Стагнация человечности

Блаженны плачущие, ибо они утешатся. От Матфея. 5:4 Хана сломалась на второй день карантина. Часы пробили за полночь, когда массивная фигура Хидана неловко выскользнула за двери лаборатории, чтобы сменить Какаши на вахте. Тени чернели, а взгляд медсестры сквозь тонкую пелену слез следил за пересменкой военных. Она обещала себе не плакать, обещала держаться до последнего и ждать, пока ей выпадет шанс остаться наедине с собой, чтобы прорыдаться, прокричаться. Но время тянулось мучительно медленно, разгоняя тревогу по её сосудам, заставляя содрогаться от каждого шороха, каждого шага, каждого вздоха. Ей было плевать на то, что они могли быть заражены. Они торчали в предбокснике уже вторые сутки, и если в первые пару часов после пережитого она вообще ничего не соображала, пустым взглядом рассматривая лицо сестры сквозь стеклянную дверь и уверяя её в том, что все в порядке, то теперь мысли, словно охотничьи собаки, загоняли её в угол. Хана была невероятно сильной, её внутренний стержень стоически выдерживал все невзгоды и жизненные неурядицы. Последний раз, когда она молча плакала на людях, был на похоронах родителей, и она была уверена, что больше такого не повторится. И дело было вовсе не в том, что она считала слезы непозволительным проявлением слабости. Она просто не хотела вмешивать посторонних в свои чувства и переживания. Но сейчас все было иначе. Джун носом уткнулась в колени, пряча лицо от вошедшего в предбоксник Какаши. Оставалось лишь пережить последнюю беспокойную ночь в компании чужих людей, но чем дольше она сдерживала эту животную панику внутри себя, тем больнее ей становилось. Внутренний стержень, который, как ей казалось, был сделан из титана, начал давать трещины. Её плечи невольно вздрогнули, и она сдавила всхлип, сильнее обнимая себя за колени. Осознание произошедшего пришло к ней лишь после прибытия в лабораторию. И когда шок прошел, она лихорадочно осматривала свои руки, волосы, трогала лицо. Ей было тошно от самой себя, отвратительно и мерзко от осознания, что к ней прикасались. Первую ночь она не спала, слушая бешеные удары сердца в груди, пока перед глазами во всех деталях возникали образы напавших на неё мародеров. Хана прекрасно понимала, что с ней хотели сделать, и от этого становилось только хуже. Самым страшным в столь чрезвычайном положении оказались не уродливые и смертельно опасные бегуны. Самым страшным оказались люди. Люди, утратившие все человеческое, что в них когда-либо было. Не осталось теперь ничего святого, лишь искривленные в издевательских улыбках рожи бандитов, что так и продолжали всплывать у девушки перед стеклянным взглядом каждый раз, когда она закрывала глаза. И её трясло от ненависти к людям, миру и самой себе. Руки чесались содрать кожу со всех тех мест, где к ней прикасались, и она лишь в отчаянии запускала ладони в волосы, с силой сжимая в пальцах светлые локоны. Она сломалась на второй день карантина, когда все моральные и физические силы покинули её, оставив лишь оглушающую пустоту внутри. Хана до боли сжимала челюсти, до звона в ушах, до белых кругов перед зажмуренными глазами. Она не знала, куда деть все то, что сейчас кипело в ней ядовитой отравой. Она сломалась, когда почувствовала, как Хатаке медленно опускается на пол рядом с ней. — Хана… Слезы сами потекли из глаз. Девушка не сразу поняла, в какой момент перестала контролировать свое тело. Её трясло, а сама она силилась начисто стереть все воспоминания о вылазке в магазин, исступленно продолжая мысленно твердить себе не реветь при посторонних. Генма неподвижно спал на кушетке у стены напротив, подросток, которого они подобрали в тот день, свернулся калачиком на скамье, а Хидан нёс вахту. Рядом с ней был только Какаши, который на протяжении всего карантина наблюдал за душевными терзаниями девушке, не зная, как ей помочь. Он и сейчас не знал. Боялся прикасаться к ней, говорить что-либо. Он устроился на полу рядом на расстоянии нескольких сантиметров, но в холодном помещении и этого было достаточно, чтобы медсестра ощутила тепло чужого тела. Возможно, это стало последней каплей, а может она просто выдохлась. Ей не в ком было найти поддержку, а Сайя сейчас наверняка пребывала в неведении, занимаясь своими делами. Она ведь ей не сказала и не собиралась говорить о том, что на самом деле стряслось. Меньше знает — крепче спит. Тяжелая от бессонницы и тревоги голова казалось чугунной, и Хана с трудом её подняла, чтобы рукавом кофты стереть слезы с покрасневшего лица. Она тяжело дышала, всячески сдерживая вырывавшиеся из груди всхлипы. Ей хотелось исчезнуть, стать невидимкой, что угодно, лишь бы перестать чувствовать все те мерзкие эмоции, что словно черви-паразиты грызли её изнутри. Со стороны раздался тихий вздох, шуршание одежды. Хана осторожно перевела взгляд на вытянувшуюся перед ней руку спецназовца. Он держал небольшую металлическую фляжку перед ней, и запах алкоголя неприятно защекотал её ноздри. Она нахмурилась и посмотрела на Какаши. Респиратор болтался где-то на подбородке, на котором уже проступила щетина, а сам он буравил пустоту перед собой. — Выпей. Может, полегчает, — тихо произнес он, чуть дернув рукой в попытке переключить внимание медсестры на флягу. — Могу ещё сигареты предложить, у нас их теперь много. — Я не курю, — выдавила она из себя хриплым голосом, забирая из рук военного своеобразный символ поддержки. — Самое время начать. Какаши сказал это несерьезно, больше с целью разрядить атмосферу, но и это не сработало. Его слова пролетели мимо девушки, а она сама неуверенно сделала несколько глотков из фляги. Алкоголь неприятно обжог горло, и она скривилась в гримасе отвращения, вытирая рот тыльной стороной ладони. Горячая жидкость грела изнутри, расслабляя мышцы и волнами уходя в голову. Легче ей, конечно же, от этого не стало. Никакой алкоголь не смог бы смыть липкие отпечатки с её кожи, не стер бы болезненные воспоминания из её головы. Но Джун понимала, чувствовала в этих глотках чужую поддержку и заботу. Она всегда обо всех заботилась, порой даже во вред себе, в свою очередь не позволяя другим делать это для себя. Возможно, настало время изменить своим принципам хотя бы один раз в жизни. Повисшая неловкая тишина между ними теперь давила ещё сильнее, чем безмолвные минуты отчаяния, в коих она пребывала до этого. Сейчас Хана цеплялась за последнюю ниточку, связывавшую её с реальным миром, имя которой было Какаши Хатаке. — Я не понимаю, — шепотом произнесла она, вновь пряча лицо в коленях. — Я не понимаю, почему это произошло. Почему они так поступили? Почему это случилось со мной? — Это я виноват, — его голос был полон холодной злобы и ненависти. Он действительно винил себя. Если бы он пришел раньше, не замешкался с продуктами или вообще пошел бы вместе с ней, ничего бы не произошло. Хана была ему чужой, но он возложил на свои плечи ответственность за её благополучие в ту самую секунду, когда согласился взять её на вылазку. — Ты здесь не причём, — хрипло отвечала ему медсестра. — Нет, — отрезал он. — Я не должен был отпускать тебя одну. Я вообще не должен был брать тебя с нами. Моя безответственность могла стоить тебе жизни. — Ты не виноват, — отрешенно сказала девушка, вновь поднимая голову и взглядом утыкаясь в терявшуюся в полумраке фигуру мальчика, скрючившегося на скамье. — Я знаю это чувство. Чувство злости и глубокой вины, когда происходит что-то, что ты никак не мог предвидеть. — Я мог это предвидеть. Мы видели машины на парковке, я должен был… Он замолчал. Его полные самобичевания речи не смогли бы помочь ей, и он замолчал, поняв, что просто нарывается на жалость к себе, пусть и неосознанно. И все же, как Миори не смогла простить себе промах, из-за которого пострадала Сайя, так и он не сможет простить себе то, что произошло (и могло произойти) с Ханой. — Люди отвратительны, — выплюнул он, потупив взгляд. — Были и всегда будут. Небо синее, трава зеленая. Люди отвратительные. Не пытайся понять этого. Хана чувствовала, как в ней все ломается. Стержень вдруг превратился в карточный домик, и она вновь ощутила, как по опухшему лицу покатились предательские слезы. Она молча плакала, дрожь в плечах никак не унималась, а взгляд курсировал от стены к полу. Она проваливалась куда-то глубоко внутрь себя, в самую бездну, куда совсем не проникал свет. — Прости, я не знаю, как мне тебе помочь… Он был единственным здесь, кому Джун могла довериться. Ей хотелось стать слабой, всего лишь на секундочку, чтобы сбросить со своих плеч жалкие остатки острых осколков воспоминаний, и она, повинуясь интуиции, осторожно опустила голову ему на плечо. Она боялась прикасаться к кому-либо, но сейчас ей как никогда не хватало человеческого тепла, ей как никогда хотелось довериться кому-то. Спецназовец ощутил тяжесть на своем плече и повернулся, удивленно уставившись на светлую макушку. — Хана, — он аккуратно ткнул её локтем в бок, заставляя отстраниться. — Извини, — девушка вновь принялась вытирать лицо. — Нет-нет, все в порядке, я всего лишь хотел снять бронежилет, чтобы тебе было удобнее. Он расстегнул застежки и уложил ненужный сейчас предмет экипировки под ноги. Её голова вновь опустилась ему на острое плечо, и эта приятная тяжесть заставила его ощутить странное спокойствие. — Тебе нужно немного поспать, ладно? Если хочешь, я растолкаю охранника, чтобы ты легла на кушетку. — Не стоит, — фыркнула она, расслабляясь у него под боком и прикрывая застланные слезами глаза.

***

Последнее, чего мог ожидать Итачи, это появление Саске. Случайно спасенным во время вылазки подростком оказался младший брат полицейского, которого он уже как год не видел с тех самых пор, как тот решил уйти из дома. Бросил школу, принес горе волновавшимся за него родителям, испортил себе всю жизнь. Его бледное лицо, обрамленное угольными прядками волос, никак не выходило из головы Итачи, как бы он ни пытался себя отвлечь. Даже сейчас, в полумраке спящей лаборатории, сидя на полу и копаясь в одежде, он думал про брата. С тех пор, как он оказался в лаборатории, они обменялись лишь неловкими приветствиями, удивленно глазея друг на друга. Он свалился ему, как снег на голову, ошарашив и погрузив в детские воспоминания, когда все было ещё хорошо. Когда Саске лучезарно улыбался и зарывался в объятия старшего брата, а сам Итачи плавился от теплоты в своем сердце. Он любил его невероятно сильной любовью и продолжал любить, даже когда тот ушел, связавшись с плохой компанией. И он уже и не надеялся его увидеть, особенно с учетом сложившихся обстоятельств. Впрочем, жизнь продолжала подкидывать сюрпризы. — Ты чего киснешь? — Дейдара хлопнул его по спине. Учиха выпрямился и посмотрел на своего слегка подвыпившего товарища. Молодежь, посчитав нечестным, что взрослые уже успели устроить себе разгрузочный день, решили стащить пару бутылок саке из полученной с вылазки «посылки». Сайя вытащила из горы курток серую парку с украшавшим капюшон мехом и тут же нацепила её на себя, будто бы заявляя права на обновку. — Вот это я понимаю курточка! — гордо хмыкнула девочка, заплетающимися от опьянения пальцами пытаясь застегнуть молнию. — Теплая, с капюшоном. — Моя хорошая, она больше тебя на три размера, — хохотал ей в ответ Суйгецу. В воздухе витала легкая атмосфера беспечности и дурачества, в которую никак не мог влиться Итачи. Он действительно кис, Дейдара был прав, но у него не было никаких моральных сил участвовать в этом бессмысленном празднике жизни. Он продолжал угрюмо изучать вещи, складывая их в стопки по размерам, чтобы каждый мог отобрать для себя наиболее подходящую одежду. Мыслей о Саске меньше не становилось, но хотя бы он создавал видимость активности в этой суматохе. Завтра, когда их выпустят с карантина (он и думать не хотел о том, что брат мог быть заражен), парень обязательно поговорит с ним. Уже сейчас он мысленно пытался продумать их предстоящий разговор и свои собственные реплики, иногда останавливал поток бессвязных мыслей, думая, что будет лучше дать выговориться Саске, а затем вновь возвращался к своим шекспировским монологам. На секунду отвлекаясь от систематизации одежды, Итачи потянулся за своим полупустым пластиковым стаканчиком, чтобы сделать глоток приятно пьянящего напитка. Слушая Сайю, он вдруг поймал себя на мысли о том, что им могло запросто прилететь от старших за то, что они так расшумелись. Время было уже давно за полночь. — Так и скажи, что завидуешь, — Джун показала язык своему другу и наконец победила упрямую молнию. — Вуаля! — Хватит орать, — фыркнула на неё Сакура, вытаскивая из сложенной перед Итачи горой одежды красные спортивные штаны. — Это вам сейчас весело, а если разбудим кого-то из ученых, то будет очень грустно. — Душно, откройте окно, — съязвил Дейдара. Сайя смерила его гневным взглядом, и горе-студент беспомощно замахал руками, капитулируя. Получать по голове от кого-то младше возрастом, так ещё и от девчонки, он желанием не горел. Вокруг вещей вилась заинтересованная Мочи, с любопытством обнюхивая все, что ей попадалось. — Знаете, мне вся эта ситуация напоминает один фильм, — вновь подал голос Хозуки, оглядывая всех собравшихся. Они сидели в небольшой комнатушке, полной огромных старых книжных шкафов. За стеклянными дверями по коридору полз мрак, пол и стены подсвечивались от ярких вспышек уличных фонарей, плясавших свой танец огней за толстыми окнами вирусологической лаборатории. — Какой именно? Американцы много фильмов про зомби-апокалипсис сняли, — безучастно спросил Учиха, пытаясь хоть как-то поддержать разговор. — Кстати, как думаете, эта зараза и до них добралась уже? — беспокойно спросила Сакура, натягивая поверх лосин новенькие спортивки. — Сейчас погуглю, — Ино завалилась на кучу одежды, не давая полицейскому продолжить его деятельность, и принялась быстрыми движениями пальцев вводить запрос в поисковую строку браузера. — Так что за фильм? — Сайя аккуратно пнула ногой сидевшего на полу Суйгецу. — «Война миров Z». Смотрели? — айтишник отодвинулся от Сайи поближе к открытой бутылке саке, на дне которой плескались последние капли алкоголя. Заметив это, он в миг осушил её и тут же потянулся за второй, пока что ещё закрытой. Итачи, теперь вынужденный тоскливо пялиться в пустоту перед собой, недовольно вздохнул, а затем наклонился к Ино, чтобы заглянуть ей в телефон. Девочка, сразу же заметив столь наглое проявление любопытства, хмыкнула, но чуть приподняла свой смартфон, дабы парень смог прочитать статью вместе с ней. The New York Times неделю назад опубликовали статью о том, что на территории штата Калифорнии были выявлены первые случаи тяжелой инфекции под названием RABV-8, что совсем недавно было присвоено заболеванию всемирной организацией здравоохранения. Несмотря на закрытые границы, американцы не сумели избежать попадания болезни на территорию страны, что привело к введению чрезвычайного положения на территории всего штата и его полного карантина. Ино так увлеклась чтением статьи, что совсем перестала слушать беседовавших теперь о современном кинематографе друзей. — А как же «28 дней спустя»? Тоже отличный фильм, — Дейдара принялся копаться в голове в поисках других известных ему кино на такую же тематику. — Мне не зашел, не знаю, — Сайя пожала плечами и плюхнулась на пол. В куртке все же было жарко, и девочка быстро избавилась от лишнего предмета одежды. — Тебе просто Киллиан Мёрфи не нравится, — фыркнул Суйгецу. — Не мой типаж, извините. — Да? — Тсукури заулыбался. — А кто тебе тогда нравится? Может я твой типаж? — Даже не надейся, — хохотнула школьница, отбирая бутылку у своего друга и наполняя свой уже давно опустевший стаканчик. — Из фильмов про зомби мне понравился «Поезд в Пусан», корейцы классно сняли, я даже прослезилась на концовке. — Это все хорошие фильмы, но они не про нашу историю совсем, — Итачи на секунду оторвался от статьи, чтобы вставить свое мнение, уже ожидая от своего друга комментарии по поводу его занудства. — Я знаю! Я знаю, с чем можно нас сравнить! — Суйгецу аж подскочил с пола от радости только что пришедшей в его дурную пьяную голову мысли. — «The Last Of Us». Это, конечно, не фильм, но там главная героиня девочка с иммунитетом. Прямо как наша Сайя. — Ой, ну нет, — Джун тут же запротестовала. — Я помню, чем кончилась эта игра. Не хочу такую же концовку для нас. Она сама, впрочем, не играла в неё, всего лишь была сторонней наблюдательницей, когда Хозуки решил провести трансляцию на Твиче для своих друзей. Они только-только познакомились с Сайей, и после скучнейших уроков в школе залипать на чужое прохождение было для неё сродни терапии. Мозг разгружался, настроение поднималось — это всегда работало безотказно. — А чем она кончилась? — поинтересовалась Сакура, переводя взгляд то на подругу, то на взъерошенного айтишника. У неё были свои заботы. Ей не хотелось напиваться до беспамятства, но за последние полгода она впервые была настолько пьяной, что мысли в голове становились ватой. Она надеялась, что алкоголь заглушит мысли о родителях, заглушит страх, заглушит её внутренний полный угрожающей тревоги голос. Суйгецу же мельтешил на одном месте, переполненный беспокойством и радостью одновременно. Где-то на периферии его сознания, как и у всех них, витали мысли о том, что жизнь может прерваться в любой момент, и это лишь сильнее раззадоривало его, подогревало желание веселиться дальше, ведь каждый новый день мог стать последним. — Там девочка была с иммунитетом, и главный герой, за которого ты играешь, должен был доставить её к ученым, чтобы те смогли разработать вакцину. Он это сделал, но ученые сказали, что для создания вакцины антител было недостаточно, и надо было извлечь её мозг или что-то такое, я уже плохо помню, — он почесал затылок. — Короче, этот чувак в итоге не отдал девочку ученым. Ну и вакцину, собственно, никто тоже не создал. — Трэш, — безучастно протянула Яманака себе под нос, то ли реагируя на рассказ Суйгецу, то ли на только что прочитанную статью. На несколько секунд наступила неловкая тишина, и все присутствовавшие ощутили на своих плечах резко потяжелевший от тревоги воздух. Взгляд айтишника помрачнел, и он медленно опустился назад на пол, сгибая ноги в позу лотоса. — Ладно, — выдохнула Сакура, прерывая молчание, а затем потрясла Ино за коленку. — Так что там с американцами? — Болеют, — коротко ответила блондинка, откладывая телефон в сторону и упрямо смотря на нависшего над ней полицейского; тот тактично дожидался, пока школьница соизволит переместиться в другое место, дабы он смог продолжить раскладывать одежду по стопочкам. Наконец, она поднялась и потянулась. — Я спать, — сообщила Яманака, расплетая хвост густых волос. — Хорошо посидели, но у меня уже голова от всего этого раскалывается, если честно. Чао-какао. — А бутылку кто допивать будет? — возмутился Суйгецу. — Ну и ладно, нам больше достанется. Устало зевнув, Ино покинула их небольшое укрытие, растворившись в темноте безжизненного коридора. Хозуки принялся наполнять стаканчики, Итачи продолжил свою уже автоматизированную работу, а Дейдара включил свой плейлист классического рока, оставив его на небольшой громкости, дабы заполнить тишину окружавшего их пространства мелодиями растворившихся во времени годов.