Erwachen der Bisexualität

‒ В вечера, подобные этому, так не хочется никуда выходить. – будто невзначай произносит Гельмут, прислушиваясь к шуму дождя за окном. Сочетание падающих капель и размеренного дыхания Джеймса, уютно устроившегося на его груди, приносит некое состояние умиротворения. Парень лишь хмыкает в ответ на фразу, прижимает ладонь Гельмута к своей груди. Он чувствует то же самое, но ничего не говорит, надеется, что его понимают без слов. Он знает, что его понимают. С начала лета всё так изменилось. Место, которое он ранее считал домом, убежищем от ужасов окружающего мира, стало не более чем самой обыкновенной квартирой, в которую хочется возвращаться только для того, чтобы потихоньку забирать те или иные безделушки. Так, этим утром Баки заехал, чтобы перевезти любимые плакаты и немного тёплых вещей, а в итоге попал под дождь. Гельмут, увидев его промокшего в компании тяжелых сумок, не на шутку разволновался: Баки это лишь позабавило, но он почувствовал такое облегчение, когда Земо помог занести вещи в дом. В его новый дом. Их дом. Да, для Гельмута обстановка не сильно поменялась; должно быть, он уже долго живёт в этом самом доме, который Джеймс изначально принял за поместье. Единственное отличие – ставшее постоянным присутствие самого Баки, которому предстояло привыкнуть к несколько необычным для него условиям. К новой обстановке, которой он всегда так боялся. Или думал, что боялся. Октябрь в этом году выдался довольно холодным; Баки не может припомнить, когда в последний раз осень была такой хмурой и заставляла спрятаться в одеяло и обнять близкого человека настолько крепко, что можно было бы услышать каждый вдох, каждый удар сердца, раствориться в этом почти беззвучном ритме тел и душ. В ритме, гревшем не хуже самого тёплого одеяла. В один из таких мрачных дней ему и пришла идея для подарка Гельмуту в честь дня рождения. На следующий же день он оббегал все магазины со швейными принадлежностями, закупился понравившимися тканями. Он выбрал два цвета: светло‒коричневый, напоминающий о костюме Земо во время летней поездки в Германию, и сиреневый, который, как ему совсем случайно сказала Ванда, был любимым цветом мужчины. Сразу после Джеймс поехал к Наташе, удивив её столь ранним визитом. Обычно он не приходил раньше полудня, а тут явился в десять тридцать утра, так ещё нагруженный не пойми чем. Такая выходка мгновенно помогла ей проснуться. Находясь в поисках старой швейной машинки, она стала расспрашивать, с чего вдруг Баки снова взялся за давно забытые увлечения, ведь он не шил, наверное, с класса одиннадцатого. Тот лишь пожал плечами. Нат закатила глаза: так глупо скрыть от неё что-либо он давно не пытался. Ладно, история со Стивом была скорее исключением из правил, самым исключительным исключением. Не могла же она быть такой невнимательной, это не про неё! ‒ Ты думаешь, я не понимаю, что ты готовишь подарок для Гельмута? А ну колись, что придумал! – последнее предложение девушка протягивает с чётко выраженным русским акцентом. Этот приёмчик, как ей самой кажется, она использует для устрашения, но на деле это только забавляет Баки. ‒ В общем, хочу сшить плед, ну, знаешь, чтобы получилось что-то милое в клеточку. ‒ Я поняла. Надеюсь, ты помнишь, как пользоваться ей? – спрашивает Нат, поставив машинку на столик. ‒ Конечно, мама бы мне такое не простила. – натянуто улыбается Джеймс. ‒ Да, именно она и учила нас этому. Кстати, ты поедешь на Рождество домой? Бекки точно скучает по тебе. ‒ Я пока не думал об этом, если честно. Сначала нужно решить насчёт поездки с Хелем. Он… ‒ Какой поездки и почему я узнаю об этом только сейчас? Так, подожди, я приготовлю чай, и мы всё-всё-всё обсудим! – и она тут же скрывается в коридоре, оставляя Барнса наедине со швейной машинкой, которую подарила его мама Наташе в честь поступления в университет. Он заглянул в коробку, коснулся рукава машинки. На кончике пальца осталось немного пыли, столько, будто о приборе позабыли максимум на пару месяцев. Неужели Наташа что-то мастерила? ‒ Ладно, я поставила чайник, но у меня абсолютно нет желания ждать. Ну его, чай этот… Поэтому… выкладывай, что за поездка! Как ты мог от меня это скрыть? Кто на тебя так плохо влияет? ‒ Видимо, Стив с его сверхъестественными способностями. Как иначе он догадался обо всём? И почему сразу не сказал: «Какой же ты наивный идиот, Бак, что влюбился в меня»? – отвечает Баки, постукивая по коробке. – А если серьёзно, Хель предложил поехать в Германию на несколько дней, отпраздновать там. Я не знаю, как семья отреагирует. Ну, не только на моё отсутствие, но и на то, что у меня есть парень. Парень. У меня. Сам не верю, что говорю такое. ‒ Ты всё-таки хочешь им сообщить об этом? И, боже, перестань издеваться над бедной коробкой. С выкройкой я тебе помогу, а дальше ты сам, хорошо? ‒ Конечно. Насчёт признания… пока есть кое-какие сомнения, если честно. – Джеймс теперь нервно постукивал по собственным коленям. ‒ Дай угадаю: у этих сомнений имя Джордж Барнс. ‒ Да. Отцу вряд ли понравится, что я... такой. А соврать насчёт девушки не вариант, сама знаешь. Только хуже сделаю. ‒ Значит, поеду с тобой и буду биться за тебя и твоё право любить того, кого ты сам пожелаешь. Я это так не оставлю. На крайний случай буду готовить Гельмута к конфронтации с твоим батей. – последнее слово она сказала на русском и несколько пренебрежительно. ‒ Бекка, кстати, уже знает. Я звонил ей пару дней назад. Она так громко визжала, что я чуть не оглох. Не думал, что новость её так обрадует. – наконец Баки улыбнулся более искренне. ‒ Малышка Бекки лучшая. ‒ донеслось из кухни, а пару мгновений спустя гостиную наполнил чудесный аромат ванили. – Как у неё дела? Она же перешла в старшую школу, да? ‒ Да, не верится, что она уже такая взрослая. Мне она сказала, что всё замечательно, и что она усиленно занимается математикой. ‒ Как грустно, что ты единственный гуманитарий в семье, Баки. Совсем тебя замучают этими точными науками. ‒ Да ну тебя, я думал, тебе тема с поездкой намного интереснее. – сделав пару небольших глотков, ставит чашку на поднос. – Но, если тебе больше нравится подшучивать надо мной, я весь в твоём распоряжении. – и с этими словами откидывается на спинку дивана, самодовольно ухмыляясь. Гельмут, мягко освободив ладонь из слабой хватки парня, осторожно касается кончиками пальцев его висков, массирующими движениями передвигается дальше, проводит по чувствительной коже за ушами, задевает не менее чувствительные мочки. Баки прикрывает глаза; на его лице расплывается мечтательная, безмятежная улыбка. Он жмётся спиной ещё ближе, борется с желанием уснуть прямо здесь, в объятиях Хеля. Хеля, нагло использующего маленькие (на самом деле, ужасно огромные) слабости Баки против него. Это так нечестно. ‒ Это пытка такая? – сонно шепчет Джеймс; кажется, он едва размыкает губы. ‒ О чём ты, mein Junge? Лишь хочу, чтобы ты немного расслабился, согрелся. На улице тот ещё ужас. Тебе повезло, что дождь не такой сильный был, не то что сейчас. – Гельмут оставляет невесомый поцелуй на макушке парня, вдыхает его запах. – Если хочешь, могу отвлечь тебя. Что предпочтёшь, разговор обо всём и ни о чём? Или, может, какой-нибудь фильм? ‒ Разговор. Хотя из меня сейчас такой себе собеседник. ‒ Я же знаю пару способов тебя взбодрить. – интонация Гельмута слишком двусмысленная. Рука мужчины настойчиво и нарочито медленно спускается к торсу Баки, оглаживает едва выделяющиеся в таком положении кубики пресса. – Вау. Давно хотел спросить, как добился таких результатов? Сутками не выходил из спортзала? ‒ Хель, прекрати, щекотно. – заливается смехом Джеймс, когда Гельмут по-настоящему начинает его щекотать. ‒ Ты говорил, что любил на спортплощадке время проводить. – и всё же останавливает свою маленькую игру. – Ты так чудесно смеёшься. ‒ Да, увлекался баскетболом. – щёки парня тут же покраснели на пару тонов. – Играл в школьной команде, но, видимо, я был тем самым непопулярным спортсменом. Или, может, мне всё это не было нужно. Не знаю. Я отвратно играл. ‒ А вдруг совсем наоборот? Ты был настолько хорош, что к тебе стеснялись подойти? ‒ Да ну, Хель, я почти всегда был запасным игроком. Хотя один парень из команды как-то сказал, что тренер не берёт меня в основной состав из-за неуверенности. – поднявшись, продолжает Баки. Он садится напротив Гельмута, старается смотреть ему в глаза. ‒ Тренер тот ещё Arschloch. А я бы с удовольствием посмотрел на твою игру. Уверен, ты выглядишь просто замечательно на поле. С огоньком в глазах, влажными от пота волосами, такой целеустремлённый. – он ненастойчиво накрывает руку Джеймса своей, дразнящими прикосновениями обжигает кожу. ‒ Спасибо. Спасибо, что так легко можешь смутить меня. – переводит взгляд на то, как старательно Земо вырисовывает незамысловатые узоры. ‒ Ты чего, mein Lieber? Я же говорю правду. Мне невероятно повезло с тобой. – он прижимает ладонь парня к своей щеке, трётся кончиком носа, оставляет лёгкий поцелуй чуть выше запястья. ‒ Я понимаю, ‒ на выдохе произносит Баки, ‒ но и ты пойми, мне сложно принимать комплименты и всё такое. Иногда я будто этого не заслуживаю. ‒ Знаю, и мы будем над этим работать. Если только ты пожелаешь. ‒ Я говорил, что записался к психотерапевтке, о которой мне Ванда рассказывала? – решительно говорит Баки, поражаясь собственной смелости. Он замечает резкую перемену во взгляде Гельмута. Перемену в лучшую сторону. ‒ Нет, Джейми. Ты такой молодец. Горжусь тобой. – Земо прижимает его к себе как можно ближе, поддерживающе поглаживает по спине. – Буду говорить это каждый день, и ты меня не переубедишь. – немного отстраняется, одаривает ласковым поцелуем в лоб. ‒ Ладно, а я так хотел попытаться… ‒ смеясь, отвечает Баки. Без всякого смущения рассматривает лицо Гельмута, выглядящее сейчас по-особенному прекрасно. Джеймс не знает, благодарить ли за это едва пробивающиеся лучики холодного октябрьского солнца, или же слова, сошедшие с его собственных губ, или всю эту болтовню о баскетболе, но за такую улыбку, за искорки, пляшущие в янтарных глазах, он был готов отдать всё на свете. Морщинки в уголках глаз, в отличие от тех самых тусклых лучиков, едва заметных за тяжёлым занавесом туч, сияют ярко-ярко, подобно путеводной звезде в ясную ночь. Баки только было хотел поделиться тем, что чувствует в этот момент, как Гельмут вдруг начинает говорить: ‒ Я тут кое-что вспомнил. Точнее, наконец осознал, что мне напоминают такие наши разговоры. Чистые и искренние. ‒ И что же? – Барнс, опираясь на ладони, наклоняется вперёд, готовый внимать. Эта реакция вызывает у Земо улыбку. Снова. ‒ В свободное время я иногда переслушиваю старую коллекцию пластинок, некоторые из которых мне от отца достались. Он в основном их собирал, сам слушал что-либо изредка. Так вот, после окончания университета я как-то спонтанно начал разбирать эту коллекцию. – увлечённо рассказывает он. – Наткнулся на одну мрачную запись, как мне тогда думалось. Black Celebration группы Depeche Mode. Я и раньше слушал какие-то из песен, скорее самые популярные вроде Enjoy the Silence или Policy of Truth. А на этой пластинке – чёрный фон и по центру здание в голубом свете. Что-то тянуло меня включить её. И я залез на чердак, достал старый проигрыватель, настраивал его полдня как минимум, чтобы послушать одну несчастную запись. На одной из сторон была просто волшебная композиция Stripped. О чистой любви, о том, как это важно говорить от всего сердца, не быть зависимым от чужого, навязанного кем-либо мнения. О том, каково это, открыться другому человеку. Душой и сердцем. ‒ Хель, я… ‒ лишь шепчет Баки; внезапные слёзы предательски застилают взор, и он замолкает, не решаясь продолжить. ‒ Насчёт названия, не в физическом плане «обнажённый». Оголённый до костей, с обнажённой, распахнутой душой, готовый выслушать, принять, понять. Принять, не взирая на мнение окружающих. Готовый довериться и поверить в искренность чувств. Эта песня очень много для меня значит, и я долгое время думал, что не найдётся такой человек, который будет ассоциироваться с ней. А теперь у меня есть ты. Ты – тот, перед кем я готов обнажить душу и говорить всё, что думаю. Без стеснения и страха, без всяких льстивых словечек. ‒ Мы есть друг у друга, Хель. И мне так, не представляешь насколько приятно слышать от тебя эти слова. Для меня это очень-очень важно. Необходимо. – Баки уверенно седлает его бёдра, стремительно сокращает расстояние между ними, накрывает губы Гельмута своими в безудержном поцелуе. Только теперь, чувствуя полное единение тел и душ, Джеймс ощущает солоноватость на губах, и он не понимает, чьи это слёзы. Это уже не имеет значения. Он хаотично хватается то за плечи, то за волосы на затылке мужчины; растворяется в частых вдохах и выдохах, слившихся в одном ритме. Его глаза закрыты, и он отдаёт всего себя в этом пылком, но таком невинном танце языков. Получает он куда больше: руки Гельмута блуждают от низа рубашки, сминая ткань, тянутся выше, к уязвимой к нежным прикосновениям шее, вновь возвращаются к мочкам ушей, ласкают всё настойчивее. Баки кажется, что он давно не испытывал чего-то такого. Нет, он никогда такого не испытывал. Никто не говорил ему, что он олицетворяет что-то важное и ценное. Он и подумать не мог, что может наполнить песню ещё большим смыслом, стать самим её смыслом. И в поцелуе он хотел отразить хотя бы каплю накопившихся эмоций, горящих самым ярким бесконечным огнём. Эмоций, которые его переполняли только в присутствии Гельмута. Не отрываясь от сладко-солёных губ, он невольно вспоминает, как буквально десять минут назад Хель назвал его смех «чудесным», а ведь раньше никто ему об этом не говорил. Он улыбается в поцелуй, слегка прикусывает нижнюю губу партнёра, вырывая тем самым едва слышный стон. Джеймс приподнимает веки, пытается рассмотреть хоть что-то сквозь мокрые подрагивающие ресницы, но ничего не выходит. Он сдаётся, снова утопает в приливе чувств, наслаждается каждым мгновением. В мыслях проскальзывает идея, что всё-таки стоит показать Гельмуту пару баскетбольных штучек; Земо, заметив его отвлечённость, утыкается носом в его шею, оставляя там очередной поцелуй. ‒ Das war himmlisch. – сладко протягивает Гельмут, приподняв голову и встретившись с внимательным взглядом серо-голубых глаз. – Lass mich dich nackt sehen bis auf die Knochen. Lass mich deine Stimme hören nur für mich. ‒ Даже в такой момент у тебя получается сказать что-то прекрасное на немецком. – бормочет Баки, пока в голове всё зацикливается последняя фраза, сказанная Хелем. Слова накладываются друг на друга, превращаются в поток, конца которому нет. Баки хочется поставить мир на паузу, насладиться этими секундами, такими быстротечными и неуловимыми. Ему хочется прокручивать их на повторе раз за разом, точно так же, как это было в парке пару недель назад, когда он неловко пытался устоять на роликах. Пытался не упасть на Гельмута, хотя тот подхватил бы его, обнял так тепло и уютно. ‒ Немного цитирую Мартина Гора. Именно он написал эту песню. – бережно вытирая слёзы Джеймса, отвечает Земо. – Если хочешь, можем послушать вместе. Когда угодно. ‒ Давай прямо сейчас.

***

‒ Почему ты не мог придумать что-то попроще? – вздыхает Нат, подавая Баки очередные квадратики из флиса. – Тебя самого этого не утомляет? ‒ Совсем нет. – его голос едва слышно из-за шума швейной машинки. – Или ты предлагаешь купить готовый плед и забить? ‒ Конечно же нет. Просто… ты и так в универе устаёшь, а тут ещё это. Мне интересно, что ты наплёл Гельмуту насчёт постоянных посиделок у меня. – девушка занимает выжидательное положение, скрестив руки на груди. ‒ Что провожу время с лучшей подругой. – снова нажимает на педаль. – Это ведь правда. И ты такая замечательная подруга, которая помогает мне с подготовкой к важному и ужасно сложному тесту, да? ‒ Да-а-а, только этим мы и заняты. Решаем задачки по межкультурной коммуникации. Но всё равно интересно, почему ты продолжаешь их делать на основе моих эссе, дорогой? – усмехается Наташа. ‒ У меня голова сейчас другим забита, сама понимаешь. – Джеймс кивает в сторону уже готовых и аккуратно разложенных на кровати кусочков ткани. – Это всё-таки основной подарок. ‒ Да-да, я помню. Надеюсь, ты прислушаешься к моему совету насчёт… ‒ Боже, Нат, ни за что. Это слишком пошло. ‒ Моё дело предложить. Со всей этой подготовкой то ли к тесту, то ли ко дню рождения, ‒ сам выбирай, как это назвать, ‒ вы, наверное, совсем не успеваете, а тут был бы скромный намёк. ‒ Твой вариант – определённо не скромный. И если ты подаришь мне это на Рождество… нет, я даже представлять не хочу. ‒ Ску-у-учный ты. Ладно, может, ароматические свечи? Эта идея кажется Баки более разумной. ‒ Это было бы кстати. Гельмут как раз хотел вдвоём отпраздновать, ну, именно пятого ноября. А остальное «по ситуации». ‒ Вот и договорились. ‒ с довольной улыбкой отвечает Нат. – Я кину тебе ссылку на один чудесный магазинчик. Вдруг ещё что-нибудь присмотришь. ‒ Спасибо. – откладывает на край стола готовый фрагмент. – Там осталось ещё три, да? Значит, с этим сегодня закончим.

***

Закончить пошив пледа было наименьшей из проблем. Выбор свечей тоже был мелочью; Баки остановил выбор на невероятно манящем и бархатистом аромате вишни. Это было далеко не случайностью, так как одним субботним утром он обнаружил на кухне целую коллекцию вишневого чая, наверное, со всех концов света. Наугад он взял одну из коробочек с пометкой «Cultivado en España». Запах был просто изумительный. Баки обратил внимание на оставленную чуть ниже подпись. Почерк был неразборчивым, парень рассмотрел только короткое «tía», но и этого было достаточно, чтобы вызвать улыбку умиления. Джеймса всё не покидала мысль о песне. В тот же вечер Гельмут принёс проигрыватель и нашёл ту самую пластинку, чтобы поделиться с парнем воспоминанием в неизменном виде и звучании. Едва уловимое поскрипывание иглы при соприкосновении с поверхностью пластинки придавало композиции особую атмосферу, позволяло вернуться в ту эпоху, в которой Баки не выдалось возможности побывать. Ещё более ироничным был тот факт, что Гельмут родился в год выхода этого альбома. Он поделился размышлениями с Сэмом. Точнее, самому Баки казалось, что он уже всех достал приготовлениями. Уилсон, напротив, с радостью его выслушал, но давать советы явно не спешил. Барнс был в панике. Оставалось чуть больше недели, а ничего не готово. Сэму, обеспокоенному его состоянием, оставалось лишь вздыхать. Он пытался всячески поддержать друга (любимое мороженое было как никогда кстати), но и это не сильно помогало. ‒ Зря я поссорился со Стивом. Попросил бы его нарисовать что-нибудь. В этом я полный ноль. – повторяет, наверное, в пятый раз Барнс. ‒ Так, Бак, давай спокойно всё обсудим. Да, ты не художник, но ведь можно подойти к этому вопросу по-другому. Например, сделать небольшой фотоальбом со снимками того времени. С печатью я тебе помогу. ‒ А знаешь, твоя идея мне нравится. Я даже ещё кое-что придумал. Вот прям только что. Спасибо тебе огромное, Сэм! – Джеймс чуть ли не всем весом наваливается на него, крепко обнимает. – Ты меня так выручил! ‒ Да всё нормально. Мы же друзья. Несмотря ни на какие обстоятельства. – улыбаясь, отвечает Уилсон. – Ты самое главное не забывай обо мне. После твоего переезда стало совсем грустно. ‒ Прости, что так вышло. – Баки возвращается на прежнее место с несколько виноватым видом. ‒ Ты извиняешься за то, что у тебя потихоньку всё налаживается? Бак, не в этом дело. Я очень рад за тебя. Ты заслуживаешь быть счастливым. – похлопывает Барнса по плечу. – Просто звони. В гости приходи. Вместе приходите. Я всегда только за. ‒ Спасибо, Сэм. Как ты мог подумать, что я брошу тебя? Мы уже столько лет дружим. ‒ Так, ладно, что-то я расчувствовался. У меня новость. Только сядь понадежнее, чтобы не упасть. ‒ Что-то случилось? ‒ Стив переезжает. Через пару недель или около того. Он очень любезно предупредил меня. – в голосе Сэма чувствуется раздражение. ‒ Тебе нужна какая-то помощь? Хотя бы на первое время? Я могу продолжать оплачивать свою часть ренты. ‒ Баки, не стоит. Скорее всего сниму себе квартиру поскромнее. И буду больше работать. Мне не привыкать. – он достаёт ещё одно ведерко с мороженым и подаёт Баки. – Я справлюсь. ‒ Ты думаешь, что я буду просить вернуть эти деньги, так? Я понимаю, что ты не хочешь зависеть… ‒ Не только в этом суть. Зачем мне одному такая большая квартира? Большая и пустая. Иногда заглядываю в твою комнату, ожидая увидеть тебя на кровати в обнимку с подушкой и за просмотром «Секретных материалов», а в итоге… Пусто. Мне точно нужна смена обстановки. ‒ Ладно, если тебе так будет лучше. В поисках новой квартиры я тебе точно помогу, тут ты не отвертишься, Сэм. ‒ Хорошо. Думаю заняться этим на выходных. – более спокойно говорит Уилсон. ‒ Прости, что тему перевожу. Но куда Роджерс собрался? – наконец Баки снимает крышечку с мороженого, зачерпывает полную ложку лакомства. ‒ К Пегги. Никаких подробностей не знаю. – допивая давно остывший кофе, отвечает Сэм. – Увы. ‒ Так забавно вышло. Не хочу строить никаких теорий, но как совпало… ‒ А он знает причину твоего переезда? Потому что я ему ничего не рассказывал. Он попросту не интересовался. ‒ То есть, ты ему сказал: «Баки съезжает», а он ответил что‒то вроде: «окей, ладно, понятно»? Как же нелепо. – с усмешкой проговорил Джеймс. ‒ Ты точно тут звукозаписывающее устройство не устанавливал? Потому что всё было именно так. Слово в слово. Я, конечно, спросил, интересно ли ему, почему ты так решил. Стив молча ушёл. Его так задел ваш разговор? Или дело в другом? ‒ Не знаю и не желаю знать, если честно. Да, я сам вёл себя как конченный идиот, когда столько лет не мог сказать, что чувствую. Но ведь это моё дело? И, тем более, не я понимал всё происходящее и молчал. Стив хотя бы раз мог спросить, как у меня дела, не беспокоит ли меня что-то. Он просто продолжал ограждаться от меня. Он мог попытаться понять меня, а не быть придурком. ‒ Зато вы разобрались в ситуации. Продолжать играть в молчанку было бы худшим исходом. ‒ Да, ты прав. Кстати, как дела у Пегги? Ты определённо чаще с ней видишься. – Баки отставляет в сторону мороженое, явно более заинтересованный в теме разговора, чем в десерте. ‒ Она этой осенью записалась на курс по французскому языку. У неё замечательно получается. А так вроде как обычно. Про тебя ещё спрашивала. ‒ Надеюсь, ты ей ничего плохого не рассказывал? ‒ Конечно нет. Сказал, что у тебя всё замечательно в универе. Что ты познакомился с хорошим парнем. Я не называл его имени, ну, на всякий случай. Тебе решать, какие детали можно рассказывать. ‒ Она едва ли захочет меня видеть, не то что говорить со мной. Удивительно, что она вообще обо мне помнит. ‒ Передаю её слова: «Баки хороший и при этом очень стеснительный. Но я рада, что у него всё складывается так чудесно. Может, выдастся возможность лично с ним поболтать». Пегги только рада будет встрече. Я уверен на все сто. ‒ Это так мило, что на неё не повлияли «речи» Стива. ‒ Она ведь не наивная маленькая девочка, для которой не существует иных мнений кроме мнения Роджерса. Да, она его любит, но любовь – не равно иметь один мозг на двоих. Это было бы слишком скучно и просто нелогично. ‒ Ты прав. А давай что-нибудь посмотрим? Мне посоветовали такой интересный триллер…

***

Утро пятого ноября начинается для Баки с хлопот. Пробуждение в пять было не лучшей идеей, а всё из-за чуткого сна Гельмута. Баки, стараясь не потревожить Земо, аккуратно вылезает из тёплых объятий. На то место, где только что лежал, кладёт подушку побольше. На цыпочках прокрадывается к выходу из спальни. Он сразу же приступает к приготовлению завтрака, незамысловатого, но определённо сделанного с любовью. Яичница, пара тостов и кофе с молоком и карамельным сиропом. Пожалуй, кофе у Баки получается не таким вкусным, как в кафе около университета, хотя в такие моменты он жалел, что не подрабатывал там всё это время. К счастью и огромному удивлению самого Барнса, обходится без происшествий. Гельмут должен вот-вот спуститься в кухню, где его ждал бы небольшой сюрприз, поэтому Баки спешит привести себя в относительный порядок. Но не успевает. ‒ Guten Morgen, Jamie. – сонно бормочет Земо, столкнувшись с парнем на лестнице. После сна голос его низкий и хрипловатый. В любой другой день Баки бы с ума сходил от этой хрипотцы. Для него эта мелочь была той самой тонкой линией, проходящей между безумием и соблазном. Но не сегодня. Баки просто замирает. Уже сейчас всё идёт не по плану. С самого начала. ‒ Доброе. – только произносит Джеймс. Ему кажется, что он запутался в таком элементарном слове. Спросонья Гельмут едва ли понимает, что происходит. Баки, вдруг потеряв всю робость, тянет мужчину за собой. Едва последняя ступенька остаётся позади, Баки берёт в ладони его лицо, целует одновременно нежно и нетерпеливо. Каждый раз, отстраняясь, он тратит глоток воздуха на то, чтобы прошептать «С днём рождения». ‒ Спасибо, Джейми. – отвечает Гельмут и тут же обводит языком контур желанных губ. Голос его звучит сладко, текуче, подобно мёду. – Мой самый главный подарок. – и с этими словами оставляет скромный поцелуй на кончике носа Джеймса. Как ни в чём не бывало, направляется в кухню; Баки остаётся только следовать за ним. ‒ Кажется, это будет лучшим днём рождения за последние… уже даже не помню сколько лет. – продолжает Гельмут, наконец садясь за стол и пробуя тосты с сыром и зеленью. ‒ А как же Ванда? Неужели никогда не устраивала для тебя сюрпризы? – присев на соседний стул, спрашивает Джеймс. ‒ Конечно же устраивала. Но это скорее было что-то скромное. Приятный вечер с вином и хорошей музыкой. Пару раз поход в театр, но всегда выбирала она. И всегда знала, что мне понравится. ‒ Так ведь я тоже ничего масштабного не сделал. Всего лишь завтрак. Поэтому наши с ней старания равноценны. Хотя, нет, я сделал куда меньше. ‒ Ну, вот опять. Пообещай сегодня не говорить про себя ничего плохого. Ради меня. – он накрывает ладонь парня своей и с надеждой смотрит в его глаза. – И поешь что-нибудь. Не будешь же ты на учёбе голодный. ‒ Обещаю, Хель. И я уже позавтракал немного. Мне сегодня ко второй паре, нормально поем попозже. Ты же не против? ‒ Хорошо, mein Lieber. Только не забудь. – с улыбкой отвечает Гельмут. – Не стоило вставать так рано, мог бы подольше поспать. ‒ И упустить возможность поздравить тебя с утра лично? Ни за что. Кстати, что сегодня наденешь? ‒ Наверное, тот синий костюм, который мы вместе выбирали, помнишь? И водолазку. Как думаешь, тёмно-красная подойдёт? ‒ Определённо подойдёт! Поскорее бы увидеть тебя в этом, а потом и… ‒ А такие разговоры мы оставим на вечер, хорошо, Джейми? – кончиком указательного пальца он ведёт по линии челюсти Баки, останавливается в центре, осторожно, словно нехотя, приподнимает его лицо за подбородок, любуется пару мгновений, тянущихся бесконечно медленно, сладостно. ‒ Угу, я всё понял. – щёки Барнса вспыхивают ярче, чем губы, только-только остывшие после утреннего текучего поцелуя. – И да, надеюсь, ты не думаешь, что я оставлю тебя без подарка? ‒ А мне стоит беспокоиться об этом? ‒ Да ну тебя. От Наташи заразился такими фразочками? – вздыхая, отвечает Барнс. – Хочу вручить тебе подарок вечером, без всякой спешки. Но, если ты нетерпеливый, могу принести сейчас. ‒ Думаю, доживу до вечера. Так предвкушение… и желание будут только сильнее. ‒ Вот и славно. Я тогда достану костюм и водолазку. ‒ Говоря об этом… а что наденешь ты? – но Баки, так и не услышав этих слов, уже скрывается за поворотом, ведущим к лестнице.

***

Баки не хотел идти на пары в этот день. Он нервничал. Поправлял расставленные в спальне и гостиной свечи уже в стотысячный раз, проверил, на правильное ли время заказал ужин. Перемыл бокалы, тщательно протёр, чтобы не осталось ни единого развода. Это всё так раздражающе. Единственным отличием было нечто положительное в волнении, которое он испытывал. Обычно это был сплошной негатив, умноженный на отчаяние, к которым прибавлялись тоска и ступор, возведённые в невообразимо какую степень. Да, из Баки вышел бы отвратительный математик. Он чувствовал себя более счастливым, но волнение, точнее сказать, трепет, никуда не девался. Лишь видоизменялся: леденящая дрожь ушла, уступая владения тёплому и уютному ощущению, разраставшемуся внутри так стремительно и неудержимо. Может, это и есть комфорт? Просто он привык, что чувство, независимо от стороны, которую оно принимает в конце концов, должно быть сильным, неостановимым. Что, если он может это контролировать? Хотя бы чуть-чуть, совсем малую часть этого трепета? Комфорт. Баки пытается вспомнить хоть один момент, который можно было так описать. В первую очередь на ум пришло празднование того злосчастного дня рождения, когда Стив оставил его. Тогда пришла Наташа с любимыми вкусняшками и бесконечным потоком шуток и позитива в целом. Она нараспев рассказывала ему русские частушки, крепко-крепко обнимала, а потом они в обнимку уснули на диване в гостиной под какую-то старую комедию. Было чудесно. Затем вспомнились посиделки с Сэмом и знакомство с «Секретными материалами». Уилсон задавал столько вопросов, не забывая в перерывах между ними съесть очередной кусочек пиццы. Ему даже понравилось. Нет, не пицца, а сериал. После Сэм продолжил тайком смотреть эпизод за эпизодом, старался при этом не палиться. Долго это не продлилось, потому как во время просмотра одной из финальных серий второго сезона друг «предсказал», чем всё закончится. С Гельмутом было сложнее. Джеймс не мог сосредоточиться на чём-то конкретном, перебегая от воспоминания к воспоминанию. Однако первой ассоциацией почти во всех из них были два слова – тепло и понимание. С первым из «концептов» Баки связывал все те разы, когда Гельмут нарочно или совсем невзначай касался его. И неважно, было то мимолётное прикосновение к кончику носа или ощущение приятной тяжести ладони на своей. Или настойчиво-нежное кольцо рук на талии и ниже. Баки тут же бросило в жар. Он отложил в сторону чёрную водолазку, которую хотел надеть на занятия, и предпочёл мешковатое худи.

***

Нат, спасибо, что прикрыла меня 3:40pm

Барнс останавливается у двери автомобиля, чтобы нажать кнопку «отправить». Ответ приходит через пару мгновений. Ну а что мне оставалось сделать? 3:40pm С тебя поход в кино на то, что я выберу 3:41pm

Конечно! Что пожелаешь! Люблю-целую! 3:41pm

Сообщение тут же отмечается как прочитанное, но Баки откладывает телефон в сторону, уже спеша домой. Доставка прибывает вовремя. Он успевает принять душ, переодеться и подготовить подарок к вручению: достаёт коробку из «тайника» в одном из чемоданов, спокойно лежащих в углу гардеробной. Земо бы вряд ли стал там что-то искать. После финальных приготовлений у него выдаётся свободная минутка: он оглядывает себя в зеркале. Чёрный цвет определённо ему к лицу, это Джеймс усвоил ещё давно. А если это классический костюм в сочетании с однотонной чёрной водолазкой, ‒ это убийственно красиво. В качестве аксессуаров он добавил пару серебряных цепочек, выгодно завершающих образ. Ровно в пять часов и пять минут возвращается Гельмут, нагруженный пакетами. – Коллеги подарили. В основном книги, о которых я рассказывал. – говорит он, протягивая их подошедшему Баки. – О, это здорово. Тут есть и подарок от Ванды? – с любопытством спрашивает парень. – Обещала подарить завтра. «Слишком личное для рабочей обстановки». – ухмыльнувшись, продолжает Земо. – Надеюсь, твой подарок не придётся ждать до завтра? Хотя я готов и к такому. – Нет-нет, всё сегодня! Только сначала руки помой. – Джеймс, дразнясь, целует его в щёку. – Ты голоден? Я заказал нам ужин. – Не совсем, меня буквально откормили на работе. Может, через пару часов? – в ответ на шутки он притягивает Баки к себе, по-хозяйски прикусывает нижнюю губу, тут же лаская её языком. – Нетерпеливый. – вздыхает Джеймс, направляясь в гостиную. – Жду тебя и твоё хорошее настроение. Через несколько минут Гельмут присоединяется к нему. По одному взгляду на сиреневую коробку, повязанную тёмно-фиолетовой лентой с серебряными узорами, Баки понимает, что такого Земо не ожидал. – Мне уже страшно, что меня там ждёт. – переводя взгляд то на Баки, то на подарок, произносит мужчина. – После твоих слов про книги я немного засомневался. Хотел подарить что-то от себя, что ассоциируется у меня с тобой, понимаешь? Если тебе не понравится, я всё пойму, правда. – парень неловко придвигает коробку поближе к Земо. – Такого не случится. – и с этими словами он плавно тянет за конец ленточки и наконец снимает крышку. – Это так мило. – Каждый подарок внутри упакован отдельно. В первом пакетике оказывается небольшая коллекция ароматических масел. – Если захочешь, можем опробовать какое-нибудь из них сегодня. – Сделаешь мне массаж? – на лице Гельмута расплывается хитрая улыбка. – Да, с продолжением. – поддерживает небольшую игру Джеймс. Следующей на очереди оказывается небольшой альбом, составленный самим Джеймсом. – Надеюсь, я не ошибся с фотографиями. Очень долго искал. – Джейми… Ты серьёзно так заморочился ради меня? Мне даже неловко как-то. – просматривая разворот с той самой «Stripped» и следующей за ней «Here Is the House» шепчет Гельмут. Шепчет так, будто не верит в происходящее. Со страницы сборника на него смотрит очаровательно улыбающийся Мартин Гор из одноимённого клипа. Чуть ниже – Дэйв Гаан, солист группы, в типичных для того периода кожаной куртке и кроп-топе. – Тебе нравится? – неуверенно спрашивает Барнс, сжимая собственное запястье. – Очень. Это прекрасно. – всхлипывая, продолжает он. – А вот эта фотография одна из моих любимых. Мартину, ‒ Земо указывает на мужчину справа. – очень идут такие береты. – Пока подбирал фотографии, я их всех выучил. Мне нравится Энди. – Джеймс показывает на рыжеволосого высокого мужчину в очках, стоящего рядом с Мартином. На фото он единственный не был одет в кожаную куртку. – Он кажется таким спокойным. Не знаю, как это объяснить, но у него приятная энергетика. – Ты прав, Флетч и правда спокойный. И именно он всех объединяет, помогает разрешить конфликты. Замечательный человек. – Как думаешь, а мне пойдут такие береты? – вдруг переводит тему Баки. – Не знаю, mein Lieber, но ты превосходно выглядишь сегодня. И что я могу поделать, когда он одет в чёрное? – Это из песни с этого альбома, я помню. Путаюсь в мыслях и не знаю, куда он меня приведёт с его любимыми играми… – А вот это было нечестно. – Я лишь подыгрываю, не более. – Допустим. – в той же игривой манере произносит Земо. – Ты не против, если я открою следующий подарок? – Конечно нет. Если хочешь, могу сделать такие сборники и с другими альбомами. – старается отвлечь Гельмута от основного подарка на минуту-другую. Оттянуть волнительный момент. – Если у тебя будет свободное время и желание, то я только рад. Но есть одно условие. Помнишь, какое? – нарочито медленно развязывая пакет и не поддаваясь на уловки парня, говорит он. – Это… плед? – Так и знал, что тебе не понравится. Глупая идея была. – Нет-нет-нет. – Земо ощупывает ладонью ткань. – Мягкий. И очень тёплый. Под ним будет так уютно обниматься. Где ты купил такую прелесть? И цвета мои любимые. – Сам сшил. – бормочет Баки в надежде, что Гельмут не расслышит. – Mein Gott. – не медля ни секунды он обвивает руками шею Джеймса. Парень вынужденно прогибается в спине, но не отстраняется, наслаждается объятиями, дарующими покой и счастье. – Ты у меня такой молодец, такой талантливый. Спасибо за это чудо. Спасибо за то, что ты у меня есть. Баки чувствует, как одна за другой точки на его лице вспыхивают от новых поцелуев. И он лишь прикрывает глаза, стараясь запомнить этот момент в мельчайших деталях. Он хочет помнить все такие моменты. Все до единого. Без исключений. – Я люблю тебя. – едва слышно произносит Баки. – И я хочу сделать тебя счастливым. – эта фраза звучит громче и серьёзнее. – У тебя это получается лучше всех, mein herzlicher Junge. Садись на меня. Так тебе будет удобнее. – А я думал, ты не предложишь. Хотя было бы лучше сразу подняться в спальню. Там ещё один маленький сюрприз. – оседлав бёдра Земо, Джеймс отводит взгляд куда-то вниз. Кокетливость в речи выдаёт его намерения. – С удовольствием. – отвечает Гельмут, позволяя партнёру снять с себя пиджак. – Так торопишь события. – Совсем нет, Хель. – в той же манере произносит парень. Он снова ведёт Земо за собой, так, как делал это утром. Свободной рукой берёт коробочку с маслами так, чтобы мужчина не заметил. – Не расскажешь, что придумал? – Говорю же, это сюрприз. Подожди около двери, нужно кое-что подготовить. – в ответ Земо лишь кивает. Пару долгих минут спустя Барнс буквально затягивает его за собой. В комнате царит ненавязчивый, но такой пленяющий вишнёвый аромат с едва уловимыми нотками ванили. Свечи, источники запаха, стоят на прикроватных тумбочках, а также на столиках в углах комнаты, окружая пространство мягким розоватым светом. – Вау. Ты и мой любимый запах угадал. – А что тут угадывать? Ты ведь так любишь вишнёвый чай, Хель. Присаживайся. – Баки указывает на стоящий напротив зеркала пуфик. – Ну, хорошо. Я весь в твоём распоряже... – не успевает договорить он, прерванный сладким поцелуем. То ли из-за свеч, то ли по какой-то ещё неведомой причине, Джеймс на вкус напоминает вишню, терпкую, насыщенную, кисловато-сладкую. Земо издаёт тихий, полный недовольства стон, когда желанные губы отстраняются. Теперь Баки, встав позади, разводит ладонями бёдра мужчины, обдаёт жарким сбивчивым дыханием шею. Наслаждается открывшимся перед ним видом с таким упоением и желанием. Возбуждённый половой орган выделяется сквозь ткань синих брюк. Ладони движутся выше, к поясу брюк, но не расстёгивают пуговицу и молнию, лишь поддевают край заправленной водолазки. Задирают её, оголяя низ живота с тонкой полосой волос, касаются кожи, такой чувствительной и невероятно разгорячённой. Гельмут шумно выдыхает, наблюдая за каждой манипуляцией через зеркало. На его лице застывает полу-ухмылка. – Я думаю, она тут лишняя. – окончательно стягивая водолазку, мягко, невинно говорит Баки. – Не даёт рассмотреть такое искусство. – невольно задевает кончиками пальцев слегка разомкнутых губ Гельмута, и тот погружает в рот два из них, ласкает языком ненастойчиво, аккуратно. Баки этим нагло пользуется: толкается пальцами глубже, утыкается в нёбо. Земо без капли смущения принимает их, любуется собственным отражением из-под приопущенных век. – Нравится нарушать правила игры? – в ответ на это Гельмут произносит сдавленное «угу», звучащее скорее как «мгхм». Нехотя Джеймс вынимает пальцы из тёплого плена тонких губ; вырывает очередной стон, на этот раз более протяжный. Другой рукой парень ведёт от низа живота выше, к грудной клетке, проходится посередине, словно игнорируя соски, требующие хоть капли внимания. Поднимается к ключицам, усыпанным десятками родинок, к шее с уязвимым подрагивающим кадыком. Земо замирает, если не считать сбившегося дыхания. Он выжидает следующего шага. ‒ В такие моменты я жалею, что абсолютно не умею рисовать. Ты заслуживаешь тысяч прекрасных картин. Миллионов стихов, написанных для тебя. – рука Баки замирает в паре миллиметров от родинки на левой щеке. – Я влюблён в эти созвездия. Влюблён в янтарь твоих глаз. Прости, что не могу выразить всю твою красоту. ‒ У тебя прекрасно получается. Джейми, не хочешь выпить? – вдруг переводит тему. – Принесёшь Chateau Mouton Rothschild 1986 года? – название вина он произносит с намёком на французский акцент. – Ты же помнишь, куда идти? Следующая комната после библиотеки. ‒ Хорошо, я постараюсь побыстрее. – оставляя мимолётный поцелуй на щеке, Джеймс выходит из спальни. Через пять минут он возвращается с уже открытой бутылкой и бокалами. Наливает напиток в один из бокалов предельно осторожно, боясь пролить хоть одну каплю. ‒ Давай попробуем вместе? – Баки, подойдя почти вплотную, делает небольшой глоток, аккуратно размыкает пальцами свободной руки губы Гельмута, погружается в тягучий, теперь горьковато-сладкий поцелуй. Земо притягивает парня к себе, старается как можно лучше распробовать весь спектр вкусов, вложенных в напиток, вложенных в сам поцелуй. Джеймс теряется от такого рвения, но не позволяет себе прервать негу. Вино в сочетании с устами Гельмута становится почти приторным, раскрывается по-новому, затуманивает разум. ‒ Es war ausgezeichnet. Unvergesslich. ‒ отчётливо произносит Гельмут, и тут же вовлекает Баки в новый танец языков. Баки, удивлённый тому, как легко его мужчина в такие моменты говорит сложные слова на немецком, немного теряется, но на поцелуй отвечает. Немного неловко и рвано, он посвящает себя всего этому действию. Делает это так, будто мира вокруг и нет вовсе. Существуют только они двое и их танец, плавно переходящий в борьбу, нескончаемо прекрасную. Гельмут не замечает, кто побеждает, отстранившись первым. Он приоткрывает глаза, когда слышит шаги Джеймса за спиной, ощущает, как подушечки пальцев бережно, любовно проводят от лопаток к линии плеч, массируют кожу, и так блестящую от выступивших капель пота. Земо обращает взор на отражение, любуется тем, как сосредоточенно двигаются ладони, как надавливают то на одну, то на другую точку, дарят расслабление и упокоение, граничащие с возбуждением. Он концентрирует всё внимание на прикосновениях и тихом, но на удивление уверенном голосе Джеймса. Голосе, приказывающем смотреть прямо перед собой, видеть каждую вспышку удовольствия. Голосе мягком и требовательном одновременно. Джеймс поднимает голову, и они сталкиваются взглядами, жадными, терпеливыми. Оба желают большего, но тянут время. Время, которое становится таким неважным, вовсе пропадает, когда они остаются наедине. Тёплые маслянистые ладони ведут к шее, ключицам. Ароматы в комнате смешиваются между собой, преобразуются в единое целое. Всё соединяется в один эликсир, только усиливающий чувства и ценность прикосновений. ‒ Джеймс… ‒ в одно лишь имя Гельмут вкладывает все эмоции, переполняющие его. И, кажется, этого и вправду достаточно, чтобы свести Баки с ума: с его губ срывается непроизвольный стон, скорее похожий на мольбу. На следующий шаг он так и не решился, если бы Земо не потянул его за запястье. И тот не сопротивляется, просто не может. Ласково, но так настырно, Гельмут усаживает парня к себе на колени. Осторожно оттягивает ворот водолазки; цепочки касаются шеи и ключиц, создают прелестный контраст металла на горячей коже. Только после Гельмут снимает уже ненужный предмет одежды, откидывает на кровать. Джеймс ощущает губы на собственной шее, прислушивается к тому, как Земо вдыхает запах. Баки не знает, куда деть руки; он безуспешно пытается расстегнуть ширинку брюк, но пальцы соскальзывают. Он разочарованно хныкает, и Гельмут спокойно направляет. Барнс отвлекается, обнимает его за плечи, блестящие, гладкие, с множеством родинок и едва заметных веснушек. Он не сразу замечает, как Земо приподнимает его бёдра в попытках стянуть брюки, и когда до него доходит, сам вскакивает, избавляясь от них вместе с бельём. Тут же жалеет, что так быстро встал; ноги совсем ватные. Он с трудом доходит до прикроватной тумбочки, достаёт всё необходимое. Когда оборачивается, застаёт Гельмута полностью обнажённым; он сидит боком к поверхности зеркала. Взгляд его, жаждущий и восхищённый, говорит так много, что Баки теряется. Лишь на мгновение. ‒ Komm zu mir. Ich will dich fühlen. – на выдохе протягивает он, и этих слов достаточно, чтобы Джеймс снова оказался в его объятиях. – Wir werden ein kleines Spiel spielen, okay? – Баки молча кивает. – Это скорее будет продолжением твоей игры, но всё же. Хочу, чтобы ты смотрел на себя в процессе. Хорошо, mein Lieber? ‒ Ja. – отвечает Джеймс, и Гельмут тут же поворачивает его голову так, чтобы парень мог встретиться взглядом со своим отражением. ‒ Хороший мальчик. Не отводи взгляд, я сделаю всё сам. – шёпот Гельмута кажется ещё более чувственным. Ладони умело очерчивают линии бёдер, приподнимают их, вынуждая Баки опираться только на носочки. Гельмут берёт из рук парня смазку, убийственно медленно размазывает по пальцам, ведёт ими по изгибу поясницы всё ниже. Не спешит входить, оттягивает этот момент настолько, насколько возможно. Делает это только тогда, когда чувствует, нет, знает, что Джеймс вот-вот начнёт умолять о большем. Двигается быстро, с каждым новым толчком чуть глубже, пока Баки всё повторяет «хочу тебя» быстро и неразборчиво. Слова путаются на языке, превращаются во что-то непонятное, сливаются воедино. И Земо подчиняется просьбам: ловким движением раскатывает по члену презерватив, помогает парню опуститься на него сначала наполовину, а затем, спустя пару толчков полностью. Джеймс, перебарывая желание уткнуться лицом в шею мужчины, вцепляется в его спину, всё ещё скользкую после массажа. Пальцы сползают ниже, и он отчаянно жмётся ближе, пока Гельмут набирает ритм, поднимает и опускает бёдра Джеймса. Баки издаёт громкий стон, затмевающий звонкие хлопки кожи о кожу, закатывает глаза. Не позволяет себе отвернуться, наблюдает за тем, как тела двигаются в унисон, в едином темпе. Сейчас он разрешает Гельмуту всё и даже больше; между стонами и частыми вздохами, повторяет «Хель», и выходит у него это нарочито мягко и сладко. ‒ Мой хороший. – с этими словами Гельмут кончает, почти рыча, от переизбытка чувств кусает парня в плечо. ‒ С днём рождения, Хель. – отвечает Джеймс за пару мгновений до того, как его настигает оргазм.

***

‒ Если каждый день рождения будет проходить так, то я буду самым счастливым человеком. – произносит Земо. В одной руке он держит бокал с тем самым вином, другой приглаживает растрепавшиеся волосы Баки. – Хочешь ещё попробовать? – делает глоток, наклоняясь к парню за поцелуем. ‒ Только если после дегустации мы наконец поужинаем. – с улыбкой говорит Баки.