Erwachen der Bisexualität

‒ Джейми, как у тебя дела? – голос Гельмута мягкий, помогающий отвлечься от надоедливых мыслей. С экрана ноутбука парню улыбается немного нечёткий образ. Он выглядит, можно сказать, по-домашнему: на нём белая рубашка-поло и очки. Он нервно потирает лоб, проводит рукой по волосам, убирая их назад. ‒ Уже лучше. – на лице Баки появляется слабая улыбка, и он опускает голову, пытаясь скрыть её. – Думаю, лучше. Ты как? ‒ Ну, когда как, но в целом хорошо. Единственное… я очень по тебе скучаю, mein Lieber. – он вовремя переводит тему. Одна мысль о том, что приходится скрывать что-то от Джеймса, ранит Гельмута. Но он понимает, что повременить с таким разговором будет наилучшим решением в данной ситуации. ‒ Я тоже. Ты не представляешь, как сильно. – Барнс встречается с ним взглядом, замирает, словно пытаясь рассмотреть каждую черту лица мужчины. Голубые глаза бегают вверх-вниз, вправо-влево, и Баки, как назло, или же, к счастью для Гельмута, не чувствует неладное. Барнс обводит взглядом оправу очков. Очков, настолько похожих на те, какие зачастую носит героиня его любимого сериала. И это почему-то заставляет его вспомнить о том, что он так хотел рассказать. – Знаешь, я даже начал медитировать, как ты и советовал. ‒ Правда? – всё лицо Гельмута озаряется. Баки замечает это изменение; кажется, это сияние проходит и сквозь него. Это чувство охватывает его, обвивает его, заставляя покрываться мурашками. Такими, какие пробегают по его телу каждый раз, когда Гельмут прикасается к нему. ‒ Да, Хель. И это вроде как помогает расслабиться. – в попытках скрыть выступивший на щеках румянец, он неловко взъерошивает волосы, тут же приглаживает. – Но иногда не получается. Совсем. Знаешь, столько мыслей, а привести их в порядок практически… ‒ Невозможно. – дополняет его слова Земо. – Я прекрасно понимаю тебя, мой мальчик. Если бы я сейчас был рядом, то обнял бы тебя. Так крепко-крепко, Джейми. – он отводит взгляд, поправляет очки на переносице. – Das klingt albern, nicht wahr? ‒ Нет-нет, всё в порядке. Я тоже этого хочу, но пока не могу... Мне нужно ещё пару дней, ладно? – и Баки знает, что это ложь. Самая ужасная и гнусная. А всё потому, что он уже так больше не может. Не может быть так далеко и так близко. Будто между домом Гельмута и домом Наташи стоят прочные границы, которые никто не смеет нарушать. Или будто произошло бедствие, не позволяющее переместиться из одного места в другое. ‒ Конечно. Самое главное для меня, чтобы ты чувствовал себя хорошо. «И не важно, скажешь ли ты мне, что случилось или нет», ‒ проскальзывает в мыслях Гельмута, но для него непозволительно сказать такую грубость. ‒ Когда разберусь со всем, тогда смогу об этом рассказать. Сейчас мне слишком сложно. Я тебе обещаю. – отвечает Джеймс. И Земо кажется, что теперь они поменялись местами: настала очередь Джеймса читать его как открытую книгу. ‒ Всё в порядке, Джейми. Не нужно оправдываться. – и Гельмуту кажется, что голос предательски дрожит. Должно быть, именно он сам оправдывается, уж точно не Джеймс. Слова больше напоминают попытки защититься, скрыться, чем поддержать, утешить. ‒ Я и не оправдываюсь… Я лишь думал, что мы можем встретиться, когда это всё решится. Не буду больше с этим тянуть. – голос парня ещё более неуверенный, и Гельмут протягивает руку вперёд, но замирает на полпути. Баки понимающе улыбается, но от этого легче не становится. В почти бессознательном состоянии он прощается с мужчиной, закрывает ноутбук. Еле перебарывает желание пнуть этот самый ноутбук, вымещает злость на подушке. Откидывает её с такой силой, что она, столкнувшись со стеной, едва ли не сбивает картину. Барнс просыпается на мгновение или два. Всё кажется глупым. Или, как сказал Гельмут, albern . Нереальным, сюрреалистичным. Будто он вне тела наблюдает за происходящим и не может ничего изменить. Взор затуманивает пелена; Баки хочется кричать, но он не может. Он лишь наблюдает. Наблюдатель не может повлиять. Определённо. И он разрывается на части. Одна его сторона хочет покончить с этим дерьмом как можно скорее, освободиться. Другая же, подобно ещё не оперившемуся птенцу, хочет спрятаться, забыться, позволить окружающим решить его проблему. Как же жаль, что второй исход тупиковый! Именно в такие времена вспоминаются худшие моменты. Такое состояние, наверное, ‒ наилучший для них магнит. Баки хочет сбежать, но не может. Не может ничего предпринять. Он лишь наблюдает. ‒ Не понимаю, зачем ты взял меня с собой, Баки. – Стив чувствует себя не в своей тарелке. – Она вряд ли появится тут. ‒ Ну, не сидеть же дома в вечер пятницы. Тем более, тебе точно нужно отдохнуть. Целыми днями сидишь за чертежами. – Барнс одобряюще похлопывает его по плечу, улыбается. Роджерс не выглядит таким же воодушевлённым. – Прости. Баки совсем не жаль. Возможно, это единственный шанс признаться. Хотя бы намекнуть. А если Стив будет пьян, то скорее всего и вовсе забудет весь бред, который Барнс так долго планирует сказать. И вообще, не ходит же Роджерс на вечеринки только ради неё. ‒ Ладно, я побуду тут, но уйду, если ничего интересного не будет. – он улыбается для вида, тут же направляется к столику с напитками. – И если я напьюсь, ты отведёшь меня домой. Сам знаешь, мама будет волноваться… ‒ Конечно! – прерывает его на полуслове Баки. Берёт стаканчик с тем же напитком, опустошает его разом, пока Стив удивлённо пялится на него. – Если только я не перепью тебя, друг. ‒ Ты не посмеешь! – Роджерсу приходится поднять голову, чтобы встретиться с насмешливым взглядом товарища. – Это будет на твоей совести. ‒ Да-да. Но знай, я доставлю тебя домой в целости и сохранности, даже если осушу все запасы алкоголя на этой вечеринке. – и с прежней ухмылкой он тянется к стаканчикам с другим напитком, по цвету напоминающим виски. Стив протягивает руку, явно желая шлепком остановить Баки от «чрезмерного потребления алкоголя», как называла это действие Наташа Романофф, но что-то отвлекает его внимание. ‒ А вот и главная звезда вечера! Мы все боялись, что она не придёт, но она здесь! Поприветствуем Пегги Картер! – объявляет ди-джей. Барнс вздрагивает, отдёргивает руку от алкоголя. Бросает короткий взгляд на друга, но того и след простыл. Вскоре он находит Роджерса в компании Пегги. Она расцветает каждый раз, когда видит Стива. Но ведь Баки тоже… и он понимает, что пора действовать. ‒ О, здравствуй, Пегги! – Джеймс врывается в их разговор, приобнимая обоих за плечи. – Давно не виделись! Выглядишь обворожительно, дорогая. ‒ Да, Джеймс. Целую вечность. – она одарила его доброжелательным взглядом, но казалась слегка напряжённой. Взгляд Стива, напротив, так и умолял Баки «свалить куда-нибудь нахрен, да поскорее». ‒ Ладно, не буду вас беспокоить, отдыхайте, ребята. – Барнс подмигивает им, отдаляясь в прежнем направлении. Совсем пропадает из виду, прежде чем Картер пытается возразить. Он случайно наталкивается на кого-то, извиняется. Как же это глупо. Баки глупый. Неловкий, нетактичный, навязчивый. И, скорее всего, бесполезный. Кому нужны слова любви от такого, как он? Уж точно не Стиву, который, должно быть, кипятком писает при одном лишь упоминании Пегги. А чем Баки лучше его? Ведь от одной мысли о Роджерсе он ведёт себя не лучше. Наверное, Стив всё давно понял и насмехается над ним. Да, всё именно так. Иначе и быть не может? Если всё не так, то почему он не переносит присутствия Баки, когда рядом Пегги? Неужто Роджерс видит в нём соперника? Невероятно. Баки опустошает ещё пару бокалов, отходит в тёмный угол комнаты, но оттуда его прогоняет какая-то целующаяся парочка. Очередной намёк. Барнс охватывает взглядом всю комнату. Всё вокруг плывёт, и он смеётся с самого себя. Тихо, как кажется ему самому, стараясь не привлекать лишнего внимания. Не весь же разум его покинул? Какой-то парень всё же заметил его странную улыбку, шутливо спросил, где он раздобыл травку, в ответ на что Баки грубо послал его. Настрой тут же изменился, как и намерения: расталкивая людей, он пробрался к выходу из дома. Весенний вечер встретил его легким тёплым ветерком. Баки устроился на ступенях недалеко от сада на заднем дворике. Было довольно уютно, как он отметил. Свежий воздух помог взбодриться, и от прежнего головокружения не осталось и следа. ‒ Стив, ты сумасшедший! Я не могу вот так принять решение! – послышалось где-то в глубине сада. Голос Пегги он узнал сразу же. – Для меня это серьёзный шаг, ты сам понимаешь. Голос разума, пробирающийся сквозь туман опьянения, так и умоляет Баки уйти сейчас. Пока не стало совсем поздно. Но он остаётся. ‒ Да, Пегги. Но я всё тщательно обдумал. И люблю я только тебя. И, если понадобится, готов ждать. – едва Стив произносит эти слова, раздался тихий шелест листвы, а за ним следует тихое «я согласна». Баки хотелось смеяться. Снова. На этот раз надоедливо, раздражающе, громко, настолько громко, чтобы его заметили. Настолько громко, чтобы пристыдить их. Только вот за что? Они не виноваты в том, что… Скорее, он опозорит себя да так, что Стив возненавидит его, а Пегги посчитает поехавшим. ‒ Джеймс? Давно ты тут? – голос Пегги прозвучал совсем близко. Барнс поднимает голову, оскаливается. Смущённая улыбка вмиг сползает с её лица. ‒ Предупрежу все ваши вопросы: я рад за вас. Совет да любовь. Или что там говорят в таких случаях. Уж в этом я не знаток. ‒ Очень грубо с твоей стороны, Бак. – вмешивается Роджерс. Заметив недовольный взгляд девушки на себе, он натянуто улыбается, заставляет себя сказать «спасибо». Стив знает, что Баки завидует. Ох, как же хорошо он это знает. Если разбудить Роджерса посреди ночи и спросить, что мучает его друга, он, ни секунды не раздумывая, скажет «зависть». ‒ Я, пожалуй, пойду домой. – поднимаясь, говорит Баки. – Выпил слишком много. Но я останусь ради тебя, Стив, если нужно. ‒ Не беспокойся, Джеймс, я отвезу его домой. – Пегги обеспокоенно смотрит на Барнса. – Я могу вызвать тебе такси. ‒ Не стоит. Мне тут недалеко. Ещё раз поздравляю вас. Стоило остановиться тогда. Забыть о своих чувствах, уничтожить их. Растоптать, как растоптали его самого. Баки было шестнадцать, когда он влюбился по-настоящему в первый раз. Баки было девятнадцать, когда тот, кого он любил, выбрал другую. Баки было двадцать один, когда он потерял друга. Баки было двадцать два, когда он нашёл того, кто полюбил его. Полюбил таким, какой он есть. Со всеми недостатками, страхами. И теперь Баки боялся, что Гельмут исчезнет так же, ничего толком и не объяснив. Остатки здравого смысла убеждали его, что такого не произойдёт, только не с Гельмутом. Не в его это характере. Он не такой. Он – полная противоположность Барнса, при этом он как пазл, идеально его дополняющий. В нём, подобно зеркалу, Баки видит себя. Таким открытым, чистым; обнажённым душой и телом. И он не знает, как ему на это реагировать. Ему нужно, чтобы кто-то привёл его разум в порядок. Единственный, кому это под силу, ‒ он сам. Джеймс в этом убедился. И он принимается за медитацию, одно из малочисленных занятий, дарящих ему спокойствие. Хоть и недолгое. Баки закрывает глаза, делает глубокие вдохи и выдохи, дабы заглушить поток навязчивых мыслей. Мысли-мучительницы потихоньку отдаляются, и на пару минут парню кажется, что они никак его не касаются. Барнс представляет место, приносящее умиротворение. Каждый раз этим «местом» оказываются объятия Гельмута. Тёплые, обволакивающие, нежные. Баки хочет раствориться в этих ощущениях, но не забывает концентрироваться на деталях. Он чувствует, как мужчина ласково поглаживает его по голове, шепчет что-то мягкое, неразборчивое на немецком. Чувства Баки обостряются настолько, что он может различить каждое, даже самое лёгкое прикосновение пальцев Гельмута к волосам. Подушечку каждого пальца, изящное запястье, на котором висят посеребрённые часы. Ощущает запах тела его мужчины, сладковатый, дурманящий. Баки его вдыхает сильнее, едва ли не издаёт тихий стон. Идиллическая картинка не удерживается надолго: что-то извне так и стремится её разрушить. Баки изо всех сил отталкивает неприятный ему образ, но тот не уходит. Образ бормочет, шепчет, говорит, срывается на крик, скандирует, всячески сбивает Джеймса. И его невозможно перекричать. И этого достаточно, чтобы Баки сдался. Голос «образа» раздаётся эхом в голове, бьёт в виски. Баки проклинает его, срывается с места. Ему срочно нужно выпить что-нибудь от этой невыносимой боли. Уснуть. Медитировать в таком состоянии было ужасной идеей. Джеймс дёргает за дверную ручку ванной комнаты, но та не поддаётся. Слышится тихий шелест воды: там Наташа. Он обессиленно садится у двери, почти что падает. Прислоняется спиной к стене, запрокинув голову. От изменения положения тела в виски ударяет с новой силой. Проскальзывают навязчивые образы, среди которых Стив. От этого становится тошно. Он пытается сосредоточиться на звуке воды, спокойном, размеренном, но боль не отступает, скорее, наоборот, усиливается. Баки теряет счёт времени. Каждая минута кажется вечностью. И он не замечает, когда выходит Наташа, укутанная в уютный банный халат. Она едва сдерживается, чтобы не вскрикнуть. Быстро достаёт нужные таблетки из аптечки, приносит стакан с водой. ‒ Ну же, Баки. – шепчет она, стараясь не ухудшить его состояние. – Тебе нужно прилечь. ‒ Ты побудешь рядом? – спрашивает он. Голос его тихий, слабый. ‒ Конечно. Всегда. – Романофф подаёт ему руку, помогает встать. – Поспишь и будешь как новенький. Баки бормочет что-то неразборчивое в ответ, пока Наташа укладывает его в постель. Замечает ноутбук на кровати, убирает его на полку шкафа. Тут она вспоминает, что Барнс должен был поговорить с Гельмутом. В голову закрадываются беспокойные мысли. Она помогает парню выпить лекарство, укрывает лёгким одеялом. Быстро, почти бесшумно, приносит влажное прохладное полотенце, прикладывает к его лбу. Барнс облегчённо выдыхает, прикрывает глаза. ‒ Нат, ты не уйдёшь? – едва шевелит губами. ‒ Останусь с тобой. Пока не уснёшь. – Наташа берёт его руку в свою. Мягко, аккуратно. ‒ Спасибо. Знаешь, мне точно нужно встретиться с Хелем. Зря я всё это устроил. ‒ Обсудим это позже, хорошо? А пока спи. - она поправляет полотенце на его лбу.

***

Джеймс перечитывает написанное раз за разом. Прошло всего две минуты, но он волнуется. Картинка плывёт перед глазами, и Баки ненавидит себя за излишнюю тревожность. Пробегает глазами по тексту ещё раз. И ещё. Ищет несуществующие ошибки. Проверяет, точно ли отправил сообщение Гельмуту. Винит себя снова и снова. Винит в том, что он недостаточно уверен в своих силах, недостаточно сосредоточен, недостаточно умён. Да он готов продолжать этот список бесконечно. Ещё раз скользит взглядом по тексту. Кладёт телефон прямо перед собой на кровать, всё также не сводя глаз с экрана с сообщением. Садится по-турецки, опустив голову. Сообщение отмечается как «прочитанное». Сердце Баки пропускает удар-другой. Гельмут наконец отвечает: предлагает встретиться в кафе недалеко от университета. То самое, в котором они начинали праздновать успех Джеймса на презентации. Парень немедленно отвечает; пальцы мелко дрожат, и он едва попадает по клавишам с первого раза.

Хорошо, Хель. Тогда увидимся в 3? 10:29am

В конце смс он добавляет сердечко. Отправляет. (Фотография) 10:30am Немного устал, но с нетерпением жду встречи с тобой. Постараюсь взбодриться. 10:30am На фотографии Баки видит самого Гельмута, окружённого папками с документами. Тот и взаправду выглядит уставшим, но улыбка на его лице так и стремится доказать обратное. Очки чуть спали с переносицы, отчего взгляд мужчины казался подобным лисьему.

Не перетруждайся, хорошо? Люблю тебя 10:33am

В ответ Джеймс тоже получает сердечко. Радуясь предстоящей встрече, бежит в ванную. По пути едва ли не сбивает Наташу, спокойно направляющуюся как раз в его комнату. ‒ Вижу, тебе лучше. Так радуешься, что голова не болит? – она подозрительно оглядывает его сверху вниз, затем – обратно. – Постой-ка. Что, к свиданию готовишься? ‒ Ну… это вряд ли можно так назвать. Тем более после того, что я устроил. – Барнс виновато отводит взгляд. – Но да… ‒ Да ладно! – Наташа обнимает его за шею. – Ты уверен, что готов к этому разговору? – и с этими словами ослабляет объятия. ‒ Что-нибудь придумаю. Не знаю, смогу ли всё рассказать ему, но сделаю всё возможное. Я же не должен прятаться от собственных чувств? – последняя фраза прозвучала неуверенно, но обнадёживающе. ‒ Мыслишь в правильном направлении, красавчик. А теперь беги собираться. Не хочу, чтобы ты опоздал. – девушка, встав на носочки, оставляет лёгкий поцелуй на его щеке. ‒ Теперь меня определённо ждёт удача. – отвечает Баки, поглаживая место поцелуя. – Но я хотел попросить тебя кое о чём. Если не сложно. ‒ М? Дай угадаю… Помочь подобрать наряд? Мог бы даже не спрашивать о такой ерунде. Иди в душ, а я позабочусь об этом. ‒ Нат, ты моя спасительница! Что бы я… - Без тебя делал? – дополняет его фразу Романофф, уже перебирая одежду в шкафу, в котором последние две недели весьма удобно расположились вещи Баки. – Иди уже.

***

Баки опаздывает. Каждый раз. Он подбегает к кафе, а на часах уже половина четвёртого. Гельмут сидит за одним из столиком на веранде, что-то увлечённо печатает. ‒ Хей, прости, что так долго. – запыхавшийся парень садится напротив Земо. ‒ Я боялся, ты не придёшь. Хотел было тебе написать… - Гельмут откладывает телефон в сторону, другой рукой небрежно поправляет очки, но те снова спадают. ‒ Давай помогу. – Джеймс аккуратно приподнимает оправу, стараясь не испачкать линзы. – Так лучше. ‒ Ah ja, danke. – Гельмут ловко перехватывает руку Баки, прижимает к щеке, накрывает своей ладонью. – Джейми, тебя что-то беспокоит? ‒ Просто давно не видел тебя. Всё в норме. – Барнс увереннее проводит подушечкой большого пальца по гладко выбритой щеке мужчины, неловко улыбается. ‒ Хорошо. Я заказал твоё любимое мороженое. Брусничное. Попросил принести, когда ты придёшь. ‒ Откуда ты… Стоп. Наташу расспросами замучил, да? – Баки прищуривается, как будто это поможет разгадать брусничный заговор. ‒ Она сама мне написала. Полчаса назад. Или около того. – он встречается взглядом с не верящим Барнсом, хмыкает. – Правда! ‒ Значит, вот вы как… за моей спиной… ‒ Баки театрально отворачивается и замечает официанта, направляющегося к их столику. Тот ставит стаканчик с мороженым перед Джеймсом и в привычно-вежливой манере желает приятного аппетита, затем удаляется. – Ладно, я вас прощаю. – и он нетерпеливо снимает крышечку. Баки наслаждается мороженым молча, расплывается в блаженной улыбке. И Гельмут смотрит, наблюдает. И это напоминает ему о мирных вечерах, когда они с Джеймсом проводили за просмотром сериала. О ночах, когда Джеймс засыпал в его объятиях. Полностью расслабленный, умиротворённый. Тогда на лице парня читались все положительные эмоции одновременно. ‒ Ты такой очаровательный. Так бы и любовался тобой. – неожиданно для себя произносит Гельмут. – Я так соскучился, что говорю всякую Quatsch. Не обращай внимания. Баки отрывается от мороженого, удивлённо смотрит на Земо. И Земо кажется, что тот похож на оленёнка, милого, маленького, сбитого с толку. Оленёнка с мороженым на кончике носа. ‒ Ты немного испачкался. – Гельмут тянется к подставке для салфеток, но Барнс неодобрительно машет головой. ‒ Придумай способ получше. – Баки облизывает поалевшие губы. Опускает взгляд на губы мужчины, тут же делает вид, что увлечён только мороженым. ‒ Ну, сам виноват. – с этими словами Гельмут приподнимается, наклоняется над столиком. Осторожно слизывает лакомство с носа парня. Щёки Джеймса тут же вспыхивают: теперь они точь-в-точь такого же цвета, как и губы. Земо чуть отодвигается, наблюдая за реакцией с самодовольной ухмылкой. Садится, только когда убеждается, что всё пошло по плану. ‒ Т-ты мог просто убрать его пальцем. – Баки касается горящих щёк. ‒ Но ведь так было бы неинтересно. Тем более, ты сам дал мне свободу выбора. – Гельмут отпивает остывший латте из стакана, не прерывая зрительного контакта. Джеймс ничего не говорит в ответ, лишь грустно поглядывает на пустой стаканчик, до сих пор пахнущий лучшим мороженым на свете. ‒ Заказать тебе ещё одно? – спрашивает Земо, но Баки бормочет что-то похожее на «нет, спасибо». ‒ Мы можем пойти в более уединённое место? – более разборчиво произносит парень. Он оглядывается на прибывших посетителей кафе. ‒ Kein Problem. Wohin willst du gehen? – Гельмуту приходится повторить последнюю фразу дважды: Баки будто витает в облаках. ‒ Тут недалеко заброшенная баскетбольная площадка. Мы с Наташей там раньше часто зависали. – Джеймс немного приободрился. – Но если не хочешь… ‒ Хочу. Мне интересно взглянуть на это местечко. – он встаёт, закидывает на плечо сумку. – Веди меня. – протягивает Баки руку. Джеймс неуверенно сжимает ладонь мужчины в своей, направляется к пешеходному переходу. К счастью для Баки, тут же загорается зелёный сигнал, и они быстро пересекают дорогу. Баки идёт впереди, боится посмотреть на Гельмута. Потому что он разрыдается, если столкнётся с взглядом солнечных, тёплых глаз. Ему стыдно, страшно. Он жалеет, что не закончил всю историю со Стивом ещё до знакомства с Земо. Тогда бы он не мучился настолько сильно. Он идёт, крепко сжимая жилистую руку в своей дрожащей, и не знает, что ему делать. Главный для него страх – неизвестность, неизбежность. Если он не скажет Гельмуту, то потеряет его. Если скажет, то… Что же случится тогда? ‒ Не спеши, Джейми. Я едва поспеваю за тобой. – голос Земо мягкий, но взволнованный. Баки ненавидит себя ещё сильнее. ‒ Прости. Мы почти на месте. – Барнс шмыгает носом, стараясь подавить слёзы. ‒ Я, кажется, не говорил, как бесподобно ты выглядишь сегодня. Ты всегда прекрасен, но тебе так идёт цветочный принт. – Гельмут предпринимает ещё одну попытку вывести Джеймса на коммуникацию, но тот сохраняет молчание. Заговаривает Баки только когда они оказываются на той самой площадке. Он отпускает руку мужчины, садится на одно из сидений, предварительно отряхнув его от упавших листьев и веточек. ‒ Ну, мы на месте. – произносит он. Сидит он ровно, положив руки на колени, смотрит перед собой. ‒ А тут атмосферно. Люблю такое. – он устраивается на соседнем сидении, принимает то же положение. – И так спокойно. ‒ Скажи, Хель, есть ли хоть что-то на свете, что заставило бы тебя возненавидеть меня? – выпаливает Джеймс. Поджимает губы, но они растягиваются в печальной улыбке. ‒ К чему такие вопросы? Джейми, я волнуюсь за тебя. – он хочет взять Баки за руку, но тот отдёргивает её. ‒ Ответь, прошу. Иначе меня истязает мой же разум. – Джеймс издаёт нервный смешок, шмыгает носом. ‒ Не могу сказать ничего о ненависти, но для меня неприемлемо предательство. И неважно, плотское или мысленное. ‒ Значит, я предал тебя. – Барнс тяжко вздыхает, закрывает лицо руками. ‒ О чём ты? – на лице Гельмута отражается недоумение. Оно медленно, неуверенно перерастает в страх. ‒ Я совершил глупость. Давно, в подростковом возрасте. И эта глупость тянется за мной с тех самых пор. Мне нужно это отпустить, но я боюсь, что уже слишком поздно. ‒ Я не понимаю. Джейми. – в мыслях Гельмута проскальзывают события прошлых двух недель. Неожиданное исчезновение Баки, годовщина смерти отца, попытки забыться в работе. ‒ В старшей школе мне кое-кто нравился. И этот человек был очень важен, дорог для меня. А я всё испортил тем, что влюбился. И вёл я себя как конченный идиот. Можно было бы посчитать, что я… завидую? – Джеймс всхлипывает, потирает кончиками пальцев виски. – Но я и сам не понял, что чувствовал. Я лишь хотел привлечь внимание к себе, хотел, чтобы уделили хоть минутку времени мне. А этот человек… просто смотрел на меня, как на психа какого-то. Думал, что я хочу отбить у него девушку. Что мечтаю о таких же отношениях. Да, я мечтаю, что меня полюбят. Полюбят мои недостатки, ошибки… ‒ Джейми. – ласково произносит Гельмут, поворачиваясь всем телом к парню. Не менее ласково берёт его за руку, поглаживает. Прижимает к своим губам, покрывает костяшки пальцев хаотичными поцелуями. Баки кажется, что тот сейчас задаст вопрос, пугающий его больше всего, но тот говорит лишь «я слушаю тебя, mein Junge». И Баки поражается, сколько силы, терпения в человеке рядом. ‒ Тот парень… он был моим лучшим другом. Мы знакомы чуть ли не с первого класса. Я всегда поддерживал его, иногда подкалывал… ну, по-дружески. Ему нравились мои шутки. Он поддерживал мои безумные выходки, типа прогулок на всю ночь. Я поддерживал его. Каждый раз, когда он показывал новые картины… он чудесный художник, серьёзно… я каждый раз говорил ему, что получается всё лучше и лучше. И я долго не мог понять, что я к нему чувствую. Даже хотел пойти к школьному психологу, но передумал в самый последний момент. Тебе, должно быть, неприятно слушать моё нытьё. ‒ Всё в порядке. Рассказывай. Я вижу, как это для тебя важно. – голос Земо более не звучит встревоженно. ‒ Я никому так и не смог рассказать об этом. Не помню точно, когда всё осознал, но никогда не забуду, что изо всех сил пытался отвлечь на себя девушку, за которой он бегал. Она очень талантливая, красивая. И хобби у неё необычное. Любит всякие шпионские штучки. Я тогда столько всего узнал про её увлечения… Так вот, о чём это я. Три года я занимался всей этой чушью, почти решился признаться ему в любви, но выбрал совсем неподходящий момент. Было поздно. Тогда я немного охладел к нему, как мне казалось. Но всё было иллюзией. Сердце болело от одной только мысли о них. С-С-Стив меня ненавидел, а я ничего не мог поделать. После школы мы сняли квартиру, на пару месяцев всё поутихло. Мы ходили в бар, гуляли. Тогда ещё с Сэмом познакомились. – при упоминании Сэма Баки просиял. – Но он часто был в разъездах, работа, всё такое. И мы оставались со Стивом одни, если так можно сказать. Часто приходила его девушка, но ещё чаще они уходили куда-то. Она всегда спрашивала, хочу ли я пойти с ними. Нужно ли мне что-нибудь в магазине. Иногда покупала мне всякие сладости, предлагала посмотреть фильм втроём. Стиву эта затея не нравилась, и я, отшучиваясь, уходил в свою комнату. ‒ Я лично не знаком с ним, но не могу дождаться этой встречи. Хотелось бы взглянуть ему в лицо и спросить, кем вообще нужно быть, чтобы поступить так с другом. – Гельмут оставляет поцелуй на пальцах Баки, продолжает. – Да, ты тоже не совсем правильно сделал. Но я тебя не осуждаю: ты был юн и, вероятно, тебе было страшно. Я понимаю, mein Lieber. Этот парень, напротив, не знал всей ситуации. И все равно выбрал неправильную тактику. Это говорит о слабости характера, духа. На его месте я бы обсудил всё лично, а не старался ограждать девушку от тебя. – Земо достаёт из сумки носовой платок, подносит к раскрасневшимся щекам парня, бережно вытирает. – Ja, so ist es besser. ‒ Прости меня за это, Хель. Я – сплошная катастрофа. Ошибка на ошибке. – от слёз серо-голубые глаза сделались лишь ярче. – Я один с этим не справлюсь. ‒ Ну же, почти получилось. – Гельмут отпускает руки парня, придвигается так близко, как может, целует кончик носа. Прислоняется лбом ко лбу Джеймса, прикрыв глаза. – Если тебе нужна помощь, ты только попроси. ‒ То есть ты не думаешь, что я до сих пор люблю Стива? – всхлипывает Баки. ‒ Почему я должен так думать? Ты не можешь отпустить ситуацию, она тебя гложет. Но откуда-то знаю, что те чувства остались там, в прошлом, да? – Гельмут так и хочет посадить парня к себе на колени, укутать в уютный махровый плед, напоить горячим чаем. – Ты хочешь быть счастливым, но этот человек мешает тебе насладиться настоящим. ‒ Ты мне поможешь? – Баки утыкается лицом в плечо мужчины, не переставая плакать. – Поможешь полюбить себя? Перестать винить во всём? – с этими словами приходит такая лёгкость, свобода, какую парень давно не ощущал. ‒ Сделаю всё, что от меня зависит, mein lieber Junge. Мы сделаем это вместе, знаешь почему? Потому что ты очень сильный мальчик и справишься со всем. А я буду рядом. Рядом будут Наташа и Сэм, в них я уверен на все сто. – едва Земо договаривает последнее предложение, как Барнс обнимает его ещё крепче, шепчет бесконечное «спасибо». ‒ Если хочешь, можем пойти ко мне. – продолжает Гельмут. – Приготовлю для тебя что-нибудь вкусное. ‒ Только если у тебя не было других планов. – Баки нехотя отодвигается от него, поправляет растрепавшиеся волосы. ‒ Этот вечер посвящён лишь тебе, мой мальчик. Пойдём. – он встаёт, протягивает руку парню. – Спешить нет нужды. ‒ Значит, не зря я надел эту рубашку. – смеясь, говорит Барнс. – Она точно приносит удачу. ‒ И она тебе к лицу. Чёрный шёлк с красными цветами. Буду знать, что… - и Баки не даёт договорить, затыкает его поцелуем. Мягким, но требовательным.

***

‒ Ну, как провёл время с Гельмутом? – непринуждённо спрашивает Наташа, подходя к Баки со спины. ‒ Ты меня напугала! – Барнс оборачивается. Выглядит он довольно смятенным. – Всё хорошо. По крайней мере, я на это надеюсь. ‒ Вы больше не будете так себя вести? Заставляете меня нервничать, а я не молодею, вообще-то! – она деланно скрещивает руки на груди. ‒ Мы постараемся оправдать твои ожидания, Нат. Но всё сделанное к лучшему. Иначе и быть не может. ‒ Ты ему рассказал. – утверждение, не вопрос. – Теперь я могу спать спокойно. ‒ Ну… а я пока нет. Проблема даже наполовину не решена. ‒ Это в любом случае важный шаг! И ты сделал его. Дальше будет легче. – Наташа кладёт ладонь на плечо Джеймса. – У тебя есть Гельмут, Сэм и я. И мы не дадим тебя в обиду! Тем более каким-то придуркам вроде Стива Роджерса. Где-то в стороне раздаётся знакомый голос. Слишком знакомый. ‒ А вот и он. – шепчет Романофф за мгновение до того, как Стив оказывается рядом. ‒ Бак, нам нужно поговорить. – начинает он. – Только наедине. – окидывает девушку мрачным взглядом. – Не понимаю, что за проблема с тобой. Наташа хочет ответить ему колкостью, но выражение лица Баки вынуждает передумать. ‒ Ещё не ясно, кто… - произносит Барнс, но его речь прерывает преподаватель. Постоянно задерживается, а тут вовремя решил прийти. Баки громко вздыхает. – Потом. – берёт Нат за руку, ведёт к излюбленному месту. Роджерсу остаётся только смотреть им вслед. «А ты неплохо держался.» – Наташа передаёт Джеймсу записку. Он пишет быстрое «спасибо», возвращает ей листочек. «Не смей отматывать назад. Ты знаешь, что я и сама поборю его, если придётся.» «Нат, нет. Я смогу.» С этими словами он открывает переписку со Стивом, удаляет его номер из чёрного списка. Глядя на это, девушка усмехается.

Хорошо. Встретимся после занятий. Я сегодня до трёх. 8:45am

Показывает Наташе отправленное сообщение. ‒ Ну что, добилась своего? – дерзко спрашивает Баки. Показная уверенность сбивает Романофф с толку. Ненадолго, но Баки и его бешено колотящемуся сердцу этого достаточно.