Будем ли мы свободны?

Следующие несколько дней прошли до обидного скучно. Конечно, надоедать некому, Достоевский живёт на другом конце города, да и в принципе рисковать своей жизнью Гоголь пока не готов. Ага, сказал человек, косвенно взорвавший здание с кучей людей вместе со своим парнем. Вот уж на кого действительно смотришь и думаешь: "Как же скучно я живу". Конечно, Николай и Фёдор поддерживали связь, социальные сети и всё такое, но одно дело присылать какие-то всратые мемы про волков в три часа ночи, а другое — реальное общение. Именно поэтому в четыре тридцать восемь утра телефон Достоевского, наверное, чуть не умер от количества сообщений с предложением пойти гулять. Коля нашёл место непонятно где, непонятно как, и непонятно зачем, а именно: Тушинский парк. Зато им одинаково долго ехать, так что всё честно. Только вот Фёдор не будет сидеть в душном автобусе ещё и за сорок два рубля. "Нет, ну насчёт платы за проезд, они реально охуели. Я тут деньги не печатаю, чтобы почти за сто рублей туда-обратно добираться" — каждый раз говорил Николай, садясь в общественный транспорт. Николай, конечно, мог позвать Достоевского гулять прямо сейчас, в пять утра, но решил, что всё-таки не хочет при встрече быть похороненным заживо. Так что пришлось, после кучи сообщений по одному слову, добавить уже нормальное с указанием времени и даже геометкой. *** Наконец настало прекрасное время для того, чтобы Фёдор наконец смог насладиться совершенно спокойной, привычной ему жизнью. Всё необходимое под рукой, нормальная еда и тишина. Работа в скором времени вернулась в свое стабильное состояние и Достоевский начал получать хоть какие-то деньги. Только вот бывает порой грустно просыпаться из-за Гончарова, который служил ему персональным будильником, а не от приятного голоса Николая. Честно говоря он серьезно успел соскучиться по его проделкам, по его доставучести и вообще по нему самому. Даже за эти дни, когда выдавалась свободная минутка, Федя мог понабрасывать парочку строчек о нем, но они толком ничего не стоили... а может и нет. Переписывались они довольно много, в частности ночью, перед сном, только вот непонятно почему этот клоун не спит в столь поздний час... По появлению предложения встретиться, Фёдор просто будто бы весь засиял, ну и конечно же, положительно ответил. И вот уже спустя несколько часов Достоевский ехал туда, куда нужно, главное найти друг друга и не заблудиться негде. Он был реально счастлив и с нетерпением ждал, чтобы высказать ему всё, да и не только высказать, как минимум увидеть его и обнять. Ну и вот... Спустя ещё несколько минут состоялась долгожданная встреча. Федя осторожно подошёл к нему, слегка улыбнувшись и спокойно, без всяких предупреждений обнял. А почему бы и нет. — Я очень рад тебя видеть. Спустя пару минут диалога, который не сильно имел смысла, Фёдор всё-таки решил рассказать небольшой кусочек из того, что приходило ему на ум и он решил написать: — Обычно ты тут со стихами, но сейчас бы я хотел рассказать, что, между прочим, сам написал... - прошла небольшая пауза и тот начал - Как ясный луч спустившийся из поднебесья, И с силой неземной красоты, Ты вновь ворвался внутрь жгучей резью. На сломанных оковах выросли цветы. Теперь мне быть с тобой подобно сизокрылой птице, Что выше солнца поднималась ввысь, Боясь лишь сгинуть в непокорной бездне, И с опаленной кровью сникнуть вниз. И я устал от боли и морозов, Что руки бьют ночами и зимой. Летя вдали под внешней мглой гипнозов, Эхом раздастся восклик "ой". Да, я своден, может счастлив буду, Покуда нежною любовью окружен. И никогда, наверно, не забуду Твои стихи и как я был смущен. Мне мил твой зоркий взгляд, теплы прикосновенья, О чем я никогда не мог мечтать. Да и пока душа моя проникновенна, Я буду жаждать, я буду ждать. Я буду ждать хоть вечность и вечность буду вспоминать Храни огонь мой, Николай, сердечно А я буду твоим, ты будешь знать.... ... Опустим всё то, что Николай сказал о стихотворении Достоевского, ограничимся лишь тем, что Гоголю ОЧЕНЬ понравилось. Знаете, желаю всем такого друга, ладно, не будем издеваться над Фёдором, парня, который в семь утра приедет к вам на другой конец города, а потом ещё и стихотворение вам прочтёт. "Господи, Федь, я тебя так обожаю, ты бы знал", — думал Коля, идя почему-то в противоположную сторону от входа в парк. А, ну да, начинать прогулку с конца парка куда интереснее. Зато можно будет посмотреть на белок и уток. Естественно, блять, он же никогда их не видел. Ну что поделать, священные русские традиции. Сначала Гоголь об этом не подумал, но потом понял, что время было выбрано удачно. На улице сейчас практически никого нет, а значит, они могут нормально погулять не держась друг от друга на расстоянии километра, чтобы какая-нибудь бабка на лавочке не сказала "фу, пидорасы". В принципе Николаю было до лампочки, что там другие люди думают, но это может испортить всю атмосферу. Коля взял Достоевского за руку и потащил к концу парка, а то они такими темпами никогда не дойдут. "Ох, Коля, Коля... Ты бы только знал, сколько я ещё всего думал, а это просто какое-то стихотворение, не способно оно выразить любовь полностью" - Фёдор не стал озвучивать свои мысли, всё было понятно и ещё это могло просто прочитаться в его взгляде. Полон теплоты, любви и вдохновленности, совершенно другой, необычный, но для самого Николая видеть это прекрасное явление могло выдаваться часто. Достоевский аккуратно и медленно ступал по земле, будто бы несколько лет из дому не выходил и только сейчас пытался ощутить жесткую и не идеально ровную поверхность. Хотя, если честно, Федя и вправду довольно редко последние года выбирался из дома и то только на жизненно важные встречи, а до гуляние и дела не было. Не то, что сейчас. И вот в какой-то момент до его руки дотрагивается чужая и уже легко сжимает её. У Гоголя руки намного теплее, но кожа жестче. О таких вещах прежде Фёдор не сильно задумывался. Только вот его куда-то потащили. Ну вот за что такое наказание? Пришлось ускорить темп ходьбы и не рассматривать каждый листик по пути. Да куда же Коля так торопится? У них есть в запасе чуть ли не целая вечность, почему бы не насладиться моментом? Ну хотя хватит жаловаться, всё и так было лучше некуда. — Итак, у нас есть четыре ноги на двоих, огромный парк и куча времени, чтобы обойти его. А ещё мы не взяли еду ни для уток, ни для белок, так что мы скормим им прохожего, — Гоголь запрыгнул на парапет, рискуя свалиться в реку, но руку Феди так и не отпустил. Как пятилетний ребёнок, ей богу. Они болтали обо всём подряд, например, почему Аня — Анна, а Ваня — не ванна, как вдруг Коле в голове пришла странная идея. — Федя, хочешь голубя? Можешь не отвечать, по глазам вижу, что хочешь. Гоголь спрыгнул с парапета, но решил, что ловить голубя ещё рано. Он сорвал какой-то одуванчик, росший ближе всего к дороге и буквально за минуту сделал из него подобие маленького венка. Теперь уже можно было приступать к самому главному. Они с Фёдором шли ещё минут семь прежде чем Гоголь заметил голубя. Что ж, самая сложная задача за все дохуя лет жизни Николая. Он старался идти абсолютно неслышно, чуть ли не сидя на корточках за спиной у голубя. Идиот. Зато весёлый. Наконец, он смог подобраться к птице достаточно близко и, медленно вытянув руки вперёд, поймал голубя. Прижимая его к себе, чтобы не улетел раньше времени, Гоголь с довольной улыбкой подошёл к Феде. Пойманная птица вела себя на удивление спокойно, поэтому Коля не побоялся убрать одну руку в карман, чтобы найти венок. К сожалению, с размерами он просчитался и это оказалось ожерелье, но главное, что красиво. Николай опять взял голубя в обе руки и протянул Достоевскому: — Это Родион. Дарю его тебе. — Зачем мне голубь? Я не хочу голубя... Достоевский сразу же отвел взгляд, но за шутку это он не принял. Он прекрасно знал, что если всё-таки Гоголю приспичит что-то, то он обязательно это сделает, насколько бы тупой не была затея. И вот спустя несколько минут предположения оправдались, а Феде в руки сували бедного, напуганного голубя с прикольным ожерельем. Зачем, а главное нахуя? Только вот у Фёдора уже не оставалось права выбора и ему всё же пришлось взять птичку на руки. Что-то он какой-то вообще малоподвижный... Походу просто в шоке от происходящего. Достоевский со спокойным взглядом осматривал этот "подарок". — Коленька, скажи мне на милость... И что же я по-твоему должен сделать с этим голубем? Он такими жалобными глазами пялится на меня... — Парень не отводил взгляда от бедного существа. — дурачек ты, Коля, дурачек. — И вовсе не жалобные у него глаза, не придумывай. Сейчас он просто пребывает в ахуе от происходящего, — Коля аккуратно погладил птицу пальцем по голове, — а на "дурачка" я даже не обижусь, потому что это очень мило звучит. И без какого-либо предупреждения, Гоголь снова убежал искать одуванчики. Зачем? Непонятно. Также он сорвал несколько розовых цветка с какого-то куста, названия которого Коля не знал. Он чуть не врезался в Фёдора, ведь всё его внимание было сосредоточено на плетении нового венка, на этот раз побольше и покрасивее. Вообще, жёлтый и розовый — не самое шикарное сочетание, но тут оно смотрелось красиво. Достоевский абсолютно спокойно ходил по парку, значит аллергии на пыльцу и всё такое у него нет, так что Коля не убьёт его таким подарком. Наверное. Опять же без какого-либо предупреждения Николай надел на Федю венок и оценивающе посмотрел больше не результат своей работы, чем на самого Федю. — Ну вот, теперь ты голубь, — торжественно заявил Гоголь. Ему хотелось бы пошутить про "голубого" Фёдора и так далее, но перспектива быть задушенным "ожерельем" из одуванчиков ему совсем не нравилась, так что пришлось оставить эту шутку до лучших времён. — Спасибо, но я не голубь. - Фёдор слегка улыбнулся, смотря на того. - Вот смотри как ко мне голубь прижился, не боится даже. Коль, садись сюда, посидим пока, а потом дальше ходить пойдем. Всё же согласия присесть, Достоевский не стал ждать, поэтому осторожно привстал, так чтобы не спугнуть голубя и взяв Гоголя за локоть потянул к себе, а после же сел. Главное, что птица не улетела.. Гоголь плюхнулся на деревянную скамейку, которая была явно прочнее и удобнее некоторых известных нам лавочек в подвалах. — Який же ти милий, я не можу, — улыбнулся Гоголь, обнимая Федю. Голубь, тем временем, абсолютно привык к людям и абсолютно невозмутимо расхаживал туда-сюда. И пока Достоевский умилялся с птички, а Гоголь — с него, голубь решил покорить новые территории. Только вот территории были против такого расклада. Однако их никто не спрашивал, и на голове у Гоголя неожиданно материализовалась птица. Николай пару минут находился немного в шоке, а потом рассмеялся. Он, конечно, хотел кота, но голубь — это тоже неплохо. — Кажется, и я Родиону тоже нравлюсь. Но в принципе я не против, если он слезет, — Коля совсем несильно ткнул нового питомца в бок, — Ты тяжёлый, между прочим. Фёдя тоже улыбнулся и приобнял Колю в ответ, утыкаясь носом в его шею. Николай намного теплее, чем что-либо здесь, тем более с утра холодно. У Достоевского холодные руки, даже можно сказать ледяные, а сейчас прекрасная возможность их согреть. Ну точнее не сейчас... Фёдору пришлось ненадолго всё-таки отлипнуть от того, чтобы посмотреть на то, как устроилась птица. Ну да, очень хорошее место, только вот пиздец будет, если у него там лапы запутаются в волосах. И ещё, чего это Гоголь Родиона согнать пытается? — Бля, я конечно понимаю твои возмущения по поводу того, что я тяжелый. Я с этим смирился, хотя вешу я очень мало и ты видел мое телосложение, но вот голубь... Я пожалуй промолчу. Пусть сидит Родион, что тебе. А теперь Фёдор снова прижался к Коле и засунул свои руки ему под одежду. И, конечно, ему всё равно, что тот скорее всего ахуеет от такой наглости и от того, насколько холодна его кожа. Но Федя даже ничего и сказать по этому поводу не посмел. — Эта тушка, — Гоголь снова тыкнул в голубя, — весит больше пятиста граммов, а особенно когда она с размаху плюхается, это вполне ощутимо. Так что не надо мне тут. Претензии ему ещё предъявляют... Николай сделал выражение лица оскорблённого до глубины души человека. Однако его возмущения прервали кое-чьи ужасно холодные грабли. Гоголь втянул воздух сквозь зубы и рефлекторно отодвинулся. — Я тебе что, обогреватель, что ли? Руки ледяные, а ты тут их в меня суёшь, — прошипел Коля. Федя иногда просто загадка. И эта его черта тоже очень милая. Но лучше бы он всё-таки предупреждал о своих действиях... Хотя, Николай ведь тоже когда собирается делать хуйню никаких плакатов с предостережениями не рисует. Хорошая идея, кстати, надо будет запомнить. Вот так вот тыкать Фёдору в лицо ватманом с надписью: "Осторожно! Через пять минут я начну капать тебе на мозги!". К холоду Гоголь более-менее привык, так что теперь можно было вернуться к основной проблеме, а именно: птице. Родион, конечно, классный, но мешает бесить Достоевского, так что пусть переезжает. Николай взял его двумя руками и, после нескольких секунд мучительного выпутывания голубя из волос, пересадил на Федю. — Вот, он будет тебя греть. А ещё я буду, — с этими словами Коля лёг Достоевскому на колени, а затем ухмыльнулся, — а ещё холодные руки являются симптомом поражения периферических нервов, сахарного диабета, сердечной недостаточности, последствия острых нарушений кровообращения мозга или паралича. Живи с этим. — Я очень ценю твои познания в подобных вещах, Николай. — причем последнее слово было будто бы веделено. Не привычное Коля или же Коленько, поэтому звучало более строго и даже в каком-то смысле грубее. — но попрошу не говорить мне более такого, я и сам это прекрасно знаю. И ты был мог заметить, что мне всё равно. Я буду просто продолжать греть руки, ну и не только руки, с помощью тебя.