Истинность ещё не значит любовь.

— Ну что ты капаешься! Раф, давай, идём! Я тебе обещаю, мой папа не кусается! — Он может и не кусается! А эти доберманы — вполне! Я вздохнул, наблюдая как мой альфа застыл у витьеватых, кованых ворот, напряжённо наблюдая за четыремя доберманами, что водили носами и иногда порыкивали на чужака. — Они же как плюшевые! Просто дай им себя понюхать. — Плюшевые?! Как же! Зубы у них самые настоящие! — Не пугайся, они чувствуют страх. — Мне от этого не легче! Я улыбнулся от комичности ситуации, трепая по холке одного из псов, что заинтерисованно подошёл ко мне, но узнав меня, довольно подставлял лоб для почесушек. — Видишь? Они не кусаются без команды. — Тоесть, если твоему отцу я не понравлюсь, то он на меня спустит эту свору!? — Конечно нет, не выдумывай. Я подошёл к своему трусишке и взяв его под руку потащил по выложенной гладкими монолитами долеритов дорожке. Альфа был до ужаса напряжен и даже оглядывался на собак, что тыкались носами между его булок, провожая странного гостя до самой двухэтажной резеденции. Идеально подстриженный газон, уютный пруд с золотыми рыбками. Папа действительно выбрал хорошее место для своего гнезда — теплый климат и мягкая зима. Это при том, что мы пролетели на самолёте семь часов, и у нас уже пошли первые морозы с лёгким снежком. Кстати, о наших зябликах... Папа стоял на крыльце, а рядом, в чёрном фраке, дворецкий. Омеге было уже сорок семь лет, но выдавали его возраст лишь морщины у глаз. Он был тонок от любви к аэробике и фитнесу. Его тёмно-зелёные глаза с интересом приветствовали меня и моего спутника. Омега смахнул с плеча невидимые пылинки и поправил рукава любимого кимоно персикого цвета с цветами яблони. Носил он его совершенно не по правилам, что я ему не раз говорил, но он был не приклонен: "удобно, значит правильно". Что уж говорить, он как-то раз заявился в этом изношенном "халате" на конференцию с делегацией из Ментоно*, так ему раз пять указали на неправильное ношение данного гардероба. А ему было совершенно плевать. — Привет, пап. Здравствуйте, Энтони. Отец лишь мягко улыбнулся, хитро сверкая глазами, а дворецкий сдержанно поклонился. — Представишь своего спутника по жизни? Я покраснел, отводя взгляд в сторону беседки. — Кхм... Пап, это Рафаэль Бернард, мой истинный. Рафаэль, это мой о-отец** — Рейчел Фрао. Он так хотел с тобой познакомиться! — П-правда? Кажется, альфа смутился ещё сильнее моего. — Я ждал вас. Прошу, давайте пройдём в столовую и поговорим за обедом. Папа с таким же хитрым прищуром направился в дом, дверь в который ему открыл Энтони, так же придерживая её для меня и Рафаэля. Не нравится мне его мягкий оскал, ой как не нравится!

***

Стол был просто прекрасным! Лёгкие закуски из сушими и салаты в лёгком соусе. Конечно, я помнил о диете, но немного нарушить её можно. С такими мыслями я подцепил красную рыбу палочками, обмакнул в соевый соус и отправил в рот, счастливый от того как рыба тает на языке. — Я заметил, что ты похудел Шель. Решил наконец заняться собой? Хотя, я уже догадываюсь, что могло сподвигнуть тебя на диету. — мягкий голос родителя сменился более холодным росчерком. — А точнее кто. Папа цепко посмотрел на Рафаэля, который вздрогнул под его взглядом. — Мистер Бернард, почему вы не вкушаете? Вам пришлись не по вкусу поданные блюда? Я молчал, давая своему альфе пороявить себя, зная, что папа не любит когда кто-то говорит за других. Но беспокоиться за него мне можно, так что я подбадривающе улыбнулся ему и мягко коснулся его руки. — Мистер Фрао, я не умею пользоваться палочками... — Простите, моё упущение. — дворецкий, что стоял у дверей в столовую, сдержанно поклонился, принимая свою ошибку. — Я принесу вам приборы. Мужчина удалился, а я подхватив сушими палочками поднёс их ко рту моего альфы. Есть их нужно руками, но я не люблю марать пальцы. — Давай, попробуй! Это просто восхитительно! Альфа, будучи комком нервов, замер, однако взглянув вопросительно на меня и получив кивок, губами осторожно взял кусочек с моих рук. Во мне забурлило счастье и умиление. Не думал я, что кормить кого-то это так приятно! — Шель, по правилам этикета ты ведёшь себя непристойно... Рафаэль подавился застрявшим куском в горле и сдержано кашлянул пару раз. — Папа, перестань! Сейчас мы в кругу близких, а не на приёме! Мне же можно побаловать свою пару? В обеденный зал незаметно вошёл Энтони, так же тихо и профессионально разложил новые приборы и удалился на своё место. — Ты прав, Шель, но будешь так его баловать и он сбежит с каким-нибудь другим слащавым мальчиком... Рафаэль вытаращил глаза после реплики папы, а я выронил палочки из похолодевших рук. — Папа! — Что? — Хватит вести себя, будто мы на приёме с директорами! Дай уже Рафу расслабиться. — Но он так смешно краснеет и нервничает, заглядение. — понятно чего добивался отец, расплывшись в широкой ухмылке. — Папа! — Ладно-ладно, я же шучу. Наконец, он задорно рассмеялся, что собственно нарушало другое правило этикета. Его лицо расслабилось, он же взял в руку тонкий бокал с белым вином и сделал глоток. — Ладно. Давай начнём с начала. Кем ты работаешь, Рафаэль? Альфа неуверенно перевёл взгляд с меня на Фрао-старшего, после прочистил горло. — Я работаю мангакой, официально устроен иллюстратором на полную ставку, сейчас в отпуске. — Ты же понимаешь, что компания Фрао передаётся только наследникам-омегам? — Д-да, Шель рассказывал об этом. Папа как-то подозрительно прищурился, но всё же улыбнулся — ответ его устроил. — Наверное, для тебя не будет шоком, что я уже знаю о тебе почти всё? Судя по дрогнувшему кадыку, мой альфа к этому готов не был. — Думаю, я ради развлечения могу проспонсировать твоих родителей. Я был у них недавно, а-отец правда слишком закрытый, но вот омега болтал без умолку, о том какой ты лапочка. Бокал с вином со звоном опустился на стол, зелёные глаза полные гнева впились в Рафаэля. — Лапочка, что посмел доводить моего сына до слёз раз за разом! Без капли сострадания делая ему больнее! — Папа! — мой твердый тон и наши глаза с родителем схлеснулись, высекая искры подобно саблям. — Что "папа"? Что "папа"!? Почему мне рассказывают левые люди о твоих страданиях, а не собственный сын! — Мы уже решили этот вопрос! — Да-а-а ты что? Что-то я не видел ни цветов, ни подарков. Так же красноречиво за твоего альфу говорит метка на его шее, когда как твоя лебединая шейка абсолютно чиста! Я замолчал. Больше крыть мне было нечем. Альфа действительно не извинился за те слова, но он признался мне в чувствах! Это уже что-то! Я перевёл взгляд на Рафаэля, который был белее смерти. Он стыдливо смотрел в свою тарелку. — Вот видишь! Он раскаивается за свои слова! — Шель, чтоб тебя! Помолчи! Я ненавижу когда говорят за других! Я поджал губы. Понимал, что папа в чём-то прав, но так же мне хотелось выгородить своего альфу. Меня мягко взяли за руку горячие пальцы, но я не спешил отводить взгляд от отца. — Мистер Фрао, я действительно виноват перед вашим сыном, и вы имеете полное право злиться в этой ситуации... Но я действительно сожалею о тех словах... — Почему же вы не заключили союз? — Папа, прекрати! — Мишель Фрао-Манград! Посиди молча! Я заткнулся, обиженно запихав в рот тарталетку с сыром. Если папа назвал мою двойную фамилию, значит он в ярости и под раздачу лучше не лезть... — Я слушаю? Почему истинные не придались любви на всех поверхностях и не пошли в ЗАГС? Я насупился покраснев, но промолчал... — Я думаю... Что ещё рано... — Рано? РАНО!? Вы, молодые люди, с ума что ли сошли!? Ладно... Папа вновь отпил вина, потерев изящными пальцами переносицу. — Мистер Рафаэль, объясните, мне старому омеге, почему заключение брака с вашей истиной парой — это событие которое нужно отложить? Я весь подобрался, чувствуя как щеки запунцевели.. — Потому что я не уверен в своих чувствах. Меня будто обухом окатило. Краска сошла с лица, а руки в миг похолодели. В груди острыми лепестками раскрывалась боль, разрывая внутренности и царапая вставшим в горле комом. Я выдохнул. Нужно держать слёзы. Нельзя вот так взять и расплакаться. — Мистер Рафаэль, только вы не уверены в своих чувствах? Потому что судя по реакции моего сына, он более чем уверен. Зачем папа!? Мне и так тошно! — Я... Отойду в уборную... На негнущихся ногах, не поднимая головы, я вышел из обеденного зала. Шёл будто в прострации в левое крыло, где располагался туалет для гостей. Горькие слёзы катились по щекам, а я кусал губы, чтоб не скулить. Почему? Ты сказал, что любишь меня! Ты же говорил, что я нравлюсь тебе! Тогда, почему... Я слышал быстрые шаги за спиной, а после сильные руки обняли со спины, прижимая меня к тёплому телу.