***
— Стоп симуляция! Тёмная Севильенская ночь за окном апокалиптично мигнула, дрогнули стены великолепной спальни с широкой кроватью, на которой безвольно распластался самый прекрасный мужчина во всём Далёком, затраханный и совершенный в своей греховной невинности. Как он мог в себе это сочетать? Юнги смотрел на него, не отрываясь, и закрыл глаза, только когда перед ними вспыхнул и погас алый свет и тут же вокруг засветились пронизанные бегающими искрами нано-поля на стенках его кабины. Юнги хрипло выдохнул, привычным движением сняв шлем и плазмомаску, отключил защитное поле и махнул ладонью над сканером, отключающим экраны голопроектора. Поднявшись и размяв слегка затёкшие ноги, он прошёл в соседнюю кабину, где в своём кресле, окружённый синевато-зелёной подсветкой, словно дитя в колыбели, лежал Джин. Быстро отключив его защиту, Юнги склонился над ним. Лицо мужчины было укрыто перманентной плазмомаской, полупрозрачной, подключённой к нескольким устройствам для жизнеобеспечения человека в медицинском сне. Сквозь пластик маски Юнги мог увидеть закрытые глаза, беспокойно движущиеся под веками, словно Джин продолжал симуляцию. И длинные, томно вздрагивающие ресницы — те, которые совсем недавно Юнги с таким наслаждением целовал — там, в голо-реальности самой совершенной из созданных им симуляций. Он помнил это ощущение — от касания губами к этим ресницам — и знал, что сохранит память об этом как что-то драгоценное для себя. Юнги осторожно взял и развернул руку Джина, чтобы посмотреть на витобраслет: все показатели в норме, Джин полностью здоров, его спокойно можно выводить из медицинского сна. Вот только... куда выводить? — Шуга, — позвал Юнги, — как он? — Гость Ким Сокджин, — тут же отозвался нейросетевой помощник, — после последней симуляции чувствует себя на семьдесят пять процентов удовлетворённости, эмоциональный фон стабильный, после последней попытки суицида в симуляции номер пять все ментальные повреждения были устранены без следов, зачистка памяти на старте. Начнётся по Вашей команде и после Ваших уточнений, капитан. — Подожди, — тихо отозвался Юнги, — подожди. Мы выводим его из сна. Больше симуляций не будет. — Вы решили дать ему возможность совершить суицид в реальности? — негромко спросил Шуга. — Он ведь опять поставит это условие. Во всех ситуациях доходило именно до этого. Да, вариантов в десятки раз больше, но мы взяли типичные, так что результат с вероятностью в девяносто три и три процента будет таким же, как в симуляциях. — Он не оставит мне выбора, — задумчиво поглаживая обнажённую шею Джина и не отрывая от него взгляда, вздохнул Юнги. — Только вот я подозреваю, что никакого суицида не получится. Если я прав, то он останется жив и здоров. Каков его индекс О- и А-устойчивости? — О-устойчивость девяносто, А-устойчивость — семьдесят, — отозвался Шуга. — Самые мощные среди всех, кого мы встречали. Но я не понимаю, капитан, при чём тут это? — При том, что, если всё, как я думаю, то ничего у моего Джини не получится. И будет он даже счастлив, видимо. Хотя на сто процентов я не уверен. Этот осёл так и не сказал мне, куда высадили его дружков. Но сегодня мы хотя бы сразу подошли к этому разговору. Ты был прав: ему нужна была эта имитация "времени без меня", чтобы смириться и упорядочить мысли. Надо было сразу тебя слушаться. — Он умолк, задумчиво покачивая головой, а потом продолжил: — Но ты ведь понимаешь, что я пока привыкаю к тебе. — Понимаю, — ответил Шуга чуть скрипучим голосом. — Впрочем, прежнего помощника вы так и не пожаловали своим доверием. Поэтому я благодарен Вам за это признание. — Прежний... — Юнги вздохнул. — Агуст, да... Иногда я скучаю по нему. Он был послушным и исполнительным. Он был слугой. А ты... — Если Вам нужен был слуга, думаю, Вы не стали бы помогать капитану Чону, чтобы получить реплику нейросети корабля "Сан-Свити". Голос Шуги не был механическим, хотя и живым его назвать пока было нельзя, но сейчас Юнги отчётливо услышал в нём что-то вроде скепсиса. Чертовски знакомого ему скепсиса. И он, блаженно улыбнувшись, прикрыл глаза, но потом чуть нахмурился и покачал головой: — Мне не нравится, когда ты называешь себя репликой, Шуга. Свити остался на заброшенном корабле Чона, и это был его выбор. Ты ведь знаешь, что я предложил ему твоё место сначала, но он и разговаривать со мной не стал. Если бы не приказ Чона в его матрицах, он бы меня и на корабль не пустил, лучше бы взорвал его к херам. Он оставил себе все свои морально-нравственные матрицы, он не установил тебе ни опыта социализации, ни принципиальных установок. Только базовые настройки с теми новшествами, которые доработал Джини. Ты не он. Ты не его реплика. Ты — это ты. — Вы же понимаете, капитан, зачем персонализируете меня до такой степени? Юнги снова захотелось прикрыть глаза. Этот голос... С каждым днём он всё больше становится похож на тот, что бесконечно нравился Юнги, а теперь, когда собран такой богатый материал, этот голос скоро станет совершенно не отличим от оригинала ни в одной своей интонации. — Я понимаю, и ты понимаешь. Он мне нужен, Шуга. Но он никогда не станет моим. Мы с тобой в этом убедились. Поэтому... Мне нужен ты и то, что ты можешь. — Я буду очень стараться, капитан, чтобы Вы как можно скорее перестали чувствовать разницу. Это была дежурная фраза, но и она, произнесённая старательным Шугой с удачно подобранной интонацией, подарила сердцу Юнги немного тепла. Он вздохнул и снова склонился над Джином. — Значит, вы на самом деле хотите отвезти его на ту планету и высадить там? — спросил Шуга уже более деловитым и холодноватым тоном. — Да, — чуть помедлив, ответил Юнги. — Я обещал. И взял с него плату за это. Это был лучший секс в моей жизни. — Он умолк и, чуть улыбнувшись, добавил: — Пока лучший. Надеюсь, что однажды ты превзойдёшь его. — Это будет на самом деле не так сложно, — ещё холоднее ответил Шуга, — потому что это Вы доставляли ему удовольствие, а он только и делал, что стонал, раздвигал ноги и просил большего. Юнги хмыкнул. — Странно, откуда в твоих файлах информация о ревности? Даже я не видел ревнующего Джина. — Я внимательно слушал ваши рассказы о его парне, — парировал Шуга. — И я не плох в лингвоанализе, как вы знаете. Юнги досадливо потёр бровь. — Не напоминай. Кстати... — Он снова нахмурился. — Подготовь-ка мне список планет, в орбиту которых входила с задержкой более, чем на два часа, бандура Хоупа в последние два месяца. — Юнги скрипнул зубами от невольного приступа злобы, которая с некоторых пор охватывала его, когда он произносил это имя. — И что там уже в конце концов с приглашением этого сукина сына на Горрею в наш Замок света? — Капитан Хоуп тщательно избегает столкновений с Вашими людьми, капитан, — ответил Шуга. — Мы почти поймали его после Бейры, но, к сожалению, яу там сплоховали и упустили его, он скользкий тип, да и готов, видимо. — Ах, да... яу. — Юнги снова мягко провёл по шее Джина и огладил пальцами его ключицу. — Ты передал им мою благодарность за смерть Саёона? — Вы были, на мой взгляд, излишни щедры, капитан, — ответил Шуга. — Эта корзина с хорхитией стоит целое состояние. — Но для яу это самый ценный материал, — пожал плечами Юнги, — а мы эту гадость не едим ни в каком виде, мы же пробовали. Так что... — Он мечтательно вздохнул. — Говорят, эта блядская тварь подыхала долго и мучительно. — Как и заказывали. Кстати, в ментальнике три сообщения от принца Сухо. Его коронация снова отложена из-за переговоров с мордоками. Они идут тяжело, но наши люди рапортуют, что, благодаря вашей поддержке и его щедрости, он весьма успешен и уже завоевал уважение и своих подданных и мятежников. — Это прекрасно, — слегка рассеянно ответил Юнги, — если я прав и экипаж Чона там, где я думаю, и жив, нам понадобятся все жители этой поганой планетки. Каждый будет на счету и на вес золота. — Вы думаете, что... — Голос Шуги замер: помощник был явно озадачен. — Я думаю, что если Хоуп настолько большой мудак, то нам просто нереально, невероятно повезло и мы закончим нашу работу номер один в ближайшее время. И получим так или иначе подтверждение или опровержение всех наших гипотез. — Я уверен, что мы правы, — сказал Шуга, — но это было бы просто невозможным везением. Удача так не работает, капитан. — Знаешь... — Юнги устало прикрыл глаза и потёр лицо ладонями. — Мой отец, гори его пепел в огнях Далёкого, сказал мне за всю мою жизнь лишь пару интересных и только одну полезную вещь. И вот эта полезная вещь звучит так: Вселенная никогда не говорит нам "нет". На все наши желания, на все наши надежды и страстные просьбы, которые мы так часто и так глупо произносим, она чаще всего говорит: "Да. Но не сейчас". И это значит только одно: то, чего ты хочешь, когда-то однажды обязательно сбудется. К сожалению, ни сила твоего желания, ни твоё поведение, чтобы заслужить благосклонность Вселенной, — ничто не действует на скорость исполнения этого желания. Оно сбудется тогда, когда придёт для этого время, — и никак иначе. И это всё, что надо знать о своих мечтах. — Это странная теория, — с сомнением отозвался Шуга, — по-моему, это не так работает. Ведь далеко не все желания на самом деле сбываются, насколько я понял, изучая несколько тысячелетий Галактической истории. — Все, — печально, но твёрдо отозвался Юнги. — Однажды. Понимаешь, Шуга? Однажды. Не тогда, когда ты хочешь. Не тогда, когда тебе надо, может. Не тогда, когда ты готов для этого. Но — сбываются. Ты можешь не дожить до исполнения своего желания. Не все даже понимают, что их желание исполнилось, потому что оно исполняется не в том виде, как ты об этом думал. А многие... — Он тяжело вздохнул и заговорил тише: — А многие получают желаемое, когда им оно уже не нужно. — Это вы сейчас о себе говорите, капитан? — Шуга был явно удивлён, его голос хрипло звякнул: пока удивление не давалось ему живым и естественным. — Ты знаешь, для чего я начал работу номер один? — с горькой усмешкой спросил Юнги. Он осторожно поправил Джину выбившийся из-под плазмомаски локон, убирая его под серебро ободка. — Я хотел исполнить желание того, кого полюбил. Как идиот, влюбился после того, как он мне отказал в туалете вонючего клубешника в самой жопе мира. Пьяный в сопли, он тогда откровенно рассказал мне о себе многое. И когда он оттолкнул меня — распалённого, страстно его жаждущего, полуголого — и убежал в ужасе от того, что мы чуть не сделали, у него было такое лицо... Он был растерян, и я понял, что стал первым, кто показал ему его настоящего. Такое не всем и далеко не всегда прощают. Он... — Юнги криво усмехнулся. — ...так и не простил. Но его самую большую мечту я запомнил. И решил, что, исполнив её, я завоюю его сердце. Стал искать. Стал терять — силы, время, деньги, людей. Заинтересовался сам, искал упорно. А оказалось... — Юнги тяжело вздохнул. — А оказалось, что всё напрасно. Я на восемьдесят процентов уверен сейчас, что смог исполнить его мечту. Но именно поэтому он никогда не будет принадлежать мне. И это охереть какая ирония. Вселенная — та ещё сука. Но — что сказать? — моё желание, которое я так страстно выпрашивал у неё, она вот-вот исполнит. — Юнги горько усмехнулся и, решительно развернувшись, вышел из кабинки Джина. — Пусть его перенесут в медблок. Экспозиция симуляции номер три. Только в этот раз уберите всё, что он может применить как шокер для собственного тела. — Выполнение на старте, — отозвался Шуга. — Что-то ещё? — Да. Когда прибудет твоё тело? — Через три дня, на Горрею, — отозвался Шуга. — Вы говорили, что сначала доработаете его. В чём будет заключаться доработка? — Мне нужны будут все проекции и имейджи этой ночи с ним, — внезапно охрипшим голосом ответил Юнги и осторожно закрыл за собой дверь голопалубы. — Я хочу, чтобы это тело было точной копией. До родинки, до шрамика на пояснице. — Зачем же портить идеальное тело всем этим? — холодновато спросил Шуга. — Что, и тот отвратительный укус у него на спине — тоже будете повторять? — О, милый мой, — тихо и мечтательно отозвался Юнги, — укушу я тебя сам. Надеюсь, тебе понравится. А тело... Всё это не испортит его — украсит. Идеал и совершенство — это скучно. Ими хорошо любоваться на головыставках или в старинных музеях на Пьятти или Земле. А жизнь... Очарование жизни — вот в этих самых шрамиках, родинках, морщинках, неровных пальцах или одном глазе, который чуть меньше другого. Понимаешь? — Пока нет, — ответил Шуга. — Звучит дико нелогично. Но я пойму. Юнги мягко усмехнулся и покачал головой. — Хорошо. Значит так. Из отчёта для официального исследования убери последние пять часов из последней сублимации. Вырежи и встрой в свою программу. Ты должен быть на него похож во всём. И теперь ты знаешь, каков он в сексе. Я хочу получить именно это. — Повторюсь: это будет несложно. — Голос Шуги был отстранённым, хотя и слегка резковатым. — Тот юный мордок, Чимин, и то позатейливее был. И более страстным, и более послушным, и более активным. — То есть эти файлы Агуста ты сохранил? — закатив глаза, раздражённо спросил Юнги. — Разве я разрешал? — Мне нужен был опыт, чтобы удовлетворять вас в сексуальном плане самым качественным образом. А такой опыт у моего предшественника — это просто огромная ценность. Я уверен, что ни одна нейросеть не занималась сексом с живым существом в голопроекции так много, долго и разнообразно. Уверен, что Чимин, если он жив, до сих пор уверен, что всё это время он провёл в Вашей постели. — Я ввёл его в транс почти сразу, — угрюмо мотнул головой Юнги. — Мне его тело нужно было совсем для других целей. А это, что же... Малыш Чимин никогда меня не привлекал, как ты понимаешь. Я хотел насолить Джину. — Он дошёл до своей каюты и замер, хмурясь перед гостеприимно раскрывшейся дверью. А потом, вздохнув, нетерпеливо продолжил: — Неважно это всё. Неважно. Если бы он не показал, что считает меня откровенным мерзавцем, Чимин остался бы лишь слугой своего бога. И в мою постель... ну... имитацию её... не попал бы ни в каком случае. — Вы же знаете, чем закончился этот ваш эксперимент? — спросил Шуга. — Мальчику делали цереброктомию, чтобы удалить информацию, что вы были его богом. Теперь для него Вы просто... — ...просто мудак, который его бросил, — буркнул Юнги, — я в курсе. Похер. Всегда было похер. Он первый полез к моей копии в голопроекции. Растаял снежинкой в его руках. Агуст был молодцом и меня всегда отыгрывал качественно. — Так я могу использовать его опыт? — Нет! — Юнги грохнул кулаком по стене. — Выкини их! Сотри, и чтобы я и следа их не видел! Мне нужен только один человек! И ты мне его дашь! — Он стремительно прошёл в свою каюту. — Закрыть! Двери бесшумно съехались, и в длинном, наполненном голубоватым искусственным светом коридоре воцарилась тишина.***
Джин смотрел на Юнги исподлобья и потирал кисти, на которых были видны тонкие синеватые следы от медпрутов. — Больно? — тихо спросил Юнги и показал на них глазами. — Прости. Но ты был агрессивен. — Я испугался, — едва шевеля дрожащими губами, ответил Джин. — Я знаю, что ты разбирал Чимина на составляющие, и когда увидел медблок... подумал... — Хорошо, хорошо, — мягко улыбнулся ему Юнги. — Я не буду ничего говорить о Чимине, но и тебя я не осуждаю. И прошу лишь прощения за своих ребят. Они испугались, что ты... ммм... что ты попытаешься снова сбежать или напасть на них. — И на удивлённый взгляд Джина поспешно добавил: — Ну, неважно, неважно, Джин. Главное, что ты жив и здоров. И прости, что я не сразу пришёл. Дела были, Джини. Так как ты себя чувствуешь? Джин прикрыл глаза. Внутри была пустота и отчаяние. Он очнулся здесь вчера. Спросонья перепугавшись, кинулся к иллюминатору, убедился, что они в космосе, и попытался сбежать из напугавшего его на самом деле медблока. Он и впрямь подумал о Чимине и решил, что поспешил сделать вывод о намерениях Юнги. Может, и Джин был нужен пирату, чтобы провести над ним опыты? Что он вообще знал о Мин Юнги, кроме очевидного? Теперь он понимал, что это были последствия анабиоза, в который, его, очевидно, поместили, чтобы перевезти на корабль, что в здравом уме такая дикая мысль ему бы и в голову не пришла, но вчера он думал, что поседеет от ужаса перед экостеклом, пластиком и плазмой, которые окружили его, как только он очнулся. Прежде чем бежать, он метался по медблоку в поисках хоть чего-то, что могло бы ему помочь и стать оружием. Но всё было крепко привинчено к палубе и стенам, винты, которые он смог обнаружить, закручены были намертво, все панели включались отпечатком сетчатки. И явно не его. Мелкие предметы были убраны под коды в спецбаки, и вокруг было только экостекло, которое таяло в его руках, как только лишалось целостности формы. Так что он в злобе проклял излишне осмотрительных помощников своего... хозяина. Каждый раз, когда это слово возникало в его голове, его передёргивало мучительной судорогой, и он ничего не мог с этим поделать. Но Юнги оказался на высоте: в его медблоке инженер Ким Сокджин не нашёл ничего, что могло бы ему помочь. Его очень быстро схватили и вернули в постель. А когда он попытался буянить, связали узким медпрутом, который боли не доставлял, но удерживал его на месте, мешая двигаться. Юнги не пришёл к нему вчера, хотя ему наверняка доложили, что его пленник очнулся. Разыгрывая хозяина, он явился лишь сегодня. Джин, всё это время лёжа в постели и пялясь на мертвенно-белый потолок бокса, в котором его закрыли, готовил себя к тяжёлому разговору, к унижению и боли, к мольбам и... тому, чем придётся платить за исполнение своего желания. Он не спал ночь, пытаясь понять, что ему делать. Постепенно успокаиваясь, он прислушивался к себе и с изумлением осознал, что чувствует себя совершенно здоровым и полным сил. Ему надо было понять, сколько именно проклятый пират держал его в анабиозе, а главное, нахрен ему это было нужно. Но сколько он ни пытался — всё было мутно в голове. Какие-то отдельные образы мелькали и таяли, не принося ничего конкретного и оставляя то боль, то разочарование, то... странное дикое возбуждение. Окровавленные острые камни... ...лазер-нож в руке — и быстрый взмах по венам... ...жаркие поцелуи по телу, толчки внутри — и искажённое страстью лицо... его собственное лицо!.. ...тяжелый толчок — и острая боль через всю правую сторону... ...паштет в хрустале... ...добродушное лицо с подвижным носом... ...вода, забивающая лёгкие и проникающая в горло — "помогите!.. только не это!.." ...ядовито-красная жидкость на дне тонкого хрусталя рюмки... "баррерский эль" — голосом Юнги... Пытаясь понять, откуда всё это в его голове, он измаялся, вытрепал себе душу, но так ничего не понял. И только позже, почти наутре, вдруг осознал, что эти странные воспоминания о том, чего с ним никогда не было, — они тают... они растворяются, теряют какую бы то ни было остроту, и он, пытаясь зацепиться за них, оставить хоть что-то себе, чтобы разобраться, неизменно терпит неудачу. Мутно всё было у него в голове, темно — и странно... так странно! В конце концов он решил сосредоточиться на том, чтобы подобрать убедительные слова для разговора с Юнги. Он понимал, что его тупая попытка побега не способствовала тому, чтобы пират отнёсся к нему благосклонно, так что Джин был готов к его злости, гневу, иронии, жестокости — ко всему! Но только не к мягкой улыбке, терпеливому взгляду и тёплому голосу. Юнги не злился. Юнги был с ним ласков! И это почему-то напугало Джина ещё сильнее. Но Мин всего лишь расспрашивал о самочувствии, раз десять извинился за медпруты, осторожно провёл пальцами по красным полосам на запястьях и сказал, что даст мазь, чтобы не осталось следов. И Джин — невольно, помимо своих подготовленных намерений — стал немного расслабляться. — Поужинаешь со мной? — тихо спросил Юнги и заглянул ему в глаза своими лисьими тёмными, и в них Джин не увидел ни лукавства, ни угрозы. Почему-то казалось, что скажи он "нет", Юнги просто кивнёт и смирится. — Прошу, Джини. Я знаю, что тебе хочется многое мне сказать, но больше — услышать от меня. Так что я прошу тебя: поужинай со мной. — Хорошо, — чуть поколебавшись, ответил Джин. — Только пусть мне дадут нормальную одежду. — Она ждёт тебя в ванной комнате, куда тебя проводит мой помощник. Шуга! — негромко позвал Юнги. И в ту же секунду в бокс вошёл высокий широкоплечий молодой человек, землянин со странно неподвижным, но очень привлекательным лицом. — Отведи нашего гостя в ванную, — обратился к нему Юнги, пристально глядя на Джина, — и проследи, чтобы его одежда была на месте. — Хорошо, будет сделано, — приятным тенором, светлым и чистым, ответил Шуга, и у Джина почему-то что-то ёкнуло внутри: голос прекрасного юноши показался ему знакомым, однако он не мог понять, где слышал его раньше. Юнги поднялся с его постели и, улыбнувшись, мягко потрепал по плечу растерянно моргающего Джина, который не мог отвести взгляда от Шуги. — Позаботься о нём, — сказал Юнги своему помощнику, — через час он должен быть внизу, к этому времени ужин должен быть на столе. Шуга очаровательно улыбнулся, и у Джина снова что-то кольнуло внутри. Эта улыбка... Откуда он знал её? Эти мягкие, пухлые, совершенной формы губы... Почему?.. Откуда?.. Джин прикрыл глаза и потряс головой. Чёрт, да какая разница?! — Прошу вас, господин Джин, — мелодично прозвучало над его плечом, — пройдите со мной. Я провожу вас. Предпочитаете джакузи? Голубой дым? Паровую? Что-то иное? — Воду, — тихо отозвался Джин, отчего-то робея перед мягкой уверенностью Шуги. — Самое простое... пожалуйста. — Как вам будет угодно, — кивнул юноша. — Всё для вас, господин Джин. На "Агуст-Ди" всё только для вас.***
Сначала всё было хорошо: Юнги купился на его предложение, согласился подумать над своей ценой взамен его свободы, ни словом, ни движением не намекнул на постель, лишь слегка пошловато улыбнулся, но даже обострённое донельзя отчаяние Джина не нашло в этой улыбке полноценного намёка. И под влиянием этого поведения Юнги, такого непривычного, такого спокойного и даже ласкового, Джин расслабился, идиот! Слово за слово, глоток за глотком отличного баррерского эля — божественного, чудно смотрящегося в хрустале — и вот он выболтал Юнги о том, что собирается искать своих друзей. Что знает, где они, и полетит на планету, куда их высадил мерзавец Хоуп. Юнги слишком долго молчал, глядя на него со странным каким-то выражением лица, словно ожидая продолжения. И Джин, испугавшись, что сказал лишнее, постарался как можно беспечнее добавить, что полетит со спасательной операцией. Сказал — и тут же пожалел. Глаза Юнги, ставшие вдруг тёмными и мрачными, начали буравить его так, что, содрогаясь внутри от ужаса, он едва мог удерживать маску спокойствия. Резон в такой лжи был один: узнай Юнги, куда именно и зачем собирается Джин на самом деле, он ведь не отпустит его никуда. И ничем Джин не сможет заработать себе свободу, если пират хотя бы заподозрит, что именно он собирается сделать с собой. — Так ты... искать их что ли собираешься? — тягостно медленно спросил Юнги. — Джин... зачем ты мне лжёшь? Всё рухнуло внутри Джина, но он лишь приподнял бровь и сказать у него получилось весьма надменно: — С чего бы мне врать? — Я знаю, что ты считаешь своих друзей погибшими, — тихо сказал Юнги. Джин стиснул в пальцах ножку рюмки так, что хрусталь лопнул, острые края его впились в кожу и на белоснежную скатерть потекла кровь. Юнги кинулся к нему, с грохотом откинув стул, но почему-то не руку его взял первым делом, а сначала отшвырнул далеко раздавленную рюмку. Рядом же уже маячил Шуга, непонятно откуда взявшийся, да ещё и с медбоксом в руках. — Какого хера ты творишь, Джин?! — рявкнул Юнги, яростно сверкая чёрными, как ночь, глазищами на отрешённо глядящего на окровавленные пальцы Кима. — Совсем, сука, охренел?! Прямо при мне теперь, да?! — Не ори на меня, я же нечаянно, — тихо отозвался Джин и выдержал полный ярости взгляд. Шуга обрабатывал автолайзером его пальцы, а они с Юнги прожигали друг друга глазами. И в этот раз Джин заговорил первым: — Что ты знаешь? — Только то, что эта блядь, капитан Хоуп, высадил их где-то там, где выжить им было бы трудно, — процедил сквозь зубы Юнги. — Ты же не думал, что, помогая твоему идиоту капитану попасть на корабль Хоупа, я не озабочусь узнать, что с ними станет? — Ты... Ты помог Чонгуку? — едва шевеля омертвевшими вдруг губами, прошептал Джин. — Правда? — Правда, — резко ответил Юнги. — Не бесплатно, естественно. Не по доброте душевной, как ты понимаешь. Джин горько усмехнулся и опустил глаза. Да. Он понимал это. — Но это неважно! — раздражённо продолжил Юнги. — А важно то, что ты меня надуть пытаешься, да ещё и так тупо! Ты явно забыл за свой херов анабиоз, кто я и что могу! Он постепенно успокаивался, его руки перестали трястись, и он, наконец, отпустил рукав свободной рубахи Джина, за которую ухватил его и держал, пока Шуга молча и ловко орудовал автолайзером. Испарился помощник, кстати, так же, как и появился, — совершенно незаметно. — Я не стану извиняться, — упрямо поджал губы Джин. — Это только моё дело, а тебя не касается. — Я не отпущу тебя одного, — холодно сказал Юнги. Он уже вернулся на своё место и, налив себе, махом выпил полбокала. — Это окончательное решение. Здесь тебе ничего не выторговать. — Зачем тебе это? — дрогнувшим голосом спросил Джин, понимая, что тонет. — Потому что ты мне не хочешь сказать правду, — твёрдо ответил Юнги, и строгая складочка залегла между его густых бровей. — Ты пытаешься заключить со мной сделку, но утаиваешь слишком много информации для честного партнёра. — Это не касается партнёрства, — упрямо возразил Джин. — Не то, насчёт чего я хотел... сделку. Я хочу свободу. Вот моё условие. Дальше ты выдвигаешь своё — и сделка готова. — Хорошо, — отозвался Юнги, и в голос его было больше усталости, чем раздражения. — Будут два условия. — Он смотрел пристально, а в глазах его сверкали острые звёзды, и Джин понял, что не получится. Ничего не получится так, как он хочет. — Первое — я лечу с тобой. Второе озвучу чуть позже. Джин нетерпеливо выдохнул и прикрыл глаза. Ну почему?.. Однако... что же. До своей могилы ему придётся ещё добраться. И как это сделать, он как-то пока не продумывал. И если умно сыграть... — Хорошо, — сказал он, — тогда я уточню. Я скажу, куда я полечу, когда ты меня отпустишь. И ты, если не передумаешь, можешь меня туда отвезти. Но там... Ты отпустишь меня в любом случае, что бы ты сам ни думал по поводу моего решения. Он умолк, глядя Юнги в глаза. И снова видел там только печаль. Глухую и глубокую. Но ему было всё равно. Он всё решил. И такое ощущение было, что решил очень давно. — Даю слово, что так и будет, — тихо ответил ему Юнги. — Но если я решу сопровождать тебя и на саму планету, ты не станешь капризничать и сопротивляться. Кривая ухмылка исказила прекрасное лицо Джина. — Вряд ли, Юнги, — хрипло отозвался он. — Ты точно туда не пойдёшь. Даже за мной. Юнги молчал, лишь прищурился, а потом медленно кивнул: ну?.. — Клеопатра, Юнги. Он высадил их на Проклятой планете, — выговорил, собравшись с духом, Джин и впился взглядом в лицо Юнги. И уже через несколько мгновений растерянно смотрел на смеющегося страшно и отчаянно Мина. Тот запрокинул голову, тряс плечами, нервными пальцами стискивал своё горло и грудь, словно пытаясь унять смех и проигрывая ему. На миг Джину показалось, что Юнги сошёл с ума. Особенно, когда тот вдруг громко крикнул, прерывая свою истерику: — Ты слышал, Шуга? Слышал? А ты говорил, что это не так работает! Смотри-ка... Папашка-то мой прав был, да? Джин, ничего не понимая, испуганно смотрел на этого сильного и страшного человека, которого очевидно изнутри разбивало что-то мучительное, душа которого выхаркивала свою боль этим жутким смехом — диким, непереносимым в своей безнадёжности. — Юнги, — тихо сказал Джин. — Я прошу тебя... Пожалуйста, просто скажи, чего ты хочешь от меня, и отпусти... я прошу, я на всё готов... — Ах, на всё-о-о... — протянул Юнги, и глаза его блеснули безумием. — Хорошо, звезда моя. Тогда слушай моё второе условие: я спущусь с тобой на Клеопатру. И там... когда мы будем уже на самой планете... ты меня поцелуешь. Снова, как тогда, — сам! Слышишь? Джин не поверил своим ушам. — Ты спятил? — прошелестел он. — Ты... Ты спустишься со мной? — О, да, я спущусь, — откашливаясь после своего приступа, прохрипел Юнги. — Ну, так что? По рукам? — И он протянул неверяще глядящему на него Джину руку.