close your... gestalt

Он стремительно преодолевает коридоры телецентра, минуя все двери и закутки, словно боится не успеть, несмотря на то, что специально рассчитал время заранее и даже уточнил у Поли, точно ли она будет сегодня в «Останкино» в это время. Он тормозит перед дверью ровно в тот момент, когда она выходит из помещения следом за Азизой, мгновенно забывая, о чём только что с ней говорила, и практически теряя дар речи. - Привет, - он оказывается куда более сообразителен и первый здоровается с ними обеими. - Привет, - кивает Азиза, непонимающе глядя на застывшую на месте подругу, - Поль, ты идёшь? - Я догоню тебя, - отвечает блондинка, и ей не нужно больше ничего объяснять, чтобы быть услышанной, ведь та прекрасно понимает, что она её не догонит. Ни сейчас, ни потом. Единственное ближайшее укромное место – это лестничная клетка возле пожарной лестницы, где нет камер видеонаблюдения и минимальная проходимость. За годы, проведённые здесь, они почти выучили всю схему здания, ориентируясь даже без плана пожарной эвакуации. Их навыкам беспалевного исчезновения позавидует любой шпион под прикрытием. Они стоят в обнимку минут 15, если не больше, игнорируя все временные рамки и тот факт, что здесь они исключительно по работе, а не ради друг друга. - Давай увидимся вечером, пожалуйста, - просит Дима, прислоняясь лбом к её лбу. - Я не могу, - отвечает она, виновато глядя на него снизу вверх и едва ощутимо касаясь губами его губ, чтобы не смазать помаду и не оставить следов на его лице. Идеальное преступление выглядит именно так. Он злится от собственного бессилия в отношении её графика, прекрасно понимая, как это работает, но не желая так легко мириться с этим фактом. - Придумай что-нибудь, - настаивает он, тоже не против пожертвовать ради неё какой-нибудь не настолько важной встречей. - Напиши мне, когда ты не занят на этой неделе, я постараюсь приехать, - она не возражает, и ему это ужасно нравится. Она как будто бы тоже хочет быть с ним, невзирая на свои гештальты и адскую загруженность. Это всё продолжается до того момента, пока не звонит его телефон, после чего им всё-таки приходится вернуться назад, сделав вид, что ничего не было, что они вообще были не вместе. Она, по официальной версии, ушла пить кофе с подругой, а он... он ещё даже не приехал, несмотря на то, что заранее рассчитанное время уже давно кончилось и вышло за рамки. Она поправляет свою причёску и подкрашивает губы в уборной телецентра, а ещё ловит флешбеки семилетней давности, когда точно так же старалась дышать ровно, держать спину прямо и не подавать никакого виду, что что-то происходит, а происходит конкретное такое «что-то». Что-то, чему она не готова пока давать какую-либо оценку или характеристику. Что-то, что ещё не успело окончательно укрепиться в её голове и заявить о себе. Он «не в духе» для всех остальных участников сегодняшней репетиции, и по его взгляду и тону это вполне заметно. Он где-то в своих мыслях: передвигает все свои планы, как головоломку, чтобы собрать картинку воедино и ничего при этом не потерять. Его водолазка всё ещё пахнет её парфюмом, успев перенять этот запах за то время, что она находилась в его объятиях. Помаду она, к счастью, стёрла с его лица, не оставив даже намёка на то, где он был последние минут двадцать. - Ты чё такой злой? - интересуется Катя, не наблюдая никакого энтузиазма на его лице. - Жду, когда это закончится, - отзывается он, увлечённо отстукивая кончиками пальцев какой-то свой ритм по стеклянному корпусу айфона. Но по ощущениям это не закончится никогда, и речь не о репетиции. Он не представляет, как на этот раз должны завершиться их с Полей взаимоотношения, чтобы никому от этого не было больно. Он не верит, что это возможно, припоминая, чем всё кончилось в прошлый раз. У этой истории есть предыстория длиною в целую жизнь. В целых две жизни, одна из которых – её дочери. Больше всего на свете он хочет сейчас встать и выйти отсюда: догнать её и не отпускать больше никогда в жизни, но продолжает сидеть, даже не предполагая, как далеко она успела уйти за прошедшие десять минут. Ему это всё равно никак не поможет.       Она едет в такси, листая свой календарь из планов на ближайшие несколько дней, и прекрасно понимает, что при желании всё это можно сдвинуть так, что будет свободен целый вечер. Если постараться, то целый день. А если очень сильно захотеть, то можно смотаться в отпуск дня на четыре, но она не сумасшедшая, и это как-то усмиряет. Она блокирует телефон и, поджав губы, смотрит в окно, прислушиваясь к тихо играющему радио, что попросила водителя включить фоном на его вопрос о пожеланиях во время поездки. Функция «разобраться в себе» недоступна. Может быть, бутылку воды или убавить кондиционер? Она очень хочет понять, что он для неё значит. И он – это, к сожалению, не водитель, иначе бы всё было слишком просто. Она думает, что, не упоминая Диму на своих сеансах с психотерапевтом, сможет разобраться в себе, при этом не запутавшись ещё сильнее. Она думает, что достаточно просто сказать, что ты не готова к отношениям, искренне не понимая, что у них уже есть какие-то отношения. Это мог бы быть просто секс, если бы полчаса назад они не прятались по пожарным лестницам, как школьники, и не стояли в объятиях друг друга, рассматривая варианты очень скорой встречи. У неё действительно не получается приехать этим вечером, и он опять злится и психует, но ей говорит, что «ничего страшного», и что ждёт её в любой другой вечер, кроме выходных. Что теперь снова ждёт её всегда: в любой год, месяц, день и час – но этого уже не говорит. Не решается. Она не понимает ровным счётом ничего, запутавшись в себе окончательно, и пытается выстроить ту систему координат, в которой у неё получится совместить «Голос», Диму и их взаимоотношения. Это какой-то полный саспенс для них обоих, и непонятно, чем всё кончится, но ей хочется верить, что его слова о том, что он готов подождать, что-то значат. Значат хоть что-то, кроме его эмоционального прихода в тот момент, когда она уже почти ушла. Ей хватает сил до четверга, ему не хватает сил вообще, но он держится. Она бросает все свои дела, отменяет ужин с подругой и едет к нему, оповещая о своём визите уже на пол-пути. Она сдаётся, наконец, признаваясь самой себе в том, что банально хочет к нему. Не быть с ним. Не чувствовать к нему что-то. Не принимать каких-то решений, связанных с ним, а просто к нему. Сейчас. И больше ничего. И он её желание полностью разделяет. Его ломает на части от каждого её поцелуя и прикосновения, особенно после той ночи и того утра, когда казалось, что всё это уже никогда не повторится вновь. Но она рядом: она снова выбирает его, и ему не нужно ничего больше, кроме этого чувства, будто бы весь мир принадлежит только тебе. Потому что его мир замкнулся на ней, но она ему по-прежнему не принадлежит, потому что она не вещь; потому что у неё гештальты и тяжёлый разрыв с мужем; потому что у неё маленький ребёнок, и ей не нужны никакие отношения. Потому что... просто потому что – этого достаточно, чтобы всё понимать. Она ни о чём не жалеет, где-то в глубине души даже радуясь, что, наконец, смогла довериться хоть кому-то после развода, и в этом есть заслуга её психотерапевта. Она не чувствует себя несчастной, но и счастливой назвать себя не может, рядом с ним как минимум ощущая тепло и спокойствие. Она не любит его, но вот, если бы её сейчас спросили, готова ли она так легко взять и отпустить его, сделав вид, что между ними ничего не было, то она бы, не задумываясь ни на секунду, ответила: «Нет». Прямо сейчас, в эту минуту, когда она, лёжа у него на груди, чувствует, как бьётся его сердце, и как он обнимает её за плечи, не сводя глаз в надежде точно убедиться, что это всё не сон и не галлюцинации, – нет. Просто нет.