***
Парни приехали аккурат к началу завтрака. Старший прапорщик уже стоял возле входа в здание, чтобы сразу, и без лишних глаз, завести прибывших в казарму и провести в столовую. Молоденький парень, на вид человеческих лет двадцати, говорил тихо, спокойно, размеренным тоном — что было очень непривычно для человека с таким статусом. На пальцах объяснил, где что находилось, куда спускаться, куда подниматься, где выходить, что делать можно, а что нельзя. В общем, всë тщательно разжевал, в рот положил, и при этом не кричал и не кичился своим званием. Этот молодой человек сразу получил расположение у Арсения, поэтому он, как можно осторожней, попытался спросить: — А что у вас тут произошло? Почему дополнительная сила нужна? Очень осторожно, ничего не скажешь. Прямо помереть можно, как осторожно. Арсению даже самому захотелось ударить себя по лбу, но вместо этого он кинул рюкзак на входе в казарму и нервно поправил волосы. Парень выдержал маленькую паузу, но так же спокойно ответил: — Нам самим ничего толком не объяснили, но на нескольких солдат пару дней назад меньше стало. Будто сквозь землю провалились — просто нет и всë. А это здание — самое крайнее на территории — дальше только огромная тайга — здесь народу и без того вечно не хватает. Составили документ для других учреждений с просьбой, чтобы выделили некоторых. Вот вас, видимо, и выделили. Двоих еще вчера утром прислали, но они в параллельной роте. — Миниатюрный паренек, видимо, под стать своей комплекции, говорил сухо и негромко, так что парням приходилось спускаться по лестнице как можно тише, чтобы ушами успевать ловить каждое его слово. — А эти люди не могли просто сбежать? — Снова спросил Арсений, уже не фильтруя степень осторожности вопросов — спрашивая сразу в лоб. — Ага. Я здесь больше трех лет служу. За этот срок тут только два с половиной года назад пара солдат сбежала. И то не в этом корпусе. Видимо, совсем изворотливые были, или охрана слабая. А тут за один вечер из разных отрядов сразу несколько человек. В этом крайнем лагере вообще никто никогда не сбегал. Да, мне кажется, это и невозможно сделать — возьмите себе на заметку, кстати. Здесь всë строго, поэтому даже не пытайтесь. Это я вам, если что, еще добра желаю, а не запугиваю. Нурлан всё это время тупо стоял, давясь полуулыбкой. Они с Лехой, оказывается, здорово прославились в этих краях своим «побегом из Шоушенка». — В общем, это всё не столь важно, вам это никаким образом не пригодится. Про то, что шумиху поднимать не стоит, я надеюсь, вам не нужно объяснять, как малым деткам? — Спустившись с лестницы, парень остановился. Обе темные макушки согласно покачали головой. — Вот и молодцы, бойцы. Так, сейчас время завтрака, а после вы уже сами сориентируетесь — всë-таки не первый раз в лагере. Видимо, именно из-за совсем юного возраста, или черты характера у парня сложились именно таким образом, но в его тоне, походке, лице и жестах еще не проявилась та военная доминантная жестокость и холодная грубость. Возможно, конечно, это был только вопрос времени, но у парней такое поведение определенно вызвало неоднозначные эмоции. За последние два месяца, в которых они засыпали и просыпались под дикие крики оскорблений, привыкнув откликаться только на «помойных крыс», такое спокойное обращение к их личностям обоим казалось большим, очень несмешным и подозрительным приколом. Хотя, возможно, в этом беспросветном царстве тьмы все-таки запрятался один вполне адекватный луч света — данное предположение уже больше походило на правду. Их новый «кумир» удалился дальше по коридору, как только понял, проследив своим добрым взглядом, что парни двинулись в нужном направлении. — Пока что всё очень странно, но не сказать, что неприятно. — Заметил Нурлан, как только они отошли на приличное от ушей человека расстояние. — Я думал, этот парень, как бомба замедленного действия, может в любой момент взорваться и начать орать, ан нет. Он даже на твой, прошу заметить, не совсем аккуратный вопрос ответил. Поразительно. А еще поразительней, что он такой молодой, а уже прапор. — Что-то мне до сих пор не верится, что в таких учреждениях люди могут адекватно себя вести. Не знаю, в чем именно подвох, но выглядит это всё, как очень качественная наебка для уебка. Ов. Для уебков. Нас же двое. — Уже подходя к самой двери столовой, ответил Арсений и передернул плечами. — Четверо. Он же сказал, что в параллель кто-то тоже причалил. Надо бы попозже разузнать, кто именно. — Нурлан первым зашел внутрь темного от пасмурной погоды за окном помещения. — Бля, Арс, возьми там любую бурду на меня. Если честно, всë равно, на что смотреть и что ковырять в тарелке, а то мне так лень. Я пока пойду стол свободный найду, окей? Получив в ответ легкий кивок, Нурлан машинально хлопнул Арсения по плечу и развернулся в противоположную от стойки раздачи сторону, глазами выискивая свободные места.***
Небо, как всегда, было затянуто хлопьями свинцовых туч. Утро уже давно перестало походить на утро, тем более в такую погоду. Но у Леши счет времени сбился вовсе не из-за погоды — он у него совсем сбился. Скорей всего, из-за вечного ощущения потерянности. Сейчас он, как обычно, сидел в столовой за своим пустым столом, не имея даже размытого понятия, что сейчас было: завтрак, обед или ужин? В голове лучше бы жиденькая каша на воде варилась, хотя бы как та, что дают им ежедневно на завтрак, но нет — в той пустоте мыслей даже перекати-поле боялось пролететь, не то что каша вариться. Он совсем выпал из реальности, лишь изредка помешивая бурду в тарелке. Сегодня не было никакого желания изворачиваться и отдавать кому-либо эту лишнюю порцию. Вообще никаких желаний не было. Он готов был вечно только и делать, что сидеть на этом месте и пялиться в окно на серые кристаллы туч в небе. — Свободно? Сзади раздался чей-то голос, который тут же выдернул его из своих не самых радужных мыслей. Боковым зрением заметив, как чья-то фигура присела левее, Леша еще пару раз отчужденно моргнул и так же устало повернул голову, дабы взглянуть на пришедшего и снова отвернуться к окну. Голубые глаза даже на секунду не задержались на фигуре, как он снова отвел взгляд, и тут же снова повернул голову, резко развернувшись всем корпусом. Разбросанное по стенкам головы сознание в одну секунду собралось по крупицам. Эти самые крупицы от сильного напряжения тут же начали вонзаться в мозги, заставив брови сдвинуться к переносице. — Ты? — Сиплым голосом выдавил он из себя. Наверно, даже если бы перед Лешей сейчас сидел Шастун, с фиолетовыми кошачьими ушами, красными дредами и членом вместо носа, он бы не был так ошарашен. Тем не менее самый обыкновенный, без пиписек на носу, с обычными темными волосами и нормальными ушами, перед ним сидел Нурлан. «Я! Я! Да, я! Кто же еще?! Конечно же, я!» — Хотелось закричать так сильно, чтобы у Леши ушные перепонки скукожились и отсохли. Но вместо этого, Нурлан, сорвавшись на шепот, ответил: — Нет, блять, прялка «Дженни». — И усмехнулся, по-доброму, так, что в уголках губ залегла легкая улыбка. Леша узнал 2212-го. Всё такое же язвительное чудовище. — У тебя, оказывается, глаза вон какие большие, карие. А я раньше и не видел. Почаще удивляйся — тебе идет. — Бросил Леша в ответ, боясь даже улыбнуться нормально — во все тридцать два — потому что душу скребли мнимые опасения, что всë произошедшее может в один миг раствориться, превращаясь в тот самый неплотный туман за окном. Он медленно потянул руку и подушечкой пальца коснулся чужого запястья, еще больше начав бояться, что оно, точно хрусталь, сейчас разобьется, осколками осыпаясь у его ног. — Оба-на, ты, значится, еще и живой. — Хрипло выдавил он, когда чужая рука перехватила кисть и слегка сжала. Нур узнал 1512-го. Всё такой же балбес. Множество вопросов разрывали грудь изнутри, но они оба молчали, с усталой улыбкой глядя друг на друга. — Не поверишь, но здесь такая же ересь, что и в том лагере. Понос на воде. — Арсений махнул рукой, подталкивая чашку в нужную сторону и, со звоном отодвинув стул, сел спиной к окну. Его ничуть не смутило подозрительное безмолвие. А потом он просто поднял взгляд. В образовавшейся стеклянной тишине слышны были только редкие похлопывания трех пар ресниц. — У нас здесь где-то сходка высоких брюнетов запланирована? Почему я не в курсе? — Первым нарушил тишину Лешин голос. — Наверное, потому что ты не высокий и потому что не брюнет. — Нервно усмехнулся Арсений, тут же поджав губы. Ужас тихий — лучше и не скажешь. Им всем нужно было сейчас же серьезно поговорить, и все понимали, что точно не здесь — слишком много лишних глаз и ушей.***
— У вас тут, говорят, недостача какая-то. Серьезное что-то? — Сразу начал насыпать вопросами Нурлан, как только они вышли на свежий воздух. — Кстати, никого из Арсеньевских в лагере нет или не видел? 116-го; 1311-го; 194-го, правильно? — Нурлан повернул голову в сторону Арсения. До этой секунды спокойное лицо Леши вмиг помрачнело, в глазах печатью залегла чернота. — Нет. — Ну, значит, в других, возможно, есть. — Арсений пытался, как можно убедительней, сделать вид, что не так сильно разочаровался. Да только дрожащий голос выдал его с потрохами. — Уже нет. Но был. — Почти шепотом добавил Леша, закусив губу, и как-то виновато уставился в синие глаза. — В смысле? — Спросили сразу с двух сторон голоса. — Кто? — Нетерпеливо выпалил Арс. — В прямом. Недостача эта произошла из-за того, что два дня назад вывезли из нашей роты двоих и из параллели кого-то. — Леша медленно направился в сторону сосны, обильно раскинувшей свои длиннющие ветки, и присел, согнув ноги. Нурлан повторил его жест. Как говорится, с кем поведешься, от того и... — Серого с Позом, что-ли? — Учитывая то, что вывезли ночью, так еще и сразу же попросили дополнительные силы у других отрядов — это задница. Точнее, этим двоим задница. Нурлану редко приходилось видеть это светловолосое чудовище таким серьезным. Примерно... Никогда. — Бедные пацаны... — Арсений единственный продолжал стоять перед сосной. — Не-а, не пацаны. — Леша остановился. Скривил губы. — Со мной в одном отряде Шаст... был.***
Горький шепот застыл у Арсения в ушах, набатом стуча по железным перепонкам. Следующие полчаса активных обсуждений для него прошли как в тумане. Он, вроде бы, из разговора не выпадал и даже набрасывал дополнительные вопросы; отвечал, плюс-минус, адекватно, по крайней мере, ему так думалось, но если бы его кто-нибудь остановил и спросил, о чем они только что разговаривали, он бы не смог ответить, а только растерянно похлопал ресницами. — Ладно, я пойду. Еще двадцать минут до ужина. Проветрюсь. Переварю всë. Никто не настаивал. Понимали, что Арсению как воздух необходимо было побыть одному. А парням как воздух нужно было побыть вдвоем. Развернувшись, Арсений быстро зашагал в противную от дерева сторону. Его фигуру тут же поглотили чернильные тени деревьев. Проводив мужской силуэт тяжелым взглядом, Леша глубоко вздохнул. — Мне его очень жалко. — Тихо проговорил Нурлан, и, нашарив в темноте чужие пальцы, аккуратно переплел их. — Паршиво, конечно, но что поделать? Событиям свойственно случаться. — Крепко сжав чужую ладонь, спокойно ответил Леша и опрокинул голову на родное плечо. Ему так сильно не хватало этого. Нурлан лишь вздернул бровью. Слишком много умных слов от Леши за один вечер. Уши, кажется, передоз словили. — С какой-то стороны даже рад, что у него там Шаст, все дела... А то кому-то уже пиздячек влетел. Больно быстро вы общий язык-то нашли. Еще сильнее скукожив мину удивления, Нур криво, но очень искренне улыбнулся. — Алексей, это что — ревность? — Хуевность. Кому ты сдался, чтоб тебя ревновать? — С нарочно напускным безразличием отозвался Леша и, закусив губу, постарался скрыть улыбку. — А, ну, я тогда погнал, че мне тут ловить? — Нур дернул плечами, дабы скинуть с себя светлую макушку, и выпрямил спину. Он реально собирался встать, тем более за спиной кое-кто даже не спешил его окликивать. Но когда колени уже почти согнулись, чтобы окончательно выпрямиться, чужая кисть потянула тело вниз за края темной кофты. — Я имею в виду, кому, кроме меня, ты сдался? — Лешины руки обвили оголенную шею, и он тут же, без каких либо стеснений, залез на чужие бедра, носом начав тыкаться куда-то в краешек скулы. — Знаешь, как я скучал? — Тихое мурлыканье раздалось где-то совсем рядом с мочкой уха. — Даже представить себе не могу. — Ответил Нурлан донельзя довольный, как обожравшийся сметаны кот, и обвил своими длинными ручищами стройную мужскую талию. Ему тоже слишком сильно не хватало этого.***
Арсений не шел, а волочился, еле перекатываясь с ноги на ногу, как слегка подвыпивший. Хотя сознание действительно пребывало в каком-то состоянии, чем-то похожем на людское опьянение. Всего два дня... Из сорока человек на каждую роту именно Шаст... (Про какую-то там дамочку он не забыл, он о ее существовании так и не узнал, пропустив женское имя мимо ушей, после того как с чужих уст сорвался знакомый 194-й номер). Весь воздух из груди напрочь выбило. Хотелось просто лечь, долго-долго сжимать до крови кулаки и всë время скулить от чертовой несправедливости, скомкано выдыхая в подушку: «Ну как же та-а-ак?!» Примерно этим Арсений и планировал заняться сегодня ночью. Еще бы кровь была, чтобы кулаки не просто так сжимать. А пока он просто шел, неаккуратно задевая ботинками крупные шишки и редкие камни. Резкий звук чьих-то приближающихся ног заставил его с промедлением, но всё же быстро выйти из состояния «гипноза» и стремительно шагнуть в тень, прячась где-то между густыми ветками деревьев. — Я, конечно, всë понимаю, но вот этого я не понимаю. Едрен шалаш, устроить такой цирк, из-за какого-то случайно брошенного на плац окурка! Поднял он нас, видите ли, посреди ночи, нашелся клоун! — Восклицал чей-то голос в отдалении. — А, то есть, тебя смутило только то, что нас подняли ни свет ни заря, а не то, что мы, етишкин корень, этот окурок хоронить пошли всем отрядом? Боже мой, копать огромную могилу кусочку пепла, а потом еще и панихиды с молитвами за упокой ему читать. Заебись у тебя приоритеты. А по прапору, походу, реально все психдиспансеры мира плачут. — Отозвался чей-то второй голос. Видимо, разговаривали только двое. — Да, мне зарядиться куда интересней, чем разбираться в чьих-то бедовых людских бошках. — Снова начал говорить первый голос. Ему показалось, или... — Всё, Поз, отвали. Сколько там времени осталось? Не показалось. — Десять минут. — Ответил за кого-то Арсений и шагнул вперед. Темная его фигура медленно выплыла из тени деревьев. Оба парня перед ним замерли. Господи, какая же волнующая миллионы душ драматическая комедия в трех актах сегодня развернулась перед Арсением... Но он уже настолько устал от этих «шуток судьбы», что смеяться не собирался. Все трое стояли и смотрели друг на друга глазами полными жалости. Арсений заметил по лицам парней, хоть те и не были людьми (лица которых можно как открытую книгу читать) что жизнь-сука и их ударила под дых. Парни же тоже смотрели на Арсения и не понимали, что являлось той причиной, оставившей такую заметную перемену, далеко не в лучшую сторону, на его безжизненном лице. — Не помешаю? — Его хриплый голос снова разорвал повисшую тишину. — Слушай, Поз, хватаем его, пока он снова на два с лихуем месяца не пропал. По лицу Арсения импульсом пробежала тусклая улыбка. Серый всë такой же Серый. Всë тот же «разряжатель обстановок №1 во всем мире». — Так, Серый, отставь свои тайные фантазии до лучшего момента. Нам нужно срочно всë обсудить. А учитывая то, что времени слишком мало, нужно будет перенести эту «фан-встречу без вести пропавших друзей» до завтрашнего дня. — Спокойно ответил Поз, подхватив парней под локти, и быстро начал разворачиваться в сторону огромного здания из серого кирпича. А Позов всë такой же Позов. Всë тот же «язвительный теоретик, вечно рассуждающий вслух». Всë почти нормально. Всë почти стабильно. Только одного пазла не хватает. Высокого такого, длинноногого, с огромными зелеными глазами и немного оттопыренными ушами. Очень сильно не хватает. Чувствовал это не только Арсений. — Так, алло, нечего стоять и тупо пялиться друг на друга — время только зря терять. Пока свободные минуты еще есть, нужно хотя бы в общих красках что-нибудь обсудить. — Парни, еле успевая шествовать за быстрыми шагами Позова, тихонько переглядывались между собой, но не отставали. Время действительно было почти на исходе, но они общими силами постарались вникнуть в курс дела. Хоть это был не последних их день, и, фактически, теперь они никуда не могли вновь исчезнуть, но мнимая боязнь, что всë снова рассыпется в пепел, подталкивала их к обсуждению всех вопросов прямо сейчас, не одобряя даже малейших промедлений.