Стагнация человечности

Помилуй меня, Господи, ибо я немощен; исцели меня Господи, ибо кости мои потрясены; Псалтирь. 6:3 С трудом преодолевая рубеж последних ступенек, Генма поднялся на второй этаж, который занимали рабочие офисы и кабинеты. Во всей лаборатории было темно, и лишь из комнаты отдыха доносились приглушенные разговоры, а тонкая полоска света выползала за полуприкрытую дверь, словно путеводная звезда указывая путь охраннику сквозь бесконечные лабиринты коридоров. Он спиной толкнул дверь и протиснулся внутрь, в руках держа пакет с продуктами и четыре коробки с ароматной свежеиспеченной пиццей. Все трое вирусологов расползлись по комнате. Орочимару сидел на своем обыкновенном месте в правом углу дивана, подогнув ноги под себя. На нем уже не было защитного костюма, только неизменный белый халат, помятый кое-где. Он восседал на диване с замотанными в полотенце волосами, руками обхватывая свою огромную черную кружку. Под глазами темнели круги — он успел поспать перед прибытием патологоанатома, однако всю оставшуюся ночь провел на ногах, присутствуя при вскрытии. За столиком на другом конце комнаты сидела Цунаде, делая записи в блокнот и не обращая внимания на вошедшего в помещение Генму. Результаты вскрытия занимали так много места в её сознании в этот момент, что она не слышала, как двое коллег тихо переговаривались между собой, обсуждая только что пришедшую сводку новостей из Токио. Кабуто, выпивший за последние два часа четыре с половиной чашки капучино, носился по комнате с дезинфектором и протирал все поверхности, параллельно с этим умудряясь поддерживать беседу с Орочимару. Иногда он подходил к Цунаде с просьбой убрать со стола все папки и документы, но она делала вид, что не замечает его, и несчастному ученому не оставалось выбора, кроме как уйти на поиски того, что он ещё не обработал. Семь часов, тридцать три минуты. Утро только вступило в свои права, но каждый из собравшихся в комнате чувствовал себя так, словно оно не должно было начинаться. — Вот, как и просили, — заполнив пустовавший до этого холодильник продуктами, охранник поставил ещё горячие коробки на журнальный столик. — Одна с морепродуктами, вторая «Четыре сыра», третья с ананасами и четвертая «Маргарита». — Кто заказал с ананасами? — Цунаде на секунду подняла голову от записей и бросила подозрительный взгляд на своих коллег. — Я, — Орочимару даже не повернулся в её сторону, сил у него хватало только на то, чтобы держать в руках кружку. — Извращенец, — отрезала она и вновь вернулась к своему занятию. Генма присел на пол рядом с диваном и принялся поправлять сползшую на лоб бандану. Он не был напуган или вымотан, скорее, удивлен быстро развивавшимися на его глазах событиями. После вчерашнего инцидента в лаборатории он поставил под сомнения все, что вообще знал об этом мире. Наконец, спустя несколько минут затянувшегося молчания, Цунаде поднялась со стула и принялась прохаживаться по комнате. На ней, как и на Орочимару, были шерстяные вязаные носки несмотря на то, что в помещении было достаточно тепло. — Так, давайте сначала повторим, что нам известно, — начала говорить она. — Вирус неизвестного происхождения, инкубационный период составляет в среднем двое суток. Симптомы: отсутствие аппетита, снижение веса, рвота, в том числе с содержанием крови, кашель, а также кровохарканье, ретроградная амнезия. Болезнь прогрессирует на протяжении семи дней. На шестой-седьмой день происходит так называемая инициация, при которой мозг больного оказывается настолько поврежден, что тот теряет рассудок, — Кабуто, словно робот, принялся вываливать на своих коллег всю хранящуюся в его голове информацию. — Известные пути передачи — контактный и гемоконтактный. Вне носителя вирус не выживает дольше часа. — Согласно перечисленным симптомам, мы делаем вывод, что вирус поражает такие системы, как дыхательную, пищеварительную и нервную, — подхватил Орочимару. — Вскрытие показало, что желудок пациентки был покрыт язвами, что приводило к постоянной рвоте и невозможности питаться. Что касается мозга… Вирус поражает гипоталамус и находящиеся в нем центры насыщения и голода, что сбивает зараженных с толку. Поэтому они не хотят и не могут есть, а если пытаются…, — он поднес два пальца ко рту и высунул язык, изображая тем самым рвотный рефлекс. — Это вирус с крайне высоким показателем патогенности. — Что ещё дало вскрытие? — спросила Цунаде, присаживаясь на диван рядом с мужчиной. Поставив кружку на журнальный столик, он положил руки себе на колени и принял задумчивый вид. — Тут начинается самое интересное. Как и любым вирусам, ему требуется носитель, чтобы размножаться и продолжать заражать других. Но в связи с быстрым протеканием болезни, а также невозможностью существовать вне организма, ему необхоимо поддерживать тело носителя, — на секунду Яшагоро умолк и хмуро посмотрел на сидящую рядом Сенджу; он продолжил говорить, но уже гораздо тише. — Носитель после стадии инициации обретает некие новые качества, которые помогают вирусу защищать его, чтобы содействовать распространению инфекции. Механизм этих изменений мне не до конца понятен, но то, что я вчера видел своими глазами… Цунаде, я могу сказать? — Все в порядке, продолжай, — заверила его женщина. У Орочимару не было желания упоминать травмирующий для них обоих опыт с пациенткой, которая чуть не забрала жизнь у доктора Сенджу. Обоим вирусологам было неприятно и мерзко вспоминать об этом, но все увиденное и изученное нужно было вынести на обсуждение. — Зараженные после стадии инициации становятся быстрее. Вирус словно меняет структуру мышц, они усыхают, но при этом становятся более крепкими, из чего я делаю вывод, что повышается выносливость и сила носителя. Таким образом, зараженный способен передвигаться на длинные расстояния со скоростью, превышающей среднюю скорость человека. — А с самим вирусом что? — Цунаде закрыла глаза и принялась массировать виски. — Кабуто, ты ночью был в лаборатории. Как там обстоят дела? — Я внес вирусную суспензию на клеточный монослой, добавил свежую питательную среду. Осталось ждать, — отчеканил парень, возвращая круглые очки на переносицу. — Потом начнем процесс выделения вирусов и их очистки. — Ты главное чашки Петри больше не роняй, — недовольно фыркнул Орочимару. — Хорошо, что те пустые были. Не дай бог ты разобьешь одну такую с зараженными клетками. — Извините, я случайно, — Кабуто занервничал и опустил глаза в пол, натягивая на кулаки рукава растянутого темно-синего свитера. На протяжение всей беседы ученых Генма сидел, боясь пошевелиться. Он почти перестал дышать и, кажется, даже попытался слиться с ковром, вот только цвет его голубой рубашки выделялся на фоне светло-серого ворса. Он не понял ни единого слова из разговора вирусологов, однако их суровые лица, словно высеченные из камня, говорили ему об одном: в министерстве здравоохранения не шутили, когда говорили о том, что новая инфекция представляет большую угрозу для населения страны. Генме не нужно было быть вирусологом, чтобы понимать, что за стенами лаборатории в реальность претворялся самый жуткий ночной кошмар. Не нужно было быть вирусологом, чтобы понять, что сами ученые были всерьез обеспокоены сложившейся ситуацией. — Вы пиццу кушать будете? Остынет же, — только и сказал охранник, озадаченно поглядывая на ученых.

***

Восемь утра. Больница медленно просыпалась, врачи, все ещё потерянные в суматохе вчерашнего дня, неспешно растягивались по территории своих отделений, помогая друг другу и успокаивая своих пациентов. Шизуне хоть и легла спать рано (в отличие от своих коллег, которые оказались в не менее приятной ситуации на другом конце города), отдохнуть все же не смогла. Всю ночь её мучали кошмары, оперативно сменяя друг друга и заставляя женщину подрываться каждые полтора часа. Проснувшись с тяжелой головной болью, она потратила десять минут в душе, подставляя лицо холодным режущим каплям воды в надежде смыть следы усталости. Наконец, приведя себя в порядок, доктор Като вернулась в фойе больницы, где дожидались только её. — Хатаке, ты сегодня на вахте. Иида, ты в хирургическое отделение со старшей медсестрой. Матсураси, ты с эпидемиологом идешь в инфекционное, — Джирайя уже во всю отдавал приказы младшим по званию, на лицах которых не было ни капли усталости. — Я закончу обход в терапевтическом и могу пойти в онкологическое, — к приятному удивлению эпидемиолога, этим утром Тобирама оказался более сговорчив, чем вчера; заметив направлявшуюся к ним женщину, главврач отошел от спецназа и зашагал навстречу к ней. Помятая рубашка в тонкую полоску кое-где была заляпана кофе, а галстук, больше напоминавший удавку, неприкаянно болтался на шее. Тобираме казалось, что он за одну ночь поседел больше, чем за последние несколько лет. — Доброе утро, доктор Сенджу, — поприветствовала его женщина, надевая на руки вторую пару перчаток. — Вы сегодня решили к нам присоединиться? — Больница огромная, вы будете очень долго проверять каждое отделение, — сухо ответил мужчина, пальцами пытаясь расчесать спутанные волосы. Эпидемиолог была искренне рада, однако свое внутреннее удовлетворение решила сохранить только для себя. Главврач был абсолютно прав, ей и медсестре вдвоем было физически не управиться с опросом всех находившихся здесь людей, включая случайно застрявших в больнице посетителей, что пришли навестить своих близких, а также самих врачей. И именно поэтому она гордилась своей маленькой победой, сумев убедить, пожалуй, почти самого несговорчивого и упрямого человека в Конохе (первым по несговорчивости был только Орочимару) сотрудничать с ней в поиске решения их общей проблемы. Госпиталь — огромный живой организм с очагом тяжелой инфекции внутри него, а медперсонал — иммунная система, готовая до последнего вздоха защищать и лечить. Разойдясь по разным отделениям, Хана, Шизуне и Тобирама, словно Т-киллеры, искали пораженные вирусом клетки, дабы предотвратить возможную катастрофу. Хана уверенно шагала в сторону хирургии, зная, что с ней она управится быстро, даже несмотря на то, что весь обход придется делать ей одной. Все палаты были заняты пациентами, кто либо готовился к операции, либо уже перенес её. Следовательно, вероятность отыскать на этаже хотя бы одного инфицированного уверенно стремилась к нулю. Топая берцами по кафельному полу, за Ханой следовала её вторая тень. Старший лейтенант чуть ли на пятки не наступала медсестре, раздражаясь от того, что блондинка идет слишком медленно. Поправив перекинутый через плечо ремень с винтовкой, Миори остановилась у дверей отделения, дожидаясь, пока медсестра откроет им проход ключ-картой. Девушки обменялись взглядами, от которого Хане стало не по себе — лучше бы с ней отправили туповатого, но хотя бы общительного рядового Матсураси. — Вы давно в спецназе служите? — она осторожно попыталась завести разговор со своей сопровождающей. Миори удивленно вскинула брови и издала короткий саркастичный смешок, вызывая у Ханы сожаление о том, что она вообще попыталась начать диалог. — Мне не за разговоры платят, — холодно отрезала девушка, придерживая открытую дверь для медсестры. Это была первая и единственная попытка Ханы пообщаться с военной. В хирургии, как и ожидалось, было спокойно и тихо, только из палат доносилось звонкое пиликанье мониторов, замерявших жизненно важные параметры пациентов. Белые витиеватые коридоры, операционные и всего лишь пятнадцать индивидуальных комнат, оснащенных самым передовым оборудованием. Таким предстало перед девушками хирургическое отделение, по которому им было поручено провести обход. Оно занимало два небольших этажа и располагалось в самом сердце госпиталя. Джун посмотрела на часы. Они вполне могли бы управиться за час-полтора, если бы не беспокойные мысли Ханы и косые взгляды местных медиков, которые обе девушки ловили на себе. Это сильно сбивало с толку, и первые пятнадцать минут старшая медсестра просто изучала личные дела лежащих на этаже пациентов за постом коллег, пытаясь взять себя в руки. Она не знала, с чего начать и куда идти, поскольку это отделение не было её родным, здесь она бывала редко, заходя исключительно ради того, чтобы проверить некоторых отдельных пациентов, переведенных сюда из терапии. Она подняла глаза на облокотившуюся на стойку Миори, которая, казалось, витала где-то в своих мыслях, при этом ухитряясь оставаться начеку. Хана не стала объяснять той план действий, понимая, что военной, вероятно, все равно, с каких пациентов начинать и какими заканчивать. Покинув пост, девушка заглянула в первую же палату, находившуюся ближе всего к ним, в которой лежал молодой человек, две недели назад перенесший операцию по замене аортального клапана сердца. Хана ещё раз проверила имя, написанное не медицинской карточке, и, постучав, открыла дверь. — Доброе утро, Шикамару-сан. Извините за беспокойство в столь ранний час. Я могу задавать вам несколько вопросов по поводу вашего самочувствия? — Хана встала в дверном проеме, не давая Миори протиснуться в палату; та лишь недовольно фыркнула и отошла в сторону. — Меня доктор утром проверял, я чувствую себя прекрасно, — парень лишь на секунду оторвался от шахматной доски, чтобы взглянуть на медсестру. — Что именно вы хотели спросить? Хана, уже наизусть запомнившая перечень необходимых вопросов, градом принялась обрушивать их на пациента. Парень недовольно скривился и остановил медсестру. — Послушайте, я все это время лежал в своей палате. Никуда не выходил и пересекался только со своим лечащим врачом. О том, что больницу закрыли на карантин, я узнал буквально пару часов назад, — спокойно пояснил молодой человек, откладывая шахматы в сторону. Отчасти ему было лень слушать длиннющую лекцию от Ханы про новый неизвестный вирус, отчасти он просто хотел провести время в тишине наедине с самим собой за игрой в шахматы. Его не особо волновало происходящее за пределами палаты — пока это не вносило беспокойства в процесс его реабилитации, обращать на это внимание он считал пустой тратой времени. Продолжать допрос с пристрастием Хана не стала — Шикамару хоть и был вежливым и практически идеальным пациентом, сейчас выглядел несколько раздраженным столь наглым и неожиданным вторжением в его палату. Про себя медсестра подумала о том, что стоило бы сначала отыскать заведующего хирургией, чтобы тот сам провел опрос среди своих пациентов, но дело было уже начато, а Хана не была тем человеком, кто перекладывал свои обязанности и задания на других. Ещё раз извинившись за беспокойство, девушка вышла из палаты и сразу же занырнула в другую напротив. Миори в очередной раз попыталась последовать за ней, даже сумела на секунду просунуть голову между медсестрой и дверным косяком, однако тут же получила локтем в бок от разозлившейся Ханы. На кушетке, подключенный к капельнице, лежал уткнувшийся носом в небольшую книжечку мужчина. Он на секунду оторвался от текста, а затем просиял при виде знакомого лица. А вот Канкуро, находившегося в этой палате, Хана знала ещё из терапевтического отделения. — Сестра Джун, как приятно видеть вас! — он улыбнулся ей, однако его лицо тут же приняло испуганное выражение, когда он заметил теснящуюся в дверном проеме Миори. — Почему в больнице люди с оружием? — Извините за беспокойство, Святой отец. Вы, наверно, уже в курсе, что больница на карантине из-за вспышки тяжелого инфекционного заболевания… — Вы не ответили на мой вопрос, — он перебил медсестру, сложив руки на груди и внимательно посмотрев на девушку. Миори ходила туда-сюда вдоль небольшого окна палаты, и Канкуро, совсем ещё молодой католический священник, с опаской наблюдал, как болтается за спиной девушки тяжелая снайперская винтовка. Он знал про карантин, но не придавал этому особого значения, во всяком случае, до сих пор. Теперь же ему хватило одного взгляда на военную, как его спокойствие сменилось легкой тревогой и страхом перед неизвестным. Он сжимал в руках библию в плотном черном переплете. Каждый из сотрудников больницы, кто хотя бы раз наведывался к нему в палату, был удивлен специфичным для Японии выбором вероисповедания. — Они обеспечивают безопасность медперсоналу и пациентам, а также следят за выполнением предписанных карантинных мер. Пожалуйста, не беспокойтесь, — принялась заверять его Хана, после чего засыпала все теми же вопросами о симптомах и людях, с которыми пациент пересекался в последние двадцать четыре часа. Практически маршируя вдоль палаты священника с оружием за спиной, Иида краем уха слушала разговор между медсестрой и пациентом, который, казалось, был невероятно недоволен присутствием военных на территории больницы. Ей бы хотелось вставить свои пять копеек, однако исполнение долга сейчас было куда важнее собственной гордости, и она, продолжая слушать завуалированные гадости в свой адрес, выхаживала перед палатой в ожидании Ханы. Раздавшиеся слева от неё быстрые шаги заставили девушку резко обернуться, и она инстинктивно положила руки на короткоствольный автомат, что висел спереди на груди. Молодой врач, испуганный суровым видом военной, заскользил по полу в своих надетых на белые кроссовки Nike бахилах и вскинул руки вверх. — Где респиратор? — не церемонясь спросила Миори, крепче обвивая руки вокруг оружия. — Оставил у себя в кабинете, извините, — встревоженно ответил мужчина, заглядывая за спину лейтенанта. Миори дулом автомата указала на пост медсестер: — Наденьте маску. В больнице карантин, если вы ещё не заметили. Доктор вытащил свежую хирургическую маску из открытой упаковки, оставленной на посту, и прежде, чем он успел вновь обратиться к лейтенанту, из палаты священника вылетела Хана. Их взгляды вмиг пересеклись, и мужчина, все ещё напуганный не самой теплой встречей, позволил себе с облегчением выдохнуть. Проходя мимо Ииды, старшая медсестра ещё раз дала ей локтем в бок, на что та в ответ демонстративно задела девушку прикладом автомата. — Ирука, что ты здесь делаешь? Ты же знаешь, что сейчас нельзя перемещаться по отделениям, у нас ведь карантин! — заворчала на него Хана. — Я знаю, но у нас полный коллапс в педиатрии, — он понизил голос. — Я пытался найти доктора Сенджу, но он даже на пейджер не отвечает. Поэтому я пошел искать тебя. — Что у вас? — Глупый вопрос, Хана. У меня целая толпа паникующих родителей, которые требуют, чтобы их и их детей выпустили. Они мешают работе персонала, и я всего лишь хотел запросить у главврача, чтобы их перевели в другое отделение или в фойе. — Мне нужно завершить обход здесь. Мы ищем зараженных, ты знаешь… — Я знаю, я бы и сам помог вам, но я всю ночь провел в попытках подавить панику среди посетителей. Мне одному с этим не разобраться. Час. Всего лишь час нужен, чтобы завершить обход в хирургии. Хана обернулась на стоящую в трех метрах от них Миори, все ещё державшую ладони на прикладе автомата, а затем вернула взгляд на смуглое лицо Ируки, в котором было столько беспокойства, сколько Хана ещё ни разу не видела. Она не узнавала его. Обыкновенно собранный и ответственный заведующий педиатрии сейчас был похож на слепого котенка, которого выкинули в речку в мешке. У неё сердце кровью обливалось при взгляде на темнеющие под его глазами синяки и мысли о том, сколько маленьких напуганных пациентов сейчас находятся в его отделении. — Мне нужен ещё час, максимум полтора. Если ты начнешь обход на первом этаже, то я точно смогу помочь завершить его, — твердо произнесла девушка. — Я выпрошу у доктора Сенджу разрешение на перевод посетителей и пациентов из педиатрии в наше отделение, ладно? Ирука кивнул. — Если нет подозрения на вирус, можешь отпускать их к нам. Если есть, сажай на карантин. — Хорошо, я понял, — он протер лоб рукавом белого халата и жалостливо посмотрел на Хану. — Я буду ждать тебя. Отправь мне сообщение на пейджер, как только ты будешь готова.

***

Медбрат из инфекционного отделения довел эпидемиолога и её сопровождающего до единственной палаты ИТАР. Все остальные подобные помещения находились в реанимации, но главному врачу несколько лет назад удалось выбить одну палату интенсивной терапии для инфекционного на случай поступления в больницу пациентов с крайне тяжелыми вирусными заболеваниями. Всю дорогу Хидан отпускал комментарии по поводу окружающих его людей, вещей, происходящих событий и даже собственных размышлений. Такому умению вести односторонний диалог (потому что Шизуне успешно игнорировала солдата) мог позавидовать любой стример или спортивный комментатор. Он важно вышагивал по коридору инфекционного отделения, не выпуская автомат из рук, чувствуя себя главным героем боевика. Винни-Пуха и Хидана Матсураси объединяла, пожалуй, одна единственная вещь. У обоих в голове были опилки. Впрочем, рядовой об этом не подозревал, зато его товарищи по службе периодически страдали от такой особенности их сослуживца. Но даже несмотря на свою недалекость, он был незаменимым членом команды, поскольку восполнял полное отсутствие логического мышления нехилой физической силой. — Девушка, а че мы сюда приперлись-то? — вырвалось у Хидана, когда Шизуне резко затормозила перед окнами палаты ИТАР. — Будем стоять сквозь окошко на полудохлых додиков пялиться? Шизуне подняла руку вверх, пытаясь заставить спецназовца помолчать хотя бы секунду. Она приблизилась к стеклу, через которое можно было разглядеть голубые стены палаты и многочисленное медицинское оборудование. Но её интересовало вовсе не оснащение палаты, а её пациенты. На трех кушетках лежали, подключенные к мониторам, трое больных. Тот, что находился ближе всех к окну, все ещё пребывал в сознании, однако дышал тяжело, а в некоторых местах на коже краснели лопнувшие капилляры. Он был неестественно худым, но все ещё был похож на человека, в отличие от других двух пациентов, с которыми мужчина был вынужден делить палату. Те, с засохшей кровью у рта и длинными конечностями, лежали почти неподвижно, лишь изредка дергаясь от судорог в мышцах. Их стеклянные глаза не выражали никаких других эмоций, кроме агонии и животного ужаса. Шизуне видела это на присланной из Токио записи, а вчера то же самое произошло в лаборатории в её отсутствие. Она не знала, сколько времени должно пройти до полного обращения, но интуиция подсказывала ей, что осталось совсем недолго. — Рядовой, вызывайте майора, — холодно произнесла женщина. — Пусть эвакуируют все инфекционное отделение и блокируют здесь двери. — Как скажете, — Хидан снял рацию с плеча и принялся передавать сообщение. Шизуне боялась отвести глаза от зараженных, но в то же время не могла находиться рядом с ними. Если стекло в лаборатории не задержало обращенную Карин, то окно в больничной палате точно падет, как пал Карфаген перед римлянами. Эвакуация была проведена оперативно, и когда в ближайших палатах не осталось пациентов, Хидан, Шизуне и подоспевший к ним на выручку майор Огата с интересом наблюдали за происходящим в палате. — Доктор Като, а чего именно мы ждем? — поинтересовался Джирайя, наклоняясь к женщине. — Не знаю, вы сами все увидите. Просто держите оружие наготове, — она обернулась на мельтешащего позади неё Хидана. Имея в запасе ещё пару секунд, женщина принялась вызванивать Цунаде, которая в этот момент ни сном ни духом не подозревала о том, что происходило, а точнее, должно было произойти на глазах у её коллеги-эпидемиолога. На звонок она ответила быстро и именно тогда, когда из палаты раздался душераздирающий вой. Хидан и Джирайя синхронно отшатнулись от окна, поудобнее перехватывая оружие. Голос Цунаде в трубке был последним островком спокойствия для Шизуне, но сосредоточиться на нем она уже не могла — вой в палате становился все громче.