recharge в ебенях

Официального примирения не случилось, никто на нём особо и не настаивал, на самом-то деле. По дороге до дома Хазин изредка поглядывал на Грома, но говорить ничего не решался, по выражению лица Игоря было ясно – лучше не лезть. Поэтому Петя мурчал под нос что-то из Басты и старался шагать в ногу с Громом. На своих огородах возились люди: кто-то поливал грядки, кто-то полол, проворно орудуя тяпкой, через три участка от дома Игоря семья в полном составе из пяти человек уже копала картошку, мирно переговариваясь друг с другом и с соседями, возившимися у колодца-журавля. Втянув носом тёплый воздух, Хазин испытал необъяснимое желание раскинуть руки в стороны и свалиться на спину прямо там, где стоял. Его голова закружилась, а грудь вдруг переполнилась чувствами, непонятными и чужими, будто щекочущими саму его душу, заплывшую липкой смолой. Бросив быстрый взгляд на Игоря, чтобы понять, не случилось ли с ним чего-нибудь похожего, Петя нахмурился. Гром шёл размеренным шагом, немного ссутулившись и щурясь от солнца, ничего необычного в происходящем он, вероятно, не видел, привык уже. Прикусив губу, Хазин сорвал травинку и принялся отчаянно накручивать её на палец. Ему всегда казалось, что Москва – это центр мира, интереснее столицы были только другие страны, предпочтительно тёплые и желательно с океаном в придачу. О деревнях и провинции в целом Пётр Юрьевич не задумывался ровным счётом никогда, делать ему, что ли, больше нечего было? А провинция жила, существовала в первозданном своём виде, где-то прогибаясь под современные реалии, но по сути оставаясь той же любящей родной матерью каждого русского человека, к которой он мог сбежать от суеты и злости городской. Признаться себе – московскому мажору и кутиле – в этом было стыдно, но Пете нравилась местная простота и покой, и он хотел бы провести здесь весь отпуск, рядом с Игорем, рядом с огородами, лесами и рекой, есть настоящие помидоры с картошкой и кормить кур по утрам. Только вот нужен ли он здесь? Лёгким ветром с чужого участка принесло запах сладкой повители и растрепало тёмную чёлку Грома. С синей крыши соседского дома вспорхнула стая домашних голубей, от лихого свиста их хозяина зашлись лаем собаки, белая тряпка, привязанная к длинной палке, разогнала особо ленивых птиц, не желавших взлетать выше. Многого из происходящего Петя попросту не понимал, он, как малолетнее дитя, хлопал глазами и молча ждал объяснений, только что за рукав доброго взрослого не дёргал, Игорь шёл в футболке... Окружающий мир выдавал Хазину столько новой информации, что мозг попросту не успевал обрабатывать её. Ему было интересно всё, но включать режим почемучки Хазин не осмелился, Гром молчал, не давая повода с собой заговорить.

***

- Я замёрз! – так и не отогревшийся после речки Петя с разбегу влетел на диван и как ни в чём не бывало прижался плечом к плечу Игоря, решив, что срок годности громовской обиды уже истек. В летнем душе вода была – кипяток, Гром даже решил, что так рано туда не пойдёт, чтобы хоть немного освежиться перед сном, а не вариться заживо в нагретой солнцем воде. Обрадованный температурой в бочке дворового душа Хазин, напротив, решился испробовать это экзотическое сооружение и, выставив инструктирующего Игоря за шторку, сказал, что сам со всем разберётся. - Вода же горячая была, – отстранившись от мокрого Хазина, Гром потянулся за пледом, свёрнутым в рулетик рядом с подушкой. Взъерошенный Петя мелко трясся и выглядывал из-под своего влажного полотенца, которым и пытался согреться. - Б-была! – горячо согласился Хазин: – Только вот потом, когда она кончилась, мне пришлось поливаться из той бочки во дворе! А ты, пока я купался, туда уже ледяной воды налил! – на его коже от воспоминаний вновь высыпали мелкие мурашки, а сам он поёжился. - Кончилась?! – вскрикнул Игорь удивлённо, прекрасно помня, что утром доливал воду в летний душ, чтобы к вечернему купанию бак был полным. У Пети глаза стали, как у перепуганной совы – круглые и тупые. Глядя на него Гром расхохотался, искренне закатился самым добрым и задорным смехом и обхватил плечи Хазина пледом: – Бак на шесть вёдер, Петь. Ты все шесть вёдер на себя вылил за сорок минут? - И одно из бочки, – буркнул Петя, придвинувшись еще ближе. Свои руки Игорь не убрал, расслабляющими движениями потёр плечи Хазина, прогоняя мурашки, и еще раз хохотнул, взглянув на дрожащего Петю. - Воды-то не жалко, не заболей только, – скосив глаза на Хазина, Гром почувствовал опасность – Петька подобрался к нему чересчур близко и жался теперь, прося ласки и сочувствия. «Удивительный человек, – подумал Игорь, – сам накосячил, еще и жалости к себе выпросить пытается». Мягко отстранившись от Хазина, Гром поднялся с места: – Пойду, чайник поставлю, тебе согреться надо… - Есть и другие способы согреться, – себе под нос пробубнил Петя, чтоб Игорь не услышал, и укутался в плед по самую макушку. Чай Петя пил в одиночестве, потому что Гром, выйдя во двор, сразу же нашёл себе занятия и пропал часа на два точно: воды в пустой душ налил, вспомнил, что не помешало бы закрыть ворота на заднем дворе, пока все куры окончательно не разбрелись по окрестностям, тут ему на глаза попался сарай, в который нужно будет высыпать выкопанную картошку, а он был явно к этой миссии не готов. Очистив сарай от лишнего мусора и расстелив по полу мешки, Игорь всё-таки нашёл время для купания. Вода была студёная, как зимой в проруби, аж дух захватывало, ему, конечно, можно было ополоснуться и дома, но упрямство Игоря взяло верх и отправило его закаляться. «За что мне это наказание на голову свалилось?» – вопрошал Гром самого себя, выливая на тело очередной черпак холодной воды. Купание его было больше похоже на самобичевание, чем на ритуал по смыванию грязи с кожи, только вот за что он сам себя наказывал, Гром бы вряд ли ответил, вроде и не виноват был ни в чём. Но страдания причинить себе хотелось, он очень надеялся, что ледяная вода поставит его мозги на место и хоть на какое-то время вытравит из них дурные мысли о Пете. Игорь стискивал зубы, прикусывал губы и шипел сдавленно, когда по чувствительным местам пробегал январский мороз. В душе пахло цитрусами и ментолом, смешанным с запахом мокрой древесины, под решёткой, на которой стоял Гром, шипя, лопались мелкие пузырьки пены. Кот, в силу своей скромности и воспитанности, даже не заглядывал за шторку, сидел на улице и терпеливо ждал, когда названый хозяин накупается и пойдёт домой. Этим вечером Игорь впервые пожалел, что так и не провёл в душ свет, потому что в темноте отличить шампунь от геля было не так-то просто. Несмотря на дворовый фонарь, прикреплённый чуть выше чердачной двери, освещения было маловато. Всё его недолгое купание проходило под аккомпанемент пищащих комаров, почуявших свежую кровь, и сколько бы Игорь от них не отмахивался, пару раз его всё же укусили. С жалобными криками по двору носились летучие мыши, у конуры пёс лениво позвякивал цепью, гоняя блох зубами, где-то неподалёку в соседском дворе пели про одинокую ветку сирени под гармонь. Домывшись, Гром почти бегом вбежал в дом и нырнул под одеяло. Телевизор привычно бубнил о политике, постель на диване была расстелена. Вероятно, Хазин постарался от скуки, а сам ушёл на кровать. Заглянув в спальню, Гром увидел свет от экрана телефона – развернувшись задом к двери, Петька что-то печатал, отвлекать его Игорь не стал. - Что смотришь? – через полчаса, насидевшись в обнимку с айфоном, Петя всё-таки соизволил выйти из своей норы. Несколько секунд он, как воспитанный, ждал приглашения присесть или хотя бы намёка на это, но Игорь вместо ответа на вопрос пожал плечами и ноги свои длиннющие никуда не дел. Сдаваться Хазин никогда не любил, поэтому, не раздумывая, пошёл на крайние меры: – Старьё какое-то, – фыркнул он пренебрежительно и уселся прямо поверх распрямлённых коленей Грома. На вопросительный взгляд снизу Петя никак не отреагировал, поёрзал задницей, чтобы удобнее было, и откинулся назад. Игорь под ним тоже завозился, неудачная попытка вытянуть ноги из-под Хазина вызвала у Грома смиренный вздох. Наглость Пети была не раздражающая, а скорее по-кошачьи умилительная. Как умудрённый опытом жизни с людьми кот, он считал, что вправе требовать к себе внимания, знал, что Игорь не выкинет его в соседнюю комнату, потому что рано или поздно сдастся под обаянием (или у него затекут ноги, что более вероятно) и приютит у себя под боком. - Вообще смотреть нечего, – глядя в лицо Пети, произнёс Игорь и добавил: – Это «Мой ласковый и нежный зверь» вроде. Не видел? - Неа. А надо? – сидеть на острых коленях Грома было крайне неудобно, но Хазин терпел, упрямо отсиживая себе пятую точку и ноги Игорю. На экране молоденькая девушка рассказывала мужчине о мечтах умереть от удара молнии. Вздёрнув бровь, Петя ухмыльнулся от глупости наивной девицы и почесал пятку об диван. - Тебе удобно? – всё это время не сводивший с него глаз Игорь осторожно потянул Хазина за локоть на себя: – Ложись уже, – хриплый голос вкупе с сильной хваткой вышибли на коже Пети заинтересованные мурашки. Посеяв свой плед где-то в районе кухни еще пару часов назад, Хазин шлялся по дому в одних трусах, в них же и улёгся рядом с Громом: – Холодный, как лягушка. - Попрошу не оскорблять сотрудника ФСКН при исполнении, – кряхтя и тревожа диван своими беспокойными конечностями, ответил Петя. Он никак не мог выбрать удобную позицию. Приобнять его Игорь не стремился, хотя это бы значительно упростило их положение и добавило бы свободного пространства, поэтому Хазин ужонком вился у бока Грома, пока, наконец-то, не замер. Он облегчённо вздохнул и положил руку поперёк живота Игоря. - При исполнении чего? – не ожидавший такого поворота Гром втянул и без того плоский живот, чтобы избежать контакта с ледяной рукой Хазина. - Моего коварного плана, – умостившись щекой на плече Игоря, Петя закинул ногу поверх бёдер Грома и вернул своё внимание фильму: – Всё, смотри кино, – если бы Хазин смотрел на Игоря в этот момент, он заметил бы тонкую улыбку умиления на его губах. Впрочем, долго смотреть фильм молча Петя не смог – через пять минут он начал комментировать каждую реплику героев, через десять и вовсе заполз на грудь Грома, тем самым показав, что фильм закончился для них обоих. - Переключить? – Игорь смешно тянул шею и задирал подбородок, чтобы сохранить для себя хоть немного личного пространства, но Хазин на правила приличия чихал и продолжал бессовестно напирать, тщательно рассматривая лицо Грома. «Красивый такой», – подумал Петя и проглотил накопившуюся слюну. Игорь смотрел на него из-под чёрных ресниц и тихо дышал. - Чем завтра будем заниматься? – губы шевелились медленно, неохотно будто бы, но тёмные глаза Пети смотрели с неподдельным интересом. - Я буду картошку копать, а ты – чем хочешь. - Меня картошку копать ты не приглашаешь? - Тебе интересно в земле повозиться? - А если хочу? – поиграв бровями, Хазин тягуче провёл пальцем по белому шраму Грома на ключице и будто бы невзначай, в попытке сменить положение и еще выше задрать свою ногу, бедром зацепил чужой член. Игорь легко дёрнулся, но Петьку с себя не скинул. - Значит, завтра жду тебя на огороде ровно в семь утра, – хрипло прошептал Гром, надеясь мыслями о картошке отвлечь себя от тепла внизу живота. - Забились, всё, что соберу – моё, – Игорь хохотнул от серьёзного тона Пети, «угукнул» и спешно отвернулся к телевизору, вновь оставив Хазина без внимания. Что последнего, естественно, совсем не устроило. Тычки в бок сначала шли с интервалом в десять секунд, затем участились и стали похожи на отбойный молоток, который радостно и бесцельно долбил рёбра Грома. Когда ширять пальцем в бок Игоря Пете надоело, он принялся несильно щипать тонкую кожу и оттягивать её на себя, фильм смотреть не хотел ни в какую. Он прервался на пару минут, лишь когда в знаменитой экранизации главная героиня на охоте пристрелила селезня, шикнул своё фирменное «вот сука» и продолжил с чувством истязать Грома. Терпеливый, как камень, Игорь молча лежал и даже старался не вздрагивать от особо болезненных ощущений, догадывался, что Петя не успокоится, пока ему самому не надоест. Сковывающая паника налетела на Грома, когда распахнутая ладонь Пети по-хозяйски легла на его живот и, очертив указательным пальцем пупок, поползла вниз к резинке трусов. Хазин искоса наблюдал за Игорем, но бельё медленно и уверенно сдвигал вниз. Титаническое спокойствие Грома рассыпалось осколками хрустальной вазы, когда зубы Пети сомкнулись на его шее. Не сильно, но ощутимо, невидимый разряд тока острой иглой прошил всё тело Грома. Перехваченные запястья Хазина оказались в мощной хватке Игоря за долю секунды, его руки Гром вытянул за голову и навалился сверху, оседлав чужие бёдра. В действиях Игоря не было и малейшего намека на заигрывание, ему нужно было припугнуть Хазина, если уж словами он не понимает. Охреневший от произошедшего Петя от болезненных ощущений на коже даже пискнул неосторожно, забыв о запрете на демонстрацию своих слабостей. - Что дальше? – сквозь зубы прошипел Гром и сжал пальцы сильнее, требуя ответа: – Так сильно хочется?! – Игорь, навалившийся на Петю, чувствовал, как у Хазина тревожно колотится сердце под рёбрами. - Мне больно, блять, руки убери! – ответил Петя и взглянул исподлобья очень красноречиво, так, что Игорь моментально пришёл в себя. Отпустил. Петя картинно сопел с обидой, потирая запястья, Гром молча сидел рядом и невидящим взглядом смотрел на экран. - Прости. Вот чё ты опять, а? Мы же договорились… Прости, Петь, – повторил он еще раз и почесал затылок в растерянности, – болит? - Я сам виноват, нахуя полез… Знал, что ты не дашься, не для меня твоя роза цвела, говорил уже, – порывом ветра колыхнуло запахнутую штору, жутко так, пробрало Хазина до похолодевшего затылка. Захотелось попросить Игоря лечь обратно, лишь бы не одному. Темнота зловещая мелькнула в узкой щели меж шторами, зашептались шуршанием листьев деревья за окном. Гром поднялся с дивана и молча закрыл окно. Так же бесшумно ушёл в коридор, без света проверил закрыты ли двери на улицу, прошёлся по всем комнатам, несколько раз щёлкнул замками на форточках. - Дождь, наверное, пойдёт, – глухо произнёс Игорь и снова сел на диван в ноги к Пете. - Наверное, – Хазин отвернулся лицом к стенке и обнял себя руками, вечер был бесповоротно испорчен, слов больше не нашлось. На самом деле Петя даже начал думать, что Гром скорее уйдёт в другую комнату, чем теперь ляжет спать рядом с ним, но Игорь посидел еще минут пять и вытянулся на постели, укрыв одеялом и себя, и Хазина заодно. Гром жалел. Он кожей ощущал, как Петя превратился в комок оголённых нервов, понимал, как сильно обидел. Но совладать с собой не получалось, отпустить здравый смысл в вольный полёт и сдаться ситуации никак не выходило. Прошло уже пять лет с того момента, как его предали и сломали, но рана никак не хотела заживать. Цепочка нездоровых мыслей, связывающим звеном которых был страх, то и дело вертелась в голове Грома. «Он уедет, я останусь. Я – приключение, курортный роман, а настоящая жизнь у него в Москве, да он и не вспомнит…» – убеждал себя Игорь каждый раз, когда Хазин откалывал что-то за рамки дружеских отношений выходящее. И только залатанное пробитое сердце говорило, что попробовать всё-таки стоит, вдруг выйдет, авось получится. Глупое-глупое сердце. Наивное. Закусивший зубами подушку Петя много чего хотел наговорить, рвался на части от своей злости, крутил обрывки фраз в голове и представлял, как будет меняться лицо Игоря, когда он выплеснет всю жгучую, как чили, обиду ему в глаза. Хазин был уверен, что Гром тоже хочет, взглядом пожирает, прикасается к нему не по-дружески совсем, мурчит иногда прямо по-кошачьи, когда говорит о чем-нибудь приятном, но стоит Пете немного проявить инициативу, Игорь начинает купороситься и сливается, как девственница. Разозлённому Хазину дико хотелось пообещать больше никогда в жизни не трогать Грома, даже если он сам будет умолять, кольнуть предположением, что он, Петя, Игоря, наверное, не достоин, обозвать как-нибудь обидно, чтоб до мозга костей достало, сказать, что завтра же уедет, потому что делать ему тут нечего с человеком, не понимающим намеков и бегущим от правды. Он ведь не на один вечер себя предлагал! Отпуск большой, а после отпуска – целая жизнь! И Петя готов пробовать новое, нормальное, учиться жить, как люди живут, с Громом, таким же пропущенным через мясорубку и списанным. Набрав воздуха в лёгкие, Хазин уже почти было открыл рот, чтобы дать волю эмоциям. Но Игорь, плотно прижавшийся сзади, положил свою руку поверх рук Хазина и лбом ткнулся в его затылок. «Приподними голову», – попросил так, словно каждый день это делает, и просунул руку под шею Пети. Обнял двумя руками, носом потёрся за ухом. «Спокойной ночи, Петь, прости, я совсем от людей отвык», – так близко и интимно, проникновенно. Хазин проглотил ком, ставший в горле, и вместо словесного ответа переплёл свои пальцы с Игоревыми. Петина жизнь – это винегрет из дерьма и грязи, который он, собственно говоря, сам себе и приготовил, потому винить ему, по сути, некого. Сам заварил, бери большую ложку и гребись, как хочешь, но исправляй. Судьбу Игоря вершили другие люди, загнали его, как волка на флажки, и растерзали, лишив всего – карьеры, дома, отношений. Петя про предательства знает не так уж и много, если и было по мелочи, то не вспомнит уже, сам он не предавал, просто шёл по головам, никому ничего не обещая и друзей на службе не заводя. Оттого, наверное, ему и трудно принять излишнюю осторожность Игоря, касающуюся отношений. Ведь дружить-то Гром готов, не отказывается, помогает, а ближе не подпускает из-за прошлого, боится, что Петя таким же моральным уродом окажется и не просто сбежит, но и Игоря выставит в негативном свете, окончательно растопчет. Взглянув на сопящего Грома через плечо, Хазин осторожно развернулся к нему лицом и оказался еще крепче прижатым к горячему расслабленному телу. Даже во сне Игорь не забывал о нём, согреть пытался своим теплом. «Как такого можно предать?» – подумал Петя и приобнял мужчину в ответ, колючим подбородком мазнув по гладкой груди. - Игорь, – в темноте любой звук кажется громче, оттого Петя мысленно дал себе подзатыльник и еще раз позвал Грома, но уже шёпотом. Дремавший рядом с ним Игорь трогательно обнимал Хазина обеими руками, будто пытался укрыть под своим одеялом от всего враждебного мира. Голову Пети Гром держал у самого сердца, сам же тёплым дыханием грел чужую макушку. Сколько бы Петька не пытался отключиться, ему не спалось. Телевизор давно уже потух по таймеру, за окном стояла непроглядная темнота, как зимой. Дождь так и не пошёл. - Мм? – машинально погладив Хазина по плечу, Игорь тяжело вздохнул, как бывает, когда не удаётся вынырнуть из глубокой бездны сна, и облизал сухие губы. - Ты сильно его любил? - Кого? – Гром всё-таки приоткрыл глаза, но в кромешной тьме не разглядел ничего, кроме очертаний окна и скупых контуров мебели. Тело, приклеенное к нему каждым своим изгибом, лежало не шевелясь. О том, что Петька жив, свидетельствовало лишь его сбитое дыхание. - Того… человека, – помедлив, произнёс Хазин и почувствовал себя виноватым. Это было не его дело, и он бы понял, если бы Гром выслал его из постели обратно в спальню за такие вопросы. Вообще-то, Пете всегда было наплевать на чувства других и их прошлые интрижки, но Игорь… Игорь – другое. Его хотелось понять. И пожалеть. Доказать, что он, Хазин, не такой! Что с ним всё иначе будет. Только пусть шанс даст. Не отталкивает. - Спи, Петь, – пальцы Грома закопались в волосы Хазина и вскользь прошлись по коже головы: – Спи. Проснувшийся раньше парней будильник был трижды проклят Петей вслух, но звонить от этого меньше не стал. Для Игоря попытка выбраться из постели стала целым квестом. Этим утром Хазин изо всех сил не хотел просыпаться после тяжелой бессонной ночи, проведённой в тяжких размышлениях, поэтому четырьмя конечностями хватался за Грома, вис на нём и даже за резинку трусов умудрился потянуть на себя, когда Игорь прыжком всё же соскользнул с дивана. Сжалившись, Гром принял решение не брать помощника с собой, а дать ему выспаться. Но, возвратившись после кормёжки кур, Игорь застал на кухне помятого Хазина, старательно разливающего чай по кружкам. - Поспал бы, – Гром замер у него за спиной и засмотрелся на тёмную родинку, украшавшую смуглую шею Пети. Руки сами собой потянулись к талии – обнять, притянуть поближе, носом по уху провести и еще раз втянуть в себя запах тёплой кожи. Но Игорь стыдливо спрятал ладони в карманы спортивок и отвёл взгляд в сторону. Рыжий кот уже радостно лакал молоко из миски в своём углу, рядом с чашкой лежала разрезанная надвое сосиска. - Без тебя холодно, – сделав шаг назад, Хазин почти случайно коснулся голыми лопатками крепкой груди Грома и задержался в таком положении. У Игоря, застывшего от продолжительного прикосновения, ладони сжались в кулаки: – Ну, и я сам навязался помогать, съезжать уже некрасиво. - Спасибо, – неловко сказал Гром и всё-таки отошёл, – быстрее управимся. - Ну да, – разочарованно согласился Петя, возвращая чайник на плиту. За завтраком они почти не разговаривали, больше смеялись над котом, внезапно испытавшим приступ любви к Хазину. Рыжик лез Пете прямо в лицо, щекотал длинными усами, гладился головой о подбородок и мурчал громче обычного. Игорь, наблюдавший за этим, время от времени отпивал из кружки и улыбался. Врать себе было уже бессмысленно, Хазин идеально вписывался в его холостяцкий быт, даже коту понравиться смог. Но и выбросить из головы то, что он, Игорь – лишь временное приключение для Пети, не получалось. Придёт день, когда Хазин уедет, пропадёт так, словно его тут и не было никогда, оставит на простыне запах своего дезодоранта и горстку тёплых воспоминаний в сердце Игоря. Думая о будущем, Гром боялся, сомневался в себе, в Пете, в окружающем мире. Преданный любимым человеком однажды он очень не хотел повторять тот опыт. Мог просто не вывезти. Ему даже на физическую близость решиться оказалось трудно. Вроде бы всё легко – обоюдное желание, общее удовольствие и никаких обязательств, чего отказываться? Но рядом с ним был Петя, успевший пробраться в душу с первых минут знакомства, зацепивший и заинтересовавший. О нём забыть просто так не получится, будет болеть долго-долго и тянуть будет. Монашеский образ жизни, конечно, иногда сносил крышу, тело требовало разрядки, и не в свою ладонь, а хотя бы в чужую. Ему необходим был человек рядом, другое тело – горячее и голодное до ласки. На один раз с Петей Игорь не хотел, а навсегда Хазин чёрта с два бы остался. Замерев с кружкой в руках, Гром с особым теплом разглядывал Петю, хохочущего от наглости кота, и пытался запомнить каждую родинку на лице Хазина. «Жаль, – подумал он, – что людей нельзя забирать себе, как бездомных котов. Это и противозаконно, и противоестественно». После завтрака нарядив Петю по последней огородной моде – в свою старую олимпийку и обрезанные до колен джинсы – и щедро смазав все открытые места городского товарища мазью от комаров, Игорь вручил ему ведро и тряпочные перчатки. Солнце еще было скрыто тугими утренними облаками, но в перспективе показаться всё-таки планировало, лёгкий ветерок мешал деревенским кровопийцам позавтракать четвертой положительной хазинской кровью, отдувая их своими порывами. Пока Гром бегал за вёдрами и искал лопату, Хазин в одиночестве зарисовывал в блокнот памяти просторы, открывшиеся перед ним. За огородом в низине текла тихая блестящая река, свои плавные изгибы щекоча рябыми берегами, сразу за рекой простирался луг размером с три футбольных поля – без деревьев и кустарников, сплошная голая местность. Коровы, козы и овцы, которых заботливые хозяева уже успели отвести на пастбище в столь ранний час, казались Пете маленькими разноцветными пятнышками на жёлто-зелёной выгоревшей скатерти луга. На вдохе Хазин почувствовал, как пахнет настоящая Россия – землей, сырой речкой с цветущими у берега кувшинками, навозом, сухой травой из соседского стога, полевыми васильками, полынью и дымком от чьей-то летней кухни. Грохнув пустыми вёдрами рядом с Петей, Игорь тоже посмотрел на луг, но ничего примечательного там не увидел и начал инструктаж. - Просто собирай картошку в вёдра и относи вон туда, – махнув рукой в сторону пустовавшего сарая, Гром натянул на голову Хазина бейсболку, чтобы тому не напекло на жаре голову. Вырванный из мыслей, крутящихся вокруг темы «Широка страна моя родная», Петя деловито натянул свежие, пока еще белые перчатки и подхватил ведро. – Только всю выбирай, а не только то, что на поверхности лежит. - Понял, – Хазин кивнул и, помахивая ведром, пошёл к первому ряду картошки. Не сдержавшись, Игорь склонил голову к плечу и улыбнулся. Видеть Петьку в дворовой одежде, да еще и в огороде было забавно. Но того, казалось, ничего не смущало, в убитых Игоревых кроссовках на два размера больше нужного Хазин топал по сбитой земле. - Ну да, конечно, – предвкушая грядущее веселье, буркнул Гром и с лопатой последовал за Петей. Работать спокойно Хазин не хотел категорически: задавал бестолковые вопросы, кидался мелкими камушками в Игоря, по-стариковски причитал, когда Гром резал особо крупную картошку, и шутливо ругался с колорадскими жуками, взывая к их совести. Наблюдавший за ним Игорь мог точно сказать, что Петя не показушничает, а в самом деле получает удовольствие от дурачеств и процесса сбора урожая. Несмотря на болтовню, в дело Петька втянулся легко и работал быстро, шёл следом за Громом со своими двумя вёдрами и шустро выгребал всё, что родила земля этим летом. О прошлой ночи они с Игорем не говорили, даже вскользь темы отношений старались не касаться. Только вот, так или иначе оба они думали друг о друге. Ползая под ногами у Грома, Хазин представлял, как они с Игорем через месяц или два гуляют по Москве, как сидят в кино рядом, как спят на огромной Петькиной кровати и завтракают вместе. Желание присвоить Игоря у Хазина никуда не делось, казалось, даже еще навязчивее стало. - Задремал, Петь? – Гром успел уйти на другой ряд, пока Петя витал в своих мечтах о светлом совместном будущем. Беззлобный смех Игоря заставил Хазина обнажить белый ряд зубов в улыбке: – Иди водички принеси и отдохни посиди, – сопротивляться Петя не стал, лишь подхватил полное ведро и потащил к сараю. Воду нёс долго и осторожно, чтобы не расплескать. Плёлся по дорожке на самый конец огорода, не сводя взгляда с краёв кружки, даже не споткнулся ни разу. А как поднял глаза на Грома, чуть не выронил лелеянную им посуду из рук и вмиг пересохшие губы приоткрыл. Игорь по-прежнему сосредоточенно копал картошку, только из одежды на нём остались одни штаны. По его напряжённой спине стекал грязный от пыли пот, мышцы на руках вздувались при каждом его движении от усердия, на пояснице краснел расчёсанный укус овода. Затормозивший у границы перекопанной земли Хазин почувствовал себя Чебурашкой из бородатого анекдота про наркотики: напрочь забыл, зачем шёл к Игорю и что теперь должен был ему сказать. «Игорь, на, Игорь, возьми. И воду, и меня, бля», – отогнав от себя наваждение, Петя изобразил вселенскую усталость и под глухое Громово «спасибо» передал ему кружку с водой. Спустя полтора часа совместной работы парней солнце уже по-настоящему жгло кожу и пекло макушку, поэтому, не боясь обгореть, Игорь намотал футболку на голову и продолжил работать лопатой. Оставалось три ряда выкопать и четыре собрать, но Хазин слишком удобно устроился на соседских тюках с соломой, чтобы так быстро вернуться к огороду. Время от времени он поглядывал на молчаливого Грома и вздыхал с сожалением. По небу плыли облака самых разных форм и размеров, какие-то были похожи на животных, а какие-то несли в себе целые истории – утка верхом на крокодиле с кубком вместо шляпы медленно растворялась под взглядом Хазина, деформируясь в нелепые белые мазки на голубом холсте. - Игорь? – позвал Петя, дождавшись, когда Гром подойдёт поближе, и сорвал тонкую сухую травинку. - Мм? – засадив лопату в землю поглубже, Игорь придавил её ногой. - Хочешь большой и чистой любви? – в голосе Хазина слышалась улыбка, Гром улыбнулся в ответ, примерно представляя, чем закончится затеянный Петькой разговор. - Ну, хочу? – фыркнул Игорь и, поддев землю, ловко перевернул её лопатой, явив белому свету несколько жёлтых картофелин. - Приходи ночью на сеновал, – довольный собой Петя захохотал, закинув ногу на ногу, а когда увидел полное снисхождения лицо Грома, ещё сильнее закатился и запустил в него сорванной головкой розового клевера. - Думаешь, там мягко? – Игорь иронично улыбнулся в усы и повис подбородком на черенке лопаты. Взглядом Хазин облизал плоский живот Грома и его сухие ключицы. - Разве нет? В этих фильмах старых все только там и ебутся. - В старых фильмах вообще никто не ебался, Петь, секса не было, ты чё, – «Какой же дуралей», – подумал Игорь и покачал головой, глядя на грязные коленки Хазина. - А откуда ты знаешь, что на сене неудобно? – уцепившись за слова Грома, Петя прищурился хитрым лисом и выгнулся на своём тюке, как кошка, жаждущая ласки, перед любимым хозяином. - Логику включи. Трава сухая – жёсткая. Всю спину себе расцарапать можно, – Игорь не пробовал на сене, честно, но и не сильно хотел исправлять это упущение. Существовало много мест, где удобно, сеновал и тюки соломы в их перечень явно не входили. - А ты любишь снизу? – перекатившись на живот, Петя кокетливо поднял одну бровь и посмотрел на Грома пристально. «Не свалился бы», – Игорь на секунду отвёл глаза, но тут же хмыкнул и мазнул по собеседнику ответным взглядом, откровеннее, чем прежде, острее. Решил, что если уж укрыться от шуток Хазина не получалось, значит, надо было подыграть. - Нет, – у Пети от низкого властного голоса сердце ухнуло в пятки, веселиться сразу перехотелось, – я люблю сверху в миссионерской позе и только под одеялом, – Хазин на это лишь фыркнул с интонацией «не пизди, пожалуйста» и закатил глаза. - Летом ты, выходит, вообще не трахаешься? – провоцирующе уцепившись пальцами за свою нижнюю губу, Хазин чуть оттянул её и облизнулся. - Почему? – разговор шёл шутливый, Петя пытался подловить Грома, Игорь старался отбиться, но вопросом на вопрос ответил совершенно искренне. - Жарко же, – как очевидную вещь выдал Хазин и развел руками, продолжая лежать на животе на облюбованном им тюке. Игорь под острым взглядом Пети стушевался, замер, взяв паузу. У голубых цветов цикория вилась надоедливая оса, в соседском дворе громко хрюкали поросята, по пустырю гулял нестабильный в своей силе ветер. Мысль, пришедшая в голову Грома, показалась ему абсурдной, но от этого неприятной не стала. «Всю жизнь бы тут простоял», – подумал он и прикусил язык, чтобы не озвучить её во всеуслышание. - Ну, – Гром пожал плечами неуверенно, – сейчас ночи уже достаточно холодные, чтобы... – слушавший его Хазин выжидающе притих, но Игорь, взмахнув рукой, быстро нашёлся: – Спать под одеялом, – самого себя поправил Гром и, вернув внимание к огороду, улыбнулся: – Помоги картошку собрать, хватит мне зубы заговаривать. - Душнила ты, Игорь, – с мировой скорбью сказал Хазин, подобрал брошенное у ворот ведро и поплёлся к тому месту, где остановился до перекура. Гром на его реплику ответил коротким смешком и больше ничего не сказал. К одиннадцати часам Игорю удалость докопать всё, что было засажено, разомлевший на солнышке Петя прежнего темпа так и не набрал, поэтому лениво ковырялся в земле, то и дело выпадая из реальности в мир фантазий. Гром готов был весь день наблюдать за медленно переползающим от лунки к лунке Хазиным, который волочил за собой два полупустых ведра, но на работу сходить всё-таки нужно было, совесть не позволяла прогулять, да и благосостояние беспокойных соседей волновало. Трупы Игорю были не нужны. Оповестив Петю о своём уходе, Гром получил по спине картофелиной размером с куриное яйцо и ушёл с огорода. На угрозы Хазина бросить всё и уйти к девчонкам на речку Игорь не отреагировал, знал, что Петька так не поступит, а ворчит для проформы, потому что не хочет один оставаться. В доме Гром ополоснулся прохладной водой, привёл себя в приличный вид и остановился перед зеркалом. Отражение смотрело на него с едва заметной улыбкой, дождливо-серые глаза блестели чистым серебром. Игорь знал это выражение лица у себя – если губы перестали раздражённо сжиматься без причины, а брови хмуриться, значит, сердце уже размякло окончательно. «Ну, пиздец, майор, в этот раз ты вляпался еще круче, чем в предыдущий», – укоризненно произнёс его внутренний голос, а сам Гром покачал головой. - Как соберёшь всё, можешь правда на речку сходить, ну, или сам придумай себе занятие… – переодетый в рабочую одежду Игорь вышел на огород и остановился на дорожке напротив утомившегося Пети. Собрать оставалось всего два ряда, но Хазин уже сидел на жопе и больше страдал, чем выбирал картошку из земли. - Пожрать чё сделать? – перемазанный грязью Хазин прищурился и провёл языком по грязным губам, собрав слой земли на язык. - Картошки отвари, – Гром отмахнулся от пчелы и улыбнулся. Почесав нос грязной рукой, Петька вытянул ногу из-под себя и повалил наполненное урожаем ведро. – Если ты, конечно, успеешь её собрать до моего возвращения. - Бля-я-я-ять, – раздосадовано заныл Хазин, – иди уже отсюда, твори правосудие, не мешай трудовому народу еду добывать, – и стал шустро закидывать рассыпанную картошку обратно в ведро. Гром постоял еще немного, посмотрел на суету Хазина, хотел сказать что-то, но кивнул самому себе и пошёл ко двору. – Игорь! – крикнул Петя, когда участковый уже поравнялся с воротами. - Что? - Купи мороженого! Я же заслужил, – Хазин улыбнулся из-под кепки и прикусил нижнюю губу. - Куплю, – подмигнув Пете, Гром ускорил шаг и скрылся за калиткой. Без Игоря Хазину работалось быстрее, отвлекаться было не на что, не обязательно было прогибать спину, как пантера, когда наклоняешься за ведром, всё равно никто не оценит. Поэтому оставшуюся картошку с огорода Пётр Юрьевич собрал в рекордно короткие сроки и успел даже немного поболтать с Анькой, вышедшей на задний двор за кукурузой. Блуждая в соседских зарослях кукурузы, Хазин трепался ни о чём, расспрашивал Аню о жизни, интересах, досуге, делился избранными страницами своей биографии, скрывая всё ненужное. Девушке Петя казался забавным, слишком быстрым и энергичным для их местности. В Аньке еще с первой встречи Хазин заметил отличающую её от девушек в его привычном окружении черту – ей было плевать, сколько у него денег. Аня интересовалась Петей без корыстного подтекста, не претендуя и не склоняя ни к чему. В трёпе Хазин даже не понял, как помог соседке очистить кукурузу и донести ведро до дома. С чужого двора Петя ушёл с пятью початками кукурузы и хорошим настроением. На обед Гром не пришёл и на звонок не ответил, но прислал утешительное сообщение, в котором просил не переживать и не отвлекать от работы. Тому, что у Игоря всё хорошо, Хазин не поверил, но искупавшийся и сморённый усталостью всё-таки заснул на диване без задних ног. Спал тяжело, пришлось неудобно выгнуться из-за пришедшего кота, еще и сны, как на подбор, были похожи на его личный хоррор. Проснулся Петя с больной головой по будильнику, начистил квадратной картошки и поставил варить с надеждой, что в нужный момент ментовская интуиция не подведёт и он сможет вовремя снять кастрюлю с плиты. Когда Игорь вернулся домой, Хазин лазил по зарослям укропа, расположившимся в помидорных кустах, и старался среди сушняка выбрать более ли менее зелёные веточки. К идеально сваренной картошке должен был прилагаться овощной салат с зеленью, поэтому, натолкав в приподнятый подол фартука помидоров с огурцами, Петя направился обратно на кухню. Даже на дворовом крыльце горячей кукурузой пахло так, что слюни грозились вот-вот залить весь порог. Поправив ногой коврик в прихожей и на всех парах влетев на кухню, Хазин вывалил содержимое фартука в мойку. Он отряхнул ладони от пыли и застыл в ожидании похвалы от Грома. Но Игорь стоял лицом к столу и не поворачивался, доставая из пакета принесённые продукты. - А мне Аня кукурузу дала, – Петя подошёл к нему сам, Гром ловко извернулся и вновь оставил Хазина за спиной. - Я так и понял, – голос был привычно добрый и тёплый, таким, как пледом, можно греться осенними вечерами. Но что-то с ним было не то, и Петя был намерен выяснить что именно. Нетерпеливо развернув Игоря за плечо, Хазин сделал шаг назад и вопросительно уставился на Грома, опустившего глаза: – Давай ужинать, я есть очень хочу, – попытка сменить тему и избежать разборок, что неудивительно, провалилась. Гром всё время забывал, что Хазин тоже мент, и тоже любит задавать вопросы. - Чё с тобой?! – окрылённый своими кулинарными способностями Петя ожидал совсем другого возвращения Игоря, он попросту был не готов к расцарапанному лицу участкового и кровоточащему порезу на плече, выглянувшему из-под короткого рукава летней рубашки. – Кто, блять? – не отвечая, Гром выскользнул из кухни: – Игорь?! – скинув с себя фартук, Хазин следовал за ним по всему дому, пока тот искал перекись водорода и спиртовые салфетки, после чего оба они оказались в ванной. - Тут тесновато, – встретив обеспокоенный взгляд Пети в зеркале, Игорь кивнул на дверь. Упрямый московский майор, конечно, не сдвинулся с места, встал как вкопанный, загородив собой зеркало, еще и флакон с перекисью умудрился отобрать: – Что за напасть… - Ты глухой? Кто тебя порезал?! – он звучал громко. Особенно в ванной, где акустика была лучше, чем в остальных комнатах. Перепуганные глаза хаотично осматривали Игоря, ища новые раны, но, к счастью, не находили. Ждать и играть в гляделки у Грома не было ни сил, ни желания, поэтому он потянулся к царапине на щеке, за что тут же получил по грязным рукам. Зашипев от злости, Хазин сделал страшные глаза и без лишних слов принялся стягивать с Игоря рубашку: – Любовница постаралась? – резкими движениями он освободил левую руку Грома от ткани и скуксился. Игорь захлебнулся возмущением. Он – жертва, а его еще и подозревают в чём-то! - Какая нахрен любовница? Мать Макаровых вернулась, дом хотела мне поджечь, но потом обошлась подручными средствами… – он замолчал, почувствовав шипучую перекись на ране от кухонного ножа. У Игоря до сих пор перед глазами стояла обезумевшая пьяная женщина, узнавшая, что её детей забрали в детский дом, которая виноватым, конечно, сочла Игоря, за что и наказала. С визгом она сначала вцепилась ему в лицо, после чего дотянулась до ножа и полоснула не глядя, будь Гром пониже, получил бы растерзанную глотку и захлебнулся бы собственной кровью. - Ч-ш-ш-ш, – кинулся успокаивать Хазин, подул на рубец и снова полил прозрачную жидкость. – Сдал её?! – участливо поинтересовался Петя и взглянул на Игоря снизу-вверх своими оленьими глазами. - Конечно. Вызвал ребят, задержали, увезли, – от осторожных прикосновений влажной ваты к порезу Гром незаметно вздрагивал, но не издавал ни единого звука. Запёкшуюся кровь Хазин стёр с кожи Игоря мокрым полотенцем. Когда дело дошло до изуродованного лица участкового, оба они потупились. – Я сам. - Нет, не сам, – отступать Петя был не намерен, поэтому грубо схватил Игоря за подбородок и развернул обратно к себе. Кожа была, конечно, содрана, но не критично. Зажить должно было в скором времени, без воспоминаний и рубцом. Петя от усердия прикусил нижнюю губу и неосознанно встал на носочки, хотя Гром по-лошадиному склонил голову, чтобы ему было удобнее дотягиваться. - Картошки-то наварил? – спросил Игорь с иронией, стремясь разбавить напряжённую атмосферу. Петька интонацию не уловил, продолжив возиться с лицом Грома. - Да. - А с огорода её всю перенёс? – от близости Хазина и его заботы Игоря вело. При свете Петя был еще красивее, чем в ночном освещении – взъерошенный такой, испуганный, готовый хоть сейчас отправиться к той Макаровой и откусить ей голову за травмированного Грома. К счастью участкового, Хазин был настолько увлечён благим делом, что взгляд Игоря, направленный на себя, не заметил. - Да, – отмахнулся он с лёгким раздражением и снова приложил вату к царапине. - А кота покормил? – Игорь продолжал шутливо издеваться, пока Хазин с усердием медсестры в травмпункте зализывал его раны перекисью. - Да, – прицокнув, ответил Петя и снова подул. - А на сеновал вечером пойдём? – хриплый голос прозвучал пугающе громко и близко, Петя мигом очухался. Он похлопал ресницами от шока, но увидел смешинки в глазах Грома и злобно прищурился. - Ты дебил? – Хазин сделал паузу, будто в самом деле ждал ответа: – Молчи, а то не буду дуть, пусть у тебя всю рожу щиплет, – и в воспитательных целях посильнее прижал вату к ране. Игорь сморщился, конечно, но не разозлился, запястье только чужое перехватил и заставил Хазина на себя посмотреть. - Да ладно тебе, Петь, – он говорил как привык – медленно и хрипло, и смотрел Пете прямо в глаза, – не помру от такой ерунды. Не в первый раз. Там мороженое на столе, растает же, убери в холодильник. И давай ужинать, а то я тебя сожру с голодухи. - Вот знаешь, в другой раз я бы был не против, но сегодня хера с два! Я, чё, зря полдня эту картошку варю для тебя? – шутливо возмутившись, Петя улыбнулся и спрятал в кулаке окровавленную ватку. - Спасибо, – шёпотом опалил ухо Хазина и сжал в объятьях. Смутившись, ткнулся носом в шею Пети и пальцами очертил чужие лопатки. Поначалу напрягшийся Петька теперь у него в руках обмяк весь, выдохнул облегчённо: – Ты, знаешь, Петь… Ты… - Дома кто есть? Гром! – звонкий девичий голос донёсся из коридора. Хазин сразу понял, что это не Аня, её бы он сразу узнал. Незваная гостья звучала как весенняя птичка, была легка и весела, почти пела: – Ого! Ты кота завёл?! - И не одного, – буркнул Игорь с лёгким смешком и нехотя выпустил Хазина из рук. - Кто это? Жена? – угрожающе спросил Петя и насупился. - Хуже. Это Юлька.