Бесконечное минное поле

— Освежевал? — Да, держи, дальше сама. — Парень аккуратно передал выпотрошенное мясо и достал импровизированные шампуры в виде пары деревянных прутиков с заостренными концами. — Фу, какая гадость. — Он брезгливо встряхнул рукой, силясь отлепить от пальцев надоедливый пух перьев. — Ты, что ли, никогда дичь после охоты не потрошил? — Насмешливо спросила девушка, перемешивая шмотки́ птичьего мяса с лесной ягодой. — Ты шутишь? Я до сегодняшнего дня птиц только на картинках видел, а ты мне тут что-то про охоту и тем более дичь талдычишь. «Точно. Он же не помнит довоенных времен» — Тогда поздравляю, ты лишился охотничьей девственности. Да я сама последний раз всю эту животину лет пять назад видела. Вкус мяса совсем не помню. Поэтому даже не знаю, что за «манна небесная» к нам снизошла, послав в те кусты эту птичью тушку. — Она кинула в углубление из дерева еловые веточки и снова принялась мешать. — А ты зачем это всë делаешь? — Поинтересовался он, внимательно наблюдая за чужими действиями. — Эх, Шаст, ничего ты не понимаешь. Люди если голое мясо есть будут — либо отравятся, либо облюются. Нужны хоть какие-нибудь дополнительные специи, пусть даже такие своеобразные. Тебе-то везет — у тебя голода нет. Спи себе спокойно и существуй, пока шестеренки не сотрутся. А у нас не так. — Девушка тяжело вздохнула. — Блин, сейчас бы соли немного, и вообще красота. Шастун красноречиво хмыкнул, выуживая из недр кармана патрон, который тут же протянул в чужие руки. — Шаст, у тебя немного неправильные представления о соли, конечно. Это такой порошочек бел... — Окс, просто окрой. — Быстро перебил голос. Оксана послушалась, тонкими пальчиками вздернув крышку. На ее руку высыпалась парочка белых кристалликов. — Офигеть, Шастун, у тебя всë время было это сокровище, и ты молчал?! Когда мы месяц почти питались безвкусными грибами, ты молчал? Слава богу, ягода спасала, но мы ведь могли хотя бы немного радовать себя грибами с солью, а ты... ты... — от возмущения кругленькие ноздри Оксаны раздулись. Если бы не занятые руки, она бы обязательно дала этому несносному номеру затрещину. — Так ты только сейчас попросила. Знал я, что ли, что вам — людям — с солью, видите ли, вкуснее? — Шаст выставил руки в защитном жесте. Оксана прикусила губу. «И вправду, не знал же. Андроид, что с него взять?» — Зато у тебя сегодня, я так понимаю, будет королевский ужин? Правильно. Ешь побольше, а то роба на честном слове уже держится. Оксана небрежно прошлась глазами по своему внешнему виду. Шаст прав — зеленая одежда висела на ее заметно исхудавшем за последние два месяца теле, как тряпичный мешок, в который картошку хоть сейчас складывай. Два месяца Шаст с Оксаной и с третьим парнем, про существование которого они частенько забывали, всей своей дружной компанией провели в здешних лесах и продолжали проводить по сей день. Точнее, для них это был один бесконечный лес, из которого, видимо, невозможно было выбраться. Но они упорно продолжали идти хоть на какой-нибудь свет. В этом плане им плюс-минус помогали некоторые способности Шастуна, как разведчика. И все-таки тех тоже было недостаточно, чтобы окончательно выбраться из этого темного лабиринта высоких деревьев. — Ты еще «этого» не забудь накормить. — Заметил Шаст, когда Оксана уже дожаривала второй шампур. «Этот», или «паренек», или вообще «чувак» был третьим звеном их вывезенной компании. И был он, мягко говоря, даже не с «нюансами», а со значительной «ебанцой». Оксана говорила — аутист, а Шаст — придурочный какой-то. А кем этот тип являлся на самом деле, никто никогда не узнает. Паренек ничего нормального не говорил. Выкидывал порой несвязные наборы слов, по типу: «звезда говорила со звездой по арахису и бананам; завистливо забавное зрелище: розы на пятках нужно поливать из коленных чашечек» — и тд и тп. Кроме таких «философских речей» из него нельзя было вытащить абсолютно ничего, как бы они на пару не старались первые недели. Ни имени, ни фамилии, ни-че-го. Они не знали точно, но догадывались, что именно поэтому парнишку и отправили той ночью вместе с ними — он безымянный и тем хуже — недееспособный. И всë же Шаст никак не мог связать два конца, чтобы окончательно допетрить, почему же тогда Суркова попала под раздачу? И вообще ряд этот никак не желал складываться: андроид, человек нормальный, и человек не от мира сего. Какой изысканный «суповой набор» получался-то. Выяснить это всë у Сурковой пытался лишь несколько раз, но та лишь язвила в ответ. А он не собирался с ней играть в кошки-мышки. Она — не он, чтобы с ней перепираться. Потому вскоре просто перестал спрашивать, да и Оксана к третьей неделе успокоилась. Уже более-менее начали взаимодействовать, потому что здесь — в лесу — не было одиночек, здесь один за всех и все за одного. И за пареньком странным тоже следили, чтобы не терялся и во всякие передряги не вляпывался со своей «особенностью». А тот в ответ послушно шел собирать им с Оксаной ягоду и, когда выпадала его смена, сторожил по ночам. — Эй, чувак, — Шастун медленно подплыл к рыжему пареньку, который уже дожевал свой великолепный, по словам восхищенной, донельзя довольной и очень сытой Оксаны ужин и теперь сидел, расплывшись в туповатой полуулыбке, и складывал перед собой палочки в порядке убывания. Подогнув колени, Шаст присел на корточки, заглядывая в стеклянные голубые глаза, чтобы на него обратили внимание. И даже не заметил, как случайно сбил пару веточек краем ботинка. — Сегодня ты дежуришь, помнишь? Парень поднял затуманенный взгляд, и его глаза резко наполнились слезами, а рот, напротив, исказился в широкой, но всë той же туповатой улыбке. Шаста каждый раз выворачивало от таких движений этого «фрика». Точно мим-шизофреник, сбежавший из цирка. Кроме того, ночь была темная, и в добавок к этому, пламенно-оранжевый свет от костра бросал яркие тени на отчужденное выражение лица, делая то более жутким. Привыкнуть к этому Шастуну так и не удалось, даже спустя два месяца. Шаст опустил взгляд и понял, что случайно нарушил чужую пирамидку. — Блин, прости, пожалуйста, — Он принялся тут же возвращать всë на место, но парень остановил эти хаотичные движения рук, придержав чужие кисти. И молча кивнул, силясь сообщить, что он помнит, что дежурит. — Вот и молодец. Если что — сразу разбуди либо меня, — палец ткнул в собственную грудь. — либо Окс. — Шаст указал на сидящую возле костра Оксану. — Еще раз прости. Обыкновенно бледный паренек на этот раз, впрочем, как и во все остальные, ничего не ответил, а только натянуто улыбнулся, обнажая десна. Жест этот был интерпретирован как согласие. Шаст отошел, присев напротив Оксаны, и принялся лениво разглядывать взмывающие к небу красные искры. Посидели, помолчали. Но Оксане на самом деле многое хотелось сказать этому номеру, в изумрудных глазах которого сейчас плясали языки пламени. Всë, что находилось у неё внутри, буквально сводило от напряжения, как будто в груди сжались несколько крупных пружин. Еë душила одна только мысль о том, что она снова жалко и наивно влюбилась, точно ей только недавно исполнилось четырнадцать. Два месяца тому назад, даже недели не прошло, как прежние чувства вспыхнули с новой силой. Но она, вот уже больше месяца, крепко сжав губы, молчала. А кислотное чувство вины тем временем пожирало легкие со скоростью света. Каждый вечер, точно так же сидя у костра, она из раза в раз твердила себе, что в этот раз точно всë расскажет Шасту. Потому что это она во всëм виновата — осознание этого въелось ей в голову уже на следующий день после вывоза, когда организм полностью выспался. Стыдно было неимоверно. Шастун уже не казался ей той неприступной мразью, которой она его малевала. А вкупе с появившемся, как назло, чувством влюбленности, Шаст вообще казался ей чем-то внеземным. Хотя он и был этим внеземным. Он же андроид. Но и это обстоятельство больше не останавливало еë, как то было раньше. Потому что Шастун другой. Он не похож на остальных мерзких железок. Он исключение. — Ладно, Оксан, пора спать. — Шаст поднялся с бревнышка, направляясь к состряпанной наскоро койке. Потому что завтра им снова нужно будет идти в путь — опять пытаться выйти из леса. Сухие листья ломались под телом, издавая громкий хруст. — Шаст? — Тихонько позвала Суркова. Она, кажется, решилась. — М? — Спокойной ночи. — Еле выдавила она из себя, спустя пару затянувшихся секунд. Не собралась. Мысленно костеря собственное «я», она тоже пошла готовиться ко сну. Спокойной ночь сегодня не будет точно.

***

— Шаст? — Оксана легонько толкнула спящего Шастуна в бок, всем нутром почувствовав неладное. — Шастун?! — Еще громче окликнула она, начав трясти мужское плечо гораздо сильнее. Шаст стремительно поднял голову, пытаясь сфокусировать мутный взгляд на чужом лице. — Что случилось? — Проворчал он недовольным тоном, часто моргая, дабы сбросить пелену с глаз. — Чувствуешь? — Оксана занесла палец вверх, заставляя Шастуна сконцентрировать всë свое внимание на «чëм-то». Он сначала пытался только прислушаться, ища в этом загвоздку, но стояла абсолютная тишина, которая всегда обволакивала эти леса. Только легкий сухой ветерок заставлял золотые листья звенеть на ветках деревьев. Шаст глубоко вздохнул, затягивая в легкие побольше того душного воздуха и понял. Пахло гарью. Он тут же смерил пространство вокруг взглядом: костер давно потух, от него не мог идти запах. Не отсюда. — Это... — Зеленые глаза растерянно забегали от одного уголка светлых глаз к другому. — Это где-то совсем близко. Возможно, где-то совсем рядом очаг возгорания. Скорей всего, торфяники горят. Лес горит. — Сдавленным голосом продолжила Оксана. — А где «Этот»? — Шаст повертел головой в разные стороны и по привычке принялся крутить кольца на пальцах. Но вдруг резко остановился. — Оксан... Кольца нет. — Какого кольца? Шаст, это сейчас так важно? Может, соскользнуло случайно. И вообще нам сейчас не до этого. — Кольцо с зажигалкой было. Оно никогда у меня не слетало. Как влитое сидело. — Ну, может, не знаю даже... Снял где-нибудь и забыл? — Оксан, нет. Я робот, я не могу забыть. — Быстро отрезал Шаст, и Оксана молча поджала губы. Лес не просто беспричинно возгорелся. Он был подожжен еще прошлой ночью. И кольцо у Шастуна пропало не сегодня, а вчера. И жуткий паренек этот ушел от них подальше не просто так. — Да твою ж... Значит, нашему поцелованному солнышком ублюдком приспичило поиграть с огоньком. — До Шаста дошло первым. — Быстро сворачиваемся и валим отсюда, пока пламя не подошло. Оба встали, перекинув рюкзаки через плечи, и двинулись, как им показалось, в противоположную сторону. Но на самом деле, двинулись они прямо на огонь.

***

Ближе к рассвету в каждой роте лагеря стены военных казарм озарились красным светом. Вой сирены заставил крепкий сон солдат разбиться на миллионы осколков, вынуждая их резко слететь с коек. Трубил сигнал тревоги. Сообщили о срочном построении. — Товарищи, поступил сигнал: близ 64-го километра на радарах обнаружено возгорание торфяных болот. Лес сухой, ветер есть — пламя распространяется быстрее, чем вы в столовую летите. По шеренге прокатилась пара глухих смешков. — Отставить! Не до смеха! Ситуация критическая. Поэтому сейчас, на каждую машину по несколько человек и отправляйтесь на территории. У каждого водителя свои координаты, на вас остальная ответственность. Приказ окончен! Вольно, разойтись! Весь поток солдат полился по всевозможным выходам, где их уже ждали грузовики, в которые они стремительно запрыгивали. — «Тимур и его команда» отдыхают. — Саркастично заметил Арсений, когда обвел взглядом всех присутствующих в автомобиле. — Кто? — Разом переспросили все четверо парней. — А... Вы не читали, да? — Небрежно отозвался Арс, пожав плечами. Нурлан посмотрел сначала на Лешу, потом на Серого с Позом, как бы говоря глазами: «Арсений...» Неделя прошла с того самого дня. Глаза Арсения, словно до того дня бывшие чистым синим небом, теперь затянулись свинцовыми тучами. В каждой клеточке кожи залегла тяжелая печать боли. Но не только Арсению пришлось впитывать тоску в железные легкие — парни тоже вели себя совсем иначе. Мысль о приближающемся с каждым днем побеге больше не вызывала того ажиотажа первых дней. Всë пространство вокруг заволокло плотное облако, которым совсем не хотелось дышать. А Леша изначально знал, что так оно и будет. Он мысленно похоронил Шаста еще в тот день, когда пробыл один на один со страхом одиночества, и когда солдаты заговорили, что был организован «специальный» вывоз. На самом деле, все знали, но не говорили. Боялись, что сбудется. Получается, не зря боялись. Сбылось. Нурлан больше не посмел спрашивать у Арсения, что тот собирается делать после побега. Боялся. Тот и без того ломаный-переломанный, а он бы этим вопросом доломал-таки его до основания. Молчал. И вообще, они все за последнюю неделю больше внимания стали уделять тишине. Все хотели что-то сказать, но молчали. Всем нужно было время, чтобы развязать клубок своих не очень веселых мыслей. Теперь им всем нужно было только ждать. Кому-то ждать побега, кому-то следующего дня, месяца, или года. Арсению ждать до конца существования. По мере приближения к назначенному километру, запах горелого всë сильнее начал въедаться в пазухи носа. Спустя полчаса грузовик резко остановился, заставляя всю пятерку мощно качнуться волной. — Приехали. — Быстро отозвался голос водителя. Все парни встрепенулись и, встав, выскочили из машины.

***

Они бежали, отчаянно бежали, пока под ногами хрустел пепел. Едко оранжевые искры, точно демонята, плясали в радужках и застилали своим свечением весь окружающий мир. Языки пламени вытягивались во всю длину, пытаясь облизнуть своим огнем двух мчавшихся через жаркое месиво. Огонь буквально окружил их. Возможности отступить больше не было. Только вперед. Не разбирая дороги и сжигая резиновые подошвы, пытаться выбраться из этой полыхающей ловушки, в которую их засосало, будто в водоворот. И всë же вперед. Грязный капюшон постоянно слетал с головы, что неимоверно раздражало Шаста, у которого руки и без того были заняты — рюкзак у Оксаны он, не принимая никаких возражений, отобрал, потому что тот еще больше тормозил плетущуюся где-то сзади Суркову. Ему сейчас так сильно было жалко еë — она же не робот, который мог бежать, пока энергия не кончится. Она человек, у нее выдержка не «железная», в прямом и переносном смысле. — Шаст, подожди! Я так больше не могу... — за спиной послышался хриплый, задыхающийся голос. Шастун быстро остановился, тут же дернувшись от резкого повышения температуры. И, скинув капюшон, повернулся. — Окс, пожалуйста... Надо бежать, иначе крышка обоим. Лес в любом случае когда-нибудь кончится. И огонь тоже. — Старался успокоить, как мог. Горькие слезы катились по еë почерневшим от гари кругленьким щекам. Пару раз надрывно прокашлявшись, Оксана снова стала волочиться вперед, за высокой фигурой 194-го. Только Шаст повернул голову обратно, как сзади прокатился оглушительный треск, эхом завибрировавший в ушах. — Твою мать! — Он быстро подлетел к опрокинутой наземь Оксане, начавшей тихонько поскуливать от боли, которую принесло собой упавшее дерево, искрящимися сучьями зацепившее еë лодыжку. — Жжет, — жалобный женский стон раздался над самой мочкой уха. — Сейчас, сейчас, — длинные пальцы быстро принялись стягивать рюкзак, вытаскивая оттуда первый попавшийся под руку кусок ткани. — Шаст, беги один. Я тут останусь. Я никуда больше не пойду. Не смогу с такой ногой. — Часто дыша, скорее даже, вновь задыхаясь, на выдохе шептала Суркова, теряя рассудок от обжигающей все конечности боли. — Окс, ты совсем, что ли?! Смотри на меня! Быстро, я сказал! — Рявкнул прямо ей в лицо Шаст, увидев, как светлые глаза, покрасневшие от слез, начали терять фокус. — Шаст, я ведь не заслужила того, что ты всë это время для меня делал. Я — тварь, Шаст. Всë из-за меня. — Еле перекатывая язык по стенкам неба, лепетала она, внимательно глядя в сосредоточенные глаза Шастуна, делающего ей перевязку. — Суркова, у тебя бред, что ли, начался? Что ты несешь? — Старался он говорить строже, чтобы голос не посмел выдать собственное бушующее за ребрами волнение. — Шаст? — Тихонько позвала она. — М? — Он повернул голову и, не успев ничего даже толком понять, увидел в нескольких миллиметрах от себя искусанные женские губы, которые сейчас тянулись к нему. Успев быстро среагировать, Шаст вовремя отшатнулся назад, не дав Оксане возможности совершить задуманное и сократить оставшееся расстояние. — Не надо. — Одними губами произнес он, и зачем-то грустно улыбнулся. Светлые глаза быстро забегали по противоположным радужкам. Шастун глядел по-доброму, без толики укора, не осуждая, только сожалея. В изумрудных глазах она ловила отражение любви. Шаст был влюблен. Не в неë. Оксана так же грустно улыбнулась, почувствовав, что кожа больше не горела от боли ожогов. Она горела только от чувства разочарования и тоски. «Ты влюблен. Жаль, что не в меня» — Шаст, прости меня. — Ничего страшного, я пон... Женский голос быстро перебил: — Нет, я не про это. Хотя и за это тоже. Ты действительно здесь только из-за меня. — Она сделала паузу, заглушая в себе приступ давящего на горло, словно удав, кашля. — Это я два месяца назад отнесла главноуправляющему донос на тебя. — Еле выдавила она, не дыша. — Зачем? — Единственное, что спросил Шаст в ответ, переходя на шепот. — А зачем ты стал андроидом? — Она столько времени хотела спросить это, и вот этот момент настал. — В каком смысле, стал? Окс, меня таким создали. Если бы у меня был выбор... Оксана от ужаснейшего осознания ошарашено раскрыла рот. — Господи... Неужели... Ты не знаешь? — Растерянно пискнула она, ломая брови от шока. «Он ничего не знает...» — Что не знаю? — Напряженно глядя в светлые глаза, насторожился Шастун, сжимая хрупкие плечи. — Возьми. В кармане. — Почувствовав, как в легких стало слишком мало воздуха, Оксана с промедлением поняла, как стремительно силы начали покидать ее девичье тело. Быстро зацепив пальцами зеленый кармашек, Шаст извлек оттуда сложенный в несколько раз кусочек бумаги.

«Медицинская карта»

«Антон Шастун»

— Светились на фоне огня черные буквы. Быстро перекинув взгляд, он заметил, как глаза Оксаны медленно прикрылись, и грудь перестала вздыматься от частых вдохов. — Оксана?! — Нет ответа. — Суркова?! — Безрезультатно. Сознание потеряла. Пулей встав и снова перекинув чужой рюкзак через плечо, он быстро подхватил ее на руки, не замечая даже, как белая бумажка, точно кусок скользкого мыла, выскочила из рук. Когда спохватился, было уже поздно. Помятый листок, плавно скользя, прилип к земле, где его тут же сломали в своих пылких объятьях плясавшие под ногами искры. От досады шикнув себе под нос, Шаст мысленно махнул рукой, силясь забыть это не самое приятное обстоятельство. Игра потеряла еще одного игрока. Теперь он должен отдуваться за троих. У него в руках была чужая жизнь, а за плечами своя. У 194-го не было права даже на малейшую ошибку. Сейчас он больше всего на свете хотел просто жить.