***
Добровольский, как и обещал, всё уладил. Неясно, правда, какие такие замудренные связи он имел в лагере, но, чудным образом, иначе это нельзя было назвать, он раздобыл два ключа от комнатушек для персонала, практически 2х2 метра площадью. Но на это обстоятельство было как-то всё равно: кровать с матрацем есть — для счастья хватит (тем более, это ведь не лесная земля, с множеством неудобных шишек и иголочек). Ближе к полднику, после того, как весь утренний разговор с отцом окончательно переварился, (за восемь-то часов) прапорщик решил навестить «пленников». Первым делом зашел к Шастуну. Он его помнил смутно, так как в то время большую часть службы проводил в другой роте. — Здравия желаю, — в своей, по обыкновению, тихой манере поздоровался парень, но, так как в комнате стояла абсолютная тишина, Шастуну этот голос показался оглушительно громким. Шаст обернулся и тут же вскочил с кровати, на которой до этого лежал и рассматривал зеленые от сырости потеки в потолке. Глаза его в панике начали шнырять по всему лицу молодого человека. Он узнал его — прапор из соседней роты. — Господи, расслабьтесь. Я не собираюсь никому ничего говорить, я сам уже всё знаю. Мне отец рассказал. — Быстро вмешался Роберт, завидев беспокойный вид Шастуна. — Отец? Это... — Он вас привез сюда. Промычав, Шаст снова сел на кровать, которая сразу же скрипнула заржавевшими пружинами, от ощущения тела сверху. Прапорщик немного потоптался на месте, окидывая помещение оценивающим взглядом. — А это зачем? — Шастун вдруг разглядел в чужих руках тарелку с парой кусочков темного хлеба. Прапорщик быстро опомнился, хлопнув себя по лбу. — Точно, я же за этим и зашел! Спросить хотел: где комната девушки, которая с тобой приехала? Шаст на пальцах объяснил маршрут к Оксане. Прапор вышел, напоследок бросив, чтобы тот запирал дверь, а то в следующий раз не только он зайти может.***
— Товарищ старший прапорщик, а как же так вышло? Мы кого хоронили-то? — Спросил Арсений, пробежавший марш-бросок первым, в то время как остальным солдатам оставалась еще чуть ли не половина от заданного маршрута. — Я, кстати, полчаса назад этот вопрос решил. Всё на самом деле слишком тупо и мерзко. Где-то в начальных блоках десять солдат отравились. Сами понимаете, кормежка здесь... Мягко сказано, «не очень». И вот, семеро оклемались в медпунктах, а трое, то ли организмы у них совсем ослабшие были, то ли больше всего просрочки съели — не знаю — но парни ласты склеили. Арсений скривил губы. Слава богу, что у роботов такой подставы со стороны еды быть не могло. А людям, видимо, порой совсем несладко приходилось. — А что самое бесчеловечное, как по мне, это то, что руководство блока, вместо того, чтобы, как подобается всем учреждениям, сообщить о произошедшем главноуправляющему, решили пострадавших втихаря вывезти. Вывезли. На территорию наших лесов. Вот и получилось, что, когда двумя неделями ранее у нас осмотр территории был, этих троих и обнаружили. Только никто тогда не взял во внимание, что все трое парнями были. Девушкой там даже не пахло, а их в итоге всё равно приняли за пропавших. Арс лишь пожал плечами. Ему сейчас непреодолимо сильно захотелось засмеяться. Но не из-за произошедшей ситуации, нет. Только из-за воспоминаний: буквально неделю тому назад он чуть не отключился от горя, думая, что похоронил 194-го собственными руками. Тут же вспомнилось, как они с парнями всю ту неделю соблюдали траурное молчание, мысленно оплакивая захороненного в лесу 194-го. А тот, на самом деле, в это время во всю шлялся по этому самому лесу, спокойно срезая грибочки для Сурковой. После марш-броска Арс принялся думать, как бы побыстрее скоротать целый час до наступления свободного времени, провести которое он хотел у Шаста. Очень редко, но, бывало, в блоке выпадали такие дни, когда свободное время наступало за час до положенного свободного времени. Тем не менее он не мог прямо сейчас ломануться вприпрыжку в другой блок, потому что только с официального наступления свободного времени, солдатам разрешалось покидать стены этажей, к которым была прикреплена их рота. Поэтому отправился в свое самое родное, донельзя избитое уже место — в библиотеку. Быстро взлетев по лестнице, он остановился перед дверью — услышал чужие голоса по ту сторону. Правда, разобрать ничего толкового не удалось. Оставалось только войти, что он, собственно, и сделал. Тихонько приотворил дверь, которая, хвала всему святому, никогда не скрипела, и перешагнул за порог. — Нет, ну, ты точно придурок. Нашел место. Это же ебучая библиотека! — Причитал Леша, которого буквально пару секунд назад требовательно прижали к стеллажу с книгами. — Мой хороший, заткнись, будь добр. — Шепнул Нур, запустив свои огромные ладони под чужую футболку. — А если кто-нибудь зайдет? — Снова вмешался Леша, всё так же продолжая слегка отталкивать напирающего и, видимо, совсем неугомонного Нурлана. — Вот именно, Леш, это же «ебучая библиотека», кто сюда может войти? Придумал тоже. — Нурлан с той же остервенелой силой припал к чужим губам, чтобы поскорее заткнуть шебутного Леху. — Всем стоять на месте! Не двигайтесь! Это охрана! — Рявкнул Арсений, чтобы ясно дать понять, кто сюда может войти. Парни, точно их кипятком окатили, резко отшатнулись друг от друга. — Блять, Арс, ты совсем конченный?! — Тут же повысив голос, возмутился Нурлан, заметив застывшую на пороге фигуру Арсения, во всю заливающегося звонким смехом. — Я чуть коней не двинул от твоей этой... «Замашки». — Облегченно выдохнув, Леша отошел от стеллажа, проведя рукой по загривку. — Нет, Нур. Это вы — совсем конченные. А если бы зашел не я? Вы котелками своими железными хотя бы немного думайте. — Точно «мамочка» отчитывал этих двоих Арсений. — Никто, кроме тебя, сюда не ходит. — Вставил свои «пять копеек» Леша, небрежно поправляя края футболки. — Ага. И кроме вас, видимо. Ладно. На самом деле, долго я вас отвлекать не собираюсь. Скажу одну новость, которую от прапора узнал, а уже потом лобызайтесь сколько влезет, пока губы не сотрете. — Арс отошел с порога и присел на первый попавшийся под руку (скорей, под ногу) стул. — Окей, а потом свалишь отсюда, по-братски, а? Очень надо. — Заискивающе протянул Нурлан, прищурив глаза, так что те вообще, казалось, пропали. Арс саркастично фыркнул. — Нет. Тут останусь. Мне же так импонирует перспектива посмотреть... — Нурлан тут же поспешил остановить этот язвительный поток слов. — А-а-э... Так, всё, я понял, что свалишь. Рассказывай уже, что ты там узнал. Арсений сложил руки и начал объяснять, как обстояли дела с могилами на самом деле.***
Шастун сидел, скрючившись в три погибели, и рассматривал кожу ступней, в попытках отыскать на ней следы каких-либо отметок после бега по горящему лесу. Руки, колени, грудь — чисто — всё уже было осмотрено. Спина только осталась... Но без помощи зеркала еë никаким образом не изучишь. А зеркалом в этой коморке и не пахло. Глаз на затылке тоже не наблюдалось. Дилемма. До одного момента слушая только собственное кряхтение, Шаст дернулся, когда в дверь легонько постучали. После десяти часов практически беспрерывной тишины, ему было непривычно слышать что-то помимо падения пыли на пол. Он едва успел натянуть первый носок на ногу, как стук повторился, поэтому ему пришлось встать и пойти к двери в таком «своеобразном» виде — с одним не до конца надетым черным носком. Он припал виском к дверному косяку и стал прислушиваться. Тихо. — Шаст, блин, это я, открывай. — Вдруг послышался за дверью знакомый голос. Арсений. Быстро впустив его в комнату, как глоток свежего воздуха в легкие, Шаст снова уселся на кровать. Арсений прошел вглубь и, повернувшись спиной, принялся смотреть в окно, морща нос и глаза от ласк лучей догоравшего заката. А потом повернулся к Шастуну, который максимально сосредоточенно натягивал на ногу второй носок. — Что ты делаешь? Шаст на секунду поднял взгляд, и, заметив, что Арс повернулся к нему лицом, снова опустил голову. — Осматриваюсь на наличие всяких ранок после утренней «горячей пробежки». — Ясно. Ничего, надеюсь, нет? — Арсений вновь отвернулся к окну, заглядывая в пейзаж за решетчатыми прутьями. На самом деле, на Шаста он готов был смотреть вечно, ни на секунду не отрывая взгляда от этого идеально выточенного профиля и долговязой худощавой фигуры. Впитывать в себя каждое выражение глаз, каждое движение губ, каждый неровный вдох. Но было как-то необыкновенно неловко. Да и не хотелось слишком откровенно пялиться, смущая его своим до ужаса голодным взглядом. — А-а-арс? — Как-то совсем неровно позвал голос. Арсений повернул голову, но взгляда чужих глаз не поймал. Шаст уже отвернулся, приподнимая края кофты. — Помоги на спине посмотреть, пожалуйста. Для Арсения эта просьба сработала, как для быка красная ткань. Рвано выдохнув, он подошел ближе и присел на край койки. — И что, в этот раз даже не скажешь, что ты «са-а-ам»? Теряешь хватку. — Постарался он замять неловкое молчание, отшучиваясь. — После всего, что произошло, даже не подумаю. Язык просто не повернется. Произошло слишком много всего, чтобы продолжать играть в кошки мышки. Он больше не позволит себе отдалиться от 203-го ни на один шаг. Цепляясь пальцами за кромки футболки, длинные руки тут же стянули ткань, оголяя спину. Казалось, дыхание Арсения, точно вода, резко заледеневшая в горле, застыло внутри, без возможности выйти. Шасту вдруг захотелось сжать плечи и уменьшиться до размера атома; раствориться, лишь бы не чувствовать на себе изучающий взгляд и орущую тишину. — Ну что? Есть что-нибудь? — Выдавил он спустя несколько секунд. Арсений нехотя вышел из «гипноза», быстро захлопывая до этого момента открытый рот. Согласно промычав, он попросил пластырь. Чуть выше чужой левой лопатки красовалась маленькая царапина. Перехватив из тонких пальцев белую липкую ткань, он, вместо того, чтобы открыть упаковку, медленно толкнулся вперед, падая лбом на чужой затылок. Тот рваный выдох, долго сидевший в груди, наконец-то вышел, опаляя своим дыханием выступающие позвонки. Голова опустилась ниже, так что губы легко могли коснуться начала этих идеально выточенных лопаток. Спина Шастуна, — он сам ощутил это, — сделалась еще тверже, превращаясь в железобетон. А когда по позвонкам, кроме горячего воздуха, медленно побежали ручейки мягких прикосновений губ, веки его самовольно прикрылись, а губы поджались, начав предательски дрожать. — Что ты творишь со мной? — Ломая голос, прошептал Шаст, немного запрокинув голову вперед. — Это я у тебя хочу спросить. Что ты́, Шаст, творишь со мной? — Продолжая покрывать бледную кожу 194-го следами собственных губ, тем же шепотом ответил вопросом на вопрос Арсений. Губам его хотелось изучить всю поверхность чужого тела. Всего Шастуна без остатка. Чтобы запомнить каждую клеточку, каждую выступающую косточку, каждый сгиб конечности и каждый узелок мышц. Арсению определенно было мало, но, в то же время, совершенно достаточно для ощущения полного счастья прямо здесь и сейчас — в квадрате метров, залитых пылающими огнями солнца. Последний раз мазнув губами по недавней «вавке», он быстро открыл пластырь, тут же фиксируя его на спине. Шастун глубоко вдохнул, собираясь с мыслями, которые никак не хотели возвращаться на круги своя, всеми силами цепляясь за стенки черепной коробки. Открыв глаза, он поспешил натянуть кофту обратно. — Спасибо. — Он развернулся, отодвигаясь ближе к другому концу койки, чтобы Арсения было лучше видно, да и чтобы не смущать и себя, и его слишком близким присутствием. — Для тебя хоть все звезды с неба. — Усмехнулся Арс, опуская голову. В этой самой голове сейчас вилась огромная, просто-таки километровая дорожка из одного и того же вопроса. «Что со мной происходит? Что со мной происходит? Что со мной происходит? Что...» Дабы как-то удалить внезапно образовавшуюся неловкость, Шаст спросил: — Ты мне в той машине только про мои «чудесные» похороны рассказал. А что там с побегом? Я слышал, будто Леха, кажется, упоминал что-то? У вас есть планы? — Нурлан, а не Леха. — Да какая разница? — Небрежно заметил Шаст, взмахнув рукой. «Действительно, какая разница? Вообще же одно лицо» — Ладно, проехали. А с побегом вот что... — Арсений уселся удобней, скрестив ноги по-турецки, и принялся «на кошечках-собачках» вводить Шастуна в курс дела.***
— Пять дней, значит? — В итоге спросил Шаст, как бы подытоживая всё ранее сказанное Арсением о побеге. — Ага. Пять. — Арс устало опустил голову и принялся рассматривать собственные ногти на руках. А потом резко встрепенулся, вскочив с койки. — Бляха муха, сколько времени?! — Размахивая головой по сторонам, он взглядом пытался зацепиться за любой циферблат, если такой вообще имелся в этом месте. Глянув на часы, он заметил, что время как-то само, впервые за весь срок пребывания в этих безжизненных лагерных стенах, прошло как по щелчку пальца. Просто вспышка, и вот уже час прошел. Как так-то? — Ой-ë... — протянул Арс, положив руку на подбородок. Нужно было не просто бежать, а лететь на всех парах в свой корпус. Он уже стоял на пороге, когда чужая рука вдруг резко перехватила его запястье, слегка потянув на себя. — Останься еще, пожалуйста, хотя бы на чуть-чуть. — Умолял севший голос. «Глупо, наивно. Жалко» — Мой хороший, прости, пожалуйста, но никаким образом не могу, даже на пару минут. Ты же знаешь... — трепетно сжав тонкие пальцы, Арсений поспешил разорвать сцепление рук. Шастун знал и прекрасно всë понимал. Не понимал только, зачем произнес эту жалкую просьбу вслух. Придурок. — Я завтра приду в это же время, обязательно! — Арсений уже юркнул за порог, когда договорил предложение. Рука Шаста, которую буквально пару секунд назад аккуратно сжимали чужие мягкие пальцы, медленно опустилась, больно ударившись о края железной кровати. Он встал, поспешно провернув на два оборота ключ в засове. Вроде никто больше наведываться к нему не собирался. После ухода Арсения, в этой комнате вновь стало слишком тесно, душно, противно. Н е в о з м о ж н о. А это Шастун еще не знал, что в такой беспросветной скуке без присутствия 203-го ему придется провести не обещанные сутки, а все те пять дней, вплоть до самого дня побега.