***
Свежий морозный ночной воздух Петербурга взбодрит каждого. России тоже стало немного легче, когда он, накидывая на плечи свою дорогую шинель, наконец сошëл с крыльца Сената и вздохнул полной грудью. Вокруг словно застыли миллионы мелких остывших капелек воды, которые освежали и морозили одновременно. Для привыкшего к погоде Петербурга такое не было чем-то необыкновенным, но сказать, что противно или же привычно стоять здесь, язык не поворачивался. После небольшой паузы русский стал медленно идти к Зимнему дворцу. Сейчас здесь не было так много людей как днëм, поэтому можно передохнуть хотя бы пол часика. Горели красивые фонари вдоль всей площади, из окон дворца и всего Сената тоже выходили яркие лучи, а вечно перемещающиеся людские фигуры добавляли жизни этой ночной пустоте. В эту минуту он себя чувствовал отчуждëнно от всего мира и, казалось бы, с годами он стал любить подобные моменты, когда можно отдохнуть от всего, но изнутри давил тяжëлый камень всех накопившихся дел, так ещë и проблемы войны. Только периодически проезжающие кареты, редкие пары людей, оживлëнно обуждающие какие-то дневные проблемы, разряжали обстановку. Россия уже почти дошëл до главных ворот, но те закрыты, так что нет смысла стучаться в них. Он просто стал обходить дворец по направлению к набережной. Хотелось найти место с самым свежим воздухом, словно он мог лишить русского всех мыслей в голове. Подул холодный ветер, что заставило Россию посильнее закутаться в шинель, ведь кроме неë и опрятного мундира у него ничего не было. Вдруг вспомнились слова Германии: " Вечно ты любишь выходить на улицу практически голым! Хоть бы пальто накинул! " Это было ранней весной, и немец упрекал русского в том, что второй вышел на холодную улицу в одной парадной лëгкой блузке. Как же хотелось, чтобы он сказал сейчас нечто подобное. На набережной ходило куда больше людей, чем на площади. Также проезжали редкие кареты, тройки, кибитки, что придавало больше жизни городу. Россия только подошëл к перилам у канала, как его тут же стали окликивать со разных сторон: - Здравствуйте, господин Российская империя! - Добрый вечер! Как ваши дела? - Что вы делаете здесь в столь поздний час? - Вам часом не холодно? Он даже не знал кому что отвечать. Видимо недалеко закончился бал или устраивали спектакль и вот они все встретились. Меньше всего хотелось говорить с людьми. Насколько бы доброжелательными они бы ни были, так что он отмахивался от каждого простенькими ответами, а-ля: " И вам здравствуйте! ", "Всë хорошо, спасибо, что спросили", "Дела у меня", "Мне нормально". Такими темпами толпа быстро поняла, что воплощение устало и отошли от него, когда они отходили, то Россия услышал краем уха: - Так ведь он обычно с воплощением Священной Римской империи расхаживает. А сейчас такие нехорошие вести ходят о том, что сейчас там наверху происходит. Переживает наверняка. "Какое точное попадание," - подумал русский, запрокинув голову к небу, чтобы размять шею. Хотелось к ним подбежать и крикнуть, что не их вообще дело лезть в его дела, но толпа была далековато, а бежать - лень. Мимо проходили милые пары, и в другой бы момент Россия бы только лишний раз заулыбался, осознавая, что они с Германией смотряться также, но сейчас в душе лишь прибавлялось больше горечи. Российская империя уже третий раз шëл вдоль набережной и обратно, чтобы слишком далеко не уходить и думал обо всëм, но только не о своей государственной выгоде. Раньше бы их пара по-другому распределила роли: немец стал бы защитником, а русский - под его охраной. Ведь когда-то в детстве Русь был лишь мелким сорванцом, которому Германия помогал слезать со слишком высоких веток, промывал глубокие раны, а также защищал на собраниях стран, ведь для остальных Русь не представлял никакой угрозы вообще. Но вот сейчас они чувствуют себя совершенно не так. Именно русскому хотелось преодолеть все тысячи километров, чтобы отогнать любую беду, а в данный момент Пруссию, от своего возлюбленного, а немцу пускай и грела душу идея лично разобраться с пруссаком, но хотелось видеть Россию рядом для ещë большего спокойствия. Как же всë меняется со временем. На это русский только многозначительно хмыкнул и решил идти обратно в Сенате для выслушивания принятого решения. Уже подходя к крыльцу, он точно для себя решил, что будет принимать участие в этом конфликте, что бы ему не говорили, как бы не подвергали сомнению его честь, но он будет. Ради него. И даже не ради своей славы.***
В зале было необычайно душно, когда он зашëл. Неужели этот Иван Константинович настолько не любит свежий воздух? Как они все могут рационально мыслить здесь? Много подобных мелких вещей сейчас выводили из себя Россию, из-за чего он как-то громко хлопнул дверью. Все засидающие вдруг замолчали, обратились к нему и громко поздоровались. - И вам снова здравствуйте, господа присяжные! - с долей раздражения приговорил Россия, направляясь к дивану, куда он кинул свою шинель. После прогулки у него появилось больше уверенности в своей правоте, поэтому он больше не намерен терпеть этого цирка. Первым шагом стало открытие большого окна под косые взгляды Ивана Константиновича, но спорить никто не стал. Вторым шагом Россия уверенно отодвинул свой самый богато украшенный стул, сел на него и как-то небрежно на нëм разместился, чтобы своей уже не такой аккуратной позой показать недовольство и усталость. В детстве он бы на такое не решился, но открытые новые позиции на жизнь подарили ему куда больше решимости, ещë больше упëртости и понимание, что он действительно имеет преимущество перед всеми неуважающими его мнение людьми. Тяжëлые детские года не прошли даром, и он им как никогда благодарен. - Ну что же вы тут решили? - сурово начал он, неопределëнео улыбаясь, дабы дать понять, что эти клоуны его порядком выбесили. - Если быть с вами, господин Российская империя, до конца честными, - коротко начал один из чиновников, - то мы ещë не пришли к единому решению. Может быть вы подо... - Нет, ждать я больше не намерен, - оборвал его Россия. Улыбка тут же пропала, и все поняли, что сейчас им не поздоровится, - сколько вы тут уже сидите!? Я потерял счëт времени! Неужели когда-то я принял на эту должность таких бездарей, которые не могут за несколько часов найти решение!? Вы - надежда нашей страны, а если считать меня, то вы прямо сейчас смотрите ей в глаза! Как вы вообще так можете!? Думаю вряд ли вы реально не можете найти решение, а специально время тяните, чтобы потом больше получить выплаты ассигнациями! Большинство уже потупили взгляды вниз, думая, что это их защитит от гнева воплощения. Они думали, что вряд ли Россия за сегодняшний день их разоблачит, ведь собрания действительно изматывающее. А Россия замолчал и выжидающе смотрел на них. Его голос звучал как всегда твëрдо, а сейчас ещë и довольно громко, поэтому в зале словно висели отголоски такого выговора, что заставляло немного звенеть уши самого славянина. Он уже давно просëк их хитрость, просто до этого капелька терпения присутствовала, а сейчас - нет. - И что же вы, господа, молчите? - стал пытать он их, - до этого у вас было столько времени, чтобы всë досконально изучить, может стоит и меня посвятить в дело? - Ох, господин Российская империя, - робко начал один, - ну мы точно можем сказать, что Королевство Пруссия будет нелëгким противником... - Это я и без вас знаю, - перебил его Россия, сложив руки на груди и чуть отодвинувшись от стола, - ближе к сути, и я поеду домой. Я порядком устал от всего вашего концерта. - Хорошо, - огорчëнно сказал тот, - нам кажется, что лучше оставить всю эту затею на плечах наших европейских товарищей, ведь в данный момент Королевство Пруссия никак нас не беспокоит. Именно этого и боялся Россия, что сейчас нет выгоды никакой. Пока что вся суть войны в противостоянии Священной Римской империи и Пруссии. Это их личная перепалка и повод поставить на место одного из них. Но русский до последнего не хотел, чтобы оставался такой расклад дел. - Тогда слушайте меня, - с усталым вздохом стал декламировать Россия, - я конечно прекрасно понимаю вашу позицию, Лев Иосифович, - обратился он к этому чиновнику, - но я считаю, что это крайне бестактно вот так просто оставить на произвол судьбы наших немецких товарищей в Священной Римской империи. Как вы помните, мы с их воплощением наладили связи, и я считаю, что это уж слишком грубо с моей стороны оставлять его наедине с такой проблемой. Поэтому из соображения сохранения моей и, соответственно, вашей чести перед одним из европейских лидеров, я заявляю, что при первой же возможности мы вступаем в конфликт. Никто не осмелился и слова поперëк вставить. Государственная позиция воплощения крайне высока, поэтому спорить с ним, когда он говорит с такой уверенностью крайне небезопасно для здоровья, как морального, так и физического. Тем более после выговора как-то было неприлично начинать спорить. А Россия же сидел и прожигал каждого сидящего в зале, но внутри крайне удивлëн, что такая простая причина для вступления в войну вообще засчиталась. Он думал, что его будут закидывать вопросами, но ничего подобного не произошло. - Ну что ж, - со вздохом произнëс славянин, - молчание - знак согласия. Несите нужные бумаги: подпишем сразу всë что надо. Я не намерен сидеть здесь с вами больше двадцати минут.***
Вернулся Россия домой так быстро, насколько мог. Сил не было больше ни на что, учитывая, что кто-то ему словечко замолвил о каком-то приëме вечера так в десять, а единственное на что он сейчас готов - так это убить первого попавшегося человека. Вся ситуация неимоверно раздражала и одновременно удручала. Казалось бы, он поставил врунов на место и вернулся с победой, но душа сжималась, хотелось лезть на стену и выть. Но если кто-то из слуг будет проходить мимо, то без очередного приëма врача не обойтись. Сейчас Россия обитал в личном дворце на окраине Петербурга, где он мог хорошенько отдохнуть от лишней суеты большого города. Окна его комнаты выходили на начало леса. Это сделано специально, чтобы воплощение могло морально разгрузиться, а вот окна кабинета, который находился в другой части дворца, направлены на вид города. Подобные тонкости русский ценил в своих подчинëнных, особенно сейчас, когда нужно сбросить с себя груз. Взмокший пиджак был брошен на стул, сумка с вещами небрежно положена на стол, окна и балкон - на распашку. Всë говорило о плохом настроении хозяина покоев. Он вышел на балкон. Небо было затянуто тучами, из-за чего на земле становилось ещë темнее. Резкие порывы ветра резали незакрытую одеждой кожу, словно норовили оставить ещë несколько шрамов в коллекцию. Ещë не опавшие листья болтались на волоске от своей кончины, пытаясь удержаться на ветке. Мир вокруг полностью отражал внутреннее состояние воплощения. От опрятного вида уже ничего не осталось: причëска полностью растрепалась, лицо помятое, а ворот рубашки расстëгнут сразу на две пуговицы. Судя по погоде, никто не осмелиться выйти наружу в одной рубашке, но Россия как всегда выделился. Ему было совершенно фиолетово на такие мелочи, хотелось лишь избавиться от своих переживаний, и только потом можно позаботиться и о себе. Российская империя подошëл вплотную к перилам, опëрся на них локтями. Завëл руки в шевелюру, массируя голову, будто тяжëлые мысли испаряться. "В конце концов, у нас бывало хуже," - вдруг подумал русский, - "не стоит, возможно, так загоняться из-за этого. Гера же тоже не из робкого десятка, но... Я за него так сильно переживаю! " Славянин обратил взгляд на небо, пытаясь найти хоть там ответ. Может быть, Творец услышит его мольбы и поможет? И тут же, перед глазами пронеслись те самые годы, воспоминания о которых хочется стереть под корень.***
Времена Смуты хочется забыть любому человеку, который остался жив после тех времëн: вместо царя главенствует полная анархия; на улицы страшно выходить, ведь могут напасть как свои, так и поляки; категорически не хватало еды настолько, что можно было даже собак и кошек бродячих съесть. А все эти унижения, посылаемые верхам управления! Юный Россия прекрасно помнит, как каждый день под окна приходили толпы недовольных крестьян, жаждущих отрубить головы каждому, кто сидит в Кремле. Бояре старались угомонить буйства, защищали нового царя и, главное, молодое воплощение, ведь был такой риск потерять его самым первым. Как только в стране происходит бедствие подобного масштаба, то воплощение сразу начинает дурно себя чувствовать. Россия, разумеется, тоже. Но он не хотел выглядеть в глазах других воплощений хлипким парнишкой, неспособным защитить себя от разрухи в стране. А ведь европейские воплощения позволяли себе такое отношение к России. Так что он выбрал, пусть и не самый правильный путь, но зато более подходящий - путь притворства, что с ним всë в порядке, и это лишь кажется, что в государстве полный беспорядок. Невероятно страшно находиться даже у себя в покоях: в голове лишь мысль, что и сюда могут пробраться разъярённые крестьяне. По их мнению, воплощение в первую очередь во всех неблагополучной ситуации, а потом уже и сам царь, понимаете ли, постарался. Всë, что Россия мог делать - молиться, что доживëт до завтрашнего утра. Здоровье тоже неумолимо ухудшалось: каждый день головные боли, головокружение, непонятные позывы тошноты и всë в таком духе. Но он не мог себе позволить выглядеть в глазах других болезненным! Удар по репутации придëтся такой, что будет безумно сложно восстановиться после такого. Отвратительно! Хочется перемотать время сразу к лучшим временам. И так каждый проклятый день!!! А как вспоминается день, когда сам Германия увидел Россию таким... В тот день все забаррикадировались у себя в теремах, избах. Очередное восстание поднялось и пошло к дворцу царя. Столпились у балкона, предположительно, самого Алексея Михайловича и требовали, чтобы тот вышел и привëл с собой Россию. Непонятно чего ожидали. Неужели прямого повиновения со стороны правителей страны? Разумеется, послали приближëнных, но крики недовольных слышны даже из отдалëнных место дворца от места сборища. Алексея Михайловича увели чуть ли не в самый подвал для безопасности, но больного Россию пришлось оставить в его покоях, в надежде, что бунтующие не настолько разбираются в планировке здания и не узнают, где находится воплощение. Российское государство лежал в своей постели, которая была ещë не такой роскошной, как у него в имперские времена, но этого было более чем достаточно. Когда он оставался один, то мог спокойно позволить себе болеть, чтобы на публике снова надевать маску здорового парня. Ему всего лишь шестнадцать на человеческие года, во всех аспектах жизненных морали у него не должна быть такая жизнь, как сейчас: он должен быть здоров, как бык; вокруг должна быть благоприятная обстановка для счастливой жизни; вокруг него должны ходить друзья, но... Жизнь воплощений тем и тяжела, что ты не можешь позволить себе того, что могут позволить обычные дети. Вот он и прикован к постели, окружëнный со всех сторон угрозами и покушениями на собственную жизнь. Если бы кто-то знал, насколько это невыносимо! Он не выбирал, кем родиться, значит... Должен вынести эти испытания, как сильное воплощение потенциального государства. Но... Может ли хоть минуток пять прочувствовать своë реальное положение и снять маску обмана? Россия надеется, что да. - О господи... - простонал юноша, сворачиваясь клубком от боли в животе. Внезапные рвотные позывы резко приближались к горлу, хотя он же ничего не ел сегодня, чем ему... Не важно... Хоть бы это закончилось! А многочисленные люди своими криками только нагнетали обстановку, и становилось ещë хуже. Голова была точно чугунный котелок, любое неаккуратное движение отражалось в голове невыносимыми "перекатами" по стенкам железной бандуры, а крики - удары со всей силы по этому котлу. Ужасно! Что тут может помочь? Да один хрен знает! Ничего! Лишь повеситься и всë!!! Россия захотел лечь на другой бок, но слишком резко перевернулся на спину и внутри всë ухнуло с такой болью, что он аж взвыл. Сразу же перевернулся лицом к окну, чтобы если кто-то зашëл, то не увидел корчущееся от боли лицо юноши. В глазах потемнело, а в уголках блестели кристаллики слëз. Как же отвратительно осознавать, что ты сам допустил такое своë состояние. "Если тут был кто-то, то наверняка бы распространил столько сплетен, " - вдруг подумал русский и посмеялся над самим собой. Он лежал, обнимая колени, в надежде, что это поможет и отвлëкся на крики с улицы. Там как всегда пожелания скоропостижной смерти, требования о новом правительстве, крики с просьбами о желанной свободе и много чего другого. Россия мог понять всех этих бедных людей, но в таком состоянии хотелось лично их выпнуть от сюда. Когда же они поймут, что для налаживания жизни в стране необходимо и самим как-то выполнять указания правительства, а если его свергнуть, то все беды начнутся по новой. Парень был так погружëн в свои размышления, что не слышал приоткрывающуюся дверь в его покои. Тот, кто решил, что не самой лучшей идеей будет заходить в комнату максимально громко, так что он решил сделать это тише, ведь сам прекрасно видел, что же на самом деле творится на улицах того, кто целыми днями ходит с улыбкой до ушей и строит из себя весельчака. Дверь закрыли так же тихо, тихие шаги, да и словно вошедший не дышал вообще. Русский уловил чьё-то присутствие только тогда, когда краем глаза увидел тень над собой. Пришлось отмести всю боль на второй план и резко перевернуться на другой бок, чтобы увидеть гостя. Он надеялся увидеть там кого из приближëнных, которые точно в курсе его состояния, и если бы это были они, то можно было сильно не волноваться за внешний вид, но... Загвоздка в том, что если бы это были они. - Рося, что с тобой? - такой знакомый, озабоченный голос в другую минуту был бы музыкой, но сейчас - он словно предзнаменование смерти. Россия не знал даже что сказать. Язык присох к нëбу, все слова в секунду были забыты, и только стоящий перед ним остался тем, что русский помнил. - Почему ты молчишь? Рося, ты ужасно выглядишь! - немец пытался выманить хоть одно слово из уст славянина. Но видимо, это было бесполезно. - Тебе плохо? - он присел рядом с кроватью больного и притронулся ко лбу. К своему ужасу он понял, что температура невероятно высокая. Россия лежал и не мог ничегошеньки понять: его внутренние органы плясали адский танец, голова гудела, а мозг хотел придумать хоть что-то из возможных вариантов ответа. Российской государство был и рад встретить его, но... В каком отвратительном состоянии его самого-то обнаружили. Немцу, ведь ничего не стоит сию же секунду рассказать это всём остальным. Да, они очень давние друзья, но в европейском кругу распространены сплетни. Что же будет? Дорогой человек пойдëт и расскажет всем - вот, что будет. Россия уверен.***
От всех этих воспоминаний бросает в дрожь даже сегодня, когда Россия точно уверен во всëм произошедшем. Зато горький опыт прошлого твердил: "А ведь бывает и хуже, мальчик мой. Тебе ли не знать?" Тут сложно не согласиться. "Мы с Герой пережили многое, " - подумал русский, - " тогда справились, а сейчас тем более справимся! " На такой более менее позитивной ноте он решил отвечься. Отошëл от перил, прошëл в комнату и провëл взглядом по ней. Завтра утром нужно будет убраться, либо по настроению попросить кого-то другого. Пока что это единственное, точное решение, которое было принято за сегодня с маху. Но сами по себе стали проноситься в голове те самые моменты с Германией. В глазах зажëгся игривый огонëк, и русский вспомнил те самые моменты. Внутри словно что-то ожило, хотелось бежать и дарить людям счастье, тëпло и радость, а самому - быть рядом с ним. Но всë уже только завтра. Приëм велит отменить, либо провести без него, главное, чтобы завтра до одиннадцать дали выспаться. Россия уже хотел без промедлений переодеваться, чистить зубы и спать, но вот взор решил остановить его на аккуратной стопке бумаг на столе. А конкретно привлекал новый конвертик, который лежит чуть поодаль от этой стопки. Русский подошëл поближе и взял бумагу в руки. Он тут же разобрал чей это почерк, и само по себе бросило в дрожь. Прямо как тогда. Ведь письмо было от него. Если бы кто-то знал, как же воплощению одной из сильнейших империй сейчас страшно открывать обычный конвертик.