Вселенная отвечает "Не сейчас" (18+)

Лицо Мин Юнги светилось дружелюбием, глаза от ласковой улыбки превратились в тёмные полумесяцы. Не скрываясь, вполне откровенно, честно, он с восхищением рассматривал Джина, нежил взглядом его плечи и губы, чуть более хищно оскалился, когда заметил, как нервно Джин поправил воротник и как торопливо застегнул верхнюю пуговицу форменной рубашки, когда заметил, что она расстёгнута. — Ты всё так же прекрасен, Ким Сокджин, — хрипло сказал Юнги, и его взгляд наконец-то сосредоточился на глазах Джина. — Могу же я тебе это сказать сейчас, раз уж твой капитан не участвует в этой встрече? — Ты можешь сказать всё, что угодно, Мин Юнги, — ответил Джин, тщательно следя, чтобы его голос не дрожал, — и я вряд ли могу тебе это запретить, как бы мне этого ни хотелось. Голопроекция Юнги заколыхалась и пошла лёгкой рябью: мужчина засмеялся и факс сбился с волны. Но потом всё быстро выровнялось, и Юнги снова, улыбаясь, окинул мечтательным взглядом нервно усмехающегося Джина. — Иногда мне тебя жаль, — сказал пират. — Ведь ты вполне искренне не осознаёшь, какую власть имеешь надо мной. И какие возможности у тебя в общем-то есть. Он сделал паузу, ожидая, что скажет собеседник, но Джин лишь залился алой краской и сжал пальцы, стараясь привести дыхание в порядок, чтобы оно не выдало его. Тогда Юнги продолжил: — То есть были бы, будь ты посообразительнее и пораскованнее. Такая красота зря пропадает... — Он откровенно облизнулся и покачал головой. — Ни одна деваха тебя не оценит по-настоящему. Особенно та шлюх... Хмм... Впрочем, о чём это... — Как ты смеешь! — выкрикнул сломанно Джин, до которого не сразу, но дошло то, на чём смущённо смешался Юнги. — Ты... Это ты мою невесту так назвал?! — Нет, — внезапно холодным и неприязненным тоном ответил Мин. — Это я назвал так беременную невесту твоего хорошего друга Ким Минхёка, с которым та, которую ты считаешь своей невестой, встречалась параллельно с тобой. А как залетела — так и бросила тебя. Удивлён, что ты считаешь её до сих пор... своей... Джин?.. О, блять, блять! Джин, не надо так... Свити! Джин и сам не понял, как оказался в кресле. Сонён и Минхёк... Нет, смутно он что-то такое подозревал, но гнал, гнал от себя подозрения... Так вот оно что... И у этой... У неё не хватило смелости даже бросить его честно, рассказав правду — а не придумав причину, будто он ей не подходит из-за характера... Может, в этот раз пират и прав. Шлюха! Отвратительная шлюха! А он — идиот. Просто тупой идиот, который загонялся столько времени и накрутил себя до невменяемого состояния! Но за что... за что?.. Всё это мелькало в голове у Джина, кружилось у него перед глазами какой-то цветной метелью. Кажется, на самом деле он не терял сознания — просто застыл камнем, чтобы пережить эту боль и не сломаться. И очнулся, лишь когда ему в лицо плеснули водой. Он вздрогнул, встряхнулся, ахнул — и замер, глядя в тревожные глаза Чимина. — Ты... Чим... Чимин, — забормотал он, — что ты здесь... Он тревожно метнулся глазами по каюте: образ Юнги исчез. Джин прислушался: голопередача шла, факс работал, значит, Юнги просто отключил образ, когда в каюту вошёл Чимин. Джин перевёл взгляд на юношу, который склонился над ним, сидящим в кресле, и наткнулся на страх и нежное беспокойство в его широко распахнутых глазищах. — Что с тобой? — резко спросил Чимин, мечась взглядом по его лицу. — М? Тебе плохо? Где больно? М? Ты сидел такой бледный... Свити крикнул мне, что тебе плохо — а я тут рядом... — Он вдруг смутился и тут же разозлился, как всегда: — Ну, и что же — да, я шёл к тебе, у меня, может, дело какое! — Какое, малыш? — тихо спросил Джин. Он, не отрываясь, смотрел в лицо омеги и напряжённо думал, видел ли тот Юнги. Вообще пират всегда требовал строжайшей конфиденциальности их встреч, ни одна живая душа не должна была знать о тайных сношениях команды "Сан-Свити" и человека, который разыскивался Галактополом за множество незаконных операций и сделок, которые дали ему, по слухам, несметное богатство и подарили три смертных приговора и шесть пожизненных сроков — в целом на всех планетах, где он умудрился нагадить правительству или правителям. Правда, эти сведения могли быть устаревшими: этим Юнги хвастался год назад, когда они виделись в последний раз. Наверняка его коллекция приговоров с тех пор чем-то да пополнилась, не сидел же он без дела. Так что если бы их деловые отношения с Чонгуком были раскрыты, пострадал бы, конечно, в основном экипаж "Сан-Свити", который выкинули бы из ТТА вмиг, да ещё и с чёрной меткой на личном деле. Хотя Юнги говорил, что и ему невыгодно, чтобы иные его партнёры знали, что он ведёт сторонний бизнес с капитанами ТТА. — Капитанами? — уточнил тогда иронично Чонгук. Юнги усмехнулся, поиграл бровями и перевёл тему. Поэтому всё, что касалось Юнги, было только по одному каналу, ключ от которого был одной из больших тайн "Сан-Свити". А вот такие сеансы связи, как сейчас, вообще были дикой редкостью и свидетельствовали лишь о том, что Юнги был по-настоящему заинтересован в том, что предлагал Чонгук, и не боялся этого показать. Зато, видимо, боялся, что это — то, что его интересовало, — уплывёт в другие руки, если он назовёт неправильную цену. Однако даже ради этого Чонгук, естественно, не мог прервать собеседование с начальством, которое внезапно вызвало его за десять минут до назначенного Юнги времени связи. И вот, пожалуйста: пришлось эту связь передавать в руки Джина, который не ударился в дикую панику лишь потому, что ему и самому было жуть как интересно, что такого нашёл в этих камнях Мин Юнги. — Он не скажет, — покачал головой Чонгук. — Ну, попытка не пытка, — улыбнулся Джин. И вот, чем всё это обернулось. Проклятый пират смог фактически сбить своими словами о Сонён Джина с ног почти на первых же минутах встречи. И Свити позвал Чимина, который, как это часто бывало, ошивался около каюты Джина. На вопрос Чимин не ответил, лишь смотрел на Джина с тревогой, его наивные прекрасные глаза были полны невысказанной нежности, в них светились и молнии, и непролитые слёзы — в зависимости от того, видимо, насколько Джину плохо. — Всё в порядке, Чими, — мягко сказал Ким и ласково погладил юношу по щеке, тут же зарумянившейся под его рукой. — Зачем тогда так пугать? — надулся Чимин, явно раздосадованный тем, что обнаружил свои чувства. — Свити перестраховался, — дрожа губами, чтобы не улыбнуться и не обидеть омежку ещё сильнее, сказал Джин. — Ты же знаешь: он иногда откровенный паникёр. Чимин довольно улыбнулся и кивнул. Прядь светлых волос упала ему на лоб, и он по привычке выпятил губы и подул, чтобы убрать её. Но она не поддалась, и Джин, ласково засмеявшись, отвёл её пальцами назад. — Так что ты хотел? — напомнил он. — Я выиграл бой у Намджуна! — гордо сказал мальчишка и выпрямился, вскидывая голову. —Правда? — распахнул глаза Джин. — Сколько раз? — Ну... Это впервые, — смутился Чимин и тут же злобно прищурился: — Но он альфа, а я омега! И мы дрались не на острогах, а на мечах! И я его убил! Представляешь? Даже и дрались-то недолго, у меня сразу как пошло, я даже в ближнем захвате смог его оттолкнуть! А потом раз — и в живот! И он пропустил, потому что пробовал подсадку сделать! Кровищи — море! Так, а то — меч, понимаешь? Ты же знаешь: Джун отлично им владеет! Ты же видел? Джина замутило и от того, что рассказывал Чимин, и от воспоминаний, но он кивнул.

***

Этот бой он никогда в жизни не забудет. Ни оскаленное диким бешенством лицо Намджуна, ни ярость, искажающую до неузнаваемости прекрасное лицо Чимина. Ни тупой скрежещущий звук, с которым мечи бешено скрещивались, отсвистев в воздухе. Ни кровь, веером хлестнувшую из горла омежки, когда по нему с чавканьем прошёлся клинок альфы. Джин тогда так заорал, что голопрограмма закончилась автоматически, приняв его голос за звук тревоги. А Чимин и Намджун подскочили на своих игровых креслах, и половина проводов их шлемов посыпалась. Потом ещё пришлось некоторые из них править. Больше Джина на такие бои эти двое ненормальных не приглашали, а Чимин иногда щурился на него и покровительственно похлопывал по плечу: я смогу тебя защитить, мол, если что, — такого нежного. Вот с того самого боя. Бесился Джин страшно, но понимал, что в принципе огребает оправданно. Намджун тогда долго извинялся перед ним, не отпускал, зажав в коридоре, из ласковых, но настойчивых рук и умолял посмотреть на него и сказать, что Джин больше не сердится. А Джин не мог на него посмотреть. Он всё видел перед собой его хищный оскал, кровь на руках и груди и дикие, жестокие глаза — таким был Джун в горячке боя, таким его не хотел знать Джин. Но теперь знал. И мог лишь отнекиваться, уводить взгляд и пытаться вырваться из тёплых рук, которые могли быть, оказывается, такими умело жестокими. Тогда Намджун просто подхватил его на руки и, пользуясь тем, что Джин, испуганно вскрикнув, только и смог, что ухватиться за его плечи и зажмуриться, втащил его в свою каюту, прижал к стене и стал нежно целовать. Мягко касаясь губами щёк, лба, носа и лишь совсем чуть-чуть губ, он вышептывал: — Это я... я... я... И я не такой, нет, нет... Никогда не обижу... Джини... Прости меня... прости, мой господин, души моей господин, сердца моего... прости... это я... всё ещё я... я... я... Его руки были ласковыми, объятия — ненавязчиво-приятными, губы — сладкими... И Джин успокоился. Потому что не было в этом всём ни капли похоти и страсти — лишь попытка привести в чувства. Отогреть. Напомнить истину. И как только Намджун понял, что получилось, что Джин больше не дрожит, что перестал отбрыкиваться и лишь устало откинулся спиной на стенку и не мешает больше ласкать себя, — он тут же отступил на шаг и только руки Джиновы к губам своим прижал, глядя на него виновато исподлобья. — Не сердишься больше? — тихо спросил он и снова поцеловал его пальцы. — Я и не сердился, — так же тихо ответил Джин и отвёл взгляд. — Я просто никогда не видел те... вас такими. И никогда не задумывался о том, что было для вас вполне обыденным и реальным там, на вашей планете. И все ваши рассказы — об оружии, о войнах, о боях — всё это было как будто не о вас, а так... не со мной как-то. А тут... — Он виновато прижмурился и попросил: — Это ты меня прости, Джун. Я и сам не понимаю, что на меня нашло... Просто у нашей голопалубы слишком шикарное разрешение, так что было ужасно натуралистично... — Великолепно, правда? — подхватил Намджун. — Я в восторге от этой программы! Вы со Свити всё сделали именно так, как было у нас на Чарусси, в доме боёв! Даже Чимин хоть и фыркал сначала, а как стенд с оружием увидел — рот расшеперил! И теперь мы отрываемся по полной! — Откуда жаргон? — приподнял бровь Джин. — Что? — удивился Намджун. — Забей, — покачал головой Джин и чуть громче сказал: — Лучше бы ты их чему хорошему научил, Свити! А ещё нейросеть! — А то я не учу! — сварливо ответил компьютерный вредитель. — Только вот этому они учатся и быстрее, и охотнее, чем всему остальному. Особенно розовый.

***

И вот теперь, получается, Чимин одолел Намджуна. И прибежал похвастаться любимому... мхм... уважаемому старшему товарищу. А старший товарищ как раз вёл тайные переговоры с жутким пиратом и хлопнулся прямо при нём в обморок. Такая история. Джин через силу улыбнулся Чимину и ласково сказал: — У меня всё хорошо, Чими, правда! Ты такой молодец! Я тобой горжусь. Но через час у тебя общепланетная география, и я жду тебя на голопалубе уже у себя. — Да, да, я помню, — радостно ответил Чимин, — слава богу, что не механика! А география — это прекрасно! Только... ты ведь будешь в порядке, оппа? Оппа — это значит учитель, как сказал Чимин. Почему переводчик не смог перевести, Джин не знал, но омежка, лукаво улыбаясь, теперь называл Джина только так. Ведь Ким сам вызвался знакомить его с планетами Пре-Солнечного пояса и Большой семёрки. Программу создал для голопалубы. Три дня корячился. Джину неожиданно прозвище понравилось, и только Намджун почему-то на это слово сердито фыркал и шипел, но Чимин показывал ему язык и почему-то угрожающе щурился. Тайны, тайны... Эти, которые с АБО, были полны тайн. — Я буду в порядке, — кивнул Джин Чимину. — Ты... иди. Отдохни после боя, а через час встретимся. Когда Чимин исчез за дверью, напротив кресла Джина медленно раскаталась в воздухе голопроекция. Образ Юнги поменялся: теперь он сидел в широком бархатном кресле и курил. Джин пристально посмотрел на него и замер: Юнги смотрел не на него. Он поедал взглядом дверь, которая закрылась за юным мордоком. — Кто это? — тихо и хрипло спросил Юнги. — Новый член экипажа, — спокойно ответил Джин, хотя сердце у него вдруг забилось глухо и тревожно. — Так ты хотел... — Кто он? — перебил его Юнги и глубоко затянулся сигарой. Он прикрыл глаза и повторил: — Кто? Откуда он у вас? Раса? Планета? Кто он? — Послушай, мы не об этом должны говорить, — начал было Джин. — Меня Чонгук уполномочил лишь... — Я не стану говорить ни о чём другом, пока не получу ответы на свои вопросы. — Ему шестнадцать, — тихо и зло сказал Джин. — Даже не думай, старый блядун. Юнги хрипло засмеялся и прищурился: — Ревнуешь, Джини? — Он снова затянулся. — Скажи, прошу. Очень прошу. Джин поперхнулся воздухом и невольно задышал резче. Мин Юнги не просил ни о чём никогда. Он требовал, приказывал, предлагал и ставил условия, выдвигал ультиматумы, угрожал и запугивал до смерти, но просить — никогда. — Он с той же планеты, откуда камни. Его зовут Чимин, он умелый и опытный воин, он... — Нет, про омегу Джин решил не говорить. — И он под нашей опекой, пока мы не вернём его домой, так как к нам он попал случайно. Если, конечно... Хотя неважно. — Джин нахмурился. — Я сказал всё, что мог. — Ты сказал достаточно, — согласно кивнул Юнги. — Спасибо. И — да. Юнги никогда никого не благодарил. Награждал и платил. Но не благодарил. Сердце Джина снова болезненно сжалось: всё было плохо, очень неправильно и плохо... Но у Юнги уже было только деловое равнодушие на лице, и переговоры начались. Они договорились быстро. Юнги говорил чётко и по делу. Объяснил, что на Горрее будет удобнее всего встретиться, потому что у него там отличная база с отелем и можно будет и поговорить с комфортом, и сразу сделать оплату. Сказал, что выплатит соразмерно их пожеланиям в головалюте и криптах на разные счета, как всегда, но о конкретных расценках они поговорят всё же с капитаном. — При всём уважении, Джини, — мягко и бархатно сказал Юнги, улыбаясь, — но я не меняю деловых партнёров, особенно в делах платы. Ты должен меня понять. — Да, да, понимаю, — вежливо ответил Джин, хотя и шевельнулось у него что-то обидчиво в сердечке. Но он шикнул на себя — и всё утихло. То, что Чонгук был гораздо сообразительнее, более ушлым и опытным в делах расчётов, Джин и не сомневался и Юнги прекрасно понимал. — Есть ещё одно условие, — закуривая, вдруг сказал Юнги, когда Джин уже было открыл рот, чтобы завершить сеанс связи банальной вежливостью. — Вы должны быть на базе оба. И взять с собой этого розоволосого. — Нет, — сразу ответил Джин. — Мы и так собирались оба, но мальчишку... — Мальчишка — обязательное условие, оно не обсуждается, — спокойно сказал Юнги. — И пока ты не сказал мне лишнего, я напомню: у вас никогда не будет лучшего предложения по вашим камушкам. Я об этом позабочусь, если вы упрётесь. Так и передай Чонгуку — пусть подумает. — Мы не будем думать, — тихо ответил Джин, сжимая кулаки и яростно напоминая своему трусливо сжавшемуся нутру, что Юнги здесь нет, что он не сможет, если что, дотянуться до Джина. — Мы потеряем лучше в оплате... — Я даю слово, — хрипло перебил его Юнги. — Я даю своё слово, что только поговорю с мальчиком, не больше. Неволить его ни в чём я не стану и не причиню никакого вреда. Один разговор — и при вас. Слышать вы нас не будете, но будете видеть с безопасного расстояния. Даю своё слово также, что если вы попробуете помешать мне увидеться с ним, я уничтожу и вас, и "Сан-Свити" — а до него всё равно доберусь. И тогда уже некому будет соблюдать его интересы и блюсти его безопасность: вам трудно будет это сделать с того света. — Юнги посмотрел на замершего от ужаса Джина прямо, и в глазах его Ким прочитал дикую, чёрную решимость. — Я. Даю. Своё. Слово. Мин отключился. А Джин ещё какое-то время сидел с широко открытыми глазами и нарождающейся в груди ненавистью к себе. Если бы не он и его обморок... Если бы он не был таким поганым слабаком... Права была Сонён. Права.

***

— А он вообще кто? — с любопытством спросил Чимин и сунул в рот кусок шоколадного кекса. — Урод, — злобно ответил Чонгук и так сжал ложку, что согнул её пополам. — Он мне угрожать вздумал? Ебать, конечно, он уверенный! — Ну, раз он вам так не нравится, просто дайте мне хотя бы небольшой клинок, и я его порешу прямо там, при вас, на этом разговоре, — мирно предложил Чимин и громко прихлебнул морса. Блаженство отразилось на его мордашке, и он протянул: — Вкуснота-а-а... — Это ненормально, — нервно прошипел Джин, сердито глядя на спокойно жующего омежку. — Джун, Гук! Слышите? Это — ненормально таким быть! — А я сразу сказал вам, что он убийца, — хладнокровно напомнил Тэхён и агрессивно высунул язык в ответ на бешеный взгляд Чимина в его сторону. Тот не мог показать свой язык в ответ, так как рот у него был забит кексом. — От него одни проблемы. Давайте просто высадим его где-нибудь, а этому вашему скажем, что потеря... Он вынужден был умолкнуть, так как уворачивался от прицельно пущенной в него ложки. — Хорош! — рявкнул Намджун и перехватил руку Тэхёна с ножом, который тот собирался метнуть в ответ. — Я смотрю, вы совсем нихера не понимаете! Дело серьёзное, люди волнуются за вас, а вы ведёте себя как малолетние маранги! — Это всё он! — заорали в ответ хором Чимин и Тэхён. Они посмотрели друг на друга, и на лицах обоих отразилась озорная злость. Им было весело, это было очевидно. И они реально нихера не понимали. Намджун раздувал ноздри и удерживал их обоих взглядом, они косились на него, но ослушаться и продолжить баталию не смели. Джин очнулся и понял, что завис, наблюдая за этой сценой. Он поймал себя на мысли, что всё это похоже больше всего на... самую милую семейную сцену в его жизни. У него никогда не было большой семьи, младших братьев и сестёр... И кто бы мог подумать, что именно на "Сан-Свити" вот такое вот станет возможным. Не то чтобы он когда-либо мечтал о младшем братишке-убийце... Или о братишке-принце, но... Дают — бери. И несмотря на безумие ситуации, он почувствовал, что невольно улыбается. Он перевёл взгляд на Чонгука и обречённо выдохнул. Капитан смотрел только на Тэхёна. И в глазах его была такая нежность, такой свет, такое отчаянное желание прикоснуться к нему, к этому дующемуся сейчас на противоположном конце стола юноше, что даже кобелём назвать его у Джина не повернулся язык.