Autumn

Однажды Эйвери заметил Питера Петтигрю. Тихого невзрачного мальчика Питера, прячущегося в тени самых заводных и проблемных гриффиндорцев. Одного из этих гриффиндорцев их крошка-ловец Регулус звал братом, второго злюка-Северус окрестил рогатым придурком. «Почему рогатый, Снейп? Ты отчпокал-таки Эванс?» — хохотал по этому поводу неугомонный Розье, чем вызывал проклятия угрюмого зельевара и одобрительные смешки Мальсибера. Но мысли Эйвери были весьма далеки от них всех. Он смотрел на Питера и видел брешь в броне другого факультета, подопытную крысу и шанс подобраться поближе к тем, кому хотелось причинить боль. Шансами Эйвери всегда пользовался. Поэтому он начал следить за тихим невзрачным мальчиком Питером, и уже через пару недель понял, что сорвал куш. Эйвери обожал заставлять тараканов плясать. И готовился перейти на крыс. У тихого мальчика Питера были тёмные злые глаза, оттопыренные уши и неприятная ухмылочка. Тихий мальчик Питер был не такой уж и тихий, но никто этого почему-то не замечал. Никто, кроме Эйвери, который, проходя мимо, ухмылялся ему в лицо, словно бы говоря: «я вижу тебя». Питер под его насмешливым препарирующим взглядом весь съеживался и прятался за друзей, пытаясь стать привычно невидимым для окружающих. Эйвери нельзя было этим провести. В темных глазах Питера он видел вязкую неприкрытую злобу, толкающую на подлость, и это будоражило. Питер был любопытной находкой. Эйвери не понимал, как он умудрился попасть на Гриффиндор. Обхитрил старую шляпу? С него бы сталось. Тихий мальчик Питер не был глупцом. Слабаком — да. Но не глупцом. Эйвери со смехом думал, что с него станется всех их пережить. Близятся тёмные времена, а крысы всегда бегут с тонущего корабля. Эйвери его не осуждал. Он тоже любил жизнь и не считал нужным геройствовать. Вполне вероятно, что с этого корабля они сойдут вместе. Чутко понявший природу его интереса, Питер избегал приставучего, как плющ, слизеринца, сколько мог, но Эйвери все равно подкараулил его — в туалет Питер пока ходил один. Когда Эйвери загородил ему проход, уперев ладонь в стену, Петтигрю втянул голову в плечи, отчего стал казаться ещё меньше и нелепей. Испуг в его маслянистых черных глазках мешался со злобой, делая его ещё больше похожим на крысу. Он чувствовал угрозу, но не мог решить, что ему предпринять, и потому просто молчал. Эйвери гаденько ухмыльнулся, чувствуя себя королём положения. Он знал, что чем дольше он молчит, тем больше тревожных мыслей роится в голове Питера, тем прочнее он увязает в своём страхе. Эйвери собирался заставить крысу танцевать. — Чего тебе надо? — наконец буркнул Петтигрю, не выдержав затянувшейся паузы. Его глазки бегали, пока он пытался незаметно вытащить палочку из кармана, но Эйвери обезоружил Питера быстрее, чем тот успел направить её на него. Петтигрю съежился ещё сильнее, и Эйвери улыбнулся шире. — Чего тебе надо?! — рассерженно пискнул Питер, выходя из себя. Колокол прозвонил, сообщая о начале урока, а они все ещё стояли возле мужского туалета и не могли разойтись. — Я все про тебя знаю, Питер, — протянул Эйвери. — Но ты ведь и так уже в курсе, верно? Чёрные глазки забегали по скуластому лицу слизеринца с мутно-зелеными, точно вода в стоячем пруду, глазами и растянутыми в ядовитой усмешке полными губами. — Не понимаю, о чем ты, — пискнул он, и Эйвери расхохотался, схватив Питера за локоть и затолкнув обратно в туалет. Дверь он закрыл на замок коротким движением своей тисовой палочки. Палочка самого Питера под бегающим злым взглядом перекочевала в левый рукав его темно-зеленого свитера. — Ты все ещё не понимаешь, крошка Питти? — сладенько улыбнулся Эйвери. — Мне озвучить? О, вижу, ты этого хочешь. Любишь грязные разговорчики, а, крысеныш? — Урод, — буркнул Питер, и Эйвери развеселился пуще прежнего, хотя его водянистые глаза продолжали внимательно наблюдать за жертвой, а палочка смотрела Петтигрю точно в сердце. — Как грубо, крысеныш. Впрочем, я не удивлён. Ты ведь совсем не такой хороший мальчик, каким хочешь казаться, верно? И эти взгляды, что ты бросаешь на Джеймса, — Эйвери выразительно поиграл бровями и понизил голос до шепота, — дрочишь на него, пока он спит? Крадёшь его вещи, мм? Питер пошёл красными пятнами, а Эйвери продолжил, как ни в чем не бывало: — Даже представить не могу, как ты ненавидишь Сириуса. Впрочем, ты же всех их ненавидишь, не так ли? О, я вижу, как чёрная зависть пожирает тебя изнутри. Ведь это ты хотел бы быть лучшим игроком в квиддич и любимцем учителей и девчонок, хотел бы быть таким же успешным и безбашенным, таким же простым и весёлым. Но ты совсем не такой, да, Питти? Ты гнилой внутри, хитрый и слабый. Пользуешься их дружбой, пока это выгодно, но стоит найти покровителей посильнее, и тебе ничего не будет стоить их предать. Я прав? Вижу, что прав. Но ты не думай, крысеныш, я не осуждаю. — Конечно нет, — спокойно сказал Питер, который уже перестаол ежиться и теперь прямо смотрел ему в глаза с толикой презрения. — Ты ведь такой же, как я. — Умный крысеныш! — расхохотался Эйвери. — Ты прав, я тоже считаю преданность уделом узколобых идиотов. Как же ты попал на Гриффиндор с такими мозгами, мм? Питер ощерился, обнажая по-крысиному острые передние зубы. — Мне нравится, когда ты не строишь из себя зашуганного паиньку, — одобрительно сказал Эйвери. — Надменность тебе больше идёт. Ответить Питер не успел: в одной из кабинок раздался звяк, будто кто-то случайно выронил монетку из кармана. Петтигрю вздрогнул. Он и не подумал, что в туалете мог кто-то быть. И что этот кто-то предпочёл не высовываться, когда Эйвери начал свой занимательный монолог, а может, и специально остался подслушать. Как бы то ни было, теперь их случайный слушатель знал куда больше, чем следует. Питер переглянулся с Эйвери, и слизеринец усмехнулся, точно прочёл его мысли. — А сейчас, мой дорогой крысеныш, — сказал он, вычурным движением фокусника возвращая Петтигрю палочку, — я покажу тебе, как заставить таракана танцевать. Питер гаденько ухмыльнулся. Забавы Эйвери были ему по вкусу.