Autumn

Чарли сразу подмечает: Виктория Крам куда увереннее чувствует себя в воздухе, чем на земле. Она похожа на хищную птицу: когда она на метле, никто не может ускользнуть от неё — ни снитч, ни человек. Её движения играючи легкие, резкие, раскованные. Она бросается коршуном за золотым крылатым мячиком, пикирует вниз, лавируя между соперниками. У ловца вражеской команды нет ни единого шанса, когда она в небе: Виктория Крам умеет рвать победу из рук, и победа ластится к её мозолистым сильным пальцам урчащей ласковой кошкой. Однако на земле она явно чувствует себя не в своей тарелке: сутулится, смотрит по сторонам угрюмо из-под темных густых бровей, и в почти черных цепких глазах её светится вызов, а длинный немного кривой из-за травмы нос только усиливает впечатление хищности лица. Виктория шагает широко и быстро, словно земля вот-вот исчезнет у нее из-под ног, и она упадет, и её необычная внешность привлекает внимание, пусть и трудно назвать её красивой. В Виктории нет женственности и изящности, но есть харизма — агрессивная, почти звериная, накладывающая отпечаток на мимику, движения и манеру говорить. Говорит она, впрочем, редко — чаще молчит и хмурится, и потому выглядит старше своего возраста. Чарли всегда интересовался драконами больше, чем женщинами, но Крам слишком похожа на крылатого огнедышащего зверя, чтобы устоять. Он подмечает её на Турнире трех волшебников, куда привозит драконов из Румынии, и сразу понимает, что она вполне могла разделить бы его страсть к этим опасным, но умным и величественным существам. На то, как она справляется с китайским огненным шаром Чарли смотрит с трибун с любопытством и волнением. Ей досталась дракониха, а они всегда агрессивнее и злее самцов, поэтому задача Виктории труднее, чем у Диггори и Флер, но она прекрасно справляется, ослепив дракониху и выхватив золотое яйцо у нее из-под носа, и получает максимальный балл за задание. Чарли отчего-то гордится её успехом, как своим, пусть ему и жалко настоящие яйца, которые ослепленная дракониха давит в процессе. Он находит Викторию вечером после испытания — в её темных глазах все еще теплятся искорки довольства, и она дарит Чарли короткую улыбку, пусть и ощутимо закрывается, стоит ему подойти. Незнакомцев — в штыки, очевидно — её золотое правило. Чарли не обижается. Он протягивает ей широкую огрубевшую ладонь и коротко представляется. Рядом с Крам однокурсники из Дурмстранга с характерной внешностью, формой и недружелюбным выражением лица. Они сверлят Чарли подозрительными взглядами, но молчат. Виктория сжимает его ладонь крепко, и глаза её с любопытством скользят по ожогам и шрамам на его руках и лице. Чарли говорит, что знает, где можно взять метлы, и предлагает полетать — Крам улыбается краем рта и, подумав, соглашается. Это приятно и неожиданно — Чарли был почти на сто процентов уверен, что она откажется, пусть и не мог не попробовать. Но небо — её стихия, и она совсем не прочь завязать знакомство в воздухе, где чувствует себя по-настоящему свободной и уверенной. Они летают над башнями Хогвартса и квиддичным полем. Чарли берется проводить своеобразную экскурсию, испытывая теплый прилив ностальгии по школьным годам, и показывает ей Запретный лес, хижину Хагрида и теплицы профессора Стебль, а затем начинает рассказывать о своей учебе в Хогвартсе и квиддичных матчах, о работе с драконами в Румынии. Виктория, разрешившая звать себя Вик, слушает его внимательно и периодически переспрашивает, если перестает его понимать — языковой барьер есть языковой барьер. Иногда она смеется — низко и бархатно, и её смех отзывается приятной щекоткой у Чарли в груди. Расположение Вик ощущается как объятие, и пусть о себе она почти ничего не рассказывает, скупо и коротко отвечая на его вопросы, Чарли чувствует, что делает все правильно. Ей нравится летать с ним сквозь вечернюю мглу над территорией Хогвартса, нравится слушать его глубокий рокочущий голос. А самое главное — когда он рассказывает о драконах, её темные глаза загораются. Это бьет в голову похлеще огненного виски и приятно греет. Осенний вечер сырой и промозглый, и в небе очень холодно, но он не чувствует этого, и Вик, вроде как, тоже. Когда они возвращаются в Хогвартс, Чарли ловит себя на нежелании отпускать Вик, и это выбивает из колеи, делая повисшее между ними молчание неловким, поэтому прощаются они скомкано — она сжимает его плечо и, коротко улыбнувшись, уходит. А Чарли впервые не хочет возвращаться к своим драконам в Румынию, но, естественно, не может позволить себе остаться. Месяц проходит в раздумьях и томительном ожидании неизвестно чего. Чарли пытается не думать о Вик, потому что рассеянность в его работе может привести к смертельному исходу, но гордость болгарской сборной по квиддичу селится в его голове окончательно и бесповоротно, и ему впервые хочется отправить матери письмо с просьбой о совете. За пару дней до Рождества Чарли сердито отмахивается от собственных сомнений и отправляется в Хогвартс. Если с Вик ничего и не получится, он хоть с семьей повидается — все же, во время учебного года большая её часть находится в школе чародейства и волшебства. Хогвартс встречает его волнующей праздничной атмосферой приближающегося Святочного бала, и Чарли вмиг легчает и становится радостно, будто он тринадцатилетний подросток, впервые оказавшийся в Хогсмиде. Выспросив у Макгонагалл, где находятся дурмстрангцы, он направляется к Вик, преисполненный эйфорией предвкушения, смешанной с легонько покалывающим страхом. И пусть Крам при своих здоровается с ним сдержанно, искорки в темных глазах выдают её радость, и это с лихвой окупает долгое ожидание и едкие сомнения, в которых он варился целый месяц. — Раз ты приехал, я пойду на бал с тобой, — объявляет Вик с жутким, но трогательным акцентом, и, перейдя на родной язык, говорит что-то стоящему рядом с ней дурмстрангцу с вытянувшимся от удивления лицом. Тот гневно раздувает ноздри и отвечает резко, но Крам уже не смотрит на него, она берет Чарли за локоть и уводит его из гостиной, и тот чувствует себя так, словно выиграл яйцо с норвежским горбатым как минимум. На балу Вик оказывается единственной девушкой, надевшей костюм — даже весьма немногочисленные ученицы Дурмстрангa надевают платья в угоду традициям. Но Вик может позволить себе им не следовать и смело этим пользуется. Чарли думает, что она очаровательна, и, не удержавшись, озвучивает мысль вслух, невесомо касаясь её покрасневшего уха губами. Крам пахнет морем и бергамотом, а её темные волосы куда короче его собранных в хвост огненно-рыжих, и Чарли находит это ироничным. Он крепко обнимает Вик за талию, и они кружатся по залу в такт музыке вместе с другими парами. Участники турнира и их спутники открывают бал, и потому все взгляды прикованы к ним, но Чарли не обращает на это никакого внимания. В его руках — пламя, и он укрощает его, как привык, — азартно и радостно. Вик улыбается краем рта — её все устраивает. Туфли на невысоком каблуке выстукивают ритм по хрустальному полу, пока зачарованный граммофон транслирует вальс. Чарли сейчас куда ближе к ней, чем кто бы то ни было до него, и дело тут вовсе не в танце. После бала, опьяненная шампанским, танцем и близостью, Вик дает волю чувствам, и припадает ярким горячим ртом к губам Чарли, льнет к его широкой груди, позволяя прижать себя ближе большими сильными руками. Ни одному юноше не было разрешено обнимать её так, но поддаться рыжему укротителю драконов не кажется ни стыдным, ни унизительным, и Вик наслаждается моментом, чувствуя себя женщиной, но впервые не оскорбляясь этим фактом. Позже он берется провожать её до отведенных дурмстрангцам спален. По пути они натыкаются на Дамблдора, и тот, странно всезнающе улыбаясь, предлагает Чарли навестить Хогвартс перед вторым туром, через месяц. Чарли соглашается без промедления, и сердце Вик начинает отбивать радостную барабанную дробь, а чудаковатый директор желает им спокойной ночи и удаляется, насвистывая себе под нос какую-то мелодию. — Он странный, — делится мнением Вик, когда они добираются до входа в подземелья — дурмстрангцев поселили рядом со слизеринцами. — Ага, — улыбается Чарли, и теперь уже сам целует её, осторожно прислоняя к стене. Напоследок он дает ей свой адрес, и Вик обещает писать. В груди неприятно ёкает — он еще не уехал, а она уже скучает по его улыбчивому широкому лицу и покрытым ожогами сильным рукам. Двадцать четвертого февраля Чарли Уизли приходит в себя в Черном озере и начинает смеяться прежде, чем понимает, что произошло. Вик мертвой хваткой сжимает его руку, встречаемая громкими ободряющими криками зрителей. Она улыбается.