Лев, Лего и Шопен

      Весь вторник у Олега прошел в какой-то суете. На работу опоздал, потому что накануне долго не мог уснуть, ворочался в кровати и переваривал все события дня. Встрял в пробку на Невском почти намертво, получил нагоняй от директора за недоделанный проект, сорвал по этому поводу досаду на помощнице, на обед съел явно несвежий суши-сет, потом допоздна корпел, доводил до ума этот самый проект, все время отвлекаясь на звонки взбесившегося брата, который вдруг надумал разводиться и решил излить душу почему-то именно Олегу. Ни черта не выходило — графики и чертежи не сходились, изобразить сочувствие к брату тоже получалось из рук вон плохо. Весь обратный путь что-то неприятно тикало в машине, явно намекая на визит в мастерскую, и вишенкой на торте стал неожиданно закрытый круглосуточный магазин возле дома, куда Олег спешил преисполненный желанием набрать пельменей, кетчупа и ядовитой «Миринды». Домой он ввалился раздраженный в одиннадцатом часу и, приняв душ, так и лег голодный и злой на весь мир. Льва увидел только мельком на кухне. Тот мыл посуду, поздоровался, спросил будет ли Олег борщ, но к тому моменту Олег так хотел спать, что отказался. За весь этот дурацкий день у него не было ни минуты спокойно подумать о Борисе, о планах по подкату к нему и о Льве и его неожиданном признании. Рухнув в постель, он буквально провалился в сон и вынырнул из него утром как по команде, даже без будильника, ровно в семь утра. С кухни тянуло яичницей, и слышался бубнеж новостного диктора. Лев уже встал. Олег позволил себе еще немного поваляться, вспоминая, что ему снилось. Какие-то горы, аэроплан в чистом прозрачном небе, он будто сидел на большом валуне в цветочном поле и слушал трескотню насекомых. В руку ему уткнулся пес, умильноглазый ирландский сеттер, красно-рыжий, шелковистый. Его влажный нос тыкался в ладонь Олегу, и Олег гладил его, ласкал по лобастой морде, приговаривая:       — Хороший, хороший, нежный, умный, славный мой, только ты и есть у меня...        «Странно, — подумал Олег, припоминая ночное видение, — бабушка всегда говорила, что собака во сне это к другу». Он улыбнулся и, вспомнив, что нынче среда, счел это хорошим для себя предзнаменованием. Может, другом станет Борис?       На кухне Лев уже завтракал, как всегда в костюме, сегодня темно-сером, и в больших очках, которые он надевал только на работу. Олег подозревал, что тот просто солидности добирает, на самом деле не нуждаясь в линзах.       — Доброе утро, — бодро поприветствовал тот Олега и даже будто привстал со стула. — Я на тебя тоже сделал, — кивнул он в сторону сковородки. — С охотничьими, как ты любишь, — улыбнулся он и отхлебнул кофе.       — Спасибо, — на ходу ответил Олег и скрылся в ванной, а когда вышел, Льва уже не было, но на столе стояли приборы, кофейник, намазанный маслом тост, и рядом лежал лист бумаги, на котором длинными буквами чуть ли не каллиграфически было с наклоном выведено: «Хорошего тебе дня».       Эту яичницу и кофе Олег вкушал как амброзию. Так светло было на душе, на лицо то и дело лезла улыбка, стоило вновь глянуть на лист бумаги с такими простыми словами...       Успев хорошенько покорячиться вчера, в этот день Олег на работе почти отдыхал. В обед он, поддавшись неясному порыву, написал Льву сообщение: «Мой день хороший. А твой?» и тут же получил ответ: «Теперь и мой». Олег, прочитав это, подумал, что, видимо, Лев все-таки все еще переживает из-за случившегося тогда, и стоит уже перестать валять ваньку и все ему поведать о себе, тоже, так сказать, покаяться, чтоб тот успокоился и ничего не боялся. «Вот глупыш, распереживался».       Вечер был такой дивный, не душный, не влажный, безветрие и пряный воздух, летний, асфальтный. Пробки проскочил как сокол, словно все светофоры были на его стороне, и все улицы сошлись в ряд для него одного. По радио заиграл бессмертный Creep Radiohead, и Олег во всю мочь подпевал, отстукивая ритм по рулю, чувствуя, будто крылья за спиной вырастают.       Правда на входе в зал решимость и отвага покинули его, и Олег, не ожидая от самого себя, начал вдруг робеть, и все слова, что он напридумывал для непринужденной беседы с Борисом, повылетали из головы — ноль, пустота, и только поджилки трясутся: «Да, Олеж, чет ты слабонервный стал». Олег бросил взгляд на Бориса, и тот тоже посмотрел на него и... улыбнулся! Олег суетливо отвел взгляд и стал деланно приглядываться к беговой дорожке, когда заметил боковым зрением приближение — Борис шел к нему, шел и улыбался этой своей улыбкой суперзвезды.       — Привет, — сказал он, подойдя на расстояние в метр. — Я Борис.       — Привет, — смущенно улыбнулся Олег. — Я знаю, — и покраснел до цвета своих же шорт.       Борис полоснул по нему оценивающим взглядом и подошел еще ближе, совсем близко.       — Павлик мне сказал, что ты его расспрашивал обо мне.       У Олега аж обед обратно стал проситься, и он просто кивнул.       — Я тебя давно заметил, но не знал, как ты отнесешься, — продолжил Борис, а Олег поспешно выпалил:       — Да, я тоже... Так же... В общем, тоже не знал, как ты.       — Сходим куда-нибудь после тренировки? — улыбнулся Борис такой улыбкой, которой не отказывают и про которую знают, что не откажут.       Олег залип на этот хищный оскал мужчины, точно уверенного в своей привлекательности и победе.       — Да, — кивнул он, чувствуя себя бандерлогом под взглядом шикарного Каа.       — Тогда встретимся на парковке через час, — закончил удовлетворенно Борис и отошел от застывшего соляным столбом Олега.       За час ожидания Олег успел передумать миллион мыслей, от той, что он ни фига не подготовленный, до той, что Борис женат, и все это как-то быстро и непонятно. То есть понятно, конечно, но немного не так, как он ожидал, как мечтал и грезил. Олег чувствовал себя каким-то несуразным пацаном, и это с его-то опытом! Ощущения были противоречивые, но докопаться до их природы он не успел, как уже садился в Борисову «бэху», отчаянно цепляясь за остатки смелости.       — Какие пожелания? — бодро спросил Борис и лихо положил свою загорелую руку на колено Олега, так, будто делал это уже сто тысяч раз. Рука была теплая и мягкая.       — Не знаю, — честно ответил тот и улыбнулся, запинывая свой внутренний голос куда подальше.       — Тогда... — Борис постучал пальцами по рулю, — я знаю хорошее место за городом. В Пушкине есть один отель, там чудесный вид из окна — такая панорама, и у них приличный ресторан и бар и не очень много русских постояльцев. Тихо, спокойно, комфортно. Что скажешь? — он ласково провел большим пальцем по выступающей коленке Олега, обвел ее кругом, чуть надавливая сбоку.       — Хорошо, — улыбнулся Олег. — Звучит здорово, — и откинулся на сиденье, стараясь расслабиться и перестать выглядеть как Буратино в гостях у Карабаса, но все равно чувствовал, что что-то в нем не так. Тело не отзывалось ни на жаркий взгляд, ни на прикосновения, внутри все молчало, отсутствовала та магия, что возникает при взаимном влечении, то трепетное нетерпение и волнение от любой мелочи. Дорогой они немного поговорили — кто чем занимается и про зал, про упражнения и эффективность. Разговор не то чтоб не клеился, но и как-то суховато, без заинтересованности в беседе протекал.       Место, куда привез их Борис, было действительно красивым. Трехэтажное скромное здание на возвышении с видом на парк и лесополосу. Вышколенный персонал, пластмассовые улыбки, в фойе и холле ни души, новенькое ковровое покрытие и до зеркального блеска натертые латунные поручни.        Олег шел по коридору за Борисом, мягко ступая и пытаясь вызвать в себе все те эмоции, что горели в нем раньше при одном только взгляде на этого мужчину, все те фантазии и мечты. Нет, мечты никуда не делись, но Бориса в них почему-то не находилось, как ни старался Олег его там отыскать. Его сладкий папочка...       Щелкнул замок, Олег не успел даже оглядеться, заметив лишь, что номер большой, просторный, белый, как Борис вжал его в дверь и стал оглаживать горячими ладонями все его тело, мять ягодицы, втискиваться своим нахальным стояком в бедро и слегка прикусывать мочку уха.       — Хороший какой, крепкий... — жарко дышал Борис Олегу в шею.       — Подожди... — чуть отстранил его Олег. — Я... — он выгнулся, уходя от прикосновений. — Я... Подожди, Борь...       — Ну что не так? — посмотрел на него Борис, не убирая рук с Олеговой задницы.       — Просто как-то все... Не знаю, — скривился тот.       — Ты же не целка, Олежа? — хохотнул Борис. — Или ты хочешь клубнику с шампанским? Так я просто думал, ты не из таких... Но если хочешь, то конечно, — он немного отстранился и пошел к мини-бару.       — Да нет, — остановил его Олег. — Не в этом дело. Просто... Я не готов. Да. Я не готов.       Борис посмотрел на него явно с раздражением, но тут же взгляд его смягчился, он сел на край кровати и похлопал рукой по матрасу.       — Иди сюда, стесняшка, — позвал он.       Олег улыбнулся. Он чувствовал себя ужасно глупо и виновато, и неловко. Что на него нашло? Будто никогда ни с кем не спал в день знакомства! Сколько у него было таких перепихов? Сколько раз он сам пользовал кого-то безымянного в клубах или командировках? Это всегда был адреналин, похоть, жёсткое наслаждение. Так что поменялось? Может, виной тому все эти его глупые фантазии, все эти принцессовые бредни о закате и томных вздохах, но ведь он уже загодя знал, что Борис не тот вариант, что он женат и, судя по всему, не обременен моралью и романтизмом. Так что ж ты, Олежка, динамишь-то всех, и себя, и сладкого папочку?! Ответа не было, а было чувство неправильности и отсутствие какого бы то ни было желания продолжать.       Олег покорно сел на кровать возле Бориса.       — Прости, я что-то перенервничал, видно.       — Бывает, — снисходительно улыбнулся тот и вновь склонился к его шее. — Ты очень красивый, я давно на тебя смотрел, — горячо зашептал он, выцеловывая линию челюсти и шею, проходясь к плечу и ключицам. — У тебя такое тело, такая кожа... — он стал заваливать Олега на кровать, неспешно гладя его торс под футболкой, задевая соски, чуть сжимая их между пальцев.       Олег рефлекторно овил его шею руками и выгнулся, прижимаясь ближе... и тут у него зазвонил телефон.       Обычно в такие встречи он всегда выключал звук, а то и вообще вырубал совсем мобильник, чтоб не отвлекаться, но тут забыл, и этот звон, эта знакомая трель вдруг показалась ему спасительным горном. Он подскочил с кровати и метнулся к сумке. Звонил брат. В другой раз он и не подумал бы снять трубку, ничего там важного — нытье о неудавшемся браке опять, не иначе, но тут Олег ответил с таким энтузиазмом, словно они с братом были не меньше, чем однояйцевыми, а то и сиамскими близнецами, что переживают тревоги друг друга как свои собственные! Борис демонстративно фыркнул и отошел к окну курить, оправляя стояк и недовольно поглядывая в сторону Олега. Тот вполголоса поговорил минут пять с братом, на деле же мало слушая, что тот говорит, и давая себе передышку и время на принятие решения, хотя, конечно, это была дурость, все он уже решил и понял. Договорив, он не подошел обратно к Борису и не вернулся к кровати, а так и остался стоять в середине комнаты, в растянутой футболке и босой.       — Борис, прости, я...       — Да я уж понял, — перебил его тот, — что ты пустая трата времени. На хер поехал-то? — с раздражением усмехнулся он и, взяв со стола свой телефон, а с кровати пиджак, пошел к двери. — Оплачено до утра, можешь остаться. Я тебя обратно не повезу, уж извини, — сказал он на прощание и хлопнул дверью. Хорошо так хлопнул, будто по щам Олегу.       На часах была половина десятого, за окном уже сгущались сумерки. Олег распахнул ставни и сел на подоконник. Внизу простирался большой сад, клумбы, подстриженный шиповник, а вдали широкое поле с аккуратными стожками и полоса леса на горизонте. Ни шума машин, ни звука голосов, мирное стрекотание и соловьиная трель. Такое красивое место, по-настоящему романтичное, и подоконник такой широкий. Здесь можно было бы сидеть вдвоем, закутавшись в большие белоснежные халаты с эмблемой отеля, прижимать к груди дивную спину, обнимать, зарываясь носом в волосы, еще чуть влажные после душа, и смотреть вместе на эти стожки, на едва появившиеся звезды, слушать пение птиц или Шопена... Тоска почти физически ощущалась во всем теле, тоска по неисполненному, по упущенному, чему-то важному. Сидеть одному в таком месте, наслаждаться этим видом, чувствуя так много внутри и не имея возможности все это с кем-то разделить, так горько. Не с тем, кто алчен до твоего тела и не вспомнит завтра твоего имени, старательно делая вид при встрече, что вы незнакомы, а с кем-то близким, дорогим, кто знает тебя, принимает такого как есть, со всеми потрохами и глупостями, с кем легко и просто, даже когда молчишь, с кем не нужно притворяться и, краснея, робеть...       Олег лег в постель и уткнулся в подушку, сердце ныло и рвалось. От белья пахло чуждой стерильностью. Нужно было ехать домой, успеть на маршрутку или вызвать такси, нужно домой, домой. Очень нужно домой...       Он не заметил, как уснул, повторяя как мантру эту успокоительную мысль о доме. Во сне Олег вновь видел поле и сад, стога сена. Он шел босыми ногами по траве, а потом прыгал в сене, рухнул в душистые колоски и обнял тут же того, кто был рядом, все это время был рядом, под самым носом. Он сплел свои пальцы с его... длинными, красивыми пальцами, провел соломинкой по носу, по улыбающимся губам. Пахло подступающей осенью, влажной землей и, кажется, даже звездами. Олег сжал его руку и, повернувшись лицом к лицу, прошептал:       — Я так долго искал тебя, так долго ждал... Лёвушка.