так и не доставая до них. Словно чувствовало, что происходит что-то важное, и оно тянулось к гидро-элементу, к Глазу Бога Аякса, сейчас мерцающего на снятом поясе неподалёку особенно ярко. Море пыталось добраться, но безуспешно, как не набираясь храбрости в последний решающий момент. В груди взвился лёгкий страх: что если всё выйдет из-под контроля? Что если он ошибся, поспешив? Что если сейчас эта пульсация прекратится, а вместе с ней остановится и настоящее, ещё смертное сердце Аякса? Но пульсация не прекращалась, и свет стремительно омывал вены, высвечивая их под кожей. Аякс на несколько мгновений закрыл глаза, а когда открыл, то Чжун Ли не смог себя сдержать, расплываясь в довольном оскале. На него смотрели глаза бессмертного — горящие внутренней силой, яркие, синие и живые. Два бесконечных океана, в которые Чжун Ли собирался смотреть всю следующую вечность. Свет потухал в венах и под кожей, но не в этих глазах. Чжун Ли прижал содрогающегося Аякса к себе ближе, всё ещё чувствуя его хватку на своих руках. Ему нужно было несколько секунд. Несколько секунд на то, чтобы пережить заполнившее его до краёв чувство триумфа — он не мог совладать с собой, продолжая скалиться и шумно дышать, а внутри всё победно выло о том, что это произошло. У него получилось. Уткнувшись носом в чуть взмокшие от напряжения волосы Аякса, он зашептал благодарности — они слетали с его языка так просто и так правильно, что не хотелось останавливаться. Дрожь Аякса утихала, становясь всё незаметнее, но прежде, чем посмотреть на него, Чжун Ли поднял глаза в небо. Селестия, как всегда, украшала собой небосвод, и висела его личным судьёй. Судьёй, который оправдал его и не наслал трагедию, карая за вероятное богохульство и попирание законов. Она одобрила Аякса. И Чжун Ли не мог не быть благодарен. — Спасибо, — прошептал он, после заглядывая в лицо Аяксу и видя там лёгкую отрешённость и усталость. Снова поцеловав его в пылающий лоб, он повторил, но теперь обращаясь лично к нему. — Спасибо. Жесткая хватка перешла с его рук ему на плечо, а после и на шею. Не страшно, не в попытке удушить, а в желании притянуть ближе. Сухие губы Аякса коснулись его губ в коротком, таком недостаточном сейчас поцелуе, но Чжун Ли не мог требовать большего. Теперь уже нет. Потому что он действительно получил всё, что хотел. Потому что теперь Аякс действительно принадлежит ему — и душой, и сердцем, и будет это всю оставшуюся вечность.