Стагнация человечности

Чем меньше надежды внутри, тем больше представляется неизвестность причины, производящей мучение. Книга Премудрости Соломона. 17:12 Спина болела так сильно, что ей хотелось собственными руками выдрать из себя позвоночник. Стоять на ногах целый день она хоть и привыкла, но разраставшееся внутри чувство вины словно постепенно обретало свой собственный вес, придавливая её к земле. Миори медленно плелась по фойе после своей вахты, чувствуя на себе взгляды проходящих мимо людей. Даже сидевший на посту охраны Генма исподлобья проследил за маленькой фигурой в черной форме. Она пыталась убедить себя в том, что ей все равно, вот только груз ответственности становился все ощутимее на её хоть и крепких, но все же узких плечах. У неё было всего лишь одно задание, и даже с ним она не сумела справиться. Какая же из неё военная и хваленая снайперша, если пуля достигла цели слишком поздно, и теперь укушенная Сайя медленно прощалась со своей жизнью? Миори (не) ненавидела себя, однако чувство разочарования и вины испытывала как минимум потому, что именно из-за неё пострадал ребенок. Мерзко становилось ещё и от того, что окружающие подливали масла в огонь. Она сама прекрасно справлялась с самобичеванием, все свои двадцать пять лет жизни она только и делала, что критиковала саму себя. Теперь к процессу подключились и другие люди, в особенности Хана, при каждом удобном случае впивавшаяся в девушку полным ненависти и яда взглядом. Глубоко погруженная в собственные мысли, Иида не сразу почувствовала, как к её ноге прицепился ребенок. Она остановилась, наконец, услышав его требовательный писклявый голос, обращавшийся именно к ней. Своими маленькими ручками он тянул её за плотную ткань черных штанов, всеми силами пытаясь привлечь внимание девушки к себе. Она остановилась, понимая, что мальчишка от неё просто так не отцепится. — Чего тебе? — сухо спросила Миори, опуская взгляд на лохматые каштановые волосы Конохамару. Она не умела общаться с детьми, поскольку почти никогда с ними не взаимодействовала. А тут на её голову свалился целый пятилетний ребенок, который, ко всему прочему, ещё и вопил на все фойе. Он не плакал, нет, просто оставшись без внимания взрослых, очевидно, пытался найти способ заставить хоть кого-то обратить на себя внимание. — Тетя, тетя, пойдемте поиграем! — он вновь потянул её за брючину, а затем, обнаружив на ней карман, попытался расстегнуть его. Миори сделала шаг назад, не давая мальчику залезть в один из многочисленных карманов, а затем присела, чтобы быть на одном с ним уровне. — Я устала и не хочу играть, — спокойно ответила девушка, заглядывая ему в глаза. — Где твой добрый доктор? — Доктор Ирука спит, — расстроенно протянул Конохамару. — Ну пожалуйста! Давайте поиграем! Или почитаем мою книжку про китов. — Я хочу отдохнуть, давай потом, — она уже начала подниматься на ноги, как вдруг мальчик изменился в лице. Его большие глаза наполнились слезами, и он вновь обнял Миори за ногу, не давая ей сдвинуться с места. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! — его голос задрожал, заставляя сердце Миори неприятно сжаться. — Никто не хочет со мной играть, а мамы с папой нет. Почему они не приехали? Доктор сказал, что они меня заберут, а они не приехали. Тетя, почему они не приехали? Они бросили меня, да? Они боятся чудищ, которые на улице ходят, и поэтому не хотят приезжать? Её сердце начало обливаться кровью от пронзившей её столь внезапно боли. «Бросили». Когда-то давно она испытала похожее чувство, когда родители, занятые своими личными разборками, совсем забыли про неё, ещё маленькую девочку, оказавшуюся один на один с жестокой реальностью. Недовольно вздохнув, она сняла с себя все оружие и, наклонившись к Конохамару, подняла его на руки, не имея особого понятия, как именно держать на руках детей. Тот не сопротивлялся, наоборот, оказавшись в объятиях девушки, тут же прижался к её плечу, цепляясь за бронежилет. Он обвил её, словно коала, и ещё несколько секунд она стояла, боясь пошевелиться и пытаясь привыкнуть к этому непривычному положению. Она впервые в жизни взяла ребенка на руки. Если бы Хидан увидел её сейчас, точно бы лопнул от смеха. Это действительно выглядело комично со стороны, ведь сама девушка была низкой, а Конохамару, будучи уже метр с кепкой, выглядел огромным в её руках. — Они тебя не бросили, — солгала Иида, поглядывая по сторонам; сталкиваться сейчас с кем-то лицом к лицу ей не хотелось. — С ними все хорошо, я уверена. В городе есть особое место, называется чистая зона, там нет чудищ. Твои родители наверняка там, и их охраняют солдаты. Она не умела сюсюкаться, поэтому говорила с Конохамару почти как со взрослым, за исключением того, что избегала использования крепких матерных слов в своей речи. — Тогда почему они не приезжают? — все ещё с полным непонимания голосом вопросил мальчик. — Потому что из чистой зоны нельзя выезжать. Это сделано для того, чтобы никто не заболел. Понимаешь? Знаешь, что такое карантин? — Да, доктор Ирука объяснял. — Скажи-ка мне, где твой добрый доктор, — Миори поудобнее перехватила мальчика и посмотрела на него и на то, как сонно он потирал глаза; так всегда с детьми, им бы спать ложиться пора, а они играть просятся. — И почему он оставил тебя без присмотра? — Он уснул, — ворчливо буркнул Конохамару. — Здесь, на первом этаже. Вот там, — он пальцем ткнул в один из многочисленных коридоров, удалявшихся от фойе. — Пойдем к нему и скажем, что он плохо справляется со своими обязанностями, — она натянуто улыбнулась и двинулась в указанном мальчишкой направлении. Конохамару почти без остановки рассказывал что-то. То он говорил про то, как они с Ирукой провели день, то про новые факты о китах, которые он вычитал из энциклопедии. Из этого бессвязного потока мыслей Миори выяснила, что мальчику очень нравится рисовая лапша, и что язык синего кита весит целых четыре тонны. Она хмыкала и кивала на его реплики, особо не комментируя их — у неё действительно не было никаких сил на поддержание беседы, так ещё и настолько сумбурной и беспорядочной. Проходя мимо комнаты с пациентами из хирургии, лейтенант заметила сидевших на полу в коридоре девочек подростков. Ино и Сакура, подняв головы, ненавистно взглянули на военную, и та лишь отвела глаза в сторону, не в силах вынести такой поток негатива в свою сторону. Они буквально прожигали её своими взглядами, продолжая смотреть в спину даже после того, как девушка прошла вперед добрых пять метров. Её передернуло, и сидящий у неё на руках Конохамару ощутил, как военная повела плечами. Наконец, толкнув спиной дверь, она вошла в один из кабинетов, где на привезенной из больницы кушетке дремал врач. Услышав скрип двери, он потянулся и приоткрыл веки, однако от представшей перед ним довольно странной картины тут же подорвался со своего спального места, протирая глаза и удивленно пялясь на военную с Конохамару на руках. — Вот твой добрый доктор, — она похлопала мальчика по спине, а затем посмотрела на озадаченного врача. — Вы потеряли, — военная сухо констатировала факт. — Конохамару, ты… Ты когда успел сбежать от меня? — Ирука слез с кушетки и тут же забрал ребенка из рук лейтенанта, стараясь игнорировать присутствие её самой. — Вы уснули, когда мы читали книжку, и мне стало грустно! И я нашел тетю-военную, — он тыкнул пальцем в грустно стоящую в дверном проеме девушку. Ирука посмотрел на неё пустым взглядом. Он не испытывал таких же эмоций злости, как Хана или подруги Сайи, но ему было больно за свою коллегу, с которой он бок о бок проработал несколько лет. Он был чересчур эмпатичен, а потому при виде уставшей и поникшей Ханы автоматически винил в этом старшего лейтенанта, ведь, в конце концов, если бы она сумела попасть по бегуну раньше, чем он добрался до младшей Джун, то девочка бы не пострадала. При всем этом мужчина чувствовал и исходившую от военной тоску и едкую, липкую ненависть, которую она, по всей видимости, сейчас испытывала по отношению к самой себе. Он опустил ребенка на пол, и Конохамару обернулся на Миори, вновь подбегая к ней и хватая за брюки. — Почему на вас все так смотрят? Так, как будто обиделись, — он задрал голову и удивленно посмотрел на девушку. — Я сделала кое-что плохое, так что у них есть право на меня обижаться, — тоскливо отозвалась Иида и, подняв глаза на Ируку, обратилась уже к нему. — Доктор, не теряйте ребенка. Не стоит ему одному по лаборатории ходить. Она развернулась и вышла, медленным шагом двигаясь назад по коридору в сторону фойе. Конохамару нахмурился и повернулся к Ируке, пальцем тыча на дверь. — Доктор, вы же не обиделись на неё? Она хорошая, честно-честно! Доктор, не обижайтесь на тетю-военную, она может и хмурая, но добрая, правда. Она не стала со мной играть, но зато послушала мой рассказ про китов! — Ты рассказал ей про китов? — мужчина по-доброму усмехнулся. — Посиди здесь, я буквально на минуту выйду, ладно? Никуда не уходи. Он потрепал мальчишку по голове и выскочил за дверь, надеясь догнать ещё недалеко ушедшую Миори. Коридор закончился быстро, и миниатюрная фигура Миори замелькала в его поле зрения у ведущей в фойе арки. Он окликнул её по имени, заставляя девушку затормозить и развернуться. Тень удивления и раздражения скользнула по её лицу, и она уже мысленно приготовилась к очередному потоку оскорблений, которого, впрочем, не последовало. — Не вини себя, — тихо сказал Ирука, застывая в нескольких метрах от военной, колеблясь и не зная, подойти ближе или нет. Она выкатила на него свои удивленные, почти черные глаза, ожидая услышать совсем другое. Да и что это за фраза такая, «не вини себя»? Жалость и издевательства ей подавно не были нужны, и такая постановка предложения разозлила Миори ещё больше. Она угрожающе посмотрела на врача, сжимая в линию свои тонкие губы. Это было так глупо, что становилось ещё больнее. Сама Иида прекрасно осознавала свою ошибку, по причине которой пострадал живой здоровый человек, и все это выглядело просто как идиотская насмешка над ней и её переживаниями. Услышать такое от Какаши или Хидана было бы ещё понятно (и она уже получила необходимую дозу поддержки от своих товарищей), но Ирука был чужим, более того, она прекрасно понимала, что он скорее займет сторону медсестры, нежели её. — Мне жалость не нужна, — грубо отрезала она, делая короткую паузу. — Девочка умирает из-за меня, так что не надо такое говорить. Вы…, — она запнулась и посмотрела на педиатра; по его переносице проходил длинный побледневший шрам, очевидно, старый и заживший. — Ты бы за ребенком лучше следил, а не издевался надо мной. — Я не издеваюсь, — Умино пихнул руки в карманы огромного синего кардигана, который сейчас был на нем вместо привычного белого халата. — Мы все допускаем ошибки. У меня умирали пациенты. Дети. Ты наверно слышала, как люди говорят. У каждого врача есть свое личное кладбище. Полагаю у вас, военных, так же. Она молча кивнула, не зная, что ответить. Слышать такое было ещё больнее, чем чувствовать на себе тяжелые взгляды окружающих, и внутри неё заскрипело обыкновенно ледяное сердце. Девушка все ещё была солдатом, исполняющим свой долг и защищающим людей, ей нельзя раскисать и становиться мягче, и она лишь глубоко внутри себя понадеялась на то, что сказанные ей слова Ируки были искренними, а не просто попыткой унизить её. — Спасибо, — она ответила тихо, почти одними губами, и, развернувшись на пятках, зашагала прочь.

***

Время текло так болезненно медленно, что Хана не была уверена сколько именно дней прошло. Два, три, четыре. Она все-таки сумела переступить через саму себя и навестить Сайю после того, как Какаши тыкнул её, словно нашкодившего котенка, лицом в её же слабости. К внутреннему спокойствию девушки симптомы так и не дали о себе знать, и хоть Сайя все ещё была заражена, медсестра хотя бы надеялась на то, что мучиться её сестра не будет. Пребывать в болезненной агонии представлялось ей наиболее худшей кончиной, нежели что-то иное. Она стояла над барной стойкой, намазывая масло на горбушку хлеба и про себя повторяя список имевшихся у них на руках лекарств, чтобы хоть как-то забить мысли и отвлечься от внутренней боли. У неё уже был составлен план на грядущий день, и визит к сестре входил туда. Но нужно было продержаться до обеда, и потому девушка отрешенно возюкала ножом по кусочку черного хлеба, не замечая, что она стоит так уже минуты три. Хана была словно в трансе, не заметила даже, как проснулся спавший на диванчике Тобирама. Кажется, он сказал ей что-то, но теперь она была не уверена в этом. Из прострации её вывела Цунаде, осторожно тряхнув за плечо. Хана подняла свой стеклянный взгляд на вирусолога, пытаясь сфокусироваться на чужих чертах лица. — Хана, можно нам с тобой поговорить? — серьезно произнесла женщина, заглядывая в лицо медику. — Это по поводу Сайи. Сердце пропустило удар, и Хана выронила масленый нож из рук. Кое-как придя в себя, она подняла столовый прибор с пола и кивнула на вопрос. Откусив кусочек от хлеба, она последовала за ученой прямиком к ней в кабинет, где, к удивлению медсестры, собрались двое остальных вирусологов. Только Шизуне не было. Цунаде, выгнав Орочимару со своего стула, присела и, сложив руки в замок, строго посмотрела на напряженную Хану. — У неё не появляются симптомы. Идет уже шестой день, но их нет, — доктор Сенджу шумно выдохнула, её взгляд забегал по поверхности заваленного какими-то бумагами и мусором рабочего стола. — Организм дает иммунный ответ по неизвестной нам причине. Честно говоря, мы уже сомневаемся, что она вообще обратится… Светлые брови Джун поползли наверх от удивления, а сама она раскрыла рот, пытаясь сформировать хоть какой-то вопрос на своем языке, но слова соскальзывали с него, растворяясь в сухом воздухе. Она перевела взгляд на сидевшего на диванчике Кабуто, и тот, вытащив из кармана халата сложенные пополам анализы, вручил их прямо в руки обескураженной девушки. Она принялась листать их, глазами жадно впиваясь в цифры, не понимая, в чем же дело. Медик осторожно опустилась на жесткий диван рядом с молодым ученым, не отрывая взгляда от бумаг. Облизнув пересохшие губы и тихо вздохнув, Хана отдала анализы Кабуто и приложила кулак к подбородку. Весь мыслительный процесс отображался на её лице, а затем она недоверчиво уставилась на вирусологов. — Хотите сказать, у неё иммунитет? — вопросила она. Старшая Джун вновь обрела свой привычный строгий и сосредоточенный вид, однако, не позволяла надежде поселиться в груди. — Мы не знаем, — Цунаде пожала плечами. — Поэтому мы хотели поговорить с тобой. Может, ваша мама была укушена собакой и перенесла бешенство во время беременности? — Что? Причем здесь бешенство? — Джун уже совсем запуталась, не понимая, чего от неё хотят ученые. — Вирус, который обращает людей в бегунов, является штаммом бешенства. Мы стопроцентно подтвердили это буквально дня четыре назад, — подал голос Кабуто. — Поэтому мы предположили, что, возможно, либо сама Сайя, либо мать находились в контакте с вирусом. Иначе нам не объяснить, каким образом Т-киллеры так быстро начали атаковать вирус. — Генетическая память клеток, вы сами понимаете, — Сенджу скинула с себя белый халат. — Если у неё приобретенный иммунитет, это может все объяснить. Организм обнаруживает знакомый ему антиген и… Хана замахала руками, заставляя Цунаде замолчать. Она сама прекрасно понимала все эти умные слова, у неё было образование, ей не нужно было раскладывать все по полочкам, словно маленькому ребенку. Единственное, чего Хана не понимала, так это откуда у её сестры мог взяться иммунитет. Она поднялась с дивана и принялась ходить туда-сюда, разгоняя мысли по голове. Сайю точно никто не кусал, прививок от бешенства ей не делали, собственно, как и никому из них. Разве что… Медсестра остановилась посередине кабинета, устремляя пустой взгляд куда-то вверх, на свисавшие со шкафа папоротники. Их ядовито-зеленые хвосты сливались в одно огромное пятно, заставляя девушку в раздражении потереть ноющие веки. Внутри неё начал складываться пазл, собрать который она не могла долгие годы, но теперь, кажется, все встало на свои места. И это было единственным логичным объяснением, что приходило ей в голову в этот момент. Впрочем, девушка не знала, как на это отреагируют вирусологи – ей очень не хотелось, чтобы слетавшие с её губ слова звучали, как жутковатая сказка. — Я узнала это отца, думала, он придумал эту историю, но, судя по всему, нет, — она тихо вздохнула и мельком посмотрела на Кабуто, прежде чем вновь уставиться на огромное зеленое пятно из папоротников. — Если вы слышали, семнадцать лет назад проводились засекреченные клинические испытания вакцины от бешенства. Я поэтому и думала, что это неправда, ведь отец не мог рассказать всего и делился лишь кусочками истории. — Вакцина от бешенства? — выпалила Цунаде, не скрывая своего удивления. — Я слышал, — молчавший до этого Орочимару вдруг оживился. — Они пытались создать нечто вроде антидота. Чудодейственное лекарство, которое бы лечило болезнь уже на стадии появления симптомов. Но они ведь прикрыли этот проект, разве нет? Он не принес никаких результатов. — Полагаю, что так, — отозвалась Хана. — Откуда вы знаете об этом? — доктор Яшагоро прищурил взгляд, сгорая от научного интереса. — Моя мать участвовала в нем, будучи беременной Сайей. Она была испытуемой. На несколько секунд в кабинете повисла настороженная тишина. Слова Ханы действительно звучали, как глупая выдумка, однако вирусологи, так нуждавшиеся в логическом объяснении поведению иммунной системы младшей Джун, готовы были цепляться за любую ниточку, что могла привести их к разгадке. Цунаде, упираясь руками в стол, поднялась и посмотрела на своих коллег. Те, как и она сама, пытались переварить услышанное. Орочимару вновь попытался завалить медсестру вопросами о таинственных клинических испытаниях, но Хана почти на каждый из них пожимала плечами, не в силах дать толковый ответ. — Я ничего не знаю. Знаю, что она участвовала в нем, это все. Я понятия не имею, что там была за вакцина. Раз уж и вы не знаете… — Нам нужно связаться с Научно-Исследовательским Институтом, может, у них остались какие-то архивные данные, или хоть что-то, что дало бы нам наводку, — предложил Орочимару. — Мы все равно хотели отправить им результаты наших исследований… — Нет, это теперь подождет. Если у девчонки действительно иммунитет, то нам нужны будут её антитела. Переживем ещё один день и свяжемся с Токио, — вирусолог обогнула свой стол и подошла к медсестре, в заботливом жесте опуская руки ей на плечи. — Хана, я надеюсь, что у неё иммунитет. Не только потому, что в таком случае она будет ценна для дальнейших исследований, но и потому… — Я все понимаю, — сухо оборвала её Хана. Ей было плевать на исследования. Она знала, что вирусологам важно было одно — продолжать работать и копаться в вирусе, чтобы разработать вакцину. И Сайя действительно могла стать лучом надежды для всех отчаявшихся, однако Хане было все равно. Она лишь хотела, чтобы сестра жила. Семнадцать лет, совсем ещё ребенок, ей столько всего предстояло увидеть и пережить, и она даже думать не хотела о том, что для неё все могло вот-вот прекратиться. Если завтра не произойдет обращение, то, может быть, Хана наконец поверит в чудо. Руки Цунаде соскользнули с чужих плеч, и Джун, полная какого-то незнакомого ей прежде волнения, вышла из кабинета. Возможное обращение Сайи напоминало русскую рулетку, и Хана держала этот невидимый револьвер у своего виска, понятия не имея, чего ожидать от завтрашнего дня.