Будем ли мы свободны?

Фёдор не сильно понял как так быстро пролетело время, но всё же это было так. А ведь он прочитал не столько много как и хотелось бы. Но зато игра была довольно интересной, не как с обычными не очень умными людьми. Достоевский с тяжелым вздохом закрыл книгу, поставив её на ту же полку, где она и была, после же побрел за Николаем. Снова нужно идти к врачу и просиживать там задницу чуть ли не два часа. А потом ещё и после ужина не будет свободного времени. Досадно. Очень. Достоевский вышел в коридор, перед этим тихо закрыв дверь и последовал за Николаем, но уже на первом этаже их пути расходились. Нужно было зайти в палату для, того чтобы дать знать о своем возвращении и готовности к процедурам, ну точнее для него просто к походу в медицинский кабинет. На пост пришла другая, неизвестная медсестра. Ну точнее не совсем неизвестная, она уже была тут, но с ней Фёдор ещё не общался напрямую. Да и в принципе не собирался этого делать. Уж больно она выглядит недоброжелательной. Медсестра быстро отметила Достоевского в каких-то списках. На небольшом листочке бумаги, походящем на стикер, она написала номера нескольких кабинетов, не как обычно одного и список каких-то неразборчивых назначений. Медсестра отпустила парня раньше надобного времени, так как на обследование такого количества всего, два часа вряд ли бы хватило. Ну что ж. Удачи. Федя вышел из комнаты и пошёл туда, куда-нужно. За всем его путем пристально наблюдали другие члены медперсонала, следящие за порядком в коридорах. В общем. Спустя два с половиной часа Федя ужас как намучался со всеми своими похождениями и полной промывкой мозгов от докторов. Да ещё и каждый втирал совершенно разную дичь. Последний, скорее всего главврач, как и предполагалось выписал пару таблеток и необходимые процедуры. Названия были строго под секретом и состав всего этого дела. В общем такое себе. Слишком всё сомнительно. Имеется вероятность даже того, что от этого можно сдохнуть. Через какое-то время все отправились на ужин, а Федя продолжал раздумывать над тем, что может случиться. Единственная вещь, которое могла отвлечь от такого, это желание встретить Николая в столовой. На процедурах у Николая всё было стандартно. Одни и те же вопросы — одни и те же ответы. Эти психологи действительно бесполезны. Да ещё и общаются как с идиотом, будто у Гоголя задержка в развитии лет на 15. Как всегда рассказали, какие таблетки он будет принимать, зачем, когда и сколько. У Николая складывалось впечатление, что ему лекарства выписывают наугад. Пишут названия на листочке и тыкают пальцем с закрытыми глазами. Серьезно, он уже скоро все медикаменты перепробует. Причем непонятно, почему ответы одинаковые, а препараты разные. Загадки человечества. Больше ничего, требующего особого внимания, не происходило и Коля со спокойной душой отправился кушать. Он увидел Фёдора, заходящего в столовую, но мозг упорно отказывался генерировать стихотворения, так что пришлось встретить его скучным и приземлённым: — Добрый вечер, я диспетчер, — за долю секунды мозг Коли успел подумать, стоит ли говорить фразу полностью, но решил, что кто не рискует, тот не пьёт шампанского, да и воплощать её в реальность он все равно не собирался, — вам не нужен секс на вечер? Фёдор был не очень то и хорошем настроении, но прибытие Гоголя, немного скрасило его состояние и даже заставило улыбнуться. На этот раз без стихов. Ну ладно, всем надо отдыхать от одного и того же. — Секс, конечно, это хорошо. Но тут таким-то и не позанимаешься. —Достоевский усмехнулся и продолжил путь к своему столу. Он прекрасно понимал, что это всего лишь шутка, поэтому и особого значения придавать такому не следует. Как уже стало обыденно, Федя сел за стол и начал изучать еду. На этот раз был какой-то суп, в котором кроме бульона, кусочков картошки и плавающей на поверхности зелени ничего не было. Как обычно, очень странно, но выглядело съедобно, поэтому парень сразу взял кусок хлеба в одну рука, а во вторую ложку. Начал есть. Всё-таки вкус не сильно оправдывал ожидания. Было там хотя бы соли побольше, то совсем другое дело. Приходилось пить почти безвкусную жидкость, ладно уж. Становилось как-то пустовато от несвойственной, в компании Николая, тишины. Но по его виду не казалось, что что-то может быть не так, значит хорошо. Фёдор же почему-то тоже молчал, хотя мог бы начать диалог. Непонятно почему, но всё же было приятней когда Коля сам задает какие-нибудь вопросы и только после этого завязывается разговор. Гоголь сел за стол и метнул взгляд на суп. Судя по цвету, ему туда масла налили раза в три больше, чем остальным. Ну или нассали, если ориентироваться на вкус. Ну и гадость, Николай аж скривился. А вот Феде нормально, но у него и суп более бледный. Гоголь взял себе три куска чёрного хлеба, отодвинув тарелку подальше, чтобы даже не смотреть на это. Он иногда поглядывал на Фёдора, ожидая, пока он соизволит что-нибудь сказать, но, кажется снег быстрее пойдёт, чем он начнёт разговор. Значит надо брать всё в свои руки. Гоголь на всякий случай отодвинулся, на случай если после такого начала диалога Достоевский вдруг почувствует непреодолимое желание въебать Николаю ложкой по лбу, и сказал: — Ну так всё-таки кирхуа или чипчичи? Или чевапчичи... А что если чевапчичи делают из собак и стройматериалов? — Николай состроил гримасу задумчивости. Достоевский сидел так же молча и ел. Когда Гоголь наконец заговорил, Федя было обрадовался. Но бля.....за что ему такое наказание. ЧЕВАПЧИЧИ. Да где ж вообще видано про эти чевапчичи!? Что это такое? Где он это взял? Фёдор оторвался от приема пищи и посмотрел на Колю лицом полного недоумения происходящего. — Серьезно блять!? "Ну нахуй. Не сяду я с ним больше за один стол. Больно оно надо..." — В еде что ли что-то подмешано, что ты превращаешься в генератор тупых вопросов? Фёдор уже доел содержимое тарелки и пошёл её относить, планируя не возращаться к Гоголю даже не попрощавшись. Но не судьба видимо и он всё же возвращается и садится за этот же стол, но уже просто чтобы посидеть. Потому что время ужина ещё не кончилось, а уходить особого смысла не было. — Что, не можешь всё-таки без меня, да? — ехидно протянул украинец, а потом добавил с абсолютно невозмутимым лицом, — Когда глухие видят, как люди зевают, они думают, что они орут? Нет занятия лучше, чем бесить Фёдора, так ещё сам Конфуций говорил. Николай посмотрел на часы: ещё минут десять. Придется Феде выслушивать весь тот феерический бред, который Гоголь планирует нести на протяжении этого времени. Уже миллионы раз пожалев о том, что вернулся, Фёдор был чуть ли не на взводе после последней фразы. Редкостный слишком уж вид человека, который способен хоть как-то повлиять на решения Достоевского. Но как-никак факт. Парень посидел бы тут ещё какое-то время, но теперь ему не терпелось просто взять, встать и выйти нахуй. — Да, вот не могу без тебя. После этого Федя резко встал и с размаха вписал тому пощечину. Хоть не сильную, но больно скорее всего было. Достоевский развернулся и пошёл к выходу быстрым шагом ни разу не обернувшись. Да, обиды он не держал, но пусть теперь понимает, что лучше его не доводить. Федя отправился в палату, где и планировал провести оставшееся время до очередного похода по всем возможным лечебным процедурам. *** Неделя прошла довольно быстро, но.... однообразно как-то. Единственным ярким событием было переселение Достоевского в палату к Гоголю Возможно, он об этом быстро пожалел, так как, несмотря на тот инцидент в столовой, Николай не потерял ни капли рвения побесить Фёдора. Однако вряд-ли врачи разрешат ему "переехать" снова. Так что его проблемы, надо было думать раньше. Этот день протекал довольно спокойно, потому что Колю удалось отвлечь на книгу, да и сам Фёдор что-то читал вроде. Правда сейчас вся литература была отложена, шло время "лечебно-реабилитационных мероприятий". Таблетки, короче. У Николая они были какие-то простенькие, что-то типа антидепрессантов, но не они. Он уже закончил и теперь ждал возвращения Достоевского. Ждать долго не пришлось, дверь приоткрылась и вошёл Фёдор. Правда, помятый какой-то что ли. Первые дни принятия препаратов не оказывало никакого влияния, что скорее всего к лучшему. Может быть всё будет хорошо до самого конца и Фёдора смогут скоро выписать. Хотя на что он надеялся.... На самом деле он сильно так и хотел выписки, но единственной причиной этого стал Николай. А ведь Достоевский уже и вправду не мог без него. Но сейчас немного о другом. Первые сбои начали проходить в виде не сильно таких видимых происшествий. Например: потемнения в глазах, небольшая сонливость и снижение внимательности. Это можно было, конечно, заметить, но Федя не придавал этому особо значения. А вот сегодня всё обернулось намного хуже. Вот прошло очередное время лечебно-реабилитационных мероприятий, но на этот раз прописали другие таблетки и сказали выпить их. Вроде бы всё как обычно... Но только стоило начать идти.. ужасное головокружение вместе с значительным ощущением расплывчивости разума. Схоже чем-то с состоянием алкогольного опьянения, но только с более негативными чертами, да ещё так резко проявившимися. Еле как держа себя в руках и стараясь не подавать виду, Фёдор вошёл в палату и сразу же уселся на кровать чтобы побыстрее перевести дух. От Николая не укрылось плохое самочувствие Достоевского, вообще, это было сложно не заметить. Может, на него так таблетки действуют? Всякое бывает, у Гоголя, например, руки трясутся из-за них. — Всё хорошо? — в несвойственной себе манере спросил Коля. Просто по состоянию Фёдора явно не скажешь, что у него все в порядке. Ну да, Николай переживает. Конечно, он мог бы сейчас подъебать Достоевского, но что-то ему подсказывает, что последнему и так хуёво. Коля выжидающе посмотрел на Фёдора. Была даже мысль пересесть к нему на кровать, но Гоголь решил пока этого не делать. Всё-таки, исходя из наблюдений украинца, Федя не особо любил, когда кто-то нарушает его личное пространство. —Нет... Голос Достоевского был тише привычного, понятно почему. С каждой секундой становилось всё более неприятно, но жить ещё вроде можно. Через минуту голова уже почти не кружилась и Федя смог поднять голову чтобы посмотреть на Николая, который сейчас явно волновался за того. Слишком всё внезапно. По идее оно так никак бы не могло действовать... После принятия таблетки прошло всего 10-15 минут, а тут вот что. Походу доктора серьезно хотят его убить. Парень надеялся, что хотя бы не подохнет к вечеру. — хуево. Очень. Достоевский прилег на кровать всё ещё смотря на Колю. А через ещё пару минут перестало штырить. Осталась только боль в голове, пробивающая всю черепную коробку изнутри и вызывающая непонятные галлюцинации в виде появляющих темных пятен перед глазами, как после того, когда долго смотрел на солнце. Федя прикрыл глаза и молча продолжил лежать почти не дыша. Из одного глаза сама по себе покатилась едва заметная слеза. Гоголь попытался воскресить в памяти хоть что-то об оказании помощи при подобных ситуациях... Физически тут никак не поможешь, только если морально. Ох, Фёдор его за это убьет, но выбора нет. Всё, что требовалось от Николая — это обнять Достоевского и быть на одном уровне с ним и ещё желательно сказать что-нибудь успокаивающее. Вот только его к такому жизнь не готовила. Ну, понеслась пизда по кочкам. Гоголь, на удивление нерешительно, подошёл к кровати Фёдора и присел на неё. Он до последнего надеялся, что и так прокатит, но, к сожалению, нет. Фёдор выглядел очень неважно, так что помочь ему необходимо. Боже, почему он вообще смущается? Ещё одна загадка человечества останется без ответа. "Ой всё, похуй", — подумал Гоголь и, приобняв Федю за плечи, прилёг рядом, — "Я однозначно сдохну. Но сначала я просто обязан увидеть его реакцию. Да-а, я неисправим." Голова Фёдора просто раскалывалась, но к этой боли прибавилось ещё непреодолимое желание просто начать рыдать без особой причины. Слезы уже скапливались у глаз, до невозможности больно. Сложно их сдерживать... Просто невыносимо. Выдержка кончалась и слезы уже сами стекали, до сих пор не понятно из-за чего. А тут ещё Николай ложится рядом. Единственное, что в этот момент смогло дойти до мозга, это фраза: "какого черта происходит?" Сил реагировать на эти объятия не было и Федя так просто не мог успокоиться. Хотя с приходом Коли стало немного спокойнее. Достоевский через боль открыл покрасневшие глаза, взглянул на Гоголя, но сразу же после этого отпустил голову и уткнулся в плечо того. Да, Фёдор ненавидит, когда к нему так близко находятся, ненавидит прикосновения. Но именно сейчас было слишком плохо, чтобы как-то повлиять на всё это. Оставалось надеяться на то, что всё скоро закончится. Гоголь никогда не видел Достоевского таким. Это было даже как-то странно. А особенно, когда уткнулся Николаю в плечо. Коля его даже как-то неосознанно слегка прижал к себе, а когда до него всё-таки дошло, сделал вид, что не заметил. Гоголь сам по себе человек очень тактильный, так что ему в принципе нравилось так лежать. Только лучше бы это происходило в спокойной обстановке. Через какое-то время нахлынувшая истерика стала проходить и Фёдор понемногу успокаивался. Голова тоже стала болеть меньше. Может просто ненормальная реакция организма на неизвестное вещество. Возможно со временем всё устаканится и больше такого не будет. Главное чтобы не было второй волны всего этого ужаса. Уже будучи способным что-то делать, Фёдор сразу же убрал руки Николая и отлег от него подальше, повернувшись спиной. Нет, он не обиделся, не стал бы он обижаться, просто сейчас было серьезно неприятно находиться рядом с ним. Федя просто лежал смотря на пол и стараясь переваривать всё случившееся. Он позволил выйти всему наружу... Почему он не смог всё остановить... — Ой ну и пожалуйста! — театрально сказал Гоголь, перебираясь на свою кровать. Ну а вообще, чего он выебываться-то? Ему тут помощь, поддержку, а он нос воротит. Ну и ладно. Пусть в следующий раз сам справляется. Нет, ладно, конечно, Николай ему будет помогать, но однозначно Фёдору это припомнит. От нечего делать, Коля стал разглядывать помещение. В сотый, наверное, раз. Белые стены, белый потолок, белые лампы, белый столик медсестры. Уж как бы Гоголь не любил белый цвет, а от этой палитры его скоро стошнит. Куда ни глянь — везде всё белое. Зато пациенты интересные. Разнообразные. Люди с депрессией, обожающие яркие цвета и общение; шизофреники, думающие разумнее многих здоровых; вот такие люди с ошибочным диагнозом и много-много других. Только вот сколько Николай не рассматривал всё вокруг, взгляд постоянно задерживался на Феде. Выглядел он, на удивление, неплохо. Наверное, можно перестать за него волноваться. "Да кто там вообще о нём волновался? Просто забота, она свойственна людям. Ага" Через ещё около пяти или десяти минут Фёдор почти окончательно пришёл в себя. За это время он успел полностью проанализировать ситуацию и понять пару вещей: во-первых, если это реакция на таблетки и она повторится, то нужно будет делать вид, что пьешь эти таблетку, а потому что зачем себя так мучать, во-вторых, он неправильно поступил с Гоголем, а точнее просто послал нахуй всю его заботу, хотя он реально помог. На втором Достоевский зациклился побольше, ну и пришёл к решению как-нибудь извиниться. Парень как бы понимал, что Николай не мог сильно обидеться, но всё же дело чести, так сказать. В ту же минуту осознания Федя аккуратно встал со своей кровати, надеясь, что голова кружиться не будет. Не кружится, значит идти можно. Он медленно прошёл пару шагов и уселся на кровать рядом с сидевшим на ней Гоголем. Походу ему было слишком скучно. Фёдор посмотрел на того и тут же в голову пришла довольно странная мысль... Но всё же где-то глубоко в подсознании парень сразу же её себе одобрил несмотря на то, что для него это было крайне не свойственно. Походу Коля потом опять будет сидеть и краснеть. Но будь, что будет. — Извини. Фёдор быстро потянулся к лицу Николая и также быстро поцеловал того в щеку. Вообще Федя сам от себя не ожидал, что он будет не против такого. Эх... Хотя что уж там. Уже прошла целая неделя, а может и больше, но Достоевский по сей день старается отрицать свои чувства по отношению к Гоголю. Поэтому его поведение совсем не соответствует им. После сделанного действия Фёдор же слегка покраснел и перевел взгляд куда-то в противоположную сторону. Гоголь уже в принципе знал, что Достоевский милый, но это каждый раз удивляло его, как в первый. Фёдор выглядел таким милым, даже сказав одно слово. Но Николаю безусловно было приятно, что его "труды" всё же оценили. Значит есть совесть у этого человека. — Да ни... — Коля хотел сказать стандартную фразу: Да ничего, но его прервали. Впринципе, Гоголь не любит, когда его перебивают, но если таким способом, то на здоровье, пусть Фёдор его перебивает сколько угодно. Николай даже покраснел немного. Вообще, ужасная привычка, которую он перенял у Достоевского: краснеть из-за всего подряд. Последний сейчас и сам смутился от своего действия, кажется, это было неожиданно даже для него. "А что если..." — проскользнула одна мысль в голове Гоголя, — "Ну а что? Один раз же было уже, вряд-ли он будет против..." Коля, вроде, не пятиклассница, чтобы волноваться из-за какого-то поцелуя, но возможно это сказывался недостаток опыта. Тем не менее, он честно попытался взять себя в руки. Даже почти получилось. Николай пододвинулся чуть ближе к Феде и немного нерешительно поцеловал его, приобнимая за плечи. С самого начала Фёдор совершенно нихуя не понял. Какого хрена вообще Гоголь это сделал? А ведь Достоевский даже не давал согласия на такого вида действия... Хотя это не так уж и стало важно после того, как Федя уже пришёл в себя и нормально ответил на поцелуй. Почему бы и нет? Уже второй раз так, но Фёдор почти совсем не против, а скорее всего ему это и нравится. Но почаще таким заниматься было бы для него просто неприемлемо. Так, может раз или два в недельку... Уже более решительно Фёдор перенимал на себя весь поцелуй, одной рукой приобняв того за талию. А после же ещё больше углубляя поцелуй и входя во вкус, Достоевский осторожно повалил Николая на кровать, а сам навис сверху. При всём при этом так же продолжая поцелуй и надеясь, что Николай такого не испугается. Через где-то минуту Федя отстранился и посмотрел на Гоголя с улыбкой полной удовлетворения, а потом уже слез с него и сел на кровать в ожидании неизвестно чего. Гоголь был даже рад, что Достоевский взял инициативу на себя. Всё-таки опыта ему действительно не хватало. Николай немного охуел, когда его, пусть и осторожно, повалили на кровать, но это быстро отошло на второй план. Интересно, а медсестра и остальные пациенты въебут им за это? Наверное, да. Но это потом. (К сожалению), через какое-то время они всё-таки "расцепились", поймав на себе неодобрительный взгляд главврача. — Извинения приняты, — как ни в чем не бывало, ответил Гоголь. Ну а что? Надо сохранить хоть частичку того образа, который он себе создал. Николай вновь стал совершенно невозмутимым и даже раскрыл книгу для изображения бурной деятельности. Конечно, на страницы он даже не смотрел. Гоголь смотрел на Достоевского в упор, даже не пытаясь сделать вид, что это не так. Но их игру в гляделки прервали, погнав стадо пациентов в столовую на ужин. Николай даже не заметил, как время пролетело.