ID работы: 11089528

Стагнация человечности

Гет
NC-17
В процессе
76
автор
Стиша соавтор
Размер:
планируется Макси, написано 268 страниц, 36 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
76 Нравится 92 Отзывы 27 В сборник Скачать

15.Иммунный ответ

Настройки текста
Примечания:
Утешайтесь надеждою; в скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны; К Римлянам. 12:12 Люди всегда защищали своих любимых и родных даже перед лицом смертельной опасности, и было в этом что-то святое, сокровенное. Такое, что словами невозможно выразить. Любовь человеческая есть сила, оружие, но что делать с оружием, если стрелять уже не в кого? Что делать с оружием, если защищать уже поздно? Миори тяжело спускалась по ступеням с крыши, намереваясь занять вахту, но не успела и до ведущей в фойе лестнице дойти, как её в коридоре выцепила Хана. Медсестра быстро схватила военную за плечики бронежилета, отталкивая её от себя. Она не плакала, даже не кричала, но в её взгляде читалась такая неподъемная боль, что сохранять зрительный контакт было физически невозможно. Она давила своим отчаянием и яростью, продолжая толкать военную в грудь, будто бы пытаясь вывести её на конфликт. Но Миори лишь молча пятилась назад, даже не пытаясь оказывать сопротивление. — Ты должна была её защищать! — процедила Джун сквозь зубы, хватая лейтенанта то за руки, то за плечи. — Так какого хрена ты этого не сделала?! Она рычала и плевалась ядом, словно разозленный дикий зверь. Миори до боли в деснах сжала челюсти, пытаясь сохранять спокойствие, пока перед глазами мерещилось лицо Сайи. Они были похожи с Ханой, тот же вечно хмурый сосредоточенный взгляд, те же зеленые глаза и светлые волосы. Она даже не была уверена, кто именно сейчас стоял перед ней. Впервые за долгие годы девушка вновь ощутила на себе состояние аффекта, когда тело становится мягким, а гравитация оказывается чудовищно сильной. Длинный белый коридор казался бесконечным, и голос Ханы, полный обиды и злости, эхом разносился по нему, отталкиваясь от стен и бумерангом возвращаясь назад. Воздух наполнился чужими эмоциями и загудел, словно сотни светодиодных ламп. Медик вновь ткнула военную в грудь, и Миори, наконец, перехватила чужую руку за запястье. — Мне жаль, ясно? — прорычала она в ответ. — Я сделала все, что могла! — Нихера ты не сделала, ни-хе-ра! — Хана отдернула руку и сделала шаг назад. — Ты должна была пристрелить тварь ещё до того, как она успела подобраться к моей сестре. — Ты думаешь, это так легко? Нажать на курок и все, дело с концами? — Миори скинула с плеч снайперскую винтовку и протянула её медсестре. — Знаешь, как этим пользоваться? — Это твоя работа, знать, как этим пользоваться. Миори скинула оружие на пол чуть более небрежно, чем следовало бы. У неё не было сил ругаться и оправдывать себя в глазах человека, которого она, что уж тут скрывать, действительно подвела. Но извиняться перед ней она не будет. Она вполне осознавала свою вину и без комментариев окружающих, и единственное, чего ей сейчас хотелось, это скрыться с глаз медсестры как можно скорее. Хана, шумно выдохнув, ещё раз попыталась толкнуть военную, но со спины её за плечи схватил Какаши. Она забрыкалась, принялась махать руками и оказывать активное сопротивление, но тот держал крепко, больно сжимая свои широкие ладони на её плечах. — Хана, успокойся, — сухо отозвался капитан, пытаясь развернуть девушку к себе; он надеялся, что намеренный переход на ты хоть как-то поможет, но реакции не последовало. Медик сбросила с себя чужие ладони и злобно посмотрела сначала на капитана, а затем на лейтенанта. — Идите вы все к черту! — бросила она, всплеснув руками, и, развернувшись, ушла в направлении душевых.

***

Вторые сутки подходили к концу, а напряжение в лаборатории только росло, заряжая воздух статическим электричеством. Держать зараженную девочку внутри было небезопасно, вот только ни у кого рука не поднималась избавиться от неё, а ученые со своим привычным хладнокровием следили за процессом патогенеза. Кабуто изучал состояние клеток Сайи под микроскопом, пока Орочимару, нервно щелкающий ручкой, вчитывался в анализы крови. Что-то было не так. Вторые сутки подходили к концу, но у девочки не было даже малейшего намека на симптомы. На все расспросы о самочувствии она отвечала положительно, хоть и голос её дрожал от осознания того, что жить в здравом уме ей осталось всего лишь несколько проклятых дней, а ей даже нельзя было ни с кем видеться. Она сидела в палате, где до этого была Карин. Стекло заменили ещё в тот вечер, когда патологоанатом из больницы проводил вскрытие тела, и теперь Джун смотрела на озадаченных чем-то вирусологов сквозь огромное окно, покручивая в руках ярко-красное яблоко. Укус на руке неприятно ныл, и она чувствовала его пульсацию даже сквозь перевязку. До неё глухо доносились голоса ученых, но она не могла разобрать их слова — да и не хотела. Её мысли плыли по сознанию, словно сбившиеся с курса кораблики, и сама девочка ощущала себя так же. Наверно, так чувствуют себя раковые больные. Во всяком случае, так казалось Сайе. Доживать свои дни с осознанием приближающейся кончины было мучительно больно, но хуже всего в этой ситуации было лишь то, что впервые за долгое время она ощутила одиночество на своей собственной шкуре. Хана появилась лишь раз прошлым вечером, чтобы занести еду, а затем скрылась, не в силах вынести присутствия зараженной сестры рядом с собой. И девочка не винила её, вот только никакого облегчения это не приносило. Обида зудела где-то под кожей словно черви-паразиты, и ей хотелось устроить истерику, целое театральное представление, чтобы на неё наконец обратили внимание. Мысли об одиночестве и глубоко поселившейся обиде мешались со страхом смерти, сильнее которого был только страх обращения. Она боялась причинить боль окружающим, боялась стать такой же агрессивной и безрассудной на последних стадиях заражения. Может, пуля в голову была не таким уж и плохим вариантом. Быстро. Безболезненно. Но даже такого исхода младшая Джун не хотела представлять. Она, как и все дети, неважно, маленькие или подросткового возраста, хотела верить в чудо. — Цунаде, смотри, — Орочимару оттолкнулся от своего стола и докатился на офисном стуле до коллеги. — У неё какой-то невероятно высокий уровень лейкоцитов в крови. — У неё инфекция в организме, ничего удивительного, — женщина отвернулась от экрана компьютера и, сдернув с рук перчатки, протерла глаза. — Дай сюда. Вырвав листок из тощих рук мужчины, она принялась вчитываться в анализы, постепенно понимая, чему был так удивлен её коллега. Мало того, что уровень лейкоцитов зашкаливал, так ещё и антитела обнаружились. Кабуто завертелся на стуле, подзывая к себе обоих вирусологов, и те синхронно сорвались со своих стульев, подходя к молодому специалисту. Он отодвинулся от микроскопа, поправил очки и принялся выводить на экран компьютера изображения и снимки. — Антитела распознают эпитоп антигена. Т-киллеры атакуют зараженные вирусами клетки и не дают инфекции распространиться, — он непонимающе посмотрел на нависших над ним вирусологов. — Как такое возможно? Может, она контактировала с вирусом прежде? — Сайя, — крикнула Цунаде, привлекая к себе девочку. — Ты бешенством случайно не болела? Или, может, тебя собака кусала? Джун закатила глаза и отрицательно помотала головой. Цунаде вновь наклонилась к Кабуто. — Её организм дает иммунный ответ. Но это же невозможно, так? — Кабуто отодвинулся от экрана, снимая с себя очки и протирая их о край футболки. — Если она не была в контакте с вирусом, то у неё не может быть приобретенного иммунитета. Не должен же он из воздуха взяться. — Да ты что? — ядовито отозвался Орочимару. — А мы без тебя не знали. Цунаде шикнула на коллегу, следом за этим дав ему легкий подзатыльник. Тот хоть и попытался увернуться, с треском провалился, и теперь обиженно потирал затылок. Доктор Сенджу вновь вернула свой взгляд на лист с анализами крови, а затем принялась сравнивать их с теми, что они взяли день назад и непосредственно в день заражения. — Откуда у неё эти сраные антитела? — прошипела себе под нос женщина. — Не может такого быть. Да даже если у неё кто-то из родителей бешенством болел, все равно не сходится. — Да, но ты же видишь, что её организм не дает инфекции распространиться, — фыркнул Орочимару, отбирая у неё бумажки. — Хочешь сказать, у неё иммунитет? — она в удивлении вскинула бровь и сложила руки на груди. — Слишком громкое заявление, у нас недостаточно данных. — Давайте подождем до завтра, — Кабуто свернул снимки на экране компьютера и поднялся со стула. — Начнется третий день, должны появиться симптомы. А дальше мы сможем провести больше тестов и заодно посмотреть, как её организм справляется с инфекцией. Вирусологи согласились и принялись собирать свои личные вещи с рабочих столов. Орочимару обвил руками свою огромную черную кружку, на дне которой ещё плескались остатки уже противно холодного кофе, и, даже не попрощавшись, вышел из помещения. Из зала напротив раздался жалобный визг медленно умиравшего от голода бегуна, и Цунаде на секунду застыла перед своим рабочим столом, а затем посмотрела на подкидывавшую вверх яблоко девочку. Та будто бы не замечала ученых, не замечала окружавших её аппаратов и колбочек, не замечала и самой палаты. Она была где-то в своей голове, представляя себя персонажем какой-то увлекательной истории, в которой у неё все было хорошо. На выходе из лаборатории доктор Сенджу столкнулась с пробегавшим по коридору Дейдарой. Одарив студента строгим взглядом, она уперла руки в бока и не дала ему пройти, однако тот, вытащив из небольшой холщевой сумки контейнер с едой, все же сумел убедить вирусолога разрешить ему навестить Сайю. И пусть время было уже позднее, его режим сна уже давным-давно не прибывал в норме, так что терять ему было нечего. Он прошмыгнул через закрывавшуюся дверь, на пороге обменявшись холодными взглядами с Кабуто, а затем оказался в лаборатории. Свет был выключен, и только из окна палаты Сайи на кафельный пол проливались желтоватые, несколько болезненные лучи от огромной круглой лампы. Дейдара прошел в предбоксник, не заходя в саму палату, и оставил на небольшой тумбочке с колесиками контейнер с едой. Сайя видела движение на периферии своего зрения, но предпочла игнорировать его. — Я принес тебе рамен. Совсем свежий, — тихо сказал студент, выходя из предбоксника и вставая перед огромным окном. Не теряя времени, он подтянул к себе один из офисных стульев, и сел напротив палаты. Он надеялся, искренне надеялся, что она поговорит с ним, но Джун продолжала делать вид, что рядом никого не было. И хоть глубоко в душе она жаждала быть с кем-то в эти невероятно долгие часы ожиданий появления первых симптомов, на практике ей оказалось трудно даже взглянуть на другого человека по ту сторону стекла. — Мы знакомы всего несколько дней, но, знаешь, я никогда не встречал таких смелых людей, как ты, — Дейдара опустил глаза в пол. — Вся эта история с рубильником… — А себя ты за смелого не считаешь? — девочка, кажется, посмеялась над ним, вот только усмешка была до невыносимого грустной. — Это же ты тогда приехал меня «спасать», — она пальцами изобразила кавычки, но голову так и не повернула, продолжая всматриваться в пустой белый потолок. — Мой друг говорит, что я просто тупой, и инстинкта самосохранения у меня нет, — Дей так же грустно усмехнулся в ответ, поднимая глаза на Джун. Почувствовав на себе чужой взгляд, Сайя наконец повернулась к нему лицом. Она ожидала увидеть жалость в его глазах, но вместо этого столкнулась лишь с искренним восхищением, и в груди что-то кольнуло. Он явился сюда не притворяться, как сильно он будет скорбеть по ней, или из вежливости произнести какие-то слова поддержки, или попрощаться. — Зачем ты пришел? — она нахмурилась, принимая свой обычный вид и слезая с кушетки; она уловила этот подозрительный огонек в его глазах и знала, что не успокоиться, пока не узнает истинную причину его появления на нижних этажах. — Просто хотел сказать спасибо, — небрежно бросил парень, покачиваясь из стороны в сторону на стуле. — Ты, конечно, не видела, но благодаря тебе у нас на парковке настоящая дискотека каждую ночь. Похлеще чем на студенческих вечеринках, я тебе клянусь. Школьница прыснула от смеха. Она уже и позабыла о том, что её жертва все же не была напрасной — она сумела подарить людям хоть какое-то чувство безопасности, пусть и несколько призрачное. — Ты не выглядишь, как тот, кто много ходит по вечеринкам, — она присела назад на кушетку. — А как я, по-твоему, выгляжу? — Ну, ты скорее тот чувак, который зависает в баре до четырех утра с друзьями-рокерами. И вы обсуждаете пиво и однокурсниц. Я угадала? — Ну почти, — парень рассмеялся. — Я тебе не говорил, но я вообще-то на юрфаке учусь. — Ого, студенты-юристы тоже ходят по барам, да? — Сайя с интересом посмотрела на собеседника; теперь ей наконец стало комфортнее разговаривать, и она постаралась задвинуть все мрачные мысли куда-то в угол сознания, чтобы расслабиться хоть на минуту. — А я думала ты на художественном учишься, или что-то такое. Музыка, может. — Я на юридический пошел, потому что от меня в этой жизни никто ничего не ждет. Я в глазах людей просто раздолбай, да и в твоих, наверно, тоже… Не то, чтобы меня это волнует, — Тсукури поднялся со стула и потянулся. — Я просто хотел доказать как окружающим, так и самому себе, что я значу что-то. Что я больше, чем кажусь… — Потому что тебя не воспринимают всерьез, — Сайя сама произнесла вслух его мысль, прежде чем студент успел добавить что-то ещё. — Я вызвалась переключить рубильник по этой же причине, прикинь. Дура, да? — Ты не дура. Ты молодец, — он произнес это с такой мягкостью в голосе, что девочке и правда хотелось верить в то, что он не лжет, чтобы успокоить или приободрить. — Ешь суп, а то остынет.

***

Небольшая архивная комнатушка на втором этаже, сверху донизу забитая старой документацией, которая никому уже не сдалась. Хана пришла сюда второй раз за весь день, чтобы побыть в одиночестве и выпустить ураганом бушевавшие в неё эмоции. Она не могла позволить себе сломаться на глазах других людей, но теперь, находясь в одиночестве, дала волю паре предательских слезинок скатиться по щекам. Внутри все рвалось по швам, и она будто бы физически ощущала, как расслаиваются её мышцы от пронзающей её вновь и вновь боли. Лучше не становилось, только хуже, и под конец дня она рассыпалась, словно карточный домик, чтобы следующим утром собрать себя вновь и сделать вид, что она переживет это. Хана твердила себе, что она в порядке, что она справится и сможет переступить через себя, чтобы провести последние дни с Сайей, но, когда прошлым вечером она зашла в лабораторию, все её внутренности будто бы вывернуло наружу. Она не могла даже смотреть на неё, зная, что совсем скоро её сестра, её маленькая колючка Сайя перестанет быть самой собой. Держась за полки, медсестра медленно осела на пол, давя в себе всхлипы. Она должна была держаться, она была обязана. Но ноющее под ребрами сердце говорило совсем иначе. Её руки дрожали, и старшая Джун не могла поверить в то, что все вот так закончится. Она, как и Сайя, хотела верить в чудо. Вот только чудес не бывает. Она услышала, как проворачивается ручка двери, и резко подскочила на ноги, вытирая дорожки слез с чуть покрасневших щек и шумно выдыхая. «Успокойся, все хорошо.» Хана не будет плакать при других. Не в этой жизни. Она выглянула из-за стеллажа, ожидая увидеть Рин или Ируку, ну или в крайнем случае Тобираму, но у дверей застыл капитан Хатаке, осторожно оглядывающийся по сторонам. Заметив светлые локоны медсестры, он тут же нахмурился, складывая руки на груди. — Ну! — рыкнула девушка. — И чего ты пришел? — Хотел сказать тебе, Хана, что ты полная идиотка, — холодно отозвался спецназовец. — Сидишь тут и истеришь, да? А могла это время провести с сестрой, пока она не… — Замолчи! — медик вырулила из-за стеллажа и вплотную подошла к военному, тыкая ему пальцем в грудь. — Я бы посмотрела на тебя, если бы ты на моем месте оказался. Мужчина ловко перехватил чужую руку и потянул на себя, заставляя Хану потерять равновесие буквально на секунду. Она пошатнулась, чувствуя, как быстро колотится сердце от прилива адреналина. Девушка сама заметить не успела, как из подавленного состояния она вышла в агрессию. Видимо, в ней это сидело всегда. То, что объединяло сестер Джун — ярость, только Сайя не противилась ей, в отличие от своей старшей сестры. — Истери, сколько влезет, только сестру не избегай, — Какаши отпустил её руку и заглянул в полные злости и боли глаза медика. — Если ей суждено умереть, то она не должна проходить через это в одиночку. У неё есть ты, так будь рядом. Он звучал отчужденно, но при этом так, словно какие-то струны его души вздрагивали при мысли о том, что девочка, ещё ребенок, останется совсем одна в своем ужасе перед смертью. Капитан не собирался объяснять Хане ничего, да и тратить время на вразумление какой-то медсестрички бы не стал, если бы не увидел, как она второй раз за день тайком пробиралась в архив. Но перед его глазами все ещё стояло её бледное лицо, когда он усаживал её на диван в комнате отдыха. В ушах разносился полный горького яда голос, когда она бросалась оскорблениями в Миори. Он чувствовал её боль — Хана без труда транслировала свои волнения на окружающих, вот только Какаши не привык переживать нечто подобное внутри себя. Армия лишала всех ощущений, делая из людей винтики, которыми было удобно управлять. Бесчувственные роботы, что легко выполняли любые приказы, не ставя под сомнения действия старших по званию и доверяя им свои жизни. Какаши не привык воспринимать эмоции, в особенности эмоции чужих людей, но старшая Джун порой так громко о них заявляла, что игнорировать это было невозможно. Даже если она не кричала, не плакала и даже не скандалила, её зеленые глаза вскрывали все, что творилось за ними. Ей даже не нужно было рассказывать каждому встречному о своих проблемах — её можно было читать, как открытую книгу. — Слышишь меня, Хана? — повторил Хатаке, привлекая к себе внимание вновь осевшей на пол медсестры. — Я устала, — протянула она, поднимая голову. — И мне не нужны советы от капитана спецназа. Я сама разберусь. Он больше ничего не ответил, молча нащупал ручку на двери и, бросив на девушку последний, полный сожаления взгляд, покинул архив.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.