Создатель кукол

— Благодаря обстоятельствам, предшествующим нашему собранию, в моих обязанностях как детектива Скотланд Ярда присутствовать на этом, эм… Лестрейд бросил последний взгляд на его карточки, глазами просматривая пункты списка, которые он написал; ну или, вернее, которые ему написал совет директоров в рамках протокола. Прохлданый ветерок чувствовался в помещении, пока Лестрейд стоял на трибуне перед сидящей перед ним на белых скамейках аудиторией. Это был прекрасный полдень ранней осени; тёплые солнечные лучи просачивались через ветки высоких деревьев, окружающих открытое пространство. Листья шелестели в траве, движимые порывами ветра. Пальто — это всё, что требовалось в подобный день. Предупреждение о скорой зиме смешивалось с затухающим летом. Но все пальто были чёрными, торжественное напоминание того, для чего они здесь собрались. Джон и Шерлок сидели в конце, специально настолько далеко от плачущих приёмных родителей, насколько это было возможно. Это было небольшое собрание людей, состоящее из наставников и бывших друзей-одноклассников, которые сидели перед ними, держа по белому цветку в своих руках. Ни у Джона, ни у Шерлока не было причин контактировать с этими незнакомцами, поэтому они решили сидеть от всех отдельно. Свидетели потери, цену которой никто не мог объективно оценить. Потому, что никто не знал всей правды. Никто не знал, кто такая Элиза Холтон или как она существовала двенадцать лет назад. Никто не знал о постоянной угрозе, внутри которой она жила, или же о страхе быть найденной, о страхе установления того, что она пережила в детстве. И никто никогда не узнает о времени, которое она провела с Джоном, Шерлоком, Лестрейдом, когда они искали ответы на размышления психопата. Всё, что они знали, так это то, что Анна проходила стажировку в Скотлад Ярде в один день, а в другой свисала из окна Создателя кукол. Они не знали, что произошло между этими событиями. Возможно, так было лучше. Присутствующие на похоронах видели, как Лестрейд провёл рукой по своим волосам с глубоким меланхоличным вздохом. От туда, где он стоял, он мог смотреть в открытый гроб. Тело Анны Хантингтон лежало на гладком атласе в окружении цветов. Она почти что не отличалась от той девушки, которой её нашли. Парализирующее вещество сохранило её тело в красоте молодости. Простое чёрное платье висело вдоль её шеи, раскрывая неземного цвета декольте и ключицу, и подходило её тонкой фигуре. Её длинные тёмные волосы были разбросаны по всей подушке, окаймляя её бледное лицо так же, как на картине «Офелия» Милле. Длинные ресницы покрывали её закрытые веки, губы были слегка приоткрыты. Кукла; она выглядела, как спящая кукла. Но даже в её спокойной состоянии, она давала Лестрейду силу, как она делала всегда; это неповиновение, эту остроту зрения. Для него всё это навсегда останется в её чертах. Он нахмурил брови. Это было формой приличия для инспектора выступить на похоронах офицеров или детективов, но это никогда не распространялось на стажёров. Но, опять же, стажёров обычно не похищали. Стажёры обычно не умирали. Совет директоров первоначально хотел отправить учителя из Академии говорить на похоронах, но Лестрейд вмешался. Если кто и должен был говорить для неё, то это должен быть он. Теперь, когда он был на трибуне, оказалось намного труднее говорить слова, которые должны были искупить некоторые вещи. Намного труднее. Карточки были выброшены на ветер. — Послушайте, — снова начал он, и в этот раз его голос зазвучал более командным. — Со мной уже такое было. Офицеры умирали во время выполнения служебных обязанностей. Мне приходилось говорить на их похоронах, заверяя любящих их людей, что они умерли, сражаясь за то, во что верили. Они умерли, чтобы сохранить справедливость, поддержать порядок, защитить окружающих их людей и так далее. Кто-то считает, что это самая почётная смерть из всех. Но для меня смерть — это смерть. Она никогда не прославляет себя. — Анна Хантингтон была самой умной молодой девушкой, которую я встречал. Все, кто знал её, могут сказать то же. В ней были сила и дух, которые я редко чувствовал в стажёрах Скотланд Ярда. Она была борцом, никогда не позволяла оттолкнуть её к обочине. Я помню, как она сказала мне: «Не смейте думать, что мой возраст даёт Вам или кому бы то ни было отодвигать меня на задний план». В её глазах был взгляд, которого я не забуду. — Она была невероятна. Ничто не могло её остановить. При разговоре с ней было сразу понятно, как быстро она всё схватывала. Она была внимательна, сосредоточена, предана; всё то, что нужно детективу. Мне кажется, что она была бы ценным сотрудником для Скотланд Ярда. Я имею в виду, она могла бы переплюнуть как минимум половину моих сержантов в любой день, а ей было только восемнадцать. — Голос Лестрейда дрожал, когда он говорил это. — Ей было всего восемнадцать, боже мой. Он сделал паузу, думая, что говорить дальше. Было ещё так много всего, что он хотел бы сказать. Вглядываясь в сидящую перед ним аудиторию, Лестрейд нашёл глазами Шерлока и Джона в самом конце. Шерлок, кажется, совсем не слушал, а был погружен в свои мысли, рассматривая гроб. Джон кивнул обнадёживающе. — Мы все знаем, как она умерла, — продолжил Лестрейд, — но мало кто знает обо всех обстоятельствах, которые подтолкнули её к смерти. Я не скажу ничего конкретного, ибо Хантингтоны попросили о приватности в этом плане, и они, безусловно, заслуживают этого. Это ужасная потеря для них. Но это так же ужасная потеря и для нас всех, поэтому я скажу вам вот что. — Анна Хантингтон принялась за расследование дела о Создателе кукол. Благодаря её усилиям расследование закрыто. Я знаю, что это довольно неопределённо, но вы должны знать это. Важно, чтобы вы знали, что эта девушка, теряя абсолютно всё, пожертвовала своей жизнью, чтобы мы могли поймать чёртового ублюдка. Она не была жертвой; она не была беспомощным ребёнком, как многие думали о ней. Грубо говоря, это была азартная игра, которую она хотела, чтобы мы выиграли; рисковать её жизнью, чтобы положить конец двенадцати годам страха. И мы так и поступили: мы выиграли. Но жизнь Анны стала ценой, которую нам пришлось заплатить, чтобы поймать Создателя кукол. Тёмные глаза Лестрейда опустели. Морщины на лице стали явными от боли и горя. Он в последний раз посмотрел на тело Анны и пробормотал что-то, что никому не было слышно. Никому, кроме Джона и Шерлока в последнем ряду; они знали, что он говорил: — Мне жаль. Мне так жаль. Он сошёл с трибуны, пропуская священника, который начал заключительную молитву. ХХХХХХХХХХ — Что ж, — вздохнул Джон, поднимаясь с белой скамейки. Он посмотрел на Шерлока, чей взгляд оставался исключительно на гроб; его никуда не перемещали во время службы. В своём обычном тёмном пальто и шарфе он подходил к мрачному происшествию. Не было ни выражения жалоб, ни сдержанных рыданий. Прохожему он бы показался холодным; для друга же он выглядел опустошённым. Казалось, уже ничего не было в этих тусклых глазах: ни гнева, ни горя, ни боли, а только бескомпромиссная наблюдательность… Шерлока. Джон знал, что Холмс не захочет ничего сказать на прощание девушке, поэтому просто пробормотал: — Дай мне минуту, ладно? — Конечно, — ответил Шерлок, очевидно, всё ещё витая в своих мыслях. Он слышал, как шуршат шаги Джона, направляющиеся к Лестрейду и гробы; гробу, в котором лежало тело Анны Хантингтон. Детектив знал о чувствах Ватсона, даже если и не разделял их. Военный врач держался довольно хорошо после того дня в машине скорой помощи. После того, как сердце Анны остановилось, после того, как все машины замолчали, доктор Ватсон спокойно сообщил о времени смерти толпе, собравшейся около больницы святого Барда вместе с медиками, после чего он ушёл. Но то, что видели все, шло вразрез с тем, что видел Шерлок. Когда парамедики, направляемые плачущей Молли, покатили тело к моргу, Холмс прошёл внутрь здания и пошёл в самую дальнюю от общего коридора комнату для осмотров. Открыв дверь в тёмную комнату, он позволил свету из коридора озарить пространство. Джон был там, где он ожидал его увидеть, но явно не в том состоянии, в каком он предсказывал. Стулья были перевёрнуты, стол лежал на своей стороне. Виднелась свежая царапина наподобие вмятины внизу стены, нанесённая, видимо, тяжёлым, внезапным ударом. С помощью дедукции Шерлок мог за считанные секунды выяснить всё про это помещение и пациентов, которых здесь принимали, но разрушение было непостижимо. Вдоль стены ближе к двери виднелась тёмная фигура Джона, предплечья которого были выставлены вперёд, чтобы он мог упереться головой на выцветшую белую стену. Его глаза были закрыты, а дыхание было тяжёлым, что говорило о вспышке гнева, последовавшей после наступившего шока. И, хотя Шерлок не мог сочувствовать этой внезапной тоске, он остался стоять в дверях. Но кое-что вывело Холмса из его мыслей. Послышались шаги, за которыми по траве волочилась палка; они направлялись к нему. Несмотря на то, что звук был слабым, он был знакомым. В конце концов, кто ещё мог притащить с собой зонтик в солнечный день? — Отдаёшь свои последние почести мёртвым? — Как видишь, Майкрофт. Майкрофт занял место Джона. Он был, как всегда, в безупречном виде: тёмный костюм аккуратно выглядывал из-под шерстяного пальто, волосы были зачёсаны назад так, что ни одна прядь не выбивалась. Морщины на его лице были мрачными своей обыкновенной прохладой, собранностью. Поскольку все остальные встали со своих мест, чтобы попрощаться с Анной, то они остались сидеть на последнем ряду, предпочитая смотреть на гроб, а не на друг друга. Это подходило Майкрофту Холмсу. Его связь с этой девушкой была издалека; издалека он с ней и простится. — Очень жаль. У неё правда был потенциал. — Сомневаюсь, что она бы приняла твоё предложение, — заметил Шерлок, не поворачиваясь к брату. — Почему это? — равномерно спросил Майкрофт. — Чувствительность. — Чувствительность? — Да, чувствительность. Становясь агентом, ей пришлось бы очень многое оставить позади. Лестрейд собирался предложить ей позицию детектива в Скотланд Ярде, но после этого дела он бы никогда не позволил ей согласиться. Наличие Джона вполне бы смогло удержать её в Лондоне. У него всегда были чувства к ней, это довольно очевидно. Я бы не удивился, если бы она начала чувствовать нечто подобное. — А что насчёт тебя? — Майкрофт развернулся к Шерлоку, изучая его опустошённый вид. — Какую сентиментальную причину мог дать ей ты? — Я дал ей причину жить. — Майкрофт приподнял бровь, услышав резкое заявление, а частный детектив закатил глаза, прежде чем объясниться. — Я был единственным человеком, который воспринимал ей желание отомстить всерьёз. Я был единственным, кто мог ей помочь. Более того, она доверяла мне. Доверие, кажется, является катализатором для эмоций; я не стану делать вид, что я понимаю это. Они оба наблюдали, как Джон и Лестрейд стояли над гробом. Голова Лестрейда была наклонена на его чёрный пиджак под таким углом, что они не могли видеть его лица. Однако никому из них не нужно было видеть его лица, чтобы понять, что он страдает. Джон положил руку на ссутулившееся плечо инспектора, говоря при этом что-то, что не могло было быть слышно людям на последнем ряду; слова поддержки, слова утешения, слова, которые ни Шерлок, ни Майкрофт не могли предложить. Майкрофт отмотал время назад, вспоминая ситуацию, при которой рука Лестрейда была на плече Джона. — В последний раз они были здесь, Шерлок, на твоих похоронах. — Я не был мёртв. Она мертва. — Ты не жалеешь об этом, не так ли? Шерлок не ответил. — Ты не можешь спасти всех. — Она была у меня! — тихо парировал Шерлок. — Я выиграл! Она была у меня на руках, контр-соединение было там. Я сделал всё идеально; это не моя ошибка, что Парсонс изменил свою процедуру, его… — Был выбор: либо она, либо Создатель кукол. Ты всегда знал это, — сказал Майкрофт спокойно. — Вы рискнули и выиграли. Оставь всё как есть. — Она должна быть живой! — Я знаю. Тишина наступила между ними. Ветер бродил, развевая кудри Шерлока на его лбу. Майкрофт снова посмотрел на Джона и Лестрейда, ведущих тихую беседу. — Посмотри на них, — сказал он, и в его голосе был не сарказм, а научная наблюдательность. — Они считают, что они могут помочь людям; доктор и детектив; они посвящают свои жизни другим. В их мире нет никого, кого нельзя было бы спасти. Но посмотри что происходит, когда ты принимаешь эту веру: заканчивается тем, что ты наблюдаешься за гибелью тех, кого ты обещал защищать. Мучительно, что эта вера разрушена, поэтому они действуют исключительно так, чтобы ускользнуть от смертности как следствие. Мы не можем себе позволить быть такими, брат. — Что же делает нас другими? — Мы те, кто должны принимать трудные решения, когда такие, как они, не могут. Это роль, которую мы должны играть, иначе что произойдёт с обществом и цивилизацией? Логикой и разумом? Жертвы должны быть сделаны; игнорируй этот факт, и всё, что ты торжественно обещал поддерживать, под угрозой. Ты знаешь это, Шерлок. Анна Хантингтон знает это. Забота, в конце концов, ничего не решает. Шерлок поднялся, утомлённый разговором. Последнее, о чём он мечтал, так это о лекции от британского правительства. Но Майкрофт не закончил. — Я знаю, что ты развивал в себе любовь к ней, — заметил он. Шерлок зашагал прочь, оставляя Майкрофта среди белых пустых скамеек.