This Summer's Gonna Hurt Like a Motherfucker

День рождения у Коджиро был в июле месяце. Само собой, при наличии уютного и уединённого загородного участка сидеть дома он на праздник не собирался: захватил пару хороших друзей и несколько знакомых девчонок. Последние в большинстве своём смотрели на него глазами-сердечками и от дачной тусы ждали явно больше, чем просто барбекю. Слава о Коджиро среди девушек ходила соответствующая. На самом деле Коджиро об этом не парился. В конце концов, он всегда мог остановиться, если что-то пойдёт не так. Но только не когда дело доходило до готовки. Пожалуй, это был его подарок самому себе: поготовить барбекю на свежем воздухе и покайфовать с процесса. Чёрт, он бы не работал поваром, если бы вот это всё не любил или находил скучным. Если честно, он рассчитывал привлечь запахом жаренного мяса одну маленькую лисицу, но та сегодня почему-то сидела особенно тихо. Может, потому что солнце пекло. Друзьям Коджиро пришлось развернуть навес. Часам к четырём пиво в доме начало подходить к концу. Друзья предложили сгонять в местный магазин, но Коджиро строго запретил им садиться за руль, так что парням пришлось отправиться на своих двоих, захватив зачем-то тележку для перевозки воды. Они что, собирались купить СТОЛЬКО пива? — А ты знаешь, какой подарок я тебе приготовила? — второй раз за час спрашивала влюблённая в Коджиро знакомая, поддато вешаясь на его крепкой руке, которой он, не стряхивая с неё девушку, ухитрялся ещё и резать салат. — Я не умею читать мысли, солнышко, — только и напомнил он, и она довольно улыбнулась. Когда он потерял вкус к пошлостям и флирту? — Хм, ну я… — Джо! Блин, быстрее! — прервавшие их подруги выглядели действительно напуганными. Весь хмель из них будто чем-то выбило. Коджиро не знал, что их так напугало, но был уверен, что сможет защитить их. А когда узнал, у него внутри лопнула бутыль с болезненным кипятком и он забыл обо всех. Меж разметавшихся по земле розовых волос перебирались малочисленные муравьи. Шляпа зачем-то болталась на одном из подсолнухов. Огородное пугало удручённо качало Коджиро головой, мол, ты не уследил, виноват. Коджиро было нечего ответить в своё оправдание. Когда она так лежала, казалась миниатюрнее обычного. Наверное, из-за согнутых ног. Коджиро провёл ладонью по её голове и чуть отдёрнул руку: горячо. До четырёх вечера солнце считается опасным и шпарит как проклятое. Дурочка. В вагончике кроватей было мало: спать сегодня никто не планировал, а для утех были машина, баня и все кусты окрестностей. Как невовремя. А может, вовремя наоборот. Пока он нёс её на руках к себе, Каору открыла глаза. — Спать хочу, — буркнула она. У Коджиро так отлегло от сердца, что показалось, он сейчас легко мог бы поднять трёхэтажный дом. Дурацкое счастье. Девочки объяснили, что увидели среди зелени что-то розовое и подошли поближе к чужому участку посмотреть. Так они Каору и обнаружили. Коджиро отправил подружек за прохладной водой, а сам лёг нос к носу с Каору и сказал: — Я сейчас позвоню твоим родителям, и они заберут тебя, хорошо? Каору лениво пощурилась и промямлила: — Если ты так сделаешь, я скажу им, что ты ко мне приставал. — Тебе говорили, что ты стерва? — Сто раз. Коджиро вздохнул и погладил её по открытому боку: на Каору вновь были одни шорты. — Ладно, не скажу я им. Плечи себе сожгла, — отметил он, едва касаясь порозовевшей кожи ниже её шеи. Следы лямок выдавали слабый загар с прошлых выходных. Что за бестолковое существо? Ему теперь придётся посвятить свой день рождения тому, чтобы заботиться о ней, вместо распития пива и бесцельного секса. Почему это ощущается как лучший подарок? Он почти испытывает за это вину: Каору наверняка плохо. Она кашляет, когда приподнимается и пьёт: её немного тошнит. — Может, скорую вызовем? — предложил вернувшийся друг. — Нет, я сам с ней побуду, — отрезал Коджиро, и о боже, с такой благодарностью жёлтые глазки на него ещё не смотрели. Безответственно, конечно. Может, лучше бы и правда ко врачу. Но Коджиро решил взять ответственность за их с Каору общую глупость на себя. Взамен его обняли и позволили уткнуться лицом в мягкие пологие холмики грудей. От Каору пахло чем-то сливочным. Они лежали так, пока не стемнело. Каору тихо посапывала ему в кудри, а он тепло дышал ей в грудь и иногда брал в рот какой-нибудь из её сосков, тихо стуча зубами об акриловые серёжки. Тогда Каору издавала такой забавный неописуемый звук: маленький, мокрый и капризный. Он отпускал. А потом ему не хватало этого звука, и алгоритм повторялся. Наконец Каору допила третий стакан воды и промямлила: — Ты, ну… я там телефон забыла, у меня. — Принести? — Нет, я сама. — Тебе лучше сейчас не быть одной. — А ты со мной пойдёшь, — не ожидая возражений, констатировала она. И виновато добавила: — С днём рождения, кстати. Коджиро усмехнулся: и правда, с днём рождения его. Почему такое чувство, будто его же подарок его поздравляет? Перед тем, как они ушли в большой каменный дом, Коджиро одолжил ей болотно-зелёную футболку, которая болталась на стройной Каору, как платье. Не его дело, кто увидит её грудь, но вот красные влажные укусы, которыми та покрыта, охота сохранить от лишних глаз.