Братья, по-любому

Женька паковала чемодан, тщательно сортируя каждую вещь с мыслью пригодится ли ей то или иное из гардероба. Поезд должен был быть сегодня вечером, а уже завтра с утра её встретят солнце, море и хвойный лес. Сердце клокотало от предвкушения. - Уже собралась? - крепкие руки обхватили её за талию и притянули к груди. - Почти, - Филатова развернулась и уткнулась носиком в щеку Вити. Пальчиками коснулась лёгкой щетины, затем скользнула по мягкой ткани воротника его рубашки. Ей нужно было ощутить этот контраст, чтобы полнее осознать свое положение во времени и пространстве, запомнить мгновение, детали, прежде чем еще что-то произнести. Но вместо лишних слов она просто запечатала на губах любимого мужчины нежный поцелуй. - Это ненадолго, - улыбнулся ей Пчелкин, - всего пара недель. Поверь, тебе это необходимо, - он мягко провел рукой по женькиной голове, а затем скользнул на плечо. - Я знаю, - она улыбнулась, - и понимаю. - Я буду звонить тебе каждый день, - пообещал Витя. - А когда вернёшься, тебя будет ждать сюрприз. - Стимул мне даешь? - мягко рассмеялась Женька. - Что за сюрприз? - Не скажу, - он сделал интригующий взгляд, - надеюсь, тебя это порадует. - Ладно, теперь придётся томиться все три недели в неведении. - Просто отдыхай и ни о чем не думай. Уже будучи на вокзале, когда Пчелкин занёс в купе женькины вещи, они стояли на перроне, ждали Фила. Женька крепко обнимала Витю, уткнувшись в его плечо, вдыхая аромат дорогого одеколона и табака. Взгляд был направлен на кольцо, которое сейчас смело можно было назвать помолвочным. Не верилось. Кто бы ей сказал год назад, что Витя Пчелкин сделает ей, Женьке Филатовой, предложение - покрутила бы пальцем у виска и не поверила бы. Но сейчас вот же всё это: серебро тонкой нитью обрамляло палец, и крепкие руки плотным кольцом обнимали её за спину. Как непредсказуема жизнь! - Уезжать даже не хочется... - тихо прошептала Женька. - Почему? - удивился Пчела. - Эй, малая, ты чего? Ты же так хотела попасть на море. Вот, - он кивнул на вагон, - прямиком к мечте. - Я хотела, но... Почему ты не можешь поехать со мной? - Жень, ты прекрасно знаешь, что у меня сейчас нет на это времени. И тем более санаторий выбивали специально для тебя. - Пообещай, что однажды мы поедем вместе. - Даже если этого не случится? - вспомнил её давнишние слова Пчела. - Нет, на этот раз пообещай и это случится. - Как-нибудь обязательно. Обещаю, - он коснулся горячими губами её виска. Уже в вагоне, стоя около окна, Женька прислонила ладонь к стеклу и улыбаясь смотрела на двух близких ей людей - Витю и Валеру. Те махнули ей руками, а затем медленно исчезли из поля видимости. Пчелкин коснулся педали акселератора, и "Вольво" полетело от Казанского вокзала. Скорость будоражила ему кровь, так же, как и ощущение чего-то нового. Витю распирала бурная жажда деятельности, как говорят - "перло". Так вовремя свалившийся на их головы бизнес-план, в то время, как сам Пчела потерял уже всякую надежду, генерировал тысячу идей в его голове. Но не только это подпитывало его хорошее настроение. Одним из ключевых факторов была Женька. Его Женька. Если в момент того вечера, когда он сделал ей предложение, в голове ещё были сомнения, что он торопится, то неожиданное появление Дунаева стёрло эти сомнения напрочь. В его присутствии хотелось вцепиться в Филатову мёртвой хваткой, не отпускать, доказать, что она - только его. Только с ним. Потом Витя думал, как он был смешон. Ревность, чувство собственности... Как глупо, что ощущать свою искреннюю привязанность к Женьке приходилось только благодаря этим чувствам. Женька стала особенным человеком в его жизни. Когда это произошло, сам Витя не помнил или по-просту не знал. Когда сердце впервые екнуло? Тогда, в её выпускной вечер. Но ведь что-то заставило его екнуть, на пустом месте этого быть не могло. Женька не была похожа на других девушек. Это был цветник полных противоположностей, со всеми плюсами и минусами. Она никогда не пыталась казаться кем-то, как это делали другие девушки. Нарочито держащая нужную и выгодную маску каждая из предыдущих девиц искала свою выгоду, а Филатова всегда говорила то, что чувствует, то, что хочет, даже если все её гневные тирады приведут к неизбежной ссоре. Но именно этот внутренний вулкан, горящие золотистые глаза так дразнили, раздражали и манили, что в какой-то момент Пчелкин понял - он пропал. Так ли неправильно его решение о предложении? Ведь он всегда мечтал о своей семье. Примером крепких и здоровых отношений с детства служили родители. Забота, понимание и любовь окружали его с пелёнок, трепет и уважение отца и матери друг к другу накладывали отпечаток в молодом сознании. Семья была на первом месте. Тогда, в двадцать лет Вите казалось, что он ещё морально не дорос до такой гармонии, не видел, что прямо под носом была та, которая готова была разделить с ним все проблемы, пройти через всё дерьмо, которое могло встречаться у них на пути, но он отказался. Тогда уверял Женьку, что это всё ради её блага, но на самом деле Пчелкин просто боялся и не был готов на почве назревающих конфликтов дать ей то, чего она хотела. А хотела Женька самое дорогое - любовь. В этой жизни можно купить всё, кроме настоящих чувств; дружбы, верности, долга. Но сейчас Витя понял одну очень важную вещь - либо сейчас, либо никогда. Терять нечего, а риск - дело благородное. Пчелкин ехал по Москве, и его распирало от мыслей. Однако он заставил себя взять в руки. Скосив глаза на пассажирское кресло, увидел, что Валера нетерпеливо постукивал ногой, коленка его тряслась, а волосы развевались от ветра, врывающего в слегка спущенное боковое стекло. Фил созерцал мелькающие мимо здания, и кажется, о чем-то размышлял. - Чего-ты плетешься, как беременная баба? - вдруг обратился он к Вите, и в карих глазах заплясали искорки смеха. Пчелу это задело. - Ну смотри, ты сам напросился, - сквозь зубы процедил он и притопил еще сильнее. Благо, сегодня каким-то чудом этот всегда загруженный проспект был относительно свободным. Стрелка спидометра заколебалась на отметке "160". Пчелкин ловко лавировал между машинами, наслаждаясь скоростью. Мама опять будет морали читать. Она уже весь мозг съела отцу, пытаясь заставить его повлиять на сына, чтобы он поменял машину на другую, менее быстроходную. "Аня, - мягко и тихо сказал отец, беря супругу за руку. - Этот оболтус разменял уже третий десяток и скоро женится. Уж поверь мне, он уже сам вполне в состоянии отвечать за свои поступки. Если он разобьется… Что же, в следующий раз он будет осторожнее". Мама сдалась, услышав этот железобетонный аргумент, но Пчела все же видел, что его езда заставляет ее нервничать. А огорчать ее он не любил. - Ты твёрдо решил? - наконец, задал мучащий все это время вопрос Фил. Витя сразу понял, о чем он. - Да, - уверенно сказал Пчелкин. - Мне кажется, это правильный путь. - Не знаю, не знаю, - опустил голову Валера. - Зная тебя... Все может закончиться весьма плачевно. - Не доверяешь? - Тебе свою сестру? - Валера рассмеялся. - Конечно, нет. - Но уже больше полугода упорно молчишь и не вмешиваешься. По-моему, я доказал тебе, что ей со мной рядом хорошо. - Она женщина, Пчел. А у женщин свои слабости. - Они есть у всех. - Хорошо ей, потому что она тебя любит. - Этого разве мало? - Но любишь ли её ты? Слова любви никогда не звучали между Филатовой и Пчелкиным. Достаточно было взглянуть в глаза, почувствовать прикосновение, сделать что-то важное - и это было куда красноречивее слов. - Да. И давай уже закроем эту тему. Ты брат мне, я не намерен с тобой ссориться. Валера никогда не пытался вывести друзей на конфликт, только если кто-то из них был по-настоящему не прав, он доносил истину. В отношении к Пчелкину Фил никогда не проявлял пренебрежения или недоверия, он любил его как брата и готов был прикрыть, если что-то случится. Но то, что происходило с Женькой, вызывало в Филотове двоякие ощущения. Он боялся, что в свете последних событий, когда их с друзьями общее дело набирает обороты, сестра может пострадать. Они все изменились. И Пчела в том числе. Опасения не давали Валере твёрдо верить, что Женькина жизнь будет спокойной. Но ведь Фил сам женат, и женат Белый. - Ладно, ты прости, брат, - они хлопнули в ладони, сцепляя их в крепком пожатии, - вспылил немного. Утром Женька проснулась от резкого солнечного света, ударившего по глазам. Молодая мать с трёхлетним сыном в её купе подняли дермантиновую штору вверх, впуская в маленький вагонный мирок яркие лучи. - Через час прибываем, - сообщила женщина Женьке. - Простите, что так резко, сыну нетерпелось уже... - Ничего страшного, - улыбнулась Филатова, свесив ноги на плотный ковёр. За окном мелькали южные желтые поля, залитые солнцем. Поезд с каждым километром приближался к морю. Незабываемые впечатления. В коридоре весело носились детишки, но из-за закрытой двери их почти не было слышно. Женькин взгляд аккуратно скользнул на соседей в купе - молодая мама потихоньку готовилась к прибытию и одевала сына - светленького мальчугана. Огромные синие глаза в обрамлении густых тёмных ресниц, курносый носик; светло-русые, почти блондинистые волосики слегка курчавились на кончиках. Маленький ангелочек. Сердце Женьки окатила тёплая волна. Сама не знала, почему внутри так всё перевернулась. Никогда не думала, что сможет влюбиться, что захочет серьёзных отношений, семью, детей... А сейчас в ней медленно и мучительно просыпалась женщина. Интересно, когда-нибудь они смогут с Витей родить ребёночка? - Мама! Море! - звонкий голосок мальчика вырвал Женьку из раздумий. Ребёнок припал к окну, и Филатова последовала его примеру. Она никогда не видела моря вживую. От восторга глаза заслезились. Утреннее море простиралось до самого горизонта. Поезд заворачивал посреди гор и морского разлива. Женщина с верхней полки спустилась, распахнула дверцу купе и вышла в коридор. Остальные пассажиры тоже припали к окнам. Город встретил Женьку ярким солнцем, голубым небом и теплым воздухом, который приятной волной прокатывался по телу и возвращал к жизни. Таксист весело напевал себе под нос играющую в магнитоле песню, а Филатова с улыбкой провожала проскакивающие мимо улицы, мосты и природу. Маленький райский уголок. Бескрайние просторы, чтобы мечтать, витиеватые улочки, чтобы гулять, и, наконец, большой поток лиц, чтобы провалиться в глубину встречных глаз, качаться на волнах чьих-то невинных, чьих-то пошлых, чьих-то пустых, как пролетающий мимо пакет, мыслей. Раньше эти лица казались девушке до бездушия полыми, но теперь она видела, насколько ошибалась. Ведь даже легкое поджатие губ порой рассказывает больше, чем долгие откровения за чашкой кофе. Ее мир, когда-то яркий, когда-то дождливый, потрясло новое, неожиданное изменение. В отличие от тех потрясений, которые Женька пережила за все годы, сейчас она ждала именно таких перемен. И считала очень хорошим исходом для ее истории эту приятную неожиданность, ворвавшаюся в ее жизнь с явным желанием изменить ее в другую сторону, стереть прошлое и построить новое, другое будущее. Нужно было выбираться из темноты, бросать все старые вещи и людей, строить новую судьбу. Будучи уже на территории санатория, Женька решила прогуляться. Солнце прогревало город целый день, но прохлада всё ещё ощущалась. Девушка шла по старому парку. Пахло хвоей и соленой влагой. Полы ее светлого плаша развивались, как крылья птицы. Белой свободной птицы. Рядом прогуливались отдыхающие, медленно и степенно шагая по аллеям. Женька улыбалась, прикрыв глаза, вдыхая полной грудью дурманящий, свежий воздух. Женька спустилась по старой деревянной лестнице к синему морю, ощущая легкую дрожь, пронизывающую все тело с ног до головы. Вовсю царил день. Солнце светило над головой, а девушка медленно шла к морю. Боже, как оно прекрасно. Волны монотонно бились о берег, донося брызги до её тела. Она стояла, не отводя глаз от ясного, безоблачного неба. Дул лёгкий прохладный ветер, который, покачивая ветки кустов и деревьев, нарушал царящую тишину. Минут через пять Женька сменила положение, присев на корточки. Ветер трепал её волосы, освежал лицо. Девушка тронула ладонью накатывающие нежные волны. - Привет, - шепнула она, здороваясь. В каждой частице мира заключен весь мир. Морская вода может быть всего лишь каплей. По ней не сможет проплыть корабль, она не может быть волной, и тем не менее, она - море, как бы странно это не звучало. Точно так же, в одной песчинке выражена вся пустыня, а в одном человеке - всё человечество. Женька села на бархатный песок и, обхватив себя руками, уткнулась носом в плечо. Плащ ещё хранил горячий московский воздух, запах вагонного купе и нотки Витиного парфюма. Определённый момент из жизни имеет свой запах. Запах людей, улиц, мест, домов, природы. Это запах воспоминаний. Вот Женьке 18-ть, первая осознанная любовь. Запах того мая, запах их беседки, пыльных улиц, запах старенького "Линкольна", запах Его дома. Зима. Их первая, совместная зима, когда Витя только зашел с улицы, и от его пальто пахло морозом и снегом, и когда Женька обняла его, то почувствовала, как этот аромат смешался с теплом его тела и помещения. Стоит только вспомнить момент и все - ароматы приходят в голову сами. Или же наоборот - уловить какую-то нотку, и перед глазами уже всплывают яркие образы. Удивительно, правда? Насколько восприимчива наша память, наш мозг в целом. Что воспроизводит все, даже голоса и запахи. Да, странно, ужасно прекрасно и удивительно... Уже вечером, в своей комнате, Женька звонила Пчелкину. Они могли долго разговаривать. Они не баловали друг друга признаниями в любви, потому что простых слов: «Я скучаю по тебе!» было вполне достаточно. Витя действительно очень скучал по ней. Он давно привык приходить в свою квартиру и встречаться с тишиной комнат, но он знал, что где-то там, за тысячу километров от него, сейчас находится она. И так же скучает по нему. Потом Пчела еще долго мог сидеть в своем кресле и смотреть в окно, на ночной город. Смотреть, как зажигаются огни в окнах домов напротив и как их хозяева снуют по своим квартирам. Кто-то замирал около окон с чашкой чая, кто-то качал ребенка на руках, кто-то так же, как и Витя, смотрел, как ночь тихой поступью шагает по столице. А Женька была так близко и так далеко, и тоже смотрела на Пчелкина из своего окна, за которым простирался вид на вековые пихты и ели, верхушки которых тонули в тёмном густом небе. Пчелкин обращал внимание на то, что за ним наблюдают, интересуются его жизнью. Так искренне и ненавязчиво, с такой нежностью и любовью в каждом слове. А потом понимал, почему ему постоянно так тепло, независимо на то, что и в Москве вовсю царил жаркий май. Стрелки часов давно перешагнули за полночь. Витя, покручивая в пальцах маленькую бутылку коньяка, продолжал смотреть в окно. В доме напротив редко где горел свет. Взгляд устремился в чью-то квартиру, где шумело свадебное застолье. Вероятно, студенты. Собрались небольшой компанией, танцевали под магнитофон, искренне радовались и веселились. Невеста в скромном белом платье кружилась около окна, придерживая фату обеими руками. Пчелкин пригубил еще пару глотков и улыбнулся. Идея сюрприза упрочнилась. Июнь 1992-го - Макс встретит тебя, - в спешке, зажав телефон между ухом и плечом, ответил Женьке Витя. Никак не удавалось найти нужный документ среди кипы треклятых бумаг. - Прости, не могу говорить. До вечера. - До вечера, - грустно отозвалась Филатова, стоя на перроне Белорусского вокзала. Воодушевление от того, что сейчас она увидит Пчелкина спустя три недели разлуки, улетучилось. Макс не заставил себя долго ждать. Организованно помог Женьке с вещами, и всю дорогу до витиного дома ненавязчиво отвлекал девушку разговором. Она отметила, что сам по себе Макс не был любителем долгих и душевных разговоров, но поняла, что он поддерживал диалог специально, дабы поднять ей настроение. В отличии от Кости, который помогал Женьке прошлой осенью, Макс казался более живым и приятным человеком, ответственным и исполнительным. Была в нём какая-то харизма, скрытая под толстым слоем серьёзности. Он явно располагал к себе. Настроение Женьки стало возвращаться. Лёгкая расслабляющая мелодия доносилась из магнитолы, древесный аромат с нотками зеленого чая витал в салоне, и даже за окнами машины Филатова чувствовала всю атмосферу московского вечера. - Приехали, Жень. Витя просил передать, что будет поздно. Если что, я на связи. - Спасибо, Макс. Была рада с тобой познакомиться. Карельский кивнул в ответ, давайте понять, что это взаимно. Дождался, пока Женька скрылась за дверью в подъезд, и только тогда отъехал от дома Пчелкина. Женька шагнула за порог квартиры и не успела включить свет, потому что увидела освещенную свечами дорожку, ведущую в комнату. Бросив чемодан у двери, девушка осторожно пошла внутрь квартиры. Свечки сошлись воедино, образуя форму сердца, внутри которого стояла бутылка шампанского и два фужера. Женька огляделась и увидела висящее на дверце шкафа свадебное платье. Ткань переливалась, отдавая некой воздушностью и невообразимой красотой. Навевало что-то загадочное и нежное. Мягкие тона, расшитый кружевом корсет. Просто шикарное платье! - Витя, - тихо позвала парня Женька, кружась на месте. - Давай уже, выходи, конспиратор!.. Пчелкин бесшумно подкрался к ней сзади и мягко развернул к себе. После долгого, горячего поцелуя, пробуждающего каждую клеточку, Женька посмотрела на него: - Ты купил мне свадебное платье? - Да, нравится? - Очень красивое... А зачем так рано? - Почему рано? - Так до свадьбы еще... Ну, нескоро же?.. - Я подумал, а зачем тянуть? Если тебя, конечно, ничего не смущает. - Ничего, - с чувством выдохнула Женька, обняв ладонями его лицо. - Только, жених не должен видеть платье невесты до свадьбы. Витя рассмеялся, глядя в её глаза, в которых плескались золотые всполохи. - Глупости все эти приметы. "Ты в нём немного утонула", - вспомнила слова Оли девушка. И это вполне естественно. Возможно, кто-то и может прожить, ни разу не утонув, но что это за жизнь будет? Ты будешь просто спокойно плыть, прямо по течению. А вот утонуть, хоть и больно, и страшно, но всё-таки интереснее. Любовь, которая сразу не может быть взаимной, которая возникла совершенно случайно, в качестве некого развлечения, в качестве средства от скуки, но которая переросла в нечто большее и больное. Женька не могла оторваться. Даже не так... Не могла перестать любоваться им. Нет-нет, это не фанатизм. И не слепое обожание. Вовсе нет. Просто когда уже раз смог утонуть в этих голубых, глубоких и таинственных, словно океан, глазах, уже невозможно оторваться и не думать о них. Лепные скулы, губы, немного тонкие, но чувственные, созданные, казалось бы, для высказывание единой точки зрения. Пожалуй, вы правы. Это любовь. Ведь именно влюбляясь, не важно, в кого или во что — в человека или шедевр — мы изучаем каждую деталь, каждую его черту, которые другие вовсе не придают значения. Ну что тут плохого и необычного? Хочется чувствовать. Сердцем, душой. Всем телом. Каждой клеточкой ощущать это. Ведь даже при одном взгляде все внутри переворачивается. Разве не так? - Ты чего? - произнес он своим низким бархатным голосом, заставившим все внутри Женьки перевернуться. - Я? - улыбнулась, переплетая их пальцы и крепче сжимая ладони. - Любуюсь тобой. Пчелкин расплылся в улыбке и прижал ее голову к своей груди. Мерно вздымающейся, от которой исходило тепло, чувствующееся сквозь рубашку. - Знаешь, я так редко тебе говорю то, что к тебе чувствую, - вдруг признался он, гладя ее по волосам и закручивая тонкие пряди в колечки. - Главное, что ты чувствуешь это, - негромко произнесла Филатова, ощущая, как его горячие губы целуют ее в затылок. Витя целовал её долго. Внутри разлилось тепло, а пульс затрепетал, убыстряясь с каждым ударом. От каждого прикосновения Женька чувствовала словно по коже пускали электрический ток. Восхитительное ощущение. Постепенно поцелуй сделался горячее, крепче, глубже. Казалось, все чувства, которые Пчелкин копил так долго, вылились в него. Девушка слегка покусывала его губы, а он отвечал настойчивыми, требовательными, манящими прикосновениями, от которых у Женьки голова шла кругом. Она обняла Пчелу за шею, а он, обхватив ее за талию, усадил к себе на колени. Затем нежно погладил по обнаженной коже ног, скользнув вверх по бедру. Тело пылало в тех местах, где он дотрагивался до неё. Дернув ворот рубашки, Филатова принялась расстегивать пуговицы, слушая его прерывистое дыхание. На секунду отстранившись от нее, Витя провел пальцами по ее щеке. Его лицо в этот миг было прекрасно, и Женька поцеловала парня в шею, отчего с его губ сорвался довольный вздох. Прижавшись к ней всем телом, Пчелкин запустил руку в её волосы, и его поцелуи сделались нетерпеливыми от желания. Выгнувшись парню навстречу, девушка ощутила, как стон наслаждения зарождается в ней для того, чтобы исчезнуть под его разгоряченными губами. Он целовал Женьку так, будто пытался вобрать всю, без остатка. Не прерывая поцелуй, подхватил ее на руки и понес к дивану. Она гладила его грудь под расстегнутой рубашкой, вдыхая аромат его тела, утопая в нем. Пчелкин потянул края ее платья вверх, освобождая женькино тело от всех преград. Глаза его в этот момент были темны от накатившего возбуждения. От него исходили волны какого-то первобытного напряжения. Издав нетерпеливый стон, Женька потянулась к его рубашке, и через несколько секунд она оказалась на полу. Пчела припал к девичьим губам в долгом поцелуе, прижимая к кровати. Ощущение его разгоряченной кожи заставило сердце Филатовой замереть в груди, а затем забиться в два раза быстрей. Он пристально взглянул ей в лицо, а затем одним быстрым движением стянул ее трусики. Взявшись за пряжку на его брюках, девушка вытянула ремень из петель, и быстро расстегнула пуговицу. Избавившись, наконец, от штанов, Витя прижался к ней. Сначала он только целовал ее, словно пробуя на вкус, постепенно перемещаясь от губ к шее, неспешно скользя языком по коже. Мышцы живота свело от сладкого напряжения, а между бедер стало жарко и влажно. Когда его пальцы коснулись нежной плоти, затронув самое чувствительное место внутри, по всему телу Женьки прокатилась горячая волна. - Пожалуйста… - выдохнула она сдавленным от возбуждения голосом, уже не в состоянии вынести этот поток ощущений. Пчелкин лег сверху, прижимая девушку своим сильным телом. Они оказались лицом к лицу. - Я скучал, - прошептал Витя, и в его глазах отразились нежность, страсть, предвкушение и что-то еще, что невозможно было разобрать. Он вошел в нее одним плавным движением, издав чуть слышный стон, и Женьке показалось, будто по телу пустили ток. С ее губ сорвался вскрик наслаждения, и она крепко обвила его бедра ногами, стараясь как можно глубже принять его в себя. Поначалу его движения были медленными, осторожными, словно она была хрупкой фарфоровой статуэткой, но потом он начал наращивать темп. Филатова вонзала ногти в его спину, двигаясь вместе с ним, чувствуя, как все внутри сводит от непереносимого блаженства. Долгие поцелуи и бешеный стук сердца едва давали ей вздохнуть, но было не до того. Ничто не имело значения, кроме нарастающей страсти, от которой все нервные окончания пульсировали. Обхватив женькины тонкие запястья и прижав их к кровати, Пчелкин продолжил двигаться во все том же обжигающем ритме, с удовольствием наблюдая за тем, как девушка извивалась под ним. Их взгляды были прикованы друг к другу, и это заводило еще больше. Мир сузился лишь до их переплетенных тел, охваченных неистовой страстью – в этот миг они принадлежали лишь друг другу. Он вонзался в девушку глубокими и быстрыми толчками, теперь крепко сжимая руками ее бедра, и его движения отзывались внутри Женьки жаркими взрывами. Обняв парня за шею, она прижалась еще ближе, издавая высокие и прерывистые крики, умоляя не останавливаться. Ее сотрясало от ослепительных чувств и эмоций, которые прорывались изнутри наружу. Сквозь оглушающий стук своего сердца она услышала, как с губ парня сорвался тихий исступленный стон. Они оба были близки к кульминации, и когда Пчела снова вошел в неё до самого основания, мышцы внизу живота судорожно напряглись. Прижатая телом Вити к кровати, Филатова содрогнулась от горячего вихря наслаждения, который распространился по ней жидким огнем. Когда туман перед глазами, наконец, рассеялся, она увидела лицо Вити. На его губах играла чисто мужская улыбка удовольствия, но в глазах плескалась нежность. Склонившись над девушкой, Пчелкин ласково убрал выбившуюся прядь ее волос, а потом поцеловал Женьку в щеку. - Ты точно ни о чем не жалеешь? Покачав головой, она улыбнулась: - Я жалею лишь о том, что мы так долго тянули. Во взгляде Пчелкина зажегся уже знакомый пылкий огонек: - У нас теперь будет время, чтобы наверстать упущенное. Тепло охватило Женьку, разрастаясь в груди. Витя крепко притянул ее к себе и нежно поцеловал. Закрыв глаза от удовольствия, Филатова теснее прижалась к парню, растворяясь в его сильных уверенных объятиях без остатка. Август 1992-го Женька вытянула длинную ногу, уперла ее в тумбу трюмо и осторожными движениями покрывала ногти лаком. В белоснежном белье девушка была обворожительна. Каштановые пряди полоскались по ноге, вздрагивая в кольцах. - С волосами что делать будешь? - спросила Оля. - Заколю. - И бросила через плечо: - Через час машина будет. - Ой, - заметалась Ольга Николаевна. И ее со всеми причитаниями сдуло из комнаты и носило по всей квартире. Без конца трещал телефон. Чертыхалась мать. За спиной ворковала Иннка, подружка со школы: - А дружки будут? - Подожди, машина придет, и будут. Кто-то позвонил в дверь. Открыла Ольга Николаевна, сразу завиноватилась, что ничего не успевает. Это была Татьяна Николаевна. Она сейчас пришла как сватья пораньше, на выкуп невесты и заглянула к девушкам. - Ой, девчонки, одевайтесь бегом! Где фата-то? То, что должно было служить фатой, на вытянутых руках внесла Оля. Женька окинула себя в зеркале взглядом. Такое с ней впервые. В руках легкий тремор, в груди волнение. Филатова влезла в платье и позвала на помощь Олю. Та застегнула змейку на спине, ткань обтянула гладкий живот, подчеркивая высокий бюст. - Волнуешься? - Оля помогала Женьке заколоть волосы. Каштановую копну убрали в высокую башенку на затылке. Филатова вытянула перед ней ладонь, и Белова увидела, как пальцы подрагивают от волнения. Ольга мягко рассмеялась, сжав своей ладонью её руку. - Я тоже очень переживала, аж до тошноты. Но это обычное дело. Когда он прижмет тебя к себе и поцелует в ЗАГСе, всё как рукой снимет. Он ведь любит тебя, а это главное. - Любит... - эхом откликнулась Женька, глядя на своё отражение в зеркале. Слово "люблю" она никогда не слышала от Вити, но уже смирилась с этим. Тыльным концом расчески вытягивая тонкие пряди, девушка спустила их по высокой шее на плечи. Вокруг башенки волос была заколота из искусственных цветов прозрачная накидка, только перед Витей должная быть спущенной на лицо. Пока ее закололи шпилькой на макушке. Женщины сгрудились вокруг, затихли, глядя на Женькино отражение в трюмо. Каждая думала о своем. Но размышления прервались резким трезвоном, топотом за дверью и сигнальным зовом машин со двора. Черные, блестящие тачки. В дверь продолжали неистово тарабанить. Наконец, ворвались внутрь с шумом и хохотом. Инна, Оля и Ольга Николаевна встретили парней крепкой стеной, не давая пробиться к невесте. - Кто платит? - Мужик платит. - Чей мужик? - А чья невеста? - Сколько дашь? - За треху возьму. - На вокзале по такой цене снимешь. - Твоя цена? Вклинился Иннкин голос: - Ну, орлы, торг здесь неуместен. - Может, тебя со скидкой взять? - послышался голос Космоса. Женька за дверью давилась от хохота. Цены повышались. - Ну, женщины! - возмущенно завопил Саша. Слышно было, как мужики пытались прорвать блокаду. Женька вышла сама. - Берите даром. Ребята обалдело охнули. Дзынь! Бокал шампанского выпал из рук Вити. Он смотрел на плывущее облачко, светящееся от счастья и переливов страз на корсете, и завороженно ловил её движения. - Такое не продается, - завороженно глядя на сестру, произнёс Фил. - Ну, Пчелкин, урвал, - выдохнул Космос. Зал, куда направлялся нарядный людской поток, поражал высотой. По стенам ввысь убегали белые колонны, чередуясь с панелями, обтянутыми красным бархатом, и высокими узкими окнами со сложным переплетом. Почти под самым потолком вдоль трех стен тянулся узенький балкон с деревянными перилами. На мягком красном ковре рядами, как в театре, выстроились белые кресла с красными, в тон ковру и панелям, сиденьями. На том конце зала, куда были обращены кресла, тянулась трибуна, покрытая красной скатертью. Позади, на красной панели между двумя высокими окнами вровень с их верхним краем, был закреплен большой мозаичный герб. Справа, перпендикулярно столу и рядам кресел, стоял сравнительно небольшой белый столик на гнутых ножках. За ним сидела ухоженная дама средних лет, положив перед собой кожаную папку. Тихо-тихо заиграла музыка и тут же стала набирать громкость и темп. Музыкантами в боковой ложе за барьерчиком начали марш Мендельсона, и дирижировал оркестром дирижер в сером фраке. В этот момент у стола как из-под земли выросла дородная женщина, похожая на Екатерину Великую. Все дружно встали. И в ту же секунду плавно раскрылись боковые двери слева, и в зал медленно, торжественно вошел Витя в темном костюме, элегантный, как Ален Делон, ведя под руку ослепительно сверкающую, переливающуюся белизной Женьку. Что-то стукнуло у Валеры в самом центре груди. Его маленькая сестрёнка, его частичка, его душа шла пол венец с его другом, его братом. Под вспышки фотоаппаратов новобрачные не спеша прошли к центру пространства перед креслами, остановились напротив женщины в алом и повернулись к ней лицом. Музыка смолкла. - Дорогие Евгения Константиновна и Виктор Павлович, - зычным голосом начала женщина. Свадьба будущей четы Пчелкиных отличалась от всех тех, на которых довелось побывать каждому из присутствующих. Даже на фоне Саши Белого эта церемония казалось ярче, будто вызов. "Екатерина Великая" закончила речь под бурные аплодисменты зала, когда молодожены обменялись кольцами и поцелуем. - Ну всё, ещё одна Пчёлка в улье, - хихикнул Космос, и рядом стоящие радостно заулюлюкали. Сладкие слезы умиления стояли и в глазах Ольги Николаевны, когда шли расписываться Женька с Витей. Потом туда же подозвали Инну и Дунаева - как и обещалось, свидетеля со стороны жениха. Дрожащей рукой Андрей дважды где-то расписался, крепко обнялся с Пчелкиным, приговаривая: "Поздравляю, поздравляю", повернулся - и оказался лицом к лицу с Женей. Она взяла его за руки и сама поцеловала в щеку. У Дунаева земля закружилась под ногами, он сумел лишь еще раз сказать: "Поздравляю, кареглазая" и отойти обратно. А молодожёнов уже обступали родные, друзья. В ресторане веселье продолжилось. Блистательна была культурная часть программы, начавшаяся, как только гости заморили первого червячка. Тамада не давал скучать, приглашённые музыканты играли любую музыку на заказ уже подвыпивших гостей. Первый танец молодоженов. Когда Витя едва обнял тонкий, подвижной стан Женьки, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, эмоции ударили ему в голову. Хотелось ближе прижать к себе её, хрупкую и нежную, как статуэтку. Их дыхания сплелись, контакт глаза в глаза. Как она была прекрасна! Её образ сегодня не был сравним ни с чем, ни с одним из тех, какие у неё были до этого. Жена. Теперь она его жена! Они кружились под медленную мелодию, и когда оркестр взорвался высокими, пробирающими до мурашек нотами, Пчелкин крепче обхватил женькину талию и, подняв её, словно пушинку, закружил по залу. Гости взорвались восторженными аплодисментами и восхищенными вздохами. Дунаев, который танцевал с упоением и все подряд, ближе к концу этого сказочного вечера развеселился от души, скакал молодым архаром, развлекал анекдотами и стихами Иннку, других совершенно незнакомых ему девиц и молодых дам, распивал вместе с троицей бригадиров, довольно крякая и каждый раз обмениваясь крепкими поздравительными объятиями. Но, как и во время торжественной части, стоило лишь его взгляду упасть на танцующих жениха и невесту, в нем загоралось необъяснимое и непреодолимое волнение - безотчетное чувство, которое он не испытывал уже больше двух лет, ставшее от отвычки особенно сильным. И одновременно вскипала лютая, постыдная зависть к Пчелкину. Поэтому он старательно избегал смотреть в сторону новобрачных и, как бы ни было здесь весело и замечательно, уехал одним из первых. Глядя на играющую группу, Женька долго крутила в пальцах бокал шампанского и думала. Когда она стремительно двинулась к сцене, то вызвала заинтересованное недоумение со стороны всех бригадиров. - Это традиция, - радостно засмеялась Оля, когда невеста, о чём-то договорившись с музыкантами, взяла в руки микрофон. - Да не, - отмахнулся Фил, - Женька не поёт. Музыканты заиграли проигрыш. - Представь себе весь этот мир, огромный весь, - мягким, нежным голосом запела Женька. - Таким, какой он есть, на самом деле есть... Витя обернулся на голос жены и замер. Замерли все, кто знал Женьку. Девушка никогда не показывала своих вокальных умений. Подпевать громко и ярко за компанией она всегда любила, но сольно её никто никогда не слышал. Остальные гости так же замерли в удивлении. - Так же синей ночью звезды в небе кружат! Так же утром солнце светит с вышины! - лился голос Женьки. - Только для чего он и кому он нужен, мир, в котором люди друг другу не нужны? И тут Пчелкин вспомнил. Вспомнил эту песню из новогоднего фильма, который Женька смотрела в их первую совместную зиму, перед новым годом. Тогда мурлыкала себе под нос, глядя на Пчелу, улыбалась. - Охринеть, - пробормотал Космос, и не заметил, как перелил рюмку Фила, и коньяк полился по белой скатерти. - Ты знал? Валера, глядя на сестру, только отрицательно покачал головой. Пчела поправил пиджак и направился к жене. - Так же гаснет лето и приходит стужа, и земля под снегом новой ждёт весны, - его баритон разбавил нежное сопрано, - только мне не нужен, слышишь? Мне совсем не нужен мир, где мы с тобой друг другу не нужны! - глаза в глаза, жар внутри, яркие аплодисменты. Пчелкин опустил микрофон и, мягко притянув к себе Женьку, накрыл её губы тёплым поцелуем. "Горько!", " Браво!" доносились приглушенно, словно сквозь вату, в груди с бешеной скоростью колотилось сердце, в ушах кипела кровь. - Пчелкина, - прошептал ей в губы Витя. Она подняла на него глаза, в которых дрожала пелена слез от наката эмоций. Горячее дыхание обожгло кожу и вызвало волны мурашек. Тепло его ладони чувствовалось даже сквозь плотную ткань корсета. - Я люблю тебя.