Горящие глаза напротив

дождь беспощадно барабанил по окнам, выплясывая на горе тысяч людей. война закончилась почти полгода назад, но каждый был внутренне растоптан, разорван или уничтожен. их великолепный послевоенный мир, к которому они так долго шли, на деле оказался чертовой дешевкой, такой же прогнившей, как и до этого, с той только разницей, что теперь они работали не под гнетом Волан-де-морта, а под тяжестью скорби. каждый человек потерял в этой войне кого-то близкого, каждая семья перенесла удар. ничего не было и не могло быть как раньше. Британия была разбита изнутри, вырвана из нормальной жизни и слишком мало времени прошло, чтобы пройти долгий путь исцеления. Гермиона сидела у окна и молча смотрела на дождливый город, безучастно постукивая неухоженными ногтями по поверхности стекла. Гарри скрывается за колонной, и Гермиона так отвратительно четко понимает, что больше никогда его не увидит. слезы обжигают щеки, и она утыкается в спасительную шею Рона. парень мягко, но крепко прижимает ее к себе, гладит по спине и часто целует в макушку. они остались вдвоем. сопротивление пало. надежды больше нет. — это конец, да? — шепчет Гермиона, чуть отстраняясь. — нет. послушай, Гермиона, — он берет ее лицо пыльными ладонями, пачкая и без того грязное лицо, — ничего ещё не кончено. мы не можем быть уверены в его смерти, пока не увидим тело, а значит ещё ничего не кончено, слышишь? не кончено. мы будем сражаться. мы пойдем до конца, даже если нас ждёт смерть. мы прошли слишком долгий путь, чтобы сейчас опускать руки. Гермиона едва заметно улыбается и вновь прижимается к родному теплу, ища хотя бы мнимой защиты. почти полгода прошло. если быть точными, 5 месяцев и 12 дней. она взяла пачку сигарет холодными пальцами, открыла окно и глубоко затянулась, выпуская облако дыма в без того грязный Лондон. Рон был бы против этой привычки, они бы даже, наверное, поссорились. — Гермиона!! — она поворачивается как раз в тот момент, когда парень кидает защитное заклинание в ее сторону, и зелёный луч, почти настигший её, отлетает куда-то влево. девушка сглатывает и снова продолжает бой с очередным пожирателем смерти. вокруг летают заклинания, крики и стоны умирающих оглушают больше, чем множественные взрывы. где-то сзади Гарри сражается с Волан-де-мортом. живой выживший Гарри. тяжёлое дыхание вырывается из ее лёгких, когда она справляется с темноволосым, откровенно страшным мужчиной и бросается на помощь знакомой девушке с ее факультета. вдруг битва сходит на нет, внимание всех присутствующих переключается на двух главных дуэлянтов, нарастающая сила которых привлекает взгляды. Волан-де-морт старательно кидает в Гарри заклинания, но он отбивает каждое из них. кажется, что он черпает силы из волшебника, будто каждое заклинание темного мага прибавляется к общей магической мощи Гарри. Волан-де-морт кидает последнее, отчаянное заклинание смерти, и Гарри встречает его красным лучом. борьба словно застывает на месте, все в зале забывают дышать, битва кажется нереальной, замедленной. красный луч стремительно пожирает зелёный, словно огонь, набросившийся на траву, и Волан-де-морт с громким хрипом падает на пол. секундная тишина, и зал взрывается криками радости. люди бросаются в новую, последнюю битву с пожирателями, и обмениваются самыми искренними за последнее время эмоциями. Гермиона не может дышать. это все так нереально. так желанно и так странно. они победили. война выиграна. самое страшное позади. Волан-де-морт мертв. она поворачивается к Рону, чтобы обнять его, но не находит знакомой рыжей макушки. тревога постепенно зарождается внутри, сменяя радость, пока Гермиона оглядывает толпу. сейчас он выйдет. сейчас он появится. она должна сказать ему, как сильно его любит. она должна.... он не вышел. не появился ни через час, ни через два, ни даже через месяц. Рональд Билиус Уизли официально исчез. как и любая радость в жизни Гермионы. она тушит сигарету о ботинок и кидает окурок в окно на съедение дождю. её не заботит природа: война уже достаточно ей навредила, чтобы заботиться о чертовом окурке. Гермиона поднимается с деревянного стула и идёт на кухню. начатая бутылка вина и ещё одна сигарета – единственное, что есть на ужин, но Гермиона не жалуется. она разучилась жаловаться. она разучилась чувствовать что-то помимо всеобъемлющего горя. красное вино обжигает горло, но ей плевать. она зажигает сигарету и уже не заботится о том, что курит прямо в квартире. кидает равнодушный взгляд в зеркало, усмехается мешкам под глазами, впалым щекам, болезненного вида волосам и бутылке у себя в руках. она смотрит на свои обгрызенные ногти, и ей почти смешно. раздается звонок. Гермиона вздрагивает, а затем протяжно стонет. либо Гарри, либо Джинни, либо Невилл. они никогда не оставляли её в покое, пытаясь то накормить, то развеселить. идиоты. она бредёт к двери, шаркая тапочками по полу и не расставаясь с бутылкой. заглядывает в глазок и замирает. сердце начинает биться чаще, дыхание сбивается, челюсти сжимаются, стойкий комок подкатывает к горлу. Гермиона дрожащими руками открывает дверь. — привет, — улыбается Рон. он почти такой же, как полгода назад, только чистый и немного похудевший. — какого..? Рон, ты... — она не верит. но он выглядит таким родным, таким добрым, таким светлым. — да, Гермиона! я убил ту тварь, которая меня схватила. ну тогда, в Хогвартсе. меня долго наверное не было, да? дня три или четыре? вы уже успели переволноваться, ага? боюсь представить, что чувствовала мама. нужно обязательно ей позвонить, но, знаешь, я решил, что ты должна узнать первая. это показалось мне правильным, — он проходит в квартиру, оставляя застывшую девушку рядом с открытой дверью, — я должен рассказать тебе абсолютно все!! это просто невероятно. было страшно, конечно, но я думал про тебя. это так воодушевляет, знаешь. — Рон, — Гермиона подходит ближе и медленно достает палочку, направляя её на парня, — дата нашего первого поцелуя? Рон поднимает руки и вздыхает, будто только этого и ждал. — второе мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года. это было пару дней назад, Гермиона, как я мог забыть? Гермиона чувствует, как слезы медленно стекают по ее щекам, когда она бросается к парню в объятия. она так давно не чувствовала его тепла, так давно не ощущала его прикосновений, что даже бутылка в руках не портит момент. — любовь моя, все в порядке? — он звучит немного взволнованно, обнимая её, но Гермиона настораживается не из-за этого. она замирает у него в руках, а затем отходит на пару шагов и снова направляет палочку на него, утирая недавние слезы. — кто ты? — тихо спрашивает она. — мы же только что выяснили, что я Рон, разве нет? Гермиона, слушай, ты..... — я спрашиваю ещё раз: кто ты нахрен такой? — палочка дрожит, но ей плевать. Рон смотрит на нее с недоумением, принимает оскорбленный вид, а затем резко расслабляется, будто на него не направлена готовая в любой момент выстрелить палочка. — ну и что меня выдало? дай угадаю, он никогда не называл тебя "любовь моя", да? — никогда, — цедит Гермиона. Рон или, вернее, его подобие кривится в ехидной усмешке. — прости, милая, я не успела изучить все его привычки. — кто ты твою мать? — голос почти срывается, но тот, кто под личиной Рона, только смеётся, запрокидывая голову назад. смеётся так, как сам парень не смеялся никогда: безумно, пугающе. — не так быстро, до конца действия зелья у меня есть, дай-ка подумать, — оно смотрит на настенные часы, — сорок пять минут. — где Рон? — Мерлин, да успокойся. откуда я знаю, где твой драгоценный Рон. с губ Гермионы срывается обезличивающее заклятие, и Рон кривится, его тело трансформируется, и уже через полминуты перед девушкой предстает женщина в вещах её парня. кудри распадаются по его толстовке, а футболка и штаны беспомощно виснут на стройном теле. Гермиона замирает на месте. — невероятно, — шепчет она, — невероятно. ты просто....просто невероятная идиотка. Беллатрикс поднимает бровь и вновь кривится от неудобности вещей, придерживая их рукой. — ты пришла в квартиру самой главной ненавистницы пожирателей смерти. это самое глупое безрассудство, которое я видела, — вдруг ей становится весело, и она смеётся. заливается смехом, из глаз почти текут слезы, истеричный хохот вырывается из ее уставшего горла, и она почти задыхается. хватает ртом воздух, будто все ещё хочет дышать. будто у нее есть силы дышать. разумеется, она врёт. она уже не способна ненавидеть. в ней есть только безграничная пустота, смешанная с терпким вкусом вина. женщина выглядит растерянной, и Гермиона это замечает. — что, не привыкла быть не единственной сумасшедшей на километр вокруг? — уже сухо бросает она, будто секунду назад не заливалась искренним смехом, и только слезы в уголке глаз выдают ее. Гермиона опускает палочку и равнодушно идёт на кухню, по пути глотая из бутылки. — в какой же ты глубокой заднице, — Беллатрикс осматривается и идёт за Гермионой, на ходу превращая вещи Рона в привычное платье и корсет. — будто ты не в большей, — усмехается девушка и делает ещё один глоток. — ты в курсе, что я могу убить тебя? — Беллатрикс садится напротив, кладя палочку рядом с собой. — я тоже. — ты не можешь убить меня, — усмехается. — так я не про тебя, — она пожимает плечами. — прекрати это, — Беллатрикс пытается отобрать бутылку и получает по рукам. она в недоумении смотрит на наливающийся красным след на ладоне, а затем на Гермиону, которая снова пьет прямо из горла, — нормальная? взгляд Гермионы затуманен, она отставляет бутылку и откидывается на спинку стула. — ну и какого черта ты пришла? — девушка берет сигарету и закуривает, звонко щёлкнув зажигалкой. — это тебя пропажа рыжика так подкосила? — в её глазах загорается интерес. Гермиона молча втягивает едкий дым, — ладно. у меня есть предложение. — нет, — прерывает её Гермиона, стряхивая горстку пепла с сигареты прямо на стол. — тогда ты больше никогда не увидишь своего дражайшего Рональда, — её губы расплываются в мерзкой усмешке, но девушка никак не реагирует, — ты меня слушаешь? Гермиона переводит на неё усталый взгляд, а затем равнодушно смотрит на сигарету. — я не собираюсь давать тебе свободу, Лестрейндж... — Блэк, — любезно поправляет ее Беллатрикс, — теперь Блэк. — в любом случае, я не собираюсь давать тебе свободу. прямо сейчас я вызову авроров, министра магии и Гарри, который лично с тобой разберётся, а потом мы найдем Рона, ясно? — она тушит сигарету и встречается со взглядом темных глаз. — какая жалость, но вы не узнаете, где он находится и, о, как обидно, боюсь, в него вколота первая доза яда, а завтра будет вторая, а после третья и, о ужас, он умрет через пять дней, — она прижимает руки ко рту в притворном ужасе, — поэтому тебе придется играть по моим правилам, малышка. — пять дней, — повторяет Гермиона, — разве в твоём стиле не взять, не знаю, сутки? или два часа? — решила дать тебе время подумать. тем более, он так великолепно мучается, — она снова ухмыляется. Гермиона облизывает губы, и тянется к бутылке, но Беллатрикс ее перехватывает. — тебе хватит. — не тебе это решать. — ты еле стоишь на ногах. — я тебе больше скажу, сейчас я сижу. — не огрызайся. я не позволю тебе отравиться, когда решается моя судьба. Гермиона вздыхает и встает из-за стола. Беллатрикс проводит ее внимательным и заинтересованным взглядом до соседней комнаты, в которой девушка скрывается. ждать долго не приходится: Гермиона появляется с новой открытой бутылкой, уже приложившись к горлышку и немного покачиваясь. — акцио, — лениво произносит Беллатрикс, и бутылка выпархивает из рук Гермионы прямо в руки женщины. девушка недоуменно качается и почти падает, но стоявшая рядом стена служит ей надёжной опорой. чувствуя приступ тошноты, Гермиона поворачивается в сторону ванной, но на пути так некстати оказывается тумбочка, о которую она спотыкается, чудом не растянувшись на полу. она затылком чувствует, что Беллатрикс наблюдает. наверняка с усмешкой. этой идиотской усмешкой. Гермиона вновь продолжает путь и, наконец, добрирается до ванной. сдерживать призыв организма становится все труднее. белый друг встречает ее, как всегда, любезно. из нее выливается вино вперемешку с давним завтраком. привычная процедура, на самом деле. обычный день: утром нормально поесть, а затем весь день питаться только алкоголем, который она так сильно ненавидит. но на этот раз кто-то поднимает ее кудри и собирает их в хвост, чтобы не запачкать. Гермиона не успевает сопоставить очевидные факты из-за нового приступа. ей кажется, что сейчас из нее выйдет желудок, отказываясь больше служить такой некомпетентной хозяйке. она давно перестала использовать заклинания исцеления. даже отказалась от заклятий от тошноты. выворачиваясь наизнанку у туалета собственной ванной, она чувствовала себя хотя бы немного живой. — идиотка, — доносится откуда-то сверху, — я думала, в тебе больше стремления к борьбе. палочка касается ее живота во время короткой передышки, и Гермиона чувствует облегчение. Беллатрикс спускает бачок и поднимает едва соображающую Гермиону, чтобы подвести к раковине. она все ещё держит ее волосы. Гермиона не привыкла вставать сразу после продолжительной процедуры рядом с белым товарищем, так что совершенно неудивительно, что у нее кружится голова, и она обмякает. на этот раз чудом, спасшим её от столкновения с полом, оказалась Беллатрикс. — Мерлин, какая же ты идиотка, — приговаривает она, умывая Гермиону, а затем давая ей слабые пощечины, — ну же, не заставляй меня укладывать тебя в постель. мы враги, помнишь? глаза так настойчиво пытаются закрыться, но что-то внутри протестует, поэтому Гермиона отчаянно сражается с усталостью за право владеть своим мозгом. она поднимает голову, яркий свет лампы (на деле приглушённый и мягкий) ударяет в лицо, и Гермиона прячется в черных локонах Беллатрикс, крепко зажмурив глаза. — да блять, — женщина почти хныкает, — ты помнишь, что я ненавижу тебя? и ты меня? Мерлин, соберись, Грейнджер. ты пять минут назад хотела сдать меня министерству, а теперь стоишь почти в моих объятиях. оо... — Гермиона зарывается носом ей в шею, что-то бормоча, — я в дерьме.

***

— только попробуй завтра забыть что-нибудь из того, что только что произошло, — говорит Беллатрикс девушке, которая теперь лежит на своей заправленной кровати и весьма непредусмотрительно спит. женщина гасит свет и выходит из комнаты. она проходит на кухню, выливает остатки вина в раковину, а бутылки выкидывает в мусорное ведро. затем выключает свет во всей квартире, накладывает защитное заклинание на дверь, за которой спит Гермиона (конечно, вряд ли она проснется раньше следующего полудня, но рисковать не хочется), и ложится спать на диване, думая лишь о том, в какой сюрреалистичной ситуации оказалась.