Autumn

Гарри спускался в Большой зал после сдвоенной Трансфигурации, когда к нему подлетел бумажный журавлик и неторопливо опустился в привычно протянутую ладонь. «Выручай-комната. Сейчас», — гласила записка, и Гарри, которому так и суждено было остаться голодным из-за внезапно назначенного свидания, тяжело вздохнул, но предвкушение встречи вопреки напускному раздражению уже заискрило внутри миниатюрными фейерверками. О встречах они никогда не договаривались заранее. Как-то еще с третьего курса повелось, что Малфой присылал журавлика с извещением, — это было своего рода магическим аналогом телефонного звонка и их личным способом сообщать друг другу свое местоположение и расписание. Удобно, не слишком заметно и, как казалось Гарри, весьма трогательно. Спустя шесть лет обучения в школе чародейства и волшебства он все еще пребывал в детском восторге от магии, проявляющейся в бытовых мелочах, будь то самостоятельно моющиеся тарелки, обычное снаружи, но расширенное до огромных размеров внутри пространство походной палатки или летающие записки. Порой, когда встретиться возможности не было (расписание с каждым годом у них с Драко различалось все сильнее), или попросту было скучно и хотелось поговорить, журавлики доставляли целые письма. А иногда Драко присылал ему рисунки. К большому удивлению Гарри, рисовал он профессионально. Как выяснилось — Нарцисса Малфой серьезно увлекалась живописью и с малых лет приобщала сына к искусству. Чаще всего Драко рисовал самого Гарри — сосредоточенно склонившегося над котлом, смеющегося, тянущего руку к снитчу или вызывающего патронуса. Это было одновременно приятно и очень смущающе. Впрочем, далеко не так смущающе, как когда на Драко нападало игривое настроение, и он начинал рисовать картинки эротического содержания. Естественно, тоже с Гарри. Получить журавлика с таким посланием, сидя между Роном и Гермионой в Большом зале, или прямо во время урока, скажем, у Макгонагалл, было мало приятного, потому что сохранить его содержание в тайне было крайне сложно, а остаться при этом невозмутимым и вовсе нереально. Так что Гарри краснел, бледнел, задыхался и терял дар речи. Зато после того, как одного такого журавлика перехватил крайне разгневанный Снейп, Гарри в считанные мгновения освоил заклинание невербального сжигания. Потом правда ему еще две недели приходилось вручную драить котлы по субботам — то, что журавлик с интимным посланием (о чем Снейп, слава Мерлину, не узнал) превратился в пепел прямо в ладони профессора, тому не понравилось еще сильнее, чем то, что тот вообще появился в кабинете во время его урока и был адресован ненавистному Поттеру. После того случая Драко изучил расписание Гарри детально и во время занятий со Снейпом журавликов ему не присылал — времени на свидания и так было катастрофически мало, и глупо было собственноручно себя лишать тех его крох, которые можно было провести вдвоем. Периодически Гарри просил Драко делать автопортреты. Смотреть на его нарисованную версию — немного напряженно улыбающееся или раздраженно закатывающую глаза — Гарри было куда интереснее, чем на свою, но себя Драко почему-то рисовать не любил, поэтому соглашался на это редко и не за «спасибо». Гарри, впрочем, не имел ничего против исполнения его маленьких прихотей. Ему вообще было трудно Драко отказать. Поэтому стоило бумажному журавлику сообщить ему время и место свидания, как все остальное теряло свое значение, и Гарри летел в назначенное место, окрыленный, как этот самый журавль. Возможно, смена облика его патронуса была только делом времени.