***
— Просто пообещай мне. — Джин заставил себя смотреть прямо в глаза ухмыляющемуся Юнги. — Это ведь несложно. — Почему ты так уверен, что я не могу влюбиться в твоего мальчика? — Кажется, Джин уловил оттенок уязвлённости в этом вопросе, а бровь Юнги дёрнулась нервно и очень непривычно, сделав на мгновение его лицо обиженным. Но лишь на мгновение, и если бы Джин не всматривался в него так пристально, ни за что бы не заметил. — Я прошу, Мин Юнги, — упрямо сказал он, не отвечая на прямой вопрос. — Я ведь немногого прошу. — Ты знаешь, Джини, — мягко ответил Юнги, хитро щурясь, — я с просьбами не имею дела. Даже простыми. Просьбы — признак слабости, Джини... Я предпочитаю сделки. — Чего ты хочешь? — тихо спросил Джин, уже зная ответ. Он не ошибся. Мгновение спустя Юнги уже был слишком рядом, чтобы остались хоть какие-то сомнения. Он склонился над сидящим в кресле Джином, осторожно и мягко провёл пальцами по его волосам и спустился на подбородок, потянул вверх и вбок — на себя. Внутри Джина всё бешено кричало и выло: беги! беги! беги! Сердце выбивало грудную клетку, а в животе похолодело. Но он сжал губы и заглянул в тёмные узкие глаза — нырнул в колодец. — Немногое, — прошептал Юнги и склонился ниже, почти касаясь своими губами его губ. — Но сам, Джини... Сделай это сам — и я сделаю то, о чём ты... Джин закрыл глаза и подался вперёд. Губы у Юнги были горячими, твёрдыми, словно нагретые камни на скалистом берегу Оасисы, где любил отдыхать Джин. Не открывая глаз, он продолжал прикасаться к этим камням, чувствуя, как небольшие прохладные ладони обхватывают его лицо, поворачивая к себе сильнее, как Юнги тянет его вверх, чтобы усадить на стол, как настойчиво, не отрываясь от губ, сминая их в умелом, но слишком настырном поцелуе, Мин раздвигает ему ноги и становится между ними, как начинает покусывать, прижимая к себе и заставляя чуть откинуть голову. Джин обречённо сжал пальцами пиджак на предплечьях Юнги, хотя и понимал: тому будет мало, он продолжит. Так и случилось. Мин лишь прижал его сильнее и толкнулся в его губы языком. Пока — прося. Пока — вежливо. Джину не хотелось, до ломоты в костях и стона боли от сердечной муки не хотелось, но он понимал, что иначе он не получит желаемого. И он, подождав более настойчивого толчка, разжал зубы. Юнги издал почти животное урчание и рванулся в его рот, сминая его плечи и обхватывая плотнее. Но потом он вдруг отстранился. — Посмотри на меня! — хрипло потребовал он. Джин тут же растерянно распахнул глаза и уставился в мутные от страсти глаза Юнги. И тогда торжествующая улыбка искривила губы Мина. Он ничего больше не говорил, но этого и не нужно было. В их противостоянии он только что победил. Джин сдался. И чтобы закрепить свою победу, Юнги снова сжал его лицо в ладонях и припал к безвольно приоткрытым губам Кима. Его язык вполне однозначно стал толкаться в рот Джина и выходить из него, откровенно имитируя, трахая, указывая "нижнему" на его место. И только одно позволяло Джину держаться. Чимин. Он виноват перед Чимином. И сейчас он покупал то, что может в будущем спасти мальчику жизнь. Цена могла быть и выше — Джин, наверно, всё равно бы заплатил. Юнги прижал его сильнее, и вдруг его рука опустилась на пах Кима и его пальцы сжали податливую плоть. Но Джин тут же взвился, выдираясь и выдыхая: — Нет! Не смей! — Жаль... — Юнги улыбался и облизывался. — Очень жаль... Кажется, я продешевил, да? — Ты... — Джин еле удерживался от дикого желания вытереть губы и брезгливо поморщиться. Он чувствовал себя изнасилованным, использованным и жалким. — Считаешь, что унизил меня недостаточно? Всё ещё недоволен? Улыбка пропала с лица Юнги, он быстро отступил и вдруг зло оскалился. — Унизил? О, Джин... Тебе бы быть осторожнее со словами. Впрочем... — Он отвернулся и отошёл к окну. — Уже неважно. Своё я получил. А твой мальчик компенсирует мне остальное. — Юнги... — Голос Джина дрогнул. — Пожалуйста, умоляю тебя. Я не... я не хотел... — Ты заплатил, — сухо оборвал его Юнги, не оборачиваясь. — Я сделаю, как ты просишь, если... если всё так и будет. А сейчас убирайся. Оба убирайтесь. И не смей прощаться с Чи... С моим мальчиком. Я хочу, чтобы он был в этом своём чудном вдохновенном настроении, когда я сегодня к нему приду как его личное божество. Кажется, он меня так воспринимает? — В голосе Юнги была такая откровенная похоть, что у Джина всё сжалось внутри от боли. — Юнги, — начал он, — послушай... — Уходи, Джини, — перебил его Мин, и в его голосе вдруг почудилось Джину отчаяние, но он не поверил в это. — Уходи. Пока я не передумал... забирай своего капитана, скажи ему, что я всё сделаю чётко по договору. И ещё... — Юнги повернулся и пытливо посмотрел на замершего Кима. — Будьте осторожны. Вокруг вас какая-то очень некрасивая игра затевается. Вам бы куда подальше податься. И лучше не соваться сейчас в нейтральные земли, понимаешь... Джин был не в силах слушать: его мысли все были посвящены Чимину, и собственная судьба его совершенно не волновала, так что дослушивать он не стал, махнул Юнги рукой и быстро вышел из его кабинета.***
В Пирресе был не сезон, так что туристов было мало. Чонгук и Тэхён только что вернулись с Побережий Большого Огненного моря: Чон сказал, что если и дарить своему теперь уже законному мужу весь мир, то без Пандеи и её красот никак не обойтись. А Джин был влюблён в эту планету с детства, когда прилетал сюда на "Сан-Свити" со своими родителями. И то, что они не прогадали, было понятно по огромным глазам Тэхёна и Намджуна, которые как распахнули их ещё в космопорте, увидев похожих на высокие надувные фигуры пандейцев, самую добродушную и наивную расу Большой семёрки, так и, кажется, не прикрывали ни на минуту, жадно оглядываясь и стремясь записать на недавно встроенные каждому из них новомодные суперментальники с кучей возможностей всё, что видели. Джин с Намджуном решили не ехать с Чонами на Побережья, чтобы не мешать. Да и вообще хотелось им немного побыть наедине. Они запилились в провинцию Уёрру, полную старинных строений и таинственных преданий и легенд, которые словоохотливые местные жители рассказывали с большим удовольствием, склоняясь в заговорщическом шёпоте вдвое, чтобы оказаться на одном уровне с ними. Парни обшарили местность от и до и даже провели ночь на вершине горы Яятра, где, по настойчивым слухам, снятся вещие сны. К сожалению, заснуть Джину Намджун так и не дал, обуянный внезапной страстью: оказывается открытое звёздное небо над головой и отправляющиеся к этому небу звонкие стоны Джина его страшно возбуждали и толкали на сексуальные подвиги. Он брал Джина яростно и страстно, вжимая в воздушный ковёр в разных позах, шептал совершенно безумные вещи, от которых Джин подходил к концу быстрее, чем от касаний горячих губ и рук Джуна. А наутро они, обессиленные и невероятно счастливые, просто лежали рядом и целовались, как ненормальные, не в силах оторваться друг от друга ни на мгновение. — Любимый... Любимый мой... Люблю... Как же я тебя люблю... — Шёпот окружал Джина, и ему казалось, что эти слова повторяли за Намджуном и алые небеса, и красно-серые горы вокруг, и сине-зелёные струи высотного дождя, от которого их защищала виртопалатка, и робкая шелковистая красная растительность, которая слегка колыхалась под их ковром от прохлады утреннего ветерка. И вслушиваясь в этот шёпот, ощущая на себе горячее тело Намджуна, которое и грело, и укрывало, и дарило наслаждение, Джин прошептал ему в ответ: — И я... Я люблю тебя, Ким Намджун... Джуни... Мой Джуни... Любимый... Счастливое рычание Намджуна, блеск его пьяных от радости глаз — это было самым прекрасным, что будет всегда хранить память Джина. И только в этот момент, там, на горе Яятра, он не думал больше о Чимине, о котором беспокоился постоянно и не мог выбросить это волнение и связанную с ним тоску из головы. Только там, в то волшебное утро он не помнил о гнетущем ощущении вины перед этим мальчиком, о своих страхах, о той опасности, в которой находился, — он не помнил ничего. Там, плавясь в крепких объятиях своего мужчины, он был счастлив — сыт душевно и телесно, беспечен и готов на всё ради того, кто рядом. — Мы могли бы получить наставление, — обиженно говорил он позже, спускаясь с горы и отталкивая услужливо подставленную ему ладонь Намджуна. — Не надо, я сам. Ты слышишь, неуёмный кобель? Вещие сны — это ведь было бы интересно. — Но мы можем снова сегодня вернуться сюда, — поиграл бровями Намджун и нежно прижал его к себе. — Нет, — сердито ответил Джин, вырываясь, — только первая ночь! Ты же слышал местных! — Ну, не звёзды нам, а мы звёздам рассказали в эту ночь нечто занимательное, — самодовольно ухмыльнулся Намджун. Джин не нашёл, что ответить, и поэтому просто ткнул ему пальцем в рёбра и фыркнул недовольным котом.***
«Месяц страсти» у Чонгука и Тэхёна длился две недели, и они приехали с Побережий загоревшими, счастливыми и как будто расслабленными душевно и морально. Ситуацию с Чимином, которую Тэхён неожиданно очень остро воспринял, оскорбившись из-за того, что Чонгук и Джин так легко уступили омегу Юнги, он, видимо, всё же смог, наконец, отпустить. Чонгук таки умел уговаривать. Так что Тэхён вполне себе был весел и доволен жизнью. Они прилетели все вместе в Пиррес, самый знаменитый город Пандеи и первый большой город, который видел здесь Тэхён. Он был в диком восторге: постоянно замирал, обращаясь к своему ментальнику, чтобы всё-всё-всё запечатлеть. Огромные панорамы из рисовок и живые коллажи из имейджей, сделанных им на Побережьях, Джин уже видел и оценил как очень талантливо и со вкусом сделанные, так что Тэхён прямо увлёкся этим делом, как увлекался всем новым. Больше всего Тэхён любил рисовки и часто застывал на месте, выводя рукой мысленные линии, уставившись на какое-нибудь здание или на огромные клети с воздушными змеями, которые спали здесь прямо посреди улиц. Сначала Тэхён, поражённый до слёз их красотой, вдруг заревел и, всхлипывая, схватил Джина за рукав: — Почему они в клетках? Джин?! Почему? — Чтобы их никто не беспокоил, Тэ, — растерянно ответил тот, пытаясь заглянуть в мокрые и чистые глаза омеги. Они пошли прогуляться по Пирресу, пока Чонгук и Намджун возились с документацией, оформляя их присутствие на Пандее — дело муторное и долгое, так как местные жители, которые были здесь на всех должностях, отвечающих за туризм, были, как и везде, очень приветливы, но жутко медлительны и занудны. Тэхён перестал плакать, недоверчиво посмотрел на Джина, всхлипнул и уточнил: — Чтобы не беспокоили? То есть... Они сами туда зашли? — Конечно, — удивлённо поднял брови Джин. — А как же... — До него дошло, и он, усмехнувшись, замахал руками. — Эй, эй! Они вообще-то разумны! Как ты можешь! Кто же в клетку разумное существо затолкает, да ещё и выставит вот так, демонстрируя свою подлость? Что ты, Тэ! Мы на самой безопасной и прекраснодушной планете не только Большой семёрки — всего Галактического союза, наверно! Сюда просто не суются те, кто хочет причинить кому-то осознанный вред! Разве Чонгук тебе не рассказал? — Э... — Тэхён покраснел, и Джин усмехнулся: видимо, на что-то сильно другое ушло всё время их месяца страсти. А омега между тем упрямо спросил: — Так почему сюда не суются? — И он наивно склонил голову набок, с любопытством осматриваясь вокруг. — Ты ведь видел пандейцев? — Джин потрепал юношу по кудрявой голове. — Всё, что творится в твоей прекрасной головушке, на уровне ощущений и чувств, им становится известно тут же. Так что достаточно замыслить что-то грязное и неприятное, как это тут же транслируется по системе внутренней связи специально обученных ликвидировать такие угрозы охранников. А уж с задуманным злодейством в мыслях сюда и не пустит никто, это точно. Тормознут ещё в космопорту и отправят восвояси обратно в космос. — А-а.. — Тэхён понятливо кивнул. — Поэтому Чонгук сюда тебя и привёз на подольше? — Не он меня, а я его, — обиженно фыркнул Джин. — Он не любитель таких мест. И здесь он ради тебя и Побережий. А я просто обожаю Пандею. — Он потянулся и широко раскинул руки, будто обнимая дрожащий розовым и голубым воздух. — Здесь так дышится... Вдохни поглубже, Тэхён! Нигде больше ты не почувствуешь такого воздуха! Так пахнет безмятежность! Так пахнет покой. Тэхён послушно набрал полную грудь воздуха — и засмеялся. Мягко, низко, бархатно. — Это прекрасно, — сказал он и прижался к Джину сбоку. — Но я понимаю, почему здесь не так уж и нравится Чонгуку. — Потому что твой парень — авантюрист, — поддразнил Джин. — Мой муж! — гордо поправил его Тэхён, значительно поднимая палец. — Муж! — Твой муж, — послушно улыбнулся Джин. В этот момент огромный, переливающийся всеми цветами радуги змей, недалеко от клети которого они стояли, вдруг зашевелился и отвлёк на себя всё внимание Тэхёна. Омега застыл с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом, наблюдая, как вытекает змей, проходя прямо сквозь прутья клети, которые были лазерной имитацией, непроходимой извне, но легко преодолеваемой изнутри. Потом змей коротко взмахнул своими великолепными крыльями — и чуть задел ими плечи и лица Джина и Тэхёна. Кима тут же знакомо охватил восторг, на него пахнуло свежей, чистой и прекрасной силой. — Вдохни! — успел крикнуть он Тэхёну и увидел, как резко открылся рот омеги, откинулась назад голова, поднялась грудь — он набрал в неё воздуху. И тут же на его лице появилось наслаждение и восторг, а глаза блеснули пламенем. И Джин, успевший вдохнуть поток воздуха, который был овеян дыханием змея, почувствовал то же, что и Тэхён: силы... Силы были безграничны! Он мог всё! Мир — прекрасен! Жизнь — прекрасна! — Я свободен! — крикнул вдруг рядом Тэхён, распахивая объятия, как будто в подражание змею, который уже взлетал, медленно и легко отрываясь от земли и плавно шевеля крыльями. — Свободен, Джини! Мы свободны! — И прекрасны! — смеясь, вторил ему Джин. — Чувствуешь? Чуешь? Это — счастье! И они, обнявшись, с восторгом провожали взглядом змея, который, казалось, именно им помахал на прощание своими радужными крыльями — и, превратившись в яркую точку, скрылся в облаках. — Но почему они отдыхают на улицах города? — задумчиво спросил Тэхён, с трудом оторвавшись от созерцания пустого неба. — Почему не спят где-то ещё? А вот так, у всех на виду... — Но ведь с ними улицы так красивы! — мечтательно улыбаясь, ответил Джин. — А они самолюбивы и подпитываются эмоциями тех, кто, восхищаясь ими, дарит им своё внимание. Наши голоса, как и звуки основных частот они не воспринимают, говорят с пандейцами мысленно, так что мы им не мешаем. А ведь на них посмотреть и приезжают сюда туристы. Делают это змеи совершенно добровольно, полностью осознавая, что являются достопримечательностью Пирреса. Так что это — взаимовыгодное сотрудничество двух очень добрых и прекрасных рас. Строго говоря, и те, и другие — пандейцы, но змеи — это змеи, так их называют все. И вторая раса помогает им выживать, охраняет и кормит, ухаживает, получая основной доход. — Разве это не рабство? — спросил Тэхён, чуть хмурясь. — Не знаю, — пожал плечами Джин, — пока всех всё устраивает, всё хорошо. А уж как там они решают свои проблемы с условиями сотрудничества, я не в курсе. Но ты можешь взять курс галаэтнографии, там наверняка об этом подробнее сказано. — Почему все наши разговоры заканчиваются вопросами учёбы? — капризно надул губы Тэхён, но потом, подумав, выдал: — Но курс я возьму. Это будет... интересно. Джин улыбнулся и снова потрепал омегу по кудрям. Всегда срабатывало. Тэхёновы любознательность и искреннее желание познать этот мир были просто невероятными. Сравниться в этом с ним мог только Намджун, но тот предпочитал теоретические знания и в последнее время, как они стали путешествовать, взяв длительный, в два с половиной земных месяца, отпуск и отказавшись от нового задания, увлёкся Большой торговой теорией межрасовых отношений и почти не отрывался от своего нарукавника, связываясь с разными учёными и старательно посещая их лекционы по этому предмету. Джин гордился обоими, Чонгук стонал, что теперь они знают больше, чем он, а Свити иронически дразнил Намджуна тем, что подкидывал ему идею за идеей, показывая, что мир межрасовых отношений огромен и жизни убогого человечишки не хватит для того, чтобы и миллионную часть его изучить. Намджун скрипел зубами, натыкаясь на очередную зубодробительную лекцию, но не сдавался, мирно прося Свити найти что-то полегче. Тэхёна вредная нейросеть не обижала, по-прежнему считая неприкосновенным. В общем... время шло. Они посетили четыре планеты из Большой семёрки, те, что были отлично приспособлены к туристическим нуждам. Но были там недолго, так как Чонгук всё запутывал следы, не давал о них никому никаких подробных сведений, так что они могли быть на планетах до пяти дней, не более. А этого даже для беглого осмотра недостаточно. Они приземлялись в непосредственной близости от того места, что хотели посетить Чонгук или Джин — будь то пик горы Урт на Хёрте, или пещера Шондонг в развалинах старого Вьетнама —записывались как транзитеры в местном космопортовом учётчике по инопланетянам, жили на корабле, посещали место, покупали что-то, чтобы оставить валюту в благодарность за гостеприимство, и улетали до того срока, когда нужно будет предоставлять сведения о себе и своих дальнейших целях пребывания на планете. И только на Пандее, которая стала последним пунктом, после которого они должны были вернуться на службу в ТТА, Чонгук решился остановиться подольше: здесь на самом деле было безопасно. Именно поэтому тревожный голос Чонгука, который прервал их с Тэхёном осмотр Пирреса, был крайне неуместен здесь. Но Намджун тоже был рядом, и лицо в кадре ментальника у него было таким бледным и злым, что Тэхён и Джин, испуганно переглянувшись, тут же молча направились к своему арендованному прогулочному глайдеру. Телепортация на Пандее была разрешена только в космопортах, а вообще по планете никто ею не пользовался.***
Чимин лежал на постели в своей старой каюте. Он вроде как немного подрос что ли, чуть округлившееся лицо его было прекраснее прежнего, но на нём был лихорадочный румянец, явно болезненный. Волосы были темнее, чем раньше, и отливали розовым золотом, длинные ресницы чуть трепетали, отбрасывая на щёки тревожные тени. Он спал. Тонкие пальцы его сжимали покрывало, а губы дрожали и чуть кривились в гримасе страха: снилось ему явно что-то не очень приятное. Джин смог, наконец, вдохнуть и спросил хрипло: — Как?.. — Они вырубили Свити дистанционно. Как — не знаю, — негромко, но так, что Джин внутренне содрогнулся от страха, ответил Чонгук. Его глаза были чернее ночи и злее... непонятно, с чем можно было это сравнить. — Мы вернулись случайно, за плазмомаской Намджуна. Корабль нараспашку. Я врубил Свити — он его обнаружил. И при нём вот это. Он подтолкнул к Джину небольшой шарик экзописьма, висевший до этого рядом с ним. Джин провёл над ним рукой — и он открылся. Юнги стоял на той же самой террасе, где они два с половиной месяца назад ужинали. Он не смотрел в видео, говорил спокойно и размеренно: — Возвращаю вам вашего бесценного члена экипажа. Он жив и здоров, как видите. Всё с ним в порядке. Мне он больше не нужен, так что я снимаю все договорённости по нему и считаю сделку состоявшейся. — И только в этот момент Мин повернулся к видео и как будто заглянул Джину в сердце, негромко сказав: — И наша с тобой сделка, Джини, закрыта. Теперь я с тобой в расчёте. Ты оказался прав и получил то, что хотел. — Он криво усмехнулся и добавил: — Я бы на самом деле и так его вам вернул, конечно. Потому что ему больше некуда идти. Но твоя оплата до сих пор иногда мне снится, так что — ни о чём не жалею. Не думаю, что ещё раз вас увижу. Поэтому... Пусть светят над вами звёзды бесконечного космоса. Прощайте. Письмо погасло и с медленным шипением растворилось, превращаясь в облачко чёрного пара: видимо, изначально оно предназначалось именно Джину, раз после его руки самоуничтожилось. Джин медленно закрыл и открыл глаза. Мерзость... Какая же мерзость. — Будь ты проклят, Мин Юнги, — невольно прошептал он. — Чтоб ты сдох, тварина поганая. — Обследование члена экипажа мордока Чимина завершено, — внезапно проскрипел каким-то странным, как будто больным голосом Свити. — Доклад готов. — Озвучь главное, — приказал Чонгук. — Здоров на девяносто три процента. Гораздо выше нормы. Но наблюдаются следы плазматического и гемогетерионного вмешательства в систему внутренних органов. — Что? — крикнули одновременно Джин и Чонгук и со страхом посмотрели друг на друга. — Как? — выдохнул в отчаянии Джин. — У мордока Чимина в недавнем прошлом были осуществлены заборы крови из разных органов, лимфы, желчи, секрета предстательной железы, ликвора и ещё семи видов жидкостей организма. Кроме того, осуществлялись заборы тканей и соскобы всех трёх уровней с тридцати семи наиболее крупных костей. Головной мозг нуждается в дополнительном исследовании на предмет остаточных эффектов от вмешательства. Но то, что оно было, могу сказать с вероятностью в пятьдесят семь процентов. В каюте воцарилась мёртвая тишина. Джин отказывался верить в то, что услышал. Это... Это невозможно. — Что это всё значит? — резко спросил Намджун. — Что с ним сделали? — Мин Юнги, которому на попечение был оставлен командой "Сан-Свити" член команды мордок Чимин, изучал его как химико-биологический организм, — тут же ответил Свити, и Джин мог поклясться, что в голосе компьютера была холодная ярость. — Он разбирал его на составляющие, так как такие операции без последствий могли осуществляться только в процессе протяжённой телепортации в состоянии кратковременного анабиоза. Потому что следы заметены тщательно, а Чимину возвращены все утраченные ресурсы, он не испытывал ни боли, ни недостатка в том, что у него забрали. Хотя брали много и, судя по всему, не один раз. — Я убью его, — выговорил, наконец, оформив ураган мыслей во что-то внятное, Джин. — Я убью эту сволочь... — Мы поговорим об этом позже, — тут же оборвал его Чонгук. — Мы должны... В это время Чимин вдруг зашевелился. Он потянулся, заворчал, зачмокал губами и зевнул. А потом, не открывая глаз, вдруг протянул нежно и тихо: — Юнги?.. Юнги-и-и... — Его рука прошлась по покрывалу, и он недовольно скуксился, не обнаружив там никого. — Юнги... Где ты?..