Стагнация человечности

Господь испытывает праведного, а нечестивого и любящего насилие ненавидит душа Его. Псалтирь. 10:5 Выдохнув с облегчением, все покинули карантинную зону, в очередной раз радуясь собственной везучести. Как долго это могло продолжаться, никто не знал, да и не хотел. Дейдара, уже привыкший к капризной госпоже Фортуне, тем более. В его голову порой прокрадывалась коварная мысль о том, что в один прекрасный день все могло закончиться, а потому он жил так, словно каждая его секунда могла быть последней. Их выпустили уже под ночь, и хоть каждый из побывавших на вылазке получил свой заветный шанс понежиться и вздремнуть на кушетке в предбокснике, все же их мысли были заняты наконец наступившей возможностью как следует отдохнуть в более человеческих условиях. Меньше всех жаловалась Миори, а вот Тсукури за эти два дня успел взвыть, словно койот, и теперь, когда его отпустили на волю, он совсем не знал, куда идти. Остальные медленно расползались по кабинетам, словно тараканы, не обращая на студента никакого внимания, словно он вдруг перестал существовать. Даже его лучший друг устало отмахнулся, попросив оставить все увеселительные мероприятия на другой день. Его тугой хвост темных как уголь волос развевался, пока тот удалялся в сторону лестницы, оставляя Дейдару в уже привычном ему одиночестве. Он усмехнулся себе под нос, провожая обоих Учих взглядом, а затем наугад выбрал один из коридоров, дабы отыскать место для самого себя. Тихий шепот из-за полуприкрытой двери вынудил его остановиться и заглянуть внутрь. Парень сам не знал, что именно ожидал там увидеть. То ли сбежавшую из лаборатории тварь, то ли окончательно рехнувшуюся на фоне стресса медсестру Рин, что взяла за привычку говорить сама с собой, пока никто не видел. Однако его ожидала лишь умиротворенная картина, светловолосая девочка, мягко шептавшая что-то на ушко своей огромной белой кошке, удобно устроившейся у неё на груди. Сайя лежала на стареньком потрепанном диване в полной темноте, и лишь полоска света из коридора ползла по полу пыльного кабинета. Он вошел без стука, с любопытством просунув голову в дверной проем и уставившись на последнюю надежду человечества. Та, в свою очередь, услышав тихий скрип двери, резко повернула голову на звук, хмурясь и сжимая губы в тоненькую ниточку от разраставшегося внутри неё недовольства. — Ну и чего ты уставился? — Ладно, понял, позже зайду, — Тсукури попытался ретироваться, уже даже скрылся за дверью, однако, вопреки его ожиданиям, Сайя вновь подала голос, на этот раз попросив его ненадолго остаться. Заходя будто к себе домой, он принялся оглядывать кабинет, оставляя за собой дверь в том же положении, в каком она была до его появления. Присесть было негде, а в сон клонило ужасно, и на секунду Дейдара даже задумался, стоит ли вообще оставаться с ней. Он вполне мог отвергнуть девочку так же, как его отвергли все остальные — молча, с усталым равнодушием. Но студент остался, сам не до конца понимания, зачем. За неимением иных вариантов Тсукури устроился на полу рядом с диваном. Серый потолок утопал во мраке осенней ночи, пока тишина заботливо окутывала обоих молодых людей. Они молчали, не зная, о чем разговаривать, и разговаривать ли вообще. В этом не было никакой необходимости, хоть у студента и чесался язык поговорить с Джун. Он даже не видел её, слышал только приглушенное мурлыканье кошки и, кажется, чуть более тяжелое, нежели обычно, дыхание Сайи. — Ну что интересного в полицейском участке? — наконец, полушепотом спросила девочка. — Бегуны и охуенно сложные пароли на компьютерах, — он тихо хохотнул, улыбаясь сам себе под нос. — Да не на что там смотреть, если честно. Она издала какой-то нечленораздельный звук, по всей видимости означавший согласие, и они вновь погрузились в теплоту тишины на несколько минут. Дейдару уже начало клонить в сон, хоть на полу было твердо и холодно, но он так устал, что ему было плевать на подобные мелочи. Впрочем, Джун вновь подала голос. Она звучала несколько взволновано, даже напугано, насколько мог судить студент. В этой атмосфере все казалось чересчур интимным, и даже самые обычные реплики девочки звучали так, словно она ему исповедовалась. Разговор никак не завязывался, они обменивались стандартными фразами, даже погоду успели обсудить, но стойкое ощущение, что что-то было не так, никак не покидало Тсукури. Он приподнялся на локтях, заглядывая в абсолютно пустое лицо Сайи. В полумраке было тяжело различить её черты, однако он сразу же опознал на щеке пластырь, спутать который было невозможно ни с чем другим. Как давно она уже ходила с ним? — Тебя что-то беспокоит? — осторожно поинтересовался парень. — Я не самая лучшая подушка для нытья, но ты можешь рассказать мне, если… — Лучше бы я умерла. Он резко замолчал, шокировано округлив глаза. Сайя шумно вздохнула. — То есть, наверно это хорошо, что я жива. И Хана счастлива, и я вроде как «надежда человечества» и все такое… Но мне кажется, что я не подхожу на эту роль. Я даже перчатки иногда менять забываю, что уж говорить о помощи всем людям. — Ну, пока ты никого не заразила. — Это пока. — Слушай, — выплюнул он раздраженно. — Я тоже не просил вселенную делать из меня Мистера Неудачу, но получилось так, как получилось. Это прозвучит очень пафосно, но все в этом мире существует хотя бы для создания видимости какого-то баланса. Понимаешь? Мочи спрыгнула с рук Джун и, громко мурлыкая, юркнула в дверную щель. Её пушистый хвост скрылся в коридоре, а в груди у девочки вдруг стало пусто и неуютно, так, словно у неё только что забрали что-то очень важное, незаменимое. Она поникла, а обыкновенно горящий яростью взгляд потух. Наверно, Тсукури просто не мог до конца понять её, не мог понять какого это, нести такую ношу ответственности на столь юных плечах. Не мог понять, как бы ни старался. Но в глубине души он чувствовал то же самое, что и она. Глубокое чувство неуверенности в себе, спрятанное за маской шута, а в случае Сайи злости и агрессивности. Страх не оправдать чужие ожидания, не оказаться тем самым ключиком к спасению, который все в ней так трепетно желали видеть. — Мне кажется, я не подхожу на эту роль, вот и все. Почему я? — «Почему я» да «почему я». Да потому, господи! — он драматично всплеснул руками, будто бы взывая к остаткам здравого смысла Сайи. — Жизнь нам всем преподносит сюрпризы, и не всегда они приятные. Поверь, никто от тебя ничего не ждет, да и ты тоже никому ничем не обязана. Ты в первую очередь такой же человек, как и все мы. Так что плевать, кто ты, девочка с иммунитетом или президент Соединенных Штатов. Единственное, что от тебя требуют, это жить. От нас всех, на самом деле… — Хороший из тебя психолог, ничего не скажешь, — обиженно отозвалась школьница. — Какой есть, — Дейдара усмехнулся. — Помнишь, что я тебе сказал, когда первый раз тебя увидел? Она нахмурилась и отрицательно покачала головой, мол, с чего это вдруг она должна помнить такую информацию. — Я сказал, что люблю сильных женщин! — он сверкнул своей блистательной улыбкой, в надежде вызвать у девочки смех, ну или хотя бы колкую усмешку, но в ответ получил абсолютно противоположную реакцию. — Мне страшно, Дейдара. Я не сильная, я слабая и мне страшно, — её голос было практически невозможно услышать, и несмотря на этот едва уловимый шепот, он оставался холодным и твердым. — Сильные люди тоже имеют право на страх, — Тсукури вновь из самоуверенного клоуна превратился в обычного человека, такого же, как и Сайя, со своими заботами и страхами. — Я знаю, но… Это не особо помогает. — Ладно. Тогда что тебе поможет? Я могу сделать что-то, чтобы тебе было не так страшно? Или мы можем бояться вместе, если хочешь, — он засыпал её вариантами, но она лишь вытянула в его сторону свою ладонь, облаченную в перчатку. — Подержи меня за руку. Пожалуйста, — неуверенно произнесла Джун, устремляя взгляд в потолок и таким же полушепотом добавляя. — Только ты тоже перчатку надень, на всякий случай… Повторять дважды не пришлось. Быстро отыскав на небольшой тумбочке рядом с диваном упаковку перчаток, Тсукури надел аж две на свою левую ладонь, после чего, вновь устроившись лежа на полу, он поймал чужую руку, сплетая вместе свои и тонкие длинные пальцы Джун. Его сердце на секунду пропустило удар — да, он не мог прикоснуться к её коже, не мог ощутить её настоящего тепла, но в этом жесте было нечто большее, нечто гораздо более сокровенное. Он не отказался и не побоялся, напротив, с энтузиазмом ответил на предложение Сайи, чтобы хоть на секунду заставить ту почувствовать себя нужной и важной, заставить ощутить безопасность и комфорт, пусть даже мнимый и такой скоротечный. Дейдара молчал, чуть крепче сжимая её ладонь в своей, дабы ощутить чужое тепло. Он боялся пошевелиться или сделать вздох, не желая разрушать такой хрупкий момент. Парень понимал, что для самой Джун это была не просто детская просьба, а своеобразный способ показать свое доверие. Она в очередной раз позволила ему вторгнуться в свою зону комфорта, позволила приблизиться к её спрятанной от посторонних глаз душе настолько близко, насколько подбирались лишь немногие. И от осознания этого щемило в груди у них обоих. И хоть Сайя из последних сил строила из себя бунтарку со скверным характером, совладать с которыми могли разве что близкие подруги да старшая сестра, но ей нравилось это странное и незнакомое чувство уязвимости от чужого прикосновения. Конечно, это не могло избавить её от страха и снять ответственность, однако возможность сблизиться с кем-то на настолько глубоком психологическом уровне позволило ей сбросить кропотливо выстроенный фасад. Они ведь даже не смотрели друг на друга, просто молча лежали, держась за руки, но в этом жесте не было ни капли притворства, они оба были самыми настоящими, какими когда-либо были. Девочка сама не заметила, в какой момент уснула. Тсукури понял это только по тому, что её ладонь обмякла в его руке, перестала сжимать в ответ, а он так и продолжил лежать на спине, не шевелясь и слушая чужое дыхание. Он не отдавал себе отчет в том, сколько прошло времени, реальность прекратила для него существование, схлопнувшись до этой маленькой пыльной комнатушки. Ему пришлось отпустить её руку, когда он понял, что его собственная затекла, и практически сразу после этого он провалился в сладкое небытие прямо на холодном и неудобном полу, уже окончательно наплевав на физический комфорт.

***

День выдался на редкость солнечный. Обманчивые лучи солнца проливались сквозь окна лаборатории, коридоры просто утопали в свете, сверкали и от того казались еще более белыми. Шикамару и Ино медленно прогуливались по второму этажу, изредка останавливаясь у окон, чтобы понежиться на солнышке. Как бы им того ни хотелось, но октябрь был на носу, и лучи уже не грели так, как прежде, создавая лишь иллюзию тепла. Однако Яманака все равно подставляла свое лицо этим нежным и, возможно, последним поцелуям. Она торчала в этой треклятой лаборатории уже несчетное количество дней без возможности выйти на улицу и подышать свежим воздухом, а потому даже такая призрачная возможность «позагорать» уже приносила какую-никакую радость. Ино любила загорать. Точно так же, как любила шопинг, долгие поездки на машине и шумные посиделки в компаниях подруг с бутылкой пузырящегося шампанского. Тоска по минувшим дням, что теперь никак не вписывались в новую картину мира, вынуждала её постоянно прокручивать в голове самые особенные воспоминания, которые она трепетно хранила в своем сердце. И точно так же, как она любила все эти развлечения, она любила делиться ими с Шикамару, порой с удивлением обнаруживая, что он не делал тех или иных вещей ввиду своей болезни. Так, в свои двадцать три он ни разу не пробовал ни алкоголя, ни сигарет (хоть и признался, что к последнему у него был интерес). Но это было очевидно. — Ты никогда не катался на велосипеде? — Ино вновь остановилась у окна, ловко запрыгивая на подоконник. Она удивленно улыбнулась, явно не веря словам молодого человека, что покорно следовал за ней на протяжении всей их импровизированной прогулки. Нара раздраженно вздохнул, цокнул языком. — Да, — отрезал парень, пряча руки в карманы. — Родители у меня параноики были, удивительно, что мне разрешали на своих двоих ходить, а не на коляске катали… Не то, чтобы я был против. Он сказал последнюю фразу скорее в шутку, нежели всерьез. Однако за все время общения с ним Яманака успела заметить один крайне важный момент, никак несвязанный с его состоянием здоровья. Шикамару был очень ленивым сам по себе. Она находила подобную черту характера раздражающей и отталкивающей, но в парне эта лень её бесила неимоверно сильно не только потому, что он порой отказывался от каких-то её авантюр, но и потому, что он самым наглым образом забил на столь необходимую ему реабилитацию. Медсестра Нохара время от времени отчитывала его, после чего шла либо к Ино, либо к Канкуро, дабы те хоть как-то расшевелили молодого человека. И она пыталась, искренне пыталась, но получалось через раз. За это время они сблизились достаточно, чтобы чувствовать себя комфортно в обществе друг друга, и Ино даже не стеснялась выказывать свое недовольство, на что парень обыкновенно в раздраженном удивлении выгибал бровь. «Ты что, мать моя, чтобы отчитывать меня, как трехлетнего детеныша?». — Многое упускаешь, — девочка вздохнула, закидывая ноги на подоконник и обращая лицо к окну, из которого открывался приятный глазу вид на небольшой участок леса, окружавший лабораторию. — Но тебе же операцию сделали, так? Клапан починили? Чисто теоретически, ты теперь можешь кататься на велосипеде? Парень кивнул. — В таком случае, когда все это закончится, я обязательно научу тебя. Посидев так ещё минуту другую, школьница, наконец, спрыгнула и бодрым шагом направилась вперед по коридору, вынуждая Шикамару проследовать за ней. Он испытывал к ней какое-то болезненное чувство привязанности вперемешку с раздражением. Ино настолько своевольно вписалась в его жизнь, не оставила ему выбора обдумать, а нужно ли ему было это общение в первую очередь, что теперь он не представлял себе жизнь по-другому. Воспоминания о прошлом, которые были так свежи у школьницы, у Шикамару словно выветрились из головы. Он будто бы проживал день сурка, и, в отличие от Ино, его существование не было таким же ярким и насыщенным. Возможно поэтому он следовал за ней всегда и везде, отпуская саркастичные комментарии и ворча по дороге, упорно делая вид, что ему это совершенно не нравилось. На самом же деле он питался её воспоминаниями, компенсируя недостаток своих собственных. — Ты правда уверена, что это закончится? — он осторожно ускорил шаг, чтобы нагнать свою собеседницу. — Ну да. Когда ученые и врачи разработают вакцину, то проблем больше не будет, — она говорила это с какой-то наигранной уверенностью. — Ты действительно веришь в это или только делаешь вид? Есть такая классная штука — самовнушение. Мне кажется, ты сейчас занимаешься именно им. — Не правда! — вспылила Яманака, оборачиваясь на парня. — Да даже если и не верю, что с того? Я в первую очередь хочу жить, а если не верить в благополучный исход событий, то как тогда продолжать бороться? Если тебе совсем жить не хочется, то не проецируй это на других, Шика! Он мягко улыбнулся, услышав столь милое сокращение своего имени, а затем осторожно схватил школьницу за локоть, когда та попыталась ускориться. Он вполне мог ходить быстрым шагом, однако предпочитал неторопливые прогулки. В конце концов, спешить им было некуда. Чего Яманака не знала, так это то, что она в корне ошибалась в собственных суждениях касательно Шикамару. Вопреки её мыслям и образам он впервые чувствовал себя живым. И сейчас, когда над человечеством нависла смертельная угроза, он лишь с грустной ухмылкой сердился на вселенную за то, что она подарила ему второй шанс именно сейчас. Как и все обитатели лаборатории, Нара не знал, какой день станет для него последним, а потому несмотря на свой черствый реализм он твердо решил, что отныне не упустит ни единого шанса доказать самому себе, что он заслужил прожить эту жизнь на полную катушку. Во многом такую жажду к жизни ему неосознанно привила школьница, за что он был бесконечно ей благодарен. Она открыла ему глаза на те вещи, которых он прежде не замечал, или просто не придавал значения, но теперь, находясь на волосок от смерти, он смотрел на них под совершенно иным углом. Да, черт, даже мысль о гребанном велосипеде засела где-то у него на подкорке мозга. Может это и была злая шутка вселенной, дать молодому парню второй шанс в период пандемии и посмотреть, как долго он протянет, но прожить несколько насыщенных дней, играя в догонялки со смертью, все же было лучше, чем продолжать вести овощеподобный образ жизни. — Я просто смотрю на вещи с долей реализма, — пояснил Нара. — Цинизма. — Ну, и с долей цинизма тоже, разумеется. Но это не значит, что я не хочу жить, — он отпустил её локоть, давая ей полную свободу движений. — Ладно, так и быть. Если мы выживем, научишь меня кататься на велосипеде. Другой вопрос, где ты его найдешь?

***

Пепел падал на берцы, и Хидан раздраженно стряхивал его с носок ботинок. Сигареты были теперь на вес золота, даже с учетом успешной вылазки в магазин, а потому он изо всех сил старался курить медленно, смаковать, наслаждаться этим, как ритуалом, но по привычке умудрился завершить сие действие за пару минут, делая глубокие затяжки и дымя не хуже паровоза. К несчастью, это была последняя сигарета в пачке, и он негодующе завыл. Теперь ему оставалось дождаться пересменки, ведь только тогда он сможет либо стрельнуть у Миори, с которой он менялся, либо уже добраться до припрятанного им в комнате отдыха ещё нераспакованного блока. Дверь позади него громко заскрипела, и, легка на помине, девушка выкатилась на улицу раньше времени, а следом за ней главврач. — А ты чего это раньше времени, старлей? И че ты дока с собой привела? — Матсураси поморщил носом, наблюдая за тем, как девушка достает пачку парламента из нагрудного кармашка и делится сигаретой с врачом. — А мне можно? Иида хищно уставилась на него, секунду другую раздумывая, разумно ли было делиться с Хиданом драгоценным товаром. Рядовой не умел грамотно распределять ресурсы, а потому сигареты у него улетали с астрономической скоростью. Девушка, напротив, хоть и курила много, все же не разбрасывалась единственным доступным ей средством снятия напряжения так, как это делал её сослуживец. Стоило отдать должное – силы воли ей было не занимать. Устало вздохнув, лейтенант все-таки протянула ему сигарету, сразу же отмахнувшись от его никому ненужных, и больше издевательских, нежели искренних, благодарностей. Она присела на ступени, затягиваясь и выпуская едкое облачко дыма. Голова приятно закружилась. — Не обращай на нас внимания, Матсураси. Мы только покурить вышли, а ты вахту неси. Через три часа поменяемся только, — она даже не посмотрела на него, руками обняв колени и уложив на них голову. — Скука смертная. — Старший лейтенант, — строгий и холодный голос Тобирамы неприятно резанул по ушам девушки, отчего та поежилась. — Вы всех таким эскортом на перекур выводите, или это только мне такая честь оказана? Он словно до сих пор таил обиду за то, как с ним обошлись в его же больнице, когда под руководством Шизуне и с напором вооруженных спецназовцев он сдался и закрыл все учреждение на карантин. Конечно, мужчина теперь прекрасно осознавал, что иного выхода из ситуации не было, и эпидемиолог действовала согласно протоколу, вот только осознание этого факта от неприязни к солдафонам не избавило. Он обыкновенно не давал себе слабости срываться на подобные колкости, но каждый из куривших на крыльце понимал, что даже такая вольность со стороны доктора Сенджу особо ничего не значила. Во всяком случае теперь, когда все они сидели в одной лодке, вынужденные уживаться друг с другом. Миори намеренно пропустила полный желчи тон мимо ушей, выудив из его реплики лишь основную суть вопроса. Не оборачиваясь на мужчину, она стряхнула пепел и хмыкнула, делая очередную затяжку. — Вам в принципе оказана честь выйти воздушком подышать, дядя, — отозвалась военная. — Если вы считаете, что мы всех так выпускаем покурить – вы сильно ошибаетесь. — Этот мелкий белобрысый курит в форточку на первом этаже, — вставил свое замечание рядовой, как бы подтверждая слова своей сослуживицы о том, что подобная практика не взята за правило, а Тобираме просто повезло стать этаким исключением. Сенджу промолчал. В общем и целом, ему было плевать на жалкие попытки поддерживать теплые отношения с кем-либо в лаборатории, тем более с тупорылыми военными, он считал себя выше этого. Только в отличие от шумного Обито, который в любую удобную минуту напоминал всем о своем превосходстве прямо и в лоб, Тобирама «тактично» оставался в стороне. Ему не нужно было доказывать ни самому себе, ни окружающим собственную значимость, но в его голосе всегда сквозил налет высокомерия вперемешку с отвращением к окружающим людям. Миори была не лучше. Злая и колючая, словно забитая собака, она не находила ни одной веской причины строить из себя вежливую и учтивую особу, а потому не церемонилась ни с кем. Ну, кроме Конохомару. И, как показали последние неловкие ситуации, Ируки. В последнем она ещё не отдавала себе отчет, в отличие от все замечавших Хидана и Какаши, которые уже на пару друг с другом успели обменяться мыслями на этот счет. Сидя на ступеньках, она терпеливо дожидалась благодарности от врача, пусть даже наигранно театральной, за то, что позволила ему выйти вместе с ней на улицу. Но её не последовало. — Могли бы хоть для приличия сказать спасибо, — огрызнулась девушка, наблюдая за тем, как бумага медленно тлела, неумолимо приближаясь к фильтру. — Старший лейтенант, вы сами-то ради приличия что-то делаете? Мы взрослые люди, давайте будем честны друг с другом. Лицемерие — это самая отвратительная на свете вещь. Визг шин и тормозов на секунду оглушил обоих спецназовцев. По парковке несся державшийся на добром слове грязный и заляпанный кровью автомобиль с опущенными окнами. Гостей никто не ждал, и Хидан, сбросив недокуренную сигарету не землю, вскинул автомат. Все произошло так быстро, что он едва успел сориентироваться в резко изменившейся обстановке. Машина затормозила, из двери со стороны водителя выбросился вперед бледный мужчина с оружием в руках. Матсураси выстрелил слишком поздно, попал в стекло авто, отчего то вдребезги разлетелось на мелкие осколки, а цель скрылась за припаркованной прямо у входа в лабораторию иномаркой. Пуля просвистела в сантиметре от лица Миори. Она рассекла воздух так неожиданно, что сердце пропустило удар, а девушка даже понять ничего не успела, только услышала полный боли вскрик позади себя. Молниеносно среагировав, она подскочила и сняла пистолет с предохранителя — на ней не было её привычной экипировки, поскольку до начала её вахты оставалось три часа. — Док! — вскрикнул Хидан, оборачиваясь на Тобираму. Раздался ещё один выстрел. А за ним ещё один. Пули рикошетом отскакивали от стен, оставляя в них вмятины. На периферии зрения снайпера на секунду показался образ незнакомца, дрожащими руками сжимавшего оружие. Так же, как и враг, она выстрелила без предупреждения. Раз. Затем второй. Третья пуля задела капот автомобиля Итачи, за которым прятался неизвестный, и Иида выругалась себе под нос. Гильзы от патрон скатывались по ступеням. Она на секунду бросила взгляд назад, видя, как врач зажимает левой рукой кровоточащую рану на предплечье. Пальто было разорвано, а белая рубашка под ним вмиг пропиталась горячей жидкостью. Она скомандовала рядовому увести главврача внутрь лаборатории, пока сама пыталась вновь установить зрительный контакт с неизвестным. Хидан успел только крикнуть, что стрелявшие, вероятно, были мародерами, которые порядком подпортили им вылазку в супермаркет, но её это не интересовало. Она успела перезарядить пистолет, и, вытянув руки вперед, сделала один предупредительный выстрел. Если незнакомец был только один, то вряд ли он осмелился бы сунуться к вооруженным военным, тем более что Хидан уже выскочил назад на крыльцо, полный готовности и решимости как обороняться, так и нападать. Он понятия не имел, как мародеры могли вычислить их местонахождение, и откуда они взяли оружие, но времени размышлять не было. Нападавший, вопреки их надеждам, был не один. Успешно провернув отвлекающий маневр, он выкрал для своих товарищей несколько секунд, дабы те заняли наиболее удобные позиции рядом с лабораторией. Спецназовцев застали врасплох, из-за чего пострадал Тобирама, а теперь и сами они были на мушке у бандитов. С другой стороны раздался ещё один выстрел. Мимо. Меткостью мародеры не отличались, но умело компенсировали это своим количественным преимуществом. На обоих спецназовцев тут же обрушился град пуль. Матсураси бросился к припаркованному прямо у крыльца внедорожнику Джирайи, прячась, пока Миори, видимо, надеясь на удачу, осталась стоять на крыльце. Её руки не дрожали, и хоть вскрики нападавших несколько путали её, затрудняя установить точнее местоположение хотя бы одного из них, она оставалась максимально собранной. Стоило одному из них высунуться из своего укрытия, дабы оценить обстановку, как его тут же постигла моментальная смерть. Одно точечное попадание в голову не оставило нападавшему ни единого шанса на спасение. Миори шумно выдохнула, выигрывая себе пару лишних секунд, пока мародеры пребывали в замешательстве, и бросилась к Хидану. — Хуя ты его… Хэдшот, — усмехнулся рядовой. — Мое уважение. — Из пистолета тяжело, это не винтовка. Черт, откуда они взялись? — шипела девушка, пытаясь угомонить шумно бьющееся в груди сердце. — Это те самые, о которых капитан говорил? Хидан пожал плечами. Над их головами раздался громкий свист, за которым последовал издевательский смех. — Сучка-снайперша, ты подумай, а! — чей-то хриплый голос прозвучал всего в нескольких метрах от прятавшихся за внедорожником спецназовцев. — А ну выходи! Следующий выстрел разбил окна на автомобиле Джирайи, и на головы Хидана и Миори посыпались мелкие стеклышки. Девушка припала на четвереньки, заглядывая под машину и видя, как один из мародеров спокойно прохаживался рядом с ними. Она завалилась на бок и выстрелила, угодив противнику прямо в лодыжку. Словно дикий зверь он взвыл от боли, падая и хватаясь за поврежденную щиколотку, кости которой точно были раздробленные метким попаданием старшего лейтенанта. Иида была на низком старте, готовая в любую минуту броситься бежать вперед, но Хидан схватил её за ворот армейской куртки. — Старлей, не суйся, ты не экипирована! На подмогу выскочил капитан Хатаке, на которого так же, как и минуту назад на его сослуживцев, обрушились многочисленные выстрели. Открывавшийся ему угол обзора позволил добить уже раненого мародера, после чего он тут же бросился к своим напарникам. — Сколько их? — шепотом спросила Миори, вытирая со лба пот. Какаши показал указательный, средний и безымянный пальцы, на что девушка ответила кивком. Она вновь подскочила на ноги, делая несколько стратегических шагов по направлению к лестнице, дабы открывшийся ей вид позволил найти оставшихся нападавших. Над головой свистнула пуля. Миори пригнулась, стреляя наугад и заставляя Какаши и Хидана занять оборонительные позиции. Ещё один выстрел. Она попала в шею, снимая очередную потенциальную угрозу, но патронов в магазине не осталось. До боли и скрежета зубов сжав челюсти, лейтенант принялась в спешке перезаряжать оружие, аккуратно двигаясь в сторону притаившегося за Chevrolet капитана. Она представляла наибольшую опасность для мародеров, поскольку даже Какаши мог позавидовать её меткости и глазомеру, а также умению превращать чуть ли не любое огнестрельное оружие в снайперскую винтовку. Но даже с учетом всего вышеперечисленного, одна она бы с ними не разобралась. Капитан и рядовой, смекнув, чего именно добивалась девушка, превосходно выполняли роль приманки, выуживая противников из их укрытий и позволяя лейтенанту выполнять основную задачу. Впрочем, отчаявшиеся мародеры патронов не жалели. Резкая обжигающая боль в ноге заставила Миори громко вскрикнуть и упасть на ступени, заливая все под собой ярко-красной кровью. Вся внутренняя сторона бедра пульсировала, а из раны било фонтаном. Трясущимися руками девушка сделала ещё один выстрел, угодила бандиту в плечо и оставила того на своих сослуживцев, пока сама она предприняла тщетную попытку встать на ноги. Кровь хлестала так сильно, что девушку начала охватывать нешуточная паника, и она, отбросив пистолет в сторону, вцепилась в бедро, уже даже не понимая, где именно было больнее всего. Горела вся нога. Словно каждая мышца, каждый нерв был охвачен безжалостным пламенем. Её трясло от боли. Образовавшаяся под ней лужа с каждой секундой становилась все внушительнее, и она с животным страхом в глазах наблюдала, как кровь расползалась по асфальту, пока подбежавший к девушке Хидан не подхватил её на руки. Она схватилась за его бронежилет, чувствуя эту болезненную пульсацию в бедре, от которой все её тело словно скручивали в тугой узел. Ей хотелось избавиться от этого чувства, но она никак не могла. Ей оставалось только в панике наблюдать, как брызгала кровь, пока Матсураси, прижимая её к себе, несся уже по коридорам лаборатории.