Братья, по-любому

Новая жизнь наступила стремительно. Двадцать восьмого июля, половина седьмого утра – вот она, точка отсчета! Женька шла на последний экзамен, дожевывая стратегический запас шоколада. Накрапывал мелкий противный дождик, будто насмехался над абитуриенткой. Но Филатова была настроена по-боевому. Последний рывок – и всем станет легче. Экзамен-то безобидный – химия, Женькино недавнее увлечение. Тут шпаргалки нужны разве что для галочки, как аварийное оборудование в самолете, спокойнее от того, что под сиденьем впередистоящего кресла находится спасательный жилет, хотя вообще-то смысла в нем никакого, кому суждено потонуть, тот потонет. Вытянув билет и заняв свободное место в верхних рядах, Женька проверила подол юбки, к которому накануне пришила шпаргалки. Но девушку ждало разочарование века: от дождя бумажки намокли и отвалились, а формулы, выведенные на коленках шариковой ручкой, расплылись напрочь. Филатова огляделась: вокруг все жутко серьезные, уткнулись в черновики, каждый сам за себя. Впрочем, до сих пор Филатова ничьими подсказками не пользовалась, и сейчас не планировала. Пробежалась взглядом по вопросам в билете: 1. Сурьма и ее свойства. 2. Диеновые углеводороды. 3. Крекинг нефти и ее производные. Легко! Хотя второй вопрос неприятный, да. Женька органику не любила – тоскливый раздел, где все определяется номенклатурой и никакого полета фантазии. А как мерзко пахнут органические соединения! Филатова вздохнула, перевела взгляд на своего соседа. Выяснилось по взгляду, что он все это время разглядывал девчачьи коленки с не меньшим интересом. Женька быстро одернула юбку и строго посмотрела на соседа. - Вам помочь? – спросил он, улыбаясь. - Сам себе помоги, - и занялась сурьмой металлической, аморфной и черной взрывчатой, ее электронными оболочками, свойствами и соединениями. Паренек еще пару раз покосился на Женьку, за двадцать минут все накалякал, пробежал глазами – и на амбразуру. «Пижон, - подумала девушка, глядя исподлобья на его спину. – Не лучше ли сто раз отмерить, прежде чем отрезать?» Уходя, даже не глянул. Насчет помочь тоже больше не интересовался. Второй раз они встретились на лестнице, возле финальных списков, еще не зная, что оба приняты. Женька чуть не завизжала. Надо срочно звонить Ольге Николаевне. В вестибюле к телефону очередь, Женька промаялась полчаса. - Мама! Все в порядке на ближайшие пять лет мое будущее определено наилучшим образом. Я теперь человек, я больше не абитуриент. Поздравь: студент – это звучит гордо. Чушь, которую нес каждый второй в очереди на телефон, пытаясь быть оригинальным. Девушка едва вышла за порог института, когда сверху что-то раскололось, загромыхало. Женька пронзительно взвизгнула, бросилась под крышу. По лестнице потекла вода, прическа осела, как мартовский сугроб, платье прилипло к телу до полной прозрачности. Стоять под крышей или пробежаться до остановки, там переждать? И тут над головой Филатовой внезапно выстрелил зонт-автомат, а затем прозвучал тот спокойный голос: - Что, любишь мокнуть под дождем? Рада зачислению в сие богоугодное заведение? Я тоже, давай радоваться вместе! Ты, я и вон тот господин, который – гран-мерси ему – пожертвовал своим зонтом ради вас, ради нас, я хотел сказать, он первый заметил, а я быстрее подбежал. Эй, Серый, иди сюда! - Салют новым кадрам! – Сергей отряхнулся, юркнул под зонт, и теперь вся троица почти прилипла друг к другу, стараясь упрятать головы от ливня. - Это ты называешь дождем, лишенец? Это тропический ураган! – парировал блондин. - Мы тут и поспорили, в какую группу тебя зачислят, - поделился Серый с Филатовой. - В сто двенадцатую, - наконец, отозвалась Женька. – А что? - Повезло тебе, чертяка, - вздохнул Серый, толкая балабона локтем. – А я из сто одиннадцатой, соседями будем. Этому всегда везет, он везунчик. Я с ним десять лет в одном классе учился, знаю. - Дождь вот-вот закончится, времени вагон. Погуляем? – сказал тот, что мел языком. «Знаем мы такой сорт, - подумала снова Женька, покосившись на него, - с одним уже двенадцать лет знакомы». И вслух выдала: - Не могу, мне надо на вокзал, дядю встречать. - А дядя у нас кто? Волшебник? Процитировал? Сострил? Но Женька продолжила улыбаться, ответит ему как придется, потому что и у нее внезапно чувство юмора отказало. Промокло и раскисло. Про дядю, конечно, получилось так себе, неубедительно. Но надо довести начатое до конца. - А дядя у нас сердитый очень. Обидчивый до чертиков, как дитя, опозданий не прощает. Опоздавшему читается лекция о том, почему так делать не надо, а я еще не готова к лекциям. И последний месяц вольной жизни хочу провести без нудных нотаций, причем провести его как не надо. Остряк продолжал улыбаться, но сейчас еще и прищурился. - Ты если это прямо сейчас выдумала, про дядю, чтобы от нас сбежать, то напрасно. Мы хорошие. Не кусаемся. - Увы и ах, сударь, я предельно честна. - Что ж, значит, отложим прогулочку до осени. До первого сентября, если не проспишь. И почему тогда расхотелось уходить. Обыкновенная гроза, ничем не примечательное знакомство, начало августа, мокрое платье. Кто бы Женьке тогда сказал, что этот пижон и остряк станет ее близким, преданным другом – не поверила бы. - Пардон, где мои манеры, - балабол склонился в глубоком поклоне, выкинув вперед руку, - мое почтение, сударыня, юнкер Андрей Дунаев. И побежало, полетело… Сентябрь пришел так же неизбежно, как мировая революция. В столовой было людно, но Дунаев сразу вклинился в очередь, которая, повозмущавшись, расступилась. - Не щелкай клювом, - бросил Женьке Андрей, принимая у распаренной работницы столовой тарелку, политую чем-то коричневым. – Тут все несъедобно, но питаться надо, иначе протянешь ноги. - Мне то же самое, - кивнула буфетчице Женька и, получив свою скудную порцию, двинулась к свободному столу. - Вы только посмотрите на нее, - ухмыльнулся Дунаев, разглядывая поднос Женьки. – Собрала все цвета радуги: и свеколка, и морковочка, и зеленое яблочко. Как будто палитру подбирала, а не комплексный обед. Художественный склад у девушки, а она в медицину подалась. Это какая-то ошибка природы. - Оставь девушку в покое, - вклинился Серега, - они у нас и так не задерживаются. Ты обращайся, если что – всегда рад помочь. - Сбавь обороты, - вмешался Андрей. – Помогать буду я. Для начала надо научиться выживать в столовке, это же разбойничье гнездо! Запросто могут подсунуть от мертвого осла уши. Вкусный гуляш? Филатова скривилась, перемешивая непонятную консистенцию в тарелке. - Привыкай, теперь это твоя основная пища. Не бойся, козленочком не станешь. Я вот не стал. - Помолчал бы лучше, - фыркнула девушка. - Во-во, - вторил ей Сергей с набитым ртом, - видела б тебя твоя мама. Дунаев оставался невозмутимым. - А что моя мама? Моя мама осталась бы мной довольна. Я соблюдаю ее главный завет – не бутербродничать. Кстати, кареглазая, а почему именно медфак? Не кажется, что психфак по тебе плакал больше? Женька просверлила его взглядом: - Это ты на что, наглая морда, намекаешь? - Остынь, гроза! – он обезоруживающе улыбнулся. – Психология – весьма интересная рубрика. Лучше, чем кровь, кишки, бессонные ночи. Не романтика. Женька фыркнула. - Ну да, зато романтика – санитары, смирительные рубашки и палата номер шесть. Манипуляции общественным сознанием, тайны души и сердца. По мне так лучше кишки. - Боевая женщина! – Дунаев всплеснул свободной рукой. – За столом про такие гадости – это мощно. Согласен, медицина – твое. - Ах, спасибо за твое согласие. Без него бы я ни за что б дальше не продержалась тут. Сергей, усмехаясь, покачал головой, наскоро распрощался и покинул столовую. Андрей закончил трапезничать, скрестил перед собой руки и в упор оглядел Женьку. - Слушай, будущая гроза хирургии, а как ты смотришь на то, что мы с тобой в кино сходим? Филатова откинулась на спинку стула, поводила ложкой по недоеденной порции. - В качестве кого, позволь полюбопытствовать? - В качестве верных, преданных друзей, умеющих пока ценить житейские реалии и мир искусства. - Это ты мне сейчас в друзья набиваешься? - Нет, открыто заявляю, что имею все шансы им стать. Вот увидишь.