***
Через три дня они вышли из "потеряшки" (слепой зоны) и снова поймали Галактическую Сеть. Больше всего этому обрадовался Свити, который, торопливо раздав обычные задания и команды системам корабля, занялся своим любимым делом: самовосполнением своего информационного поля. Все знали, что он в это время как глухарь на токовище, становится: почти ничего не видит и не слышит. Так что даже на зов команды отзывается с большой неохотой и раздражением. Это коснулось даже его любимого Тэхёна, единственного, наверно, члена экипажа, которого Свити никогда не задевал и над кем никогда не издевался: они сошлись на почве огромной любви к экосистеме корабля и, как говорил Свити, он "наконец-то нашёл достойного себе собеседника, разделяющего единственно верное отношении к космобиологии и биологии корабля и считающего этот самый корабль священным живым организмом", а Свити — его душой, сердцем и разумом. Компьютер говорил об этом Чонгуку и Джину буквально дней пять назад, ещё в потеряшке. — Меня, понимаете, капитан? — внушительно повторил он Чону, который начал этот дурацкий разговор, потому что вдруг вздумал ревновать. Непонятно, правда, Тэхёна к Свити или Свити к Тэхёну, но да, ревновать. — Он меня считает разумом и сердцем корабля. Я бы на вашем месте задумался. — Это над чем же? — уязвлённо спросил Чонгук, а Джин закатил глаза и покачал головой: спорить со Свити было бесполезно, и Чонгук это тоже знал, а вот поди ж ты. — Над тем, а достойны ли вы таких прекрасных существ, как мы с членом экипажа Ким Тэхёном, — ответил Свити. Джин вытаращил глаза, а Чонгук рыкнул что-то очень ругательное и вышел... ему явно хотелось хлопнуть дверью, но двери были автоматическими, естественно. — Зачем ты его достаёшь, Свити? — тихо спросил Джин. — А зачем он обидел Тэхёна? – Голос из аудио сквозил холодом. — Пусть разбираются сами. А ты бы лучше не вмешивался, а помог. — Джин тяжело вздохнул. — Я? — изумился Свити. — Я помог? Я — высокоточная плазменная... — Я понял, понял... — Джин нетерпеливо махнул рукой, так как перечисление полного названия Свити занимало до пяти минут. Он снова вздохнул. — Ну, не лезь тогда. Чонгуку нелегко. Людям вообще нелегко в таких делах. — Людям нелегко в любых делах только потому, что у них проблемы с элементарной логикой в поступках: они не умеют адекватно отвечать на действия. Поэтому большинство их действий встречают активное противодействие. Что, по сути, именно логично. — И что было бы нормальным и адекватным? — тихо спросил Джин. — С его стороны — попросить прощения так, как хочет обиженный им человек. А с вашей — перестать бегать от себя. — Я не спрашивал у тебя совета, — вздрогнув, сурово сказал Джин. — А я его и не давал. Я всего лишь ответил на вопрос, подразумевавший варианты ответа, так, как посчитал нужным, — так же холодно ответил Свити — и эфир заструился пустотой. Ну, бесполезно было спорить с нейросетью целого корабля. И Джин это тоже знал. И попался так же, как Чонгук. И вот теперь Свити бросил на произвол судьбы даже своего ненаглядного Тэхёна и нырнул в сладостные волны Галактической Сети. Впрочем, на самом деле выход из потеряшки был важен для каждого из них, у каждого было своё дело, и как таковой Свити был нужен, наверно, лишь Намджуну, который умудрился за эти две с половиной недели измучить даже компьютер своей неуёмной жаждой знаний. Намджун учился как одержимый и днём и даже, кажется, ночью. Если он не ел в столовой, ласково грея Сокджина своими взглядами, если не играл с Чонгуком в пространственные шахматы в кают-компании, быстро освоив правила и при этом неизменно проигрывая, или не гулял с Тэхёном по его обожаемой эко-теплице или мини-бактериальнику экосистемы, от которых младший просто таял и мог часами рассказывать брату взахлёб о том, что недавно или вот только что узнал о них, — так вот если Намджун не был занят чем-то из этого, то он постоянно что-то изучал. Он не разлучался со своим вирт-нарукавником, в который Свити встроил библиотеку с доступом ко всем необходимыми Джуну материалами. На нём постоянно была плазмомаска и изящно висящие через мощную шею на синем мерцающем голошнуре магнитные дуги. Дуги Намджун не любил, так как уши, куда они вставлялись, были у него как-то особо чувствительны, но он мужественно мирился с этим, так как такой способ образования, когда информация доставлялась сразу в мозг, существенно уменьшал время на усвоение материала. А вот плазмомаска стала почти неотъемлемой частью его повседневного образа: он лишь на время сдвигал её на лоб, когда прерывал процесс просмотра и прослушивания учебного материала. Сделанная Свити специально для Намджуна серебристой с вкраплениями циркониевых капель (Свити как-то выяснил, что Намджун любит всякие блестяшки, чего страшно стесняется, и результат не заставил себя ждать) — так вот эта маска странным образом ему шла. Он выглядел в ней как безбашенный учёный, немного всклокоченный, с задранной от маски чёлкой и постоянным следом через нос и щёки от краёв прибора. Сокджин немного ревновал Намджуна к его увлечённости учёбой, если честно. И очень страдал от того, что это так. Он понимал, что настоящий хороший друг должен был бы радоваться тому, что Намджун семимильными шагами осваивает материал, необходимый ему для того, чтобы стать своим в экипаже корабля. С другой стороны, нормальный мужик бы точно радовался занятости начохито уже хотя бы потому, что у него таким образом оставалось совсем мало времени, чтобы соблазнять Джина. И Джину не так трудно было его избегать. Но... Проблема всегда в этом проклятом но... С появлением на корабле Галактической Сети наконец-то снова оказалась доступной голопалуба — второе любимое место Сокджина после инженерной. Она была совсем небольшой, рассчитана была на троих-четверых членов экипажа, но в основном с Чонгуком они отдыхали там по отдельности, так как любили они совершенно разное в жизни. Капитан снимал стресс в голопроекциях с какими-то совершенно дикими гонками на старинных, огромных, тяжёлых, воняющих топливом (а ароматика у голопалубы была на уровне, Сокджину это было важно) колымагах, которые назывались автомобилями. Глаза Чонгука всегда блестели, когда он вёл рукой в какой-то странной щегольской перчатке с обрезанными пальцами по боку того, что он с восторгом называл спорткаром, и говорил он об этом своём увлечении с придыханием, пытаясь впечатлить Сокджина каким-то лошадиными силами и подвесками (кто бы ещё знал, что это такое и при чём тут лошади...), но бортинженер, к его ужасному разочарованию, так и не смог уловить кайфа в этом действе. Джин наблюдал как-то за капитаном, затащенный им в программу чуть ли не насильно, — но не мог понять прелести мероприятия и не чувствовал азарта совершенно: носятся, носятся машины, пролетают со звуком мухи перед глазами, а толку чуть. Кто быстрее — очень взрослое занятие! Когда же Чонгук развёл его на слабо и затащил внутрь этого автомобиля, а потом дёрнул ногой — и навстречу Сокджину рванул весь видимый мир и его вдавило в неудобное узкое кресло, Ким заорал так, что Чонгук проиграл гонку, так как не справился со смехом. Больше капитан его в эти свои проекции не звал. Как и Сокджин не звал его в свои. Он с большой любовью, тщательно отобрал пейзажные программы, в которых голопалуба воспроизводила самые красивые места Галактики в самую яркую их пору: журчащие водопады долины Йосемити на Земле; камни перед сталактитами в пещере Шондонг в старом земном Вьетнаме, где можно было, прислушавшись, услышать, как шепчет время; закат на вершине Урк за пределами цивилизации планеты Хырт; блеск снега и горный ветер на склонах Вечной Мерзлоты Ангорры; брачные игры радужных воздушных змеев на фоне чёрной Пустоты в Пирресе на Пандее... Их было всего двадцать — этих программ, и Сокджин мог часами пропадать в них, просто созерцая, вдыхая напоенный всегда собственным ароматом воздух, чувствуя на лице касание далёкого мира — мира, где он обязательно побывает, чтобы ощутить всё это вживую. Вот скопит достаточно галавалюты — и побывает. Как раз на голопалубу он и хотел уйти, когда Чонгук позвал его в свою каюту.***
— Он хочет, чтобы я его укусил, — с тоской сказал капитан, едва дав Джину приземлиться в кресло, которое тут же услужливо стало настраиваться под его тело. — Кто? — пока ещё легкомысленно переспросил Джин, облокачиваясь на спинку, чтобы умоститься поудобнее. — Тэхён, — ответил Чонгук, и Джин замер, изумлённо мигая. — Ээ.. — глубокомысленно изрёк он, спустя несколько секунд, а потом вдруг залился краской: — Я же просил не посвящать меня в детали вашей половой... — Ты не понимаешь! — нервно перебил его Чонгук. – Он хочет, чтобы я поставил ему знак. Ну... на него. Вернее поставил знак, что он принадлежит мне. — Клеймо? — с ужасом спросил Джин. — Какое нахуй клеймо! — взвился Чонгук. — Думай, что говоришь! Сказано: метку! "Метка... метка... — закрутилось бешено у Джина в голове, — Где я слышал... что-то подобное уже было, но... где? Когда?" — А зачем? — растерянно спросил он. — Так я докажу, что намерен забрать его себе, сделать своим... мхм... мужем. И смогу быть с ним... ээ... Как бы законно, — сердито косясь на него, пояснял нахохлившийся в своём кресле капитан. — Смогу претендовать на него, будет считаться, что он мой. Так принято у начохито: если альфа забирает себе омегу, хочет нести за него ответственность, он ставит ему метку. Куда-то... вроде как ниже затылка что ли... Или между лопатками. "Как ты посмел! Как посмел поставить ему метку, мерзавец! Я казню тебя! Я тебя уничтожу! — внезапно взорвалось у Сокджина в голове ненавистным голосом правителя Саёона, а потом откликнулось нежным, но уверенным голосом Намджуна: — Я взял тебя, Джин. Я любил тебя всю ночь и поставил тебе метку — на спину, между крыльями, как и положено, когда собираешься забрать омегу себе…" "Метка! — с ужасом понял Джин. — Намджун поставил мне метку! Я ... Он уверен был, что я буду его омегой, уже тогда! Что буду обязательно, что выбора у меня нет... И теперь он считает... Он думает..." — Это у них что-то вроде клятвы верности, — продолжил Чонгук, неуверенно глядя на Джина, который сидел с широко раскрытыми от ужаса глазами и смотрел в одну точку. — То есть свадебный обряд такой... — Да понял я! Понял! — в отчаянии крикнул Джин. — Хватит! Чонгук изумлённо отпрянул от него и растерянно и даже жалобно спросил: — Что с тобой? Почему... — Нет, нет, прости, капитан, — быстро выдохнув, сквозь зубы сказал Джин. — Ничего. Это я так... И что ты ему ответил? — перевёл он тему. — Я не умею ставить метку, — скорбно сказал Чонгук. — Я боюсь ему навредить. Но я не могу ему отказать. — В голосе Чона зазвучали страсть и отчаяние. – Не могу! Он мне нужен, как воздух! Я стал от него просто зависимым! Он мне снится, он мне просто... покоя не даёт. Такой смелый — и такой наивный ... среди этих своих лиан и ромашек... Так смеётся... — Чонгук прикрыл глаза и дёрнул челюстью. — Так спроси у Намджуна, как это делается, — с горечью усмехнувшись, сказал Сокджин. — Он-то точно знает... — Ким на секунду смешался, но подхватился быстро: — Должен знать, ведь он альфа начохито. Спроси и попроси у Тэхёна прощения так, как он этого хочет. Раз уж ты так его хочешь. — Да, хочу! — вдруг с каким-то обиженным вызовом сказал Чонгук. — Но я не трахать его хочу. То есть не только трахать, что бы вы там с этим твоим любимым Чимином обо мне ни думали! Я люблю его! Люблю! И если ему надо, чтобы я доказал эту любовь вот таким диким и варварским способом, так и сделаю! — Ну, и сделай, — тихо сказал Сокджин. Он и сам себя не понимал. Почему он так испугался? Намджун сразу и явно заявил о своих намерениях в отношении него, так в чём дело? Только... Значит, Намджуну он не просто нравился всё это время... Тот считал, что ему отказывает, отворачивается от него, игнорирует его, избегает его — его ... муж?... Тот, кого он сделал своим мужем. И вряд ли насильно, такое Сокджин бы точно запомнил, да и Намджун не такой человек... Почему же тогда он Джину ничего не говорит? Не настаивает, не требует? Просто терпеливо ждёт. Рядом, наблюдая и откровенно любуясь.. Да, да, Джин это не раз замечал... Наверняка помогает ему ждать именно та самая метка: она ему гарантирует, как он думает, что омега от него никуда не денется, что он — его. Хоть бы посмотреть Джину на то, что отныне делало его сопротивление Намджуну ещё более сложной вещью. Да и зачем ему сопротив... — Хорошо, — вдруг решительно сказал Чонгук. — Я тебя не только за этим позвал. Как только появилась Сеть, я отослал анализ тех камней, которыми нас задарили начохито, Юнги. И судя по тому, что он мне прислал координаты встречи уже через двадцать минут, мы с тобой сейчас баснословно богаты. Старичок Юнги никогда не спешит, ты же знаешь. И лично встречается только с теми, кто его реально заинтересовал. Джин, хотя и был потрясён осознанием собственной меченности, присвистнул от удивления. Юнги? Мин Юнги назначил им встречу, лишь взглянув на данные их камней? Чем же таким бесценным одарили их начохито? И — насколько же они теперь богаты?