Вселенная отвечает "Не сейчас" (18+)

— Мои индексы, Шуга. — Как и всегда, капитан: пятьдесят на пятьдесят, всё в норме. — Индексы Джина? — А-индекс — семьдесят три, О-индекс — восемьдесят. — Пленник? — А-индекс — тринадцать, О — отсутствует. Юнги кивнул и остановился перед тюремной каютой. Он на миг задумался о том, почему не убил этого человека сразу, если испытывал к нему такую неприязнь, почему не отдал своим яу или не оставил в пещере на Северной стороне Тьерры, где ему его всё же нашли, но потом мотнул головой. К чему скрывать? Капитан Джей Хоуп всегда вызывал у него смешанные чувства, и сейчас ему надо было с этим разобраться. Он решительно моргнул в сканер, и дверь с натужным шипением разошлась. Тайная голопалуба на "Агуст-Ди" была самого высокого качества, так что темница была выполнена в самых мрачных и угрюмых тонах из всего спектра для рисовки. Камень был совершенно натуральный, за зарешеченным окном всегда царила ночь с одинокой звездой, которая светила прямо в него и давала то минимальное освещение, которое не позволяло всему вокруг утонуть в беспросветной мгле. Камера была маленькой, но высокой, и стены давили на любого, кто сюда попадал. В углу была дыра, изображавшая туалет, а к стене было прикручено узкое деревянное ложе, на котором сейчас сидел, поджав под себя босые ноги, человек — оборванный, всклокоченный, с исцарапанным лицом и разбитыми губами, искривившимися в уродливую ухмылку, когда Юнги вошёл. Горящие угольками глаза капитана Хоупа быстро ощупали фигуру Мина и остановились на его лице. Юнги плечом прислонился к стене, скрестил руки на груди и стал внимательно рассматривать его в ответ. Да, потрепали его, потрепали. От обычного шика-блеска в этом мерзавце ничего не осталось. И однако... Даже сейчас, разбитый и униженный тяжёлой цепью на запястье, которая приковывала его к стальному кольцу, вмурованному в стену, в этой грязной одежде, нижней, судя по всему, со следами насилия по всему лицу и видному телу, Хоуп был привлекателен. Как и тогда, когда они встретились впервые в Пещере Избранных на Совете самых уважаемых в Галактике пиратов. Тогда... Юнги прикрыл глаза и выдохнул. Это была самая дикая, полная похоти, откровенного, грязного разврата ночь, когда для них не было ничего запретного, когда они разрешили друг другу не сдерживаться, когда позволили всё, чего не должны были, не могли никому показать. Тогда впервые Юнги был нижним — и ему до безумия понравилось стонать и метаться под Хоупом, ощущая внутри себя его огненные толчки и чувствуя себя впервые — в первый и последний, как он был уверен, раз — чьим-то, зависимым, покорным. Но после и он дал волю своим желаниям: выебал жёстко Хоупу рот, а потом отходил плетьми так, что тот сознание потерял от боли и наслаждения, а очнувшись, попросил ещё. Но Юнги был уже просто не в силах, так что он просто засосал Хоупа и укусил в шею так, что должен был остаться шрам. Да, конечно, без газолина не обошлось, да ещё Хоуп предложил догнаться знаменитым тьеррским грибком, и Юнги не нашёл в себе сил отказаться, однако сути это не меняло: они оба всё помнили, конечно, помнили. Помнили — и не желали повторения, потому что боялись, что в следующий раз просто истерзают друг друга до смерти. И следующего раза не случилось. Их дороги разошлись и кроме редких и исключительно деловых встреч у них ничего не было. А потом Хоуп пару раз перешёл Юнги дорогу, и тот в долгу не остался: сорвал ему нарочно несколько крупных сделок, так что они были в принципе в расчёте, а по сути — врагами. До дела с Ким Сокджином и экипажем "Сан-Свити". Но и тут тоже Хоуп был виноват: незачем было пренебрегать добрым советом Юнги и влезать в это мутное и грязное дело. Хотя, конечно, капитан Джей Хоуп иными делами и не занимался. И вот — где оказался? — Пришёл проведать старого друга, Мин? — первым нарушил молчание Хоуп. — Выгляжу хуёво, это верно, но погано то, что не совсем понимаю, где нахожусь. Юнги молчал, пристально разглядывая капитана и отмечая, что за время, что они не виделись, тот похудел сильно, подурнел лицом, измялся как-то, состарился. Видимо, последнее время было тяжким и для него. Однако это не касалось глаз. О, нет, глаза Хоупа по-прежнему горели яростным огнём. И, конечно, врал он всё: даже если до этого на самом деле не понимал, где он или, по крайней мере, кто его пленил, то уж сейчас-то наверняка догадался. — Ты у меня в гостях, — негромко ответил Юнги насмешливо улыбающемуся пирату. — Не могу сказать, что счастлив принимать тебя, однако, как ты понимаешь, ты сам виноват, что без красной дорожки и традиционных пионных шаров при встрече. — Нет, не понимаю, — картинно покачал головой Хоуп. — Я чем-то виноват перед тобой? Вроде все последние договорённости между нами я выполнил, разве нет? Игрушку тебе доставил на Бейру в целости и сохранности, а его любовничка грохнул. Всё, как договаривались, Мин. Какие претензии? — Ты насиловал его, Хоуп, — тихо сказал Юнги. — Ты заставил его себе сосать. Хотя я настойчиво предупреждал, чтобы ты и пальцем его не трогал. Хоуп ухмыльнулся, однако было видно, что он раздосадован и слегка напуган. — Вот уж не думал, что эта гордая шлюшка расскажет тебе об этом, — произнёс он, почёсывая затылок и кидая на Юнги острые и тревожные взгляды. — Он и не рассказывал, — отозвался Юнги. — Но он бредил. Ты так изломал его, что я еле выходил его сознание, мне через ментальник пришлось глушить его сны, чтобы он мог уснуть по-настоящему. Потому что даже в анабиозе ты мучил его. Хоуп присвистнул. — Я знал, что ты ненормальный, Мин, но чтобы настолько... — Он грубо хохотнул. — Серьёзно? Настолько тебе эта смазливая задница приглянулась, что ты на него так потратился? — Ещё раз скажешь о нём так — сдохнешь медленно и мучительно. — Юнги склонил голову набок, и Хоуп со свистом втянул воздух. — Нет, нет, я не хочу ссориться, Мин, — торопливо произнёс он. — Ты... Ну, я был пьян. У меня были причины. Свои, понимаешь? Ну, прости, прости. Я и не думал, что это так уж для тебя важно. Подумаешь... — Он сглотнул слова, которые явно чуть не вырвались из его рта, и потёр подбородок в откровенном смущении. — Блядь... Я толком и не помню ничего. Просто он попался под руку, Мин, понимаешь? Там ничего личного не было, я не претендовал на него и сейчас, как ты понимаешь, не претендую. И потом: формально я свои обязанности выполнил! — Что-то я не помню, чтобы мы договаривались о Клеопатре, — холодно ответил Юнги. — И о том, чтобы грохнуть Чоновский экипаж в полном составе тоже. — Тебе какая разница? — внезапно зло огрызнулся Хоуп. — Ты сказал: высадить на ближайшей планете, я так и сделал! Ты сказал: любовник Джина не должен выжить — я сделал и это! Какие... — Ложь, — оборвал его, поморщившись, Юнги. — Для того, чтобы погубить своего брата, ты сделал огромный крюк до Клеопатры, не побоялся даже опоздать на день на Бейру. Я всё выяснил, ты ведь не особо и скрывался. А насчёт смерти... что же. Даже это у тебя не вышло. Видишь ли, этот начохито, Намджун, мог сдохнуть на любой выжженной, отравленной радиацией, поражённой клещом или разницей температур планете — таких рядом с тем местом, где ты поймал Чона и его людей, было три. Но ты отвёз его туда, где он точно останется жив, Хоуп. Тебе бы карму что ли почистить. С таким везением ещё удивительно, что ты дожил до этой нашей дружественной встречи. — Ты бредишь! — Лицо Хоупа исказилось злобой. — Ты спятил, Мин Юнги! Это тебе мозги бы почистить да сведения по планетографии освежить! Я высадил этих тварей на Клеопатре! На Проклятой планете! Там, где не выживает никто! — Никто, кроме жителей другой проклятой планетки — АВО, — сказал Юнги и с каким-то извращённым удовольствием увидел, как в глазах Хоупа загорается ненависть вперемешку с ужасом. — Пиздишь! Пиздишь, ёбаный ты урод! — крикнул он. — Они сдохли! Все там сдохли! Юнги косо ухмыльнулся. — А знаешь, что самое забавное, Хоби? — выгнув бровь, сказал он. — Твой братишка, как говорят, влюбился до потери памяти в мальчишку Чона, Чимина, верно? — Хоуп кинул на него такой взгляд, который должен был бы убить на месте, однако лишь повеселил Юнги, который протянул: — Ве-е-ерно, люди не врут, не посмели бы врать о самом Чон Хосоке. И не стали бы врать о том, какие жаркие ночки у них были на твоём корабле, прямо у тебя под носом, да? Хоуп зарычал и кинулся на Юнги. Звякнула цепь, рычание сменилось глухим и полным боли вскриком, а Мин даже не двинулся. Склонив голову набок, он наблюдал, как Хоуп медленно ползёт обратно к своему ложу, потирая вывихнутую в кисти руку. — Осторожнее надо быть, капитан, — мягко пожурил его Юнги, — что уж ты. Учись, как говорится, властвовать собой. — Ты... Ты всё врёшь! — прохрипел Хоуп. — Они не... Он не касался этой бляди! Он не стал бы... Нет! — Ах, да, твой брат же известен монашеским поведением, — иронически хмыкнув, ответил Юнги. — Ну-ну. Так вот, если правы те, кто ставит на то, что милаха Чимини стонал не просто от страшных снов, а потому, что его жёстко и сладко ебали, то выживет на Клеопатре и твой братишка, Хоуп. Так-то. Пленник широко раскрыл глаза, подняв брови, а потом, откинув назад голову, расхохотался диким смехом. Жутко, сумасшедше прозвучал он под сводами его темницы и угас, вырвавшись в окно, куда по-прежнему светила одинокая звезда. — Ты бредишь, Мин, — отсмеявшись и утирая выступившие на глазах слёзы, проговорил Хоуп. — Это Клеопатра. Она сожрала стольких, что ни одна экспедиция не сравнится. Я почитал о ней после той нашей с тобой ночи, когда ты, ужратый в сопли, разнылся мне о том, что тебе надо её покорить. Честно говоря, я подумал тогда, что тот, по кому тебя так размазало, должен быть сумасшедшим мудаком, если попросил тебя решить эту проблему. Но потом стало глубоко похер, как ты понимаешь. Однако я отслеживал всё, что появлялось по этому вопросу... до недавнего времени. — Он почему-то слегка смутился, а потом продолжил всё с той же самоуверенностью: — Не существует решения этой проблемы, Мин. Так что я стопроцентно казнил всех своих врагов, отправив их туда. Милосердие проявил, надеюсь, ты оценишь. — Он ухмыльнулся и поиграл бровями. — Но ты же не обидишься, что этот дикарь, в которого втрескался твой тойбой, сдох не в муках, а кончая без остановки? Или именно за это ты мне и мстишь? — Он поднял руку и выразительно потряс цепью. — Ты меня не услышал, — покачал головой Юнги. — Или не понял. — Он вздохнул и прищурился, быстро и внимательно оглядывая бледное и искажённое злобой лицо пленника. — Или не способен понять, — тихо добавил он. — Но я приведу тебя в порядок, Хоби. Сейчас твоё состояние далеко от того, чтобы адекватно воспринять наказание за то, что ты меня ослушался. Но после активной энерготерапии мы снова встретимся — и вот тогда... — Не надо, — дрогнувшим голосом произнёс Хоуп, лицо которого вытянулось, а в глазах блеснул страх, — не надо... Убей... Ты же должен убить меня! — Нет, — покачал головой Юнги. — Ты будешь жить. Думаешь, я не понимаю, почему смог тебя схватить? — Он сделал несколько решительных шагов к пленнику и склонился над ним, невольно вжавшимся в стену и глядящим на него уже с откровенным ужасом. — Что ж вы все так легко согласны сдохнуть-то, а? — почти ласково спросил он и осторожно провёл руками по жирным от грязи волосам Хоупа, а потом так же мягко огладил его чумазую щёку. — Не-е-ет, — протянул он, — нет, Хоби. Ты будешь жить. И самым большим наказанием тебе будет подтверждение моей гипотезы. Я узнаю о том, верна ли она, уже через неделю. А вот ты... — Он замер на полуслове, увидев, как из прикрытых от его поглаживаний глаз Хоупа внезапно скатилась пара слёз. Юнги тут же нахмурился и резко убрал руку в карман. — До встречи через месяц, капитан Джей Хоуп, — холодно сказал он. — Надеюсь, тебе будет больно. Хотя мне кажется, что сейчас эти программы стали более щадящими. А там... — Он снова заглянул в лицо Хоупу, который глаз больше не открывал. — ...посмотрим, что с тобой делать, чёртов ты извращенец. Не оглядываясь, он вышел из темницы и остановился лишь в коридоре, за дверьми голопалубы. Прислонился к стене и прикрыл глаза, пытаясь понять, что именно чувствует. — Вы на самом деле хотите его привести в порядок? — раздался над ним мягкий и мелодичный голос. — Да, — кивнул он, не открывая глаз. — Джини... Мм... Шуга, через полчаса в моей каюте. И сними этот паршивый имплант. — Он с отвращением ткнул пальцем в сторону лица невозмутимо глядящего на него андроида. — Хочу тебя... настоящего. — Хорошо, — кивнул Шуга. — Сегодня как обычно или принести с собой... — Просто приди в херову каюту! — зло прошипел Юнги и, резко развернувшись, поспешил в глубь коридора. Шуга посмотрел долгим взглядом ему вслед и чуть склонил набок голову, как делал это Джин, когда был удивлён. Кинув взгляд в зеркальное отражение на стальной поверхности двери голопалубы, он записал себе, что это движение очень удачно и решил отработать его, чтобы оно стало навыком.

***

Сначала Джин не поверил своим глазам. Он сморгнул, думая, что ему чудится, но нет: серо-стальной корпус "Сан-Свити" был слишком хорошо ему знаком, чтобы он мог ошибиться. — Что... Что это? — тем не менее прошептал он. Юнги цокнул и ничего не ответил. Тогда Джин, сглотнув, снова заставил себя выговорить: — Юн... Юнги, это мой... Это же... — Это твой корабль, борт-инженер, — насмешливо и раздражённо ответил пират. — Не понимаю, чего ты заикаться-то стал. — Я не думал, что... — Джин почувствовал, как в горле у него перехватило, он снова глотнул и сморщился от боли: было ощущение, что он проглотил комок иголок. Но он откашлялся и всё же договорил: — ...что однажды снова увижу его... — Мы спустимся на нём, — спокойно сказал Юнги. — Но сначала ты дашь команду своей упрямой нейросети закрепить Галактической цифровой печатью обязательство не причинять вреда мне и Шуге. Джин в ужасе уставился на него. — Ты что, берёшь его на... — Он чуть не задохнулся от возмущения. — Ладно, себя тебе не жаль, но за что ты мальчишку... — Шуга — андроид, Джин, — оборвал его Юнги, а потом, видимо, сообразив, приподнял брови: — Ты что, не понял, что он не человек? — Джин растерянно хватал воздух ртом от изумления, а Юнги закатил глаза и помотал головой: — Однако у меня начинают возникать большие сомнения в квалификации технарей ТТА. Джин почувствовал, как его щёки заливает краска, но он лишь упрямо сжал губы. Какая ему нахрен разница, что о нём думает пират Мин Юнги? Он ничего не ответил и снова уставился в иллюминатор на приближающийся корпус "Сан-Свити", к которому они собрались пришвартоваться. Наверняка Свити уже знает, кого именно несёт ему пиратский корабль, поэтому и не выставил оборонку. Хотя... У Джина сжалось в тоске сердце: а был ли там, на этом корабле, ещё Свити? Срок службы его систем на корабле без ухода человека, конечно, составлял сто — сто пятьдесят лет, но... В каком состоянии оставил его Чонгук? Какой приказ дал в случае, если ни один из них не вернётся на борт? Свити был самым ценным, что было на корабле, так что капитан вполне мог приказать ему выполнить команду самоуничтожения, чтобы не попасть в лапы кому-то вроде Юнги. — Приветствую вас, капитан Мин Юнги, — внезапно раздалось из динамической базы, и Джин стиснул пальцами подоконник иллюминатора: этот голос был таким родным, таким сладким для его души, что она мгновенно засочилась кровавыми слезами от радости и боли. — Свити, — прошептал он. — Мой Свити... — Борт-инженер... Ким Сокджин... — Голос Свити словно треснул слегка. — Приветствую... вас. — Доброго Галактического тебе, Свити, — спокойно сказал Юнги, он положил руку Джину на плечо и мягко погладил его, успокаивая, подбадривая. — Мы с инженером Кимом хотели бы подняться на борт "Сан-Свити", чтобы обсудить кое-какие дела. — Сначала я должен узнать, в каком качестве находится на вашем корабле инженер Ким Сокджин. Пальцы Юнги сжали Джину плечо, и он, словно очнувшись, торопливо заговорил: — Всё в порядке, Свити, мой статус — гость. Я здесь на самом деле по своей воле и... по делу. — Какой код, инженер Ким? — чётко выговорил Свити. — Мне нужен код протокола. Юнги убрал руку, таким образом показывая, что Джин свободен в выборе своих действий, и невольно Ким почувствовал благодарность к пирату за эту неожиданную деликатность. Он мог назвать "код три" — и "Сан-Свити" через три секунды бы взлетел на воздух, забирая с собой и "Агуст-Ди", который подплыл уже слишком близко, чтобы остаться при таком взрыве нетронутым. Джин мог сказать: "Код шесть-а" — и тогда Свити, оценив все риски и взвесив возможности оторваться от неизбежной погони, постарался бы убрать Юнги и Шугу, когда они взошли бы на борт. Джин мог приказать захватить в плен тех, кто прибыл вместе с ним, впустить его — и не впускать их, уничтожить все системы корабля, не трогая корпус. На все эти случаи у них были предусмотрены протоколы. Но... — Код один, капитанский, — тихо сказал Джин. — Я принимаю командование кораблём на себя. Семь-три-Ким-тринадцать, Свити. Свити молчал всего пару секунд — и эту заминку, отдающую честь памяти погибшего капитана Чона, заметил только Джин, который на эти же пару секунд прикрыл глаза. — Борт Триплекс-А, типа корвет, за номером семь-три-семь, зарегистрированный под названием "Сан-Свити", собственность Чон Чонгука, раса — человек, планета — Земля, рад приветствовать вас, — чётко отрапортовал Свити. — Добро пожаловать на борт, капитан Ким.

***

Клеопатра плыла, окутанная туманом из нежно-розовых отсветов своих трёх спутников, окольцованная цепью астероидов, словно королева, окружённая преданной свитой. Джин смотрел на неё пристально, пытаясь понять, что именно чувствует. Странно, но, кажется, он не чувствовал совершенно ничего. Ни злобы, ни боли, ни печали. Ни страха. За то время, пока они летели сюда, он много всего передумал. Вспоминая свою жизнь, он собирал по крупицам те моменты в ней, когда чувствовал себя счастливым, словно скупой, перебирал их, выкладывая этими драгоценными жемчужинами путь, который привёл его сегодня сюда — к месту, где самый ненавистный его враг отнимет его жизнь так же, как отнял у него всех, кто был ему дорог. Но не об этом хотелось думать. Их, оказывается, было не так чтобы и мало — счастливых мгновений его жизни. Он был успешен — борт-инженер ТТА Ким Сокджин с планеты Земля. То есть... капитан Ким Сокджин. У него были любящие родители, которые подарили ему правильные принципы и дали возможность стать тем, кем он хотел стать. И не только в профессии, но и в жизни. Он безумно любил — и любит до сих пор. И его любили так же — самоотверженно, неистово, искренне и безрассудно. И самое ценное, что он чувствовал это, чувствовал на себе, испытывал каждой клеточкой своего тела — такую любовь. Говорят, что далеко не всем она выпадает в жизни, а у него, за его недолгую жизнь, она была. Это ли не достижение? Он состоялся как профессионал, что бы там ни говорил противный язва Мин Юнги. У него была нейросистема "Сан-Свити", которую он выпестовал своими руками и был уверен, что она почти совершенна для подобного типа кораблей. Его детище было его гордостью, хотя сейчас... именно оно ужасно мешало ему. Но он не хотел об этом думать. Да, у него были недостатки, но в своём характере сейчас, перед лицом своего врага, Джин нашёл в себе мужество признать и свои достоинства. Он был честен. Умён, верен себе, жил по совести — почти всегда. Он был добр, и это тоже было признано им. Умел сочувствовать даже своим врагам — всем, кроме Проклятой планеты, которую и сейчас бы, дай ему кто такую возможность, взорвал к херам, не задумываясь, и сам бы кинулся в адское пламя этого взрыва, чтобы разделить наслаждение победой над ней в полной, самой полной из известных мер. Но остальным... Прижавшись лбом к холодному сталепластику иллюминаторной рамы, он попробовал вспомнить лица своих врагов, но... все они были всего лишь жалкой горсткой тех, кто хотел его сломать — и не смог. Его невеста... Его соблазнитель... Его насильник... Его... Юнги?.. Чего они смогли добиться от него? Нет, нет... Здесь, около Клеопатры, он оказался не из-за них. Это только его решение. И опустошили его душу — его собственные мысли. И сожгли его сердце — его собственные чувства. А они, эти люди... Они не могли всем тем, что сделали с ним, затмить ни одного драгоценного мгновения, ни одного счастливого воспоминания в его душе. Да, душа... Только она ему и осталась... — Капитан, — тихо прозвучало над ним, — могу я обратиться к вам неофициально? — Нет, Свити, — так же тихо ответил он, — не надо. Прошу тебя. — Капитан Ким... — Голос стал отдавать металлом. — Прошу разрешения на разговор в рамках статуса "корабельный психографик", уровень... — Отказано, Свити, — откликнулся Джин. Вот, для чего притащил его на "Сан-Свити" коварный Юнги. Только этот голос... Только это последнее, что у него осталось: его собственное дитя, его последний друг, чей разум хранил и берёг дорогой его сердцу корабль, чья помощь не раз спасала жизнь и самому Джину, и тем, кого он любил, — только милый Свити мог его остановить. И в задачу Джина последние три дня входило не дать нейросети это сделать. Он жестоко и откровенно пользовался своим правом капитана, запрещая Свити вступать с ним в какие бы то ни было разговоры, кроме чисто формальных, связанных с непосредственным ходом корабля. Но Свити был упрям, он тоже не оставлял своих попыток. Каждым своим словом, каждым откровенным намёком он напоминал Джину, что есть и другое решение, что есть варианты, что можно обратиться за помощью — и получить её, спастись, найти выход... Беда была в том, что Джину не нужно было иное решение. Он не искал спасения, не искал якоря, за который мог бы зацепиться, чтобы не остаться на том дне, куда он так благополучно сам себя загнал. Увы, единственное, чего он хотел, — это оказаться на Клеопатре и посмотреть на цветение бабочек-деревьев м-мха вживую. А потом исчезнуть в этом цветении, перестать — быть. Он знал, что это слабость. Он знал, что заслуживает презрения. Он знал, что жесток — особенно теперь, когда осознанно оставлял Свити последним в своей "семье" — признанной ими всеми семье. Он знал, знал! Знал... Но среди всех своих достоинств он никогда не видел силы духа, увы. И он всегда боялся боли. Омега... О, да. Пусть. Это ведь всего лишь слово, которое ничего для Джина уже не значит. Он никогда не вернётся туда, где его смогут опознать как омегу. Мужчина. Слабый мужчина. Пусть. Чтобы сдаться иногда тоже нужны силы. Чтобы отказаться от своего будущего, потому что безумно боишься, что оно может стать счастливым — и ты никогда не сможешь наказать себя в достаточной степени за то, что погубил самое дорогое, что у тебя было, — как ни парадоксально, но для этого тоже нужны силы. Отказываясь от разговоров со Свити, Джин берёг эти силы в себе. А они были на исходе. Так что он был счастлив увидеть этот ядовитый цветок, самый прекрасный и невинный из всех, что он видел когда-либо за весь свой долгий путь в Далёком, — планету Клеопатру.

***

— Послушай... — Помявшись, Джин остановился у трапа на "Сан-Свити" на стартовой площадке "Агуста-Ди". — Юнги... Пират обернулся к нему и прервал инструктаж, который давал своему старпому, мрачному и молчаливому баррерцу. Джин собирался с духом, и Юнги, вздохнув, кивнул своему собеседнику. Тот развернулся и отошёл, а Юнги, склонив голову набок, чуть заметно улыбнулся Джину. — Что? — Юнги, — снова начал Джин, — я никогда тебя не понимал, поэтому и... всё так. Но теперь, послушай... Я просто на самом деле... эээ... Я понять хочу: зачем тебе это? Если бы мне кто-то когда-то сказал, что ты совершил самоубийство, я ни за что бы не поверил понимаешь? Ты — и это... Он решился заглянуть в тёмные, как ночь, глаза Юнги, и не увидел там ничего, кроме лёгкой насмешливости. Может, ещё немного жалости? Сожаления? Ласки? Джин порывисто выдохнул и сказал уже решительнее: — Я не пущу тебя. Не пущу, Юнги. Если ты последуешь сейчас за мной на "Сан-Свити", тебя нейтрализуют и... — Не выйдет, милый, — с откровенным сожалением и без доли сарказма покачал головой Юнги. — Я озаботился этим и связал Свити протоколом... — Я отменил все имеющиеся протоколы, которые создал Ч... Чонгук. — Это имя далось Джину почему-то с трудом, но он смог его произнести. — А протокол моей персональной безопасности на твоём корабле не Чонгук создал, — негромко и до противного задушевно отозвался Юнги. — Это самовоспроизводящийся протокол на уровне базовых. Джин распахнул глаза и зло нахмурился. — Это невозможно, — резко сказал он. — Ты не смог бы... Когда? — Когда мы взломали оставленный вами на орбите Горреи "Сан-Свити", — беззаботно улыбнувшись, ответил Юнги. — Помнишь? Когда вы привезли мне камни... — Он вдруг резко выдохнул. — ...те самые камни. И милого Чимина. У Джина перехватило от гнева дыхание, ноздри раздулись, и он процедил: — Вы влезли в его систему так, что он не заметил? Этого не может быть! Я поставил на него собственный колпак! — Но ведь ты оставил своему Намджуну право снимать этот колпак в экстренных ситуациях, милый, — тихо ответил Юнги и чуть поморщился от сожаления. — И пока они с милым Тэхёном были здесь без вас, у них случился небольшой коллапс воздухоотводной системы. Они запросили вмешательства Свити, им выдали обычную инструкцию, которая подразумевала двухсекундное отключение системы безопасности на центральном реле. Понимаешь? Джин прикрыл глаза и стиснул кулаки. Сейчас он ненавидел Юнги всеми фибрами души. В его Свити покопались! И он, идиот, не проверил тогда ничего! Он был настолько не в себе после неудачи с Чимином, что лишь поверхностно проинспектировал основные системы корабля по возвращении, до базовых протоколов, конечно, даже и не подумав добраться! А ведь знал, с кем они связывались! — А знаешь что, — сквозь зубы процедил он, — пошли. На самом деле, должен же я своим перформансом хоть какую-то пользу Космосу принести! То, что ты сдохнешь вместе со мной, — неплохой вклад в дело усиления позиций добра в этом мире! И он, резко крутнувшись, решительно пошёл к своему кораблю. А Юнги, посмеиваясь так, что у Джина всё выворачивало внутри от желания развернуться и дать ему в морду, пошёл вслед за ним.