Бесконечное минное поле

Нурлан быстро взлетел по лестнице, поднимаясь на третий этаж огромного мертвого здания, в каждый кубометр которого смертельной хваткой въелся запах сырости, плесени и безнадеги. Больше двух месяцев уже прошло, как они с Арсом застряли в этой огромной клетке с толстыми железными прутьями, не позволявшими даже попробовать выбраться на свободу. Парням оставалось только крепко держаться друг за друга и верить, что они застряли не на всю жизнь — что они обязательно когда-нибудь выберутся отсюда. Ни сейчас, ни сегодня, ни завтра — но выберутся. А сейчас нужно было идти на обед. Нур уже знал, где его искать. Он только в первый раз потерял его, когда Арсению приспичило пропасть из его поля зрения больше, чем на час. И тогда, спустя обшаренных вдоль и поперек три этажа, 203-й нашелся на последнем. Но, казалось бы, в каком месте? В библиотеке, блин. Шатался среди огромного множества стеллажей — только макушка темная мелькала. С того самого момента и стало ясно, где этого железного ценителя искусства безошибочно можно было найти. А Арсений вообще, Нур заметил, на это дело падкий донельзя был. Если бы только кто-нибудь еще видел те затянутые легкой завесой глаза, горящие синим пламенем интереса, так, что искры отскакивали, когда их всем отрядом впервые посадили смотреть какой-то простенький исторический фильм... Это был самый первый фильм в андроидской жизни Арсения. Нурлан в этом лагере был далеко не первый раз, и, естественно, просмотры таких фильмов для него уже были не в новинку. А Арс смотрел эти меняющиеся картинки с таким жаром и интересом, будто хотел запомнить каждую секунду небольшой зарисовки, чтобы потом пересматривать эту работу вечно, пока не затошнит. А его не затошнило бы, это уж точно. И те же книги глотал пачками, смакуя каждой прочитанной буковкой, как лакомым кусочком. Хоть чем-то нужно было занимать себя в этом месте. И Арсений нашел чем и даже Нурлана с собой затащил. Тот, конечно, не так сильно горел энтузиазмом ко всему, что касалось классики или поэзии, но книгу в руки брал — унылое время за чтением проходило куда стремительней, чем если бы он просто сидел и плевал в потолок. — Кто на этот раз попал под раздачу голодного, всепоглощающего ума 203-го? — Спросил Нур, незаметно подплыв к Арсению со спины. Тот даже не повернул головы, лишь слегка дернул плечом. — Не знаю, сборник безымянный. — Лениво ответил Арс, продолжив неотрывно пялиться на содержимое потертых листов. — Стихи? Арсений согласно промычал в ответ. — Давай, дочитывай тогда по-быстрому, и в столовку. — Нурлан сел на соседний деревянный стул и, скрестив руки, стал ждать. — Ну, вслух тогда уж прочти, че как не родной? — В итоге, спустя буквально десять секунд молчания, в котором слышно было, как громко думал 203-й, выпалил он, легонько качнув головой. «Действительно, чего это ты, Арс, как не родной?» Они же действительно породнились за эти месяцы так, словно стали двумя кровными братьями — чего, даже чисто теоретически, отнюдь не могло быть. Но, а ощущения братской близости быть могли. По-братски меняли друг другу грязные и гнилые бинты, от кровоточащей на сердце зияющей дыры, которую образовала собой та уничижительная тоска. Как бы не старались, а оба понимали, что ничем эту пустоту не заткнешь. Где сейчас все парни? И живы ли они вообще? Нурлану нанесла боль одна потеря, а Арсению сразу три. Но степень ужаса и рвущей на куски тоски, такой, что от боли хотелось на стены лезть, была по силе своей равна. Нур с Лешей почти всю жизнь провел, и вдруг тот просто исчез. Он в пятки похлопал, если бы точно знал, что Леша хотя бы жив. Вот так просто, без подробностей. Просто жив и всë. Но в его случае все вопросы рассыпались в огромную кучу пепла и улетали, не желая предоставлять возможности разгадать их. Но и Арсению Нурлан тоже не завидовал. Тот, конечно, многое умалчивал о 194-м, да только Нур не дурак, и глаза у Арсения слишком небесно-прозрачные — в них всë читалось прямым текстом, когда оба пытались завязать разговор о пропавших. «Где сейчас был Позов? Где сейчас находился Серый? А Шаст, в конце-то концов?..» — Каждую ночь или любую другую незанятую минуту времени Арс душил себя самыми страшными предположениями. Поэтому и старался всевозможными способами заткнуть рой жужжащих мыслей. Книги, фильмы, шахматы, шашки, спорт — без разницы — лишь бы не думать. В какой-то степени он даже радовался, что с парнями был не настолько сильно и практически неразрывно связан, как Нур с Лехой. Иначе от такой тройной потери даже железное сердце — и то бы просто в щепки разорвало, и даже он — кусок железа — попросту бы не вывез. А он и без того еле вывозил. Да и 2212-й тоже. Поддерживали друг друга, успокаивали самыми искусными словами. И оба, в первую очередь, себя успокоить пытались. Не помогало. Ничего не могло помочь, пока они находились в таком плотном тумане неведения. — Пули не знали, в кого их стреляли В полете, кричали: «прости» Если б мы знали, в кого нас стреляли, Конечно б, пытались спасти. Нас выливают, мы убиваем, Мы невиновны, мы просто металл, Если б мы знали, в кого нас стреляли, Осечку бы дал револьвер.— Арсений закончил и с грохотом захлопнул книгу. — Красиво, только в конце как-то не совсем складно, — Немного задумавшись, ответил Нурлан и, пару раз бездумно моргнув, встал. — Ладно, пойдем. — Ну, есть немного. Но это такой стиль. Это же творчество. — Арсений поставил книгу обратно на полку. — Ой, действительно, я же забыл, что ты в «юные ценители искусства» недавно записался. Гений мысли — отец русской демократии, или как там в этих... — Нур щелкнул пальцем, пытаясь вспомнить недавно прочитанное произведение. — В 12-ти стульях? — Тут же вставил Арсений, толкнув дверь ногой. — Точно. — Ну, допустим, а при чем тут... — снова начал было Арс и тут же замолк, заметив, как по лестнице поднимается полковник, направляясь в их сторону. Оба встали как пригвожденные. — Здравия желаем, товарищ полковник. — В унисон сказали парни, отдавая честь. — Так, вы кто такие будете? Почему по территории шляемся, а не на обеде? — Сложив руки за спину, строгим басом спросил мужчина. — Арс. — Нур. — Друг за другом ответили голоса. — Кто-кто? Что за обрубки, вместо имен? — Мужская бровь саркастично поднялась. — Нормально представились, быстро! — Беспричинно повысив голос, рявкнул мужчина. Видимо, у данных высокопоставленных лиц такое поведение со временем имело свойство входить в привычку. — Арсений. — Нурлан. Мы немного задержались, уже идем на обед. Человек в погонах неодобрительно уставился на эту высокую черноволосую парочку. — Во-первых, задерживается только начальство, а вы... — Свиноты помойные, нагло опаздываете. — На автомате выпалил Нурлан, закатывая глаза. Ему вообще уже похую мороз был даже на таких высокопоставленных лиц, как сам полковник. «Да хоть президент мира» — Мысленно добавлял он, скривив губы. — Простите, у него немного беда с головой, это он не вам, — тут же заталкивая Нурлана за спину, чтоб не ляпнул еще чего похуже, Арсений постарался снизить температуру накала железа в помещении до минимальной. — Оно и видно. — Кинув еще пару острых взглядов на мирно стоящего сзади 2212-го, полковник махнул рукой, будто взбил подушку. — Господи, совсем забыл. Так, значит, как вас там? Евгений, Султан? — Мужчина быстро перебил, не дав даже рта открыть для возражения. — Не важно, в общем, вещи свои собирайте. Завтра утром к лагерю подъедет полуторка, и в другой отряд, в путь-дорогу, будьте добры. Там недобор произошел, срочно попросили парочку солдат. Вот вдвоем и поедете, раз так «удачно» на глаза попались. Возражения? — Никак нет, товарищ полковник. — Тут же отозвался Арсений, постепенно пытаясь переварить поступившую информацию. — Черт с вами, свободны. — Снова небрежно махнув рукой, мужчина удалился дальше по коридору. — Бесполезно ли спрашивать, что это было, или всë-таки стоит попробовать? — Арсений повернул голову на стоящего сзади Нурлана и пару раз бездумно похлопал ресницами. — С этим-то всë понятно, ты лучше скажи мне, что будет дальше? Ну, по крайней мере, завтра утром? — Нур первым двинулся вперед, слегка подталкивая Арсения, чтобы тот потихоньку начал выпадать из прострации. — А тебе не кажется, что это, может быть, шанс? — Уже сидя в столовой на привычном месте, вдруг спросил Арс и, не дождавшись ответа, сам же продолжил: — Знаешь, на другом месте нам может выпасть удивительная возможность побега или... Какова вероятность, что там будет кто-нибудь из наших? — Он с силой поджал губы, пытаясь скрыть улыбку надежды. — Я тоже об этом уже подумал... Но розовые очки надевать не стоит, а то, если разобьются — то только стеклами внутрь. — Заметил Нурлан, пока карие его глаза бегали из стороны в сторону, в попытках отыскать очередную харю с животным аппетитом, готовую съесть их порции. Откинувшись на спинку стула, к ним повернулось знакомое лицо парня, который как раз славился этим животным аппетитом. Нурлан, без лишних слов, сплавил ему две тарелки. Интересно, а этот человек хотя бы секунду задумывался, почему эти двое из раза в раз, трижды в день, отдавали ему свои кушанья и в ус не дули? Скорей всего — нет. Ну и ладно. Главное, что он был тем самым лицом, готовым вернуть им уже пустые тарелки, не задавая при этом лишних вопросов. Как и было обещано ранее, следующим утром за парнями подъехал грузовик.

***

Леша еще ночью неосознанно почувствовал что-то неладное. Сон был тяжелым, как в какой-то горячке. Снились сотни мельтешивших темных фигур, шум, гам и фантомная толпа, состоящая из тысячи черных силуэтов. И ребра почему-то так скребло, будто в грудную клетку забежали черти и, сидя внутри, ковыряли легкие своими рогами. Противное ощущение потери подступало к горлу, словно медленно нарастающий снежный ком. Это походило на то самое ощущение, когда в детстве у ребенка отбирают игрушку, а он просто вынужден стоять и давиться солеными комочками из глаз, наблюдая со стороны за всей этой картиной лишения своего детского счастья и преданного плюшевого друга. Проснулся он совсем в разбитом состоянии, а причина того не была выявлена. Просто давило изнутри. Не прошло и десяти минут после пробуждения, как до сознания дошел смысл того, что он всë-таки сегодня ночью потерял. Шастуна нигде не было. Леха бы и вовсе не обратил на эту деталь внимание, если бы Шаст с самой первой минуты появления солнечных лучей уходил куда-либо, но нет. Они со 194-м были как «Биба и Боба — два долбоеба» — приклеивались друг к другу и болтались весь день вместе. А сегодня совершенная тишина и пустота. Ни привычного звонкого смеха. Ни долговязых конечностей, «случайно» ударявших его каждую минуту. И вообще всë как-то не так. Сверху не сиял длинный фонарный столб, и косые его лучи не падали больше на собственную макушку — не светили своей простотой и открытым ребячеством. Абсолютная темнота вокруг. Первые пару часов Леша тешил себя глупыми надеждами и думал, что Шаста просто вызвали на какое-то особое военное задание без него. А куда он мог поехать без него? Шаст же тоже по специальности спецназовец. Следовательно, никуда он поехать в одиночку не мог. Тем более, вместе с Сурковой, которая также исчезла со всевозможных горизонтов. А главное: всем было абсолютно наплевать. Ни одна живая душа даже ухом не повела с самого утра, совершенно не замечая особых изменений, хотя в отряде на два лица меньше стало. Как так получилось, что он — робот с железной пластинкой вместо мозгов — тревожился по этому поводу гораздо сильнее тех людишек — ему самому понять было трудно. Ближе к вечеру всë стало ясно окончательно. Шаст просто исчез. Канул в воду. Пропал без вести. Сквозь землю провалился — да всë равно! Его просто не было. Причем не два часа и не шесть, а целый день. И весь этот день давался Леше ужасно трудно. Он ощущал себя зашуганным котенком, которого резко выкинули за шкирку на улицу. Шарахался из одного угла в другой, не зная, куда себя пристроить. Леша не привык оставаться один. Одиночество было самым мерзким его кошмаром, который, кажется, теперь готов был с противным хрустом сожрать его целиком, не боясь сломать острые зубы о крепкое железо. Только за полчаса до отбоя солдаты резко всполошились, наконец осознав, что Шастуна-то и нет. Вот это да! Вот это наблюдательность! Просто великолепно! А понятно это стало только потому, что некому было травить байки, развлекая тем самым всю роту. Тут и пропажа Сурковой бросилась в глаза. Поползли слухи о том, что в параллельный блок не напрасно сегодня двоих новых привезли. В воздухе повисло напряжение, мощностью в несколько сотен вольт. Все солдаты безмолвно переглядывались между собой, и каждый понимал друг друга без слов. «Их молча убрали. Значит, так кому-то было нужно» — говорили те выражения человеческих глаз. Все страшные опасения Леши приобрели четкие очертания. Все ужасные догадки подтвердились. Шастун навряд ли уже когда-либо вернется. Ему Шаста навряд ли удастся когда-нибудь еще встретить. И душу даже не грела надежда, что он мог быть жив — слишком ничтожный шанс для такого исхода событий. Если их вывезли ночью, без лишних глаз, так еще и, скорее всего, в отдельной машине, при том, что никто из солдат даже пару слов не обронил об исчезновении — значит, ситуация была совсем чрезвычайной. Что такого ужасного могло случиться? Точнее, что такого ужасного мог натворить 194-й? Ничего. Леша был уверен в этом на все двести процентов. Может... Кто-то из руководства всё-таки сумел догадаться, или сам Шаст случайно спалился, (что больше походило на правду, с его-то неуклюжестью) что он «немного не человек»? Если даже так, то почему он — 1512-й — до сих пор грел шконку своим телом? Ну, как сказать грел... Просто лежал на ней. Да и странный выходил дуэт: Шаст с Сурковой. Оксана в этой путанице была совсем лишней. Слишком много вопросов. Леша вдруг опомнился, по привычке приподнимаясь с койки. Хотел «дать пять» Шасту. И тут же осекся. Лег обратно. Теперь он даже представить себе не мог, что делать. Рана на сердце совсем загнила, начав болезненно ныть. И если когда-то давно Нурлан своим постоянным присутствием в его жизни менял кровавые бинты, обрабатывал эту рану, потом дул на «вавку», и заклеивал душу пластырями; то после его резкой пропажи, Шаст просто неумело пытался приложить подорожник к открытому перелому, уверяя, что всё будет хорошо. Тем не менее Леша мог даже назвать Шастуна другом. А Нура не мог. Нет, конечно, их взаимоотношения можно было назвать дружбой, только какой-то очень сильной передружбой. Да какая, собственно, разница? От них двоих теперь остался только пепел воспоминаний — не более. — А ты завтра расскажешь про белых и черных овец? — И про улитку! — Ага, и про Гуливера и Лелика! — И про клоунов не забудь! — посыпалось со всех сторон, так громко и яро, что губы парня растянулись в легкой, усталой улыбке. — Так, всë, заказы обработаны, завтра точно всë будет. Не будет. Ни завтра, ни послезавтра, ни через месяц и даже через пол года — никогда. — Так, ладно, веселья не будет. Быстро все по койкам. — Вдруг вывел из прострации добрую половину солдат и Леху, в том числе, чей-то голос. Кажется, даже сквозь плотную темноту было видно, как некоторые присутствующие поджали губы. Хорошо, что, благодаря темноте, никто не мог видеть Лешиных почерневших от горя голубых глаз. Да даже если и было видно, то никому не было особого дела до того, что кому-то стало «грустно». Здесь каждый сам за себя. И 1512-й теперь тоже должен будет пытаться вывозить всё это дело самостоятельно.