Я всё знаю

      Да он смеётся! Раф только приготовился рассказывать, как сразу же передумал! Почему? Я сделал что-то не так? Я просто сел рядом с ним на кровать, немного помолчали, он набрал немного воздуха и… Попросил забыть об этом случае…       Меня трясло от злости. От меня опять всё скрывают. Если они продолжат всë от меня скрывать, то я не уверен, что злость не захлеснëт меня полностью в один момент...       Утро было… Тяжелым. Обычно, после пробуждения я всегда смотрел на часы и шёл готовить завтрак, но на этот раз я еле потёр глаза и снова укрылся под одеяло. В последнее время я чувствую себя слишком вымотанным, хотя я за всю неделю не тренировался в зале (даже не заходил туда). А Раф, наоборот, если раньше он посвящал тренировкам три-четыре часа в день с перерывами на обед или вязание, то сейчас уделяет почти весь день им. Вчера я решил засечь время: сколько он тренируется в зале без перерывов? Начал он в семь утра с обычной разминки; в восемь бил грушу; полдесятого стал отрабатывать удары; в двенадцать снова начал бить грушу; в два часа подтягивался на турниках, делал планку, отжимался и т.п.; в четыре вечера медитировал; в пять делал легкие упражнения, которые занимали от силы минут пять. И только после всех этих испытаний он уходил обедать. То есть он каждый день тренировался по десять часов в день, даже не отходя на перекус или просто заняться своими делами. Даже если физически не мог устоять на ногах, а руки дрожали, он продолжал изматывать себя. Думаю, сегодня я подниму эту тему с ним. Если он только после тренировки не запрëтся в комнате или не убежит на улицу. Но даже так я должен буду достучаться, потому что так нельзя жить дальше. Такими темпами это всë ни к чему хорошему не приведëт.       А вот что до Донни… У него свои причуды. С восьми утра он сидит в лаборатории до трёх часов ночи, а иногда и до пяти утра. У него и так был режим хреновый, а стал ещё хуже. Представляю, какие у него тёмные мешки под глазами… Однако, его красные залитые кровью глаза мне и не нужно представлять. Буквально пару минут назад мимо меня прошёл сонный учёный, который споткнулся на месте и чуть не ударился лбом об край стола. Я тогда дëрнулся, чтобы, если что, подстраховать, а то кто знает, насколько он себя измотал, однако Донни лишь как-то раздражённо фыркнул на это мое действие (или, может, это он так фыркнул на свою неуклюжесть?). Однако если бы он всë-таки упал,то было бы то ещё зрелище… Питание у него тоже не самое лучшее: на завтрак кофе, на обед (если его не пропускает) кофе, и на ужин, конечно же, кофе. Хотя на ужин у него обычно на три кружки кофе больше. Я старался впихнуть ему свою стряпню, но каждый раз слышал отказ и открывание нового пакета с кофе. И каждый раз мне было очень неприятно, что он даже не старается хоть что-то сделать со своим состоянием, а лишь сильнее усугубляет. Да он даже будто не обращает внимания на мои попытки ему помочь!       Я даже пробывал вновь прибегнуть к манипуляции: Рафу говорил, что он не хочет проводить время с семьёй и убегает от нас, а Донни, что я ужасный повар, раз ему не нравится моя еда. Очевидно, на Ди это не работало, и, к моему удивлению, на Рафа тоже! Он просто тяжело вздыхал и уходил! Раньше мои «мелкие» манипуляции на всех работали…       Три плоские тарелки с жаренной картошкой с каждой минутой остывали, как и моя вера. Вера во что? В исцеление семьи. А что с ней теперь не так? Без понятия. То есть, я знаю причину нашего постепенного разрушения семьи, но как мне её восстановить? Что нужно сделать, чтобы все стали чуть более счастливыми? Мне тоже больно из-за потери Лео, но я не хочу разваливаться по кусочками, не стараясь приложить хоть немного усилий. Я не понимаю, что дальше делать. К чему всё это приведёт? Почему все не хотят хоть раз подумать обо мне?       Незаметно для меня подступили слёзы, затуманив вид. Одна слеза упала на картофель. Вторая, третья… Сейчас я узнаю, какова на вкус солёная картошка. Я поднёс вилку с кусочком еды ко рту и откусил, медленно разжевывая его. Удивительно, но картошка на вкус… Солёная. И слегка горькая. Забавно, да? Я попытался улыбнуться, пошутив у себя в голове, но вышла наверняка кривая ухмылка. Я уже и забыл, каково это, искренне улыбаться. Да я даже забыл, как выглядит на мне улыбка…       Эта неделя прошла отвратительно скучно. Логово стало более серым, в тёмных углах завелась паутина, пыль собралась на экране телевизора и на полке с различными сувенирами. Мы уже около трёх недель не убирались. Может, это шанс к возвращению прежней жизни? Или хотя бы попытки всë наладить.       Я постучался в лабораторию Ди. Меня встретила сонная фигура, которая раздражительным жестом, смахнув рукой, попросила не надоедать, ведь «гению» нужно над чем-то снова работать. Не став медлить, я с порога начал объяснять ситуацию и указал на зал, добавив, что и не только там нужна уборка. — Что ты этим хочешь сказать? — недовольно спросил Ди, прислонившись к косяку двери. Мы с ним вместе взглянули на разбросанные провода по всей лаборатории и собранный в кучу металлические детали в углу комнаты. — А, теперь понял…       К большому облегчению, Донни не стал перечить мне и спорить, а молча пошёл звать Рафа: он не стал идти в комнату, потому что знал, что там нашего братца нет, поэтому направился сразу в зал. Естественно, Раф бил грушу: он как будто вбивал в неё все накопленные негативные эмоции. Он пинал её со всех сторон, избивал со всей дури, что оставались вмятины, которые больше были похожи на шрамы. Я бы не хотел мешать Рафу во время этого процесса, но это было необходимо. Хорошо, что это сделал за меня Ди. Брат демонстративно кашлянул, и внимание Рафа мигом заострилось. — Нужно прибраться в логове. — У меня всё чисто, — холодно ответил Раф, вернувшись к тренировке. — Я говорю не про комнаты, а в целом про логово: зал, кухня, ванная. Но комнатами тоже было бы неплохо заняться: хотя бы перебрать ненужные вещи, – начиная раздражаться, ответил Донни. — У меня таких нет.       Я отошёл подальше от братьев, дабы не попасть под горячую руку. Я уже чувствую, как Ди скрипит зубами, а нервы Рафа накаляются. Ощущение, будто они поменялись местами: Раф стал неуправляемым, а Донни теперь должен его контролировать, но у него это плохо получается. Вот-вот он выйдет из себя. — Хотя бы нам с Микки помоги, боксёр чёртов.       Раф резко прекратил удары. Груша болталась из стороны в сторону, будто изображая стрелку часов. Раф повернулся к Донни и направился в его сторону, делая быстрые и большие шаги. Ладно, мне придется вмешаться. — Давайте, — встал я между двумя провокаторами, — начнём сегодня с наших комнат, а закончим завтра залом и остальными комнатами. Идёт?       Пронзительные взгляды братьев устремились на меня, парализуя каждую частичку моего тела. Будто электрический ток пронзил все органы, но пожалев мой язык, дабы утихомирить перепалку. — Каждый будет убираться в своей комнате, но если у кого-то возникнут трудности, то можем обратиться друг к другу за помощью. Это ведь несложно, так?       Теперь острые взгляды братьев встретились друг с другом и, всё-таки сдавшись, Ди первым отвернулся от нас с Рафом и шагнул в сторону выхода с зала. Старший фыркнул и последовал за «гением», а я лишь наблюдал за ним, опасаясь продолжения этого дня…       Я просто хочу, чтоб никто больше не ссорился. Разве я так многого прошу?       Моя комната была не такой уж и грязной, наоборот, это был лишь «творческий беспорядок». Я же художник: творцам вроде меня свойственно разбрасывать одеяло и бумаги на пол, не убирать кисти и краски в специально отведенное место; да было б оно ещё! Зачем мне коморка для художественных принадлежностей, когда есть стол и пол? Нужна бумага? Да вот, на полу лежит. Нужен карандаш? Без проблем, просто возьми со стола! И всё же, как бы мне не хотелось убираться, мне нужно стать примером для семьи (особенно для Донни с его разбросанными по разным углам комнаты проводами), чтобы настроить на прежнюю жизнь и немного взбодрить. Если не я, то кто?       Я подошёл к своей кровати, рядом с которой на полу лежало скомканное одеяло. По-хорошему, его стоило бы постирать, но никакого неприятного запаха от тканей не исходило. Ну, немного пахло вчерашней китайской лапшой и виднелись жирные пятна, но если глаза не слезятся, значит пока рано для стирки! Кинув одеяло на кровать и расстелив его, я довольно отряхнул руки от «тяжелой работы» и направился к своему «столу творения».       «Стол творения» есть у каждого моего брата: стол Ди всегда заполнен (переполнен) различными штуками для создания техники или для её починки; стол Рафа завален всеми видами пряжи, спицами, разными размерами крючков и синтепухом для вязания плотных игрушек. А вот мой «стол творения» был самым необыкновенным, поскольку я не только на нём творил, но и буквально «на нём» творил. Если убрать все вещи со стола, то можно увидеть на нём рисунки, начерканные мелом несколько лет назад…       Я убрал свой открытый со слегка порванными страницами блокнот в сторону, листы бумаг и карандаши взял в руки… И тут что-то ёкнуло в сердце при виде четырёх фигур, напоминающих моих братьев, каждая из которых держала друг друга за руки. Красная черепашка держала руку фиолетовой, фиолетовая синюю, синяя оранжевую. Две последние черепашки так были счастливы… Комок в горле невозможно было протолкнуть. — «Соберись, сейчас не время…» — подумал я. Что-то горячее и горькое поступало к глазам, потому я немедля закрыл рисунок мятыми бумагами и кистями.       Закончив лёгкую уборку, в которой я всего лишь прошелся ладонями по пыльным поверхностям полок и комиксов, решил, что этого достаточно. Надо бы проведать братьев, а то слишком тихо в логове…       Я постучался в лабораторию Ди, так как слышал громкие лязги и звуки, будто брат не убирает, а роняет вещи. Однако эти звуки резко прекратились. Повисла тишина, затем послышались осторожные шаги в сторону двери. Пошатнувшись, я отошел немного назад, хотя дверь в лабораторию открывалась от меня. Противный скрип двери заставил меня слегка поморщиться, но как только я увидел из щели застенчивый взгляд Донни, то на время замер. — Микки, — запинаясь сказал Ди, — ты так быстро убрался? Надо же, а я… Я ещё убираюсь, можешь пока проведать Рафа. — Донни, — с требовательным тоном произнёс я. — открой дверь полностью. Я не вижу комнату. — Да не трать время! Просто иди!       Брат вскрикнул и попытался закрыть дверь, но я просунул руку к щели, распахнул дверь и, ворвавшись в лабораторию, оттолкнул брата куда-то в сторону. Уже приготовившись к наихудшим событиям, таким как очередные опасные изобретения «гения», я удивленно распахнул глаза, а затем резко нахмурился и повернулся к Донни. — И это, по-твоему, уборка?! — указал я на порванную коробку, заваленной запутанными десятками (скорее сотнями) проводами. — Ну куда ещё мне их убрать?! — раскинул руками брат. — Все шкафы переполнены моими технологиями! — Тогда выкинь что-нибудь ненужное!       Донни схватился за сердце и с возмущенным видом уставился на меня: — У меня нет «ненужных» изобретений! Я не собираюсь ничего выкидывать! — Даю тебе полчаса на уборку! — заявил я, выйдя из комнаты и громко хлопнув дверь. В ответ посыпалось «нытьё» брата о его ненависти к уборке, затем недовольное ворчание с параллельно открывающимися шкафами. Порою, кажется, что я теперь примеряю на себя роль Рафа… Кстати, его тоже нужно проведать.       Подойдя к двери комнаты старшего, я наполнил свои лёгкие воздухом уверенности и сдержанности. Мне эти два качества пригодятся для разговора с Рафом. И вот, набравшись сил, я тихо постучал три раза в дверь. Тишина. Ещё три раза. Так же ничего. — Раф? — пытался выдавить я хоть каплю властного голоса, но вышел писклявый тревожный выкрик. В этот же момент дверь отварилась и, невольно подпрыгнув, оказался лицом к лицу с братом, в глазах которого читался холод. Когда-то его пылающий лидерский взгляд воодушевлял во мне желание защищать и побеждать, а сейчас, глядя на эти два глубоко посаженных шара, становится на душе чёрство. Неизвестно откуда взявшиеся отвращение к брату подкрадывается к моей глотки. Ещё немного — и свинцовый глёт выйдет из моего рта, отравляя Рафа сладким, но убивающим запахом. — В чём дело? — сухо спросил брат, надменно задрав голову.       Мне противно стоять рядом с ним. — Да вот, хочу поинтересоваться, какие успехи с уборкой?       Кулаки непроизвольно сжались, чуть дрожа, потому пришлось спрятать за спину. Натянутая улыбка должна была хоть немного расположить доверие, но брат лишь бросил косой взгляд и фыркнул. Сквозь зубы я решительно шагнул вперёд, оттолкнув старшего от себя. К счастью, он не сопротивлялся и не сделал замечание. Картина, конечно, была огорчающей…       Мокрые от пота полотенца валялись на полу, кровати, под столом, (да везде практически) которые пахли ну точно не фиалками… Пыль летала отовсюду, забивая ноздри, что даже хотелось чихнуть, но мой шок не позволял отвлечься на это. Если бы комната пробыла так ещё несколько часов, то тут уже кочевало бы перекати-поле. — Ты даже не начал, верно? — спросил я, оглядывая комнату, в надежде найти какой-нибудь намёк на начало уборки. — Я… — сделал короткую паузу Раф, — я не знаю, с чего начать…       Глубоко вздохнув и подавив кашель от пыли, я повернулся к брату, всё с той же натянутой улыбкой: — Значит, я тебе помогу! Давай составим список того, что надо убрать.       Через какое-то время список был мною написан на вырванном листке из моего блокнота. Сначала мы решили кинуть в стирку все грязные вещи Рафа (полотенца, пыльные мягкие игрушки и т.д). Далее последовало протирание полок, стола и пластиковых фигурок от толстых слоёв пыли. А последним пунктом входило мытьё полов и складывание вещей по местам. — Что ж, — начал я, протягивая брату список, — если будут сложности — зови. Мне нужно ещё свои дела закончить. — Спасибо, Майки… — поблагодарил Раф, опустив голову. В этой благодарности звучало что-то виноватое, робкое, но оно так меня неосознанно злило.       Из-за его вечных секретов мне хочется убивать.       Пожав плечами, я направился к выходу. Я услышал мимолётный вздох Рафа, будто он что-то собирался сообщить, но тут же выдохнул. Это немного насторожило, но не став обращать внимания, продолжил путь к своей комнате.       Никакие меня дела не ждали. Я мог остаться у Рафа, чтоб помочь ему, но ведь это его комната, так? Это его личное пространство, в которое не хочу вмешиваться. Моя помощь уже предложена, так что теперь выбор за ним.       Дверь за мной закрылась: порой она прятала мои негативные эмоции от семьи, дабы не рассориться с ними и не испортить отношения. Когда меня посещали агрессия, боль, печаль, я никого не пускал к себе из семьи, кроме одного брата… Лео был единственным, кто не осуждал меня за гнев, как Раф, или не читал лекции о вреде негатива для организма, как Ди. Он просто заходил ко мне в комнату, запирал дверь и аккуратно садился на кровать, где я под одеялом сворачивался калачиком. Лео слышал мои всхлипы, но молчал. Брат просто прислушивался к моему плачу, изредка поглаживая меня по голове и успокаивая меня фразами «поплачь, выплесни эмоции», «слёзы — это нормально», «я всегда буду рядом». — Я всегда буду рядом… — тихо произнёс я. Упав на колени и уткнувшись пустым взглядом в пол, что-то начало жечь глаза. — А сейчас ты рядом? – наверное, это прозвучало слишком жалко. Но кто бы не звучал так, потеряв того единственного «человека», который тебя понимал?       Забавно. Кому был адресован этот жалкий вопрос? Моему уже мёртвому брату? Смешно! Что-то горькое стекает по щеке и подает на дрожащую руку. Если бы здесь был кто-то из братьев, то я ни за что бы не заплакал. Проковыляв до кровати и уткнувшись в подушку, мой зверский рёв всё же вырвался наружу. Ближайшие полчаса истерики мне обеспеченны.       Мои уставшие глаза уставились в потолок, стараясь не закрываться, так как тогда мой мозг точно отключиться на долгие часы. Кстати о времени, прошло меньше, чем я думал: всего лишь пятнадцать минут. Помниться, я обещал проведать Донни. И даже если я не в том состоянии, чтобы это делать, мне надо постараться сдерживать себя перед братьями и не потакать их депрессивному настроению.       Немного пошатываясь, я встал на ноги и взглянул на камеру телефона. Встретившись с красными глазами и влажной маской, я подошёл к комоду с запасными «обличиями», скрывающие мои синяки под глазами.       Отворив дверь, я вдруг подпрыгнул из-за нежданной гостьи, которая стояла возле телевизора в зале и, вероятнее всего, направлялась так же к Ди. Увидев меня, она улыбнулась и побежала в мою сторону. — Привет, Микки! — подруга встретила меня с весьма крепкими распростертыми объятиями, сжимая мои плечи так, что вот-вот послышится хруст. — Привет, Эйприл. Как дела? — спросил я, похлопывая подругу по спине, дабы она отпустила, что чуть погодя и сделала. — У меня всё хорошо! Я решила, что стоит лично встретиться и поговорить с глазу на глаз. Это верное решение или не стоило приходить?       В ныне горящих глазах читалось теперь опаска. Эйприл склонила голову набок в ожидании моего ответа, а я, неловко почëсывая затылок, стоял без каких-либо идей. Конечно, было бы лучше, если бы подруга оставила меня одного, но это прозвучало бы грубо, а с Эйприл мне бы всë-таки не хотелось портить отношения, да и я не такой. Хотя мне ещё и за прошлый случай с телефоном нужно извиниться… — Всё хорошо. Спасибо, что пришла, — решил хоть этими словами очистить свою совесть, — ты захотела просто навестить нас или пришла за чем-то конкретно?       Эйприл хихикнула, хлопнув меня по плечу: — И то, и то. Хотя вернее сказать «за кем-то». Донни дома? Он не отвечает ни на сообщения, ни на звонки, – чуточку помрачнев, сказала девушка. — Да, он у себя в комнате делает уборку, — ответил я, плавно убрав руку подруги со своего плеча. — Надо же! Небось, Раф заставил его? – удивилась О'нил. — Нет, я.       Девушка вдруг замолкала и резко изменилась в лице: она вскинула брови и раскрыла рот, собираясь что-то ответить, но ничего не выходило. — Подожди, ты? — задала риторический вопрос Эйприл. — Ого, а почему… А Раф… С ним всё в порядке? — Да, вполне… — сухо ответил я. — Что ж.. — задумавшись, протянула подруга, — а как тебе мой блокнот?       Меня постоянно изумляет, как Эйприл может так быстро перескакивать с одной темы на другую. Даже упоминаний о подобном не было, но всё равно она перешла к этому. Я не сразу вспомнил о каком блокноте идёт речь, пока не вспомнил, как сегодня уже вырывал из него лист. — Ну, листы у блокнота хорошие, плотные. Удобно делать всякие записи. — А что записываешь туда?       Я очень люблю свою подругу и всегда рад встречи с ней, но сейчас она конкретно доконает меня своими вопросами. Скрипя зубами и сдерживая некультурные выражения при себе, я вновь улыбнулся, отчаянно стараясь, чтобы улыбка вышла максимально дружелюбной и не натянутой. Нет, ну как можно быть такой навязчивой.. — Да всякие рецепты. Ты же знаешь о моей любви к готовке. — Ох, чудесно! — Эйприл захлопала в ладоши. — Рада, что тебе понравился подарок. Тебе что-нибудь ещё нужно купить? Или твоим братьям? — Нет, что ты! Ты и так со многим помогаешь! — Как знаешь, — после моих заверений подруга пожала плечами, — знаешь, Микки… — продолжила она, — после той трагедии с Лео вы стали очень замкнутыми…       Я сжал кулаки и продолжал из последних сил держать улыбку. Так и хотелось ответить: Удивительно, что мы стали такими, правда? — Я хочу лишь показать, что всегда буду рядом с вами, какое бы ещё горе не произошло!       Контролировать эмоции становиться труднее с каждым предложением Эйприл. Я прикусил язык, чувствуя немного привкус крови. Но это лучше, чем прямо сейчас вышвырнуть подругу за дверь, ничего не объяснив. — Пожалуйста, раскройтесь мне…       Пожалуйста, заткнись.       Противный скрежет двери заставил нас с Эйприл поморщиться и повернуться к источнику звука. У двери в лаборатории стоял Донни, скрестивший руки и облокотившийся на дверь. — Ну что, Рафаэль 2.0. — усмехнулся братец, — осмотришь лабораторию? — Нет, я верю тебе, — с облегчением ответил я.       Эйприл пошла в сторону друга «выяснять отношения», которые по-началу не были мне интересны, однако, если она пришла в логово, а не продолжала названивать Донни, то значит у них намечается серьезный разговор. Тем более потоки звонков и сообщений не доходили до брата. Он заблокировал Эйприл?       Подруга попросила Ди выйти на улицу, чтобы поговорить с ним там. Он посмотрел на меня с неким сомнением, а потом и вовсе с паникой, но ему пришлось согласиться, ибо его поведение необходимо было объяснить. Донни и Эйприл пошли к выходу из логова, и лишь только брат обернулся на меня уже с сожалением в глазах, а после удалился.       Понимаю, что мне не стоит вмешиваться в чужие отношения, но мне до жути любопытно после прихода Ди расспросить его обо всём: почему он постоянно оборачивался на меня, почему до него не доходили звонки. Надо ли мне это знать?       Вспомнив о Рафе, я прекратил втыкание в одну точку и бросился к двери брата, как вдруг вспомнил об ещё одной неубранной комнате…       Та самая шершавая дверь, которая так пугающе пленила меня, манила своей тайной: что, если за дверью всё-таки стоит? Как будто кто-то там стоит и выжидает момента для нападения, точь-в-точь как в «тех самых кошмарах». «Он» стоит за дверью, переплетает в пальцах прочную верёвку, на которых капает тёмно-красная жидкость из вскрытых вен, лицо не видно и лишь расплывчатая улыбка говорит о какой-то «эмоции». Эти мысли нужно по-хорошему отгонять, но почему-то они продолжают навязываться, затуманивает разум настолько, что уже не помню, как очутился у двери «мертвеца» из сна. А лучше бы это комната была Лео…       Руки трясутся, но тянутся к ручке двери, словно магнит. Затаив дыхание, я сначала медленно отворил дверь, вглядываясь в темноту через щель. Просунув руку и включив свет, я слегка вздрогнул: к счастью, никого здесь не оказалось. Я зашёл в комнату, так же не выдыхая. Гнетущая атмосфера пряталась в углах комнаты, которая давила моё сознание. А давил ли этот гнёт Лео до смерти или это только на меня действует? Пока я осматривал серое пространство, мой взгляд переметнулся на пыльную полку, а когда присмотрелся чуть лучше, то заметил папки. — Мои рисунки!       Словно ребёнок, я подбежал к полке и вытащил одну из папок с моими старыми рисунками. Как будто я вновь превратился в того наивного ребёнка, беззащитного и маленького, но такого мечтательного. Сколько фантазии жило в моей тогда маленькой черепной коробочке! Открыв папку, рисунки вернули мне воспоминания о прошлом активном воображении: различные открытки для Лео с поздравлением о дне рождении, на одной из которых мы стоим, держась за руки возле трёхэтажного торта. На другом рисунке изображалось зелёное пятно с красными полосами: это была попытка нарисовать портрет Лео. Мне тогда было около девяти лет. Странно, но в то же время трогательно, что брат не выкинул это безобразие. — Боже, и это он действительно сохранил? — я постарался усмехнуться, впрочем, у меня вышло, а после вырвался короткий всхлип. — Он так ценил мои рисунки…       Картинка перед глазами стала чуть более расплывчатой, я провел запястьем по глазам, затем продолжил просмотр папки. Не хотелось бы испортить эти рисунки слезами, ведь Лео их так любил... Прошло около пяти минут, пока я углублялся в приятные воспоминания, то смущаясь от стыда, то тяжело вздыхая. И тут я дошёл до последнего файла. В последнем файле меня ждал совсем не рисунок: первое, что меня привлекло — размер бумаги, так как мои рисунки были больше. Второе цепляющее моё внимание — записи и до боли знакомый почерк… Это же мой!       Я снял с файла записку и, дабы убедиться в своих предположениях, приблизился, чтоб прочесть её. Мой рот раскрылся от шока, тело парализовалось: эту записку я написал Лео за два месяца до смерти Лео… В тот день Лео был необычно подавлен, то есть, он и раньше расстраивался, но тогда он был сильно измотанным и морально убитым. Я пытался у него разузнать, в чём дело, однако в ответ послышался лишь хлопок двери брата. Очевидно, что Лео мне ничего не рассказал бы, если б продолжал донимать вопросами, поэтому я просто написал «письмо» с поддержкой брата. Когда я его передал через щель двери, Лео взял письмо и ничего тогда не ответил, но я понимал, что он был благодарен.       Во мне проснулась приятная тоска. Как тоска может быть приятной? Ну, осознание того, что письмо сохранилось, да ещё в таком хорошем состоянии, мысленно вернуло в детство, а тоска напомнила о настоящем времени.       Я перевернул записку, ожидая на обратной стороне продолжение письмеца, но заметил одну фразу, написанную не моим почерком. Он был кривым, неразборчивым и очень знакомый стиль письма. Приглядевшись, из меня вырвался нервный смешок. Он что?.. Не верю своим глазам… — Микки?       Я на автомате спрятал письмо за спину и перевёл взгляд на открытую дверь, которую забыл закрыть. Там стоял Донни, обводивший комнату хмурым взглядом, а после, подошёл ко мне. Не знаю, что именно смягчило его взгляд, но он слабо улыбнулся и посмотрел на полку с папками. — Лео хранил здесь твои рисунки, да?       Я рывком поднял голову и расправил плечи: — Откуда ты знаешь? — Однажды он зашёл ко мне в лабораторию с просьбой дать на время скотч. — Начал рассказывать историю Ди, взяв одну из папок на полке. — Я спросил, зачем ему он, на что он показал один из твоих рисунков, на котором уголок был слегка разорван. Я ему сказал, что не вижу необходимости в восстановлении, но он настаивал на этом.       Донни открыл папку и на первом же файле ему встретился мой рисунок со всей нашей семьёй (даже Сплинтер там был). По лицу брата прошла мелкая дрожь, которая обозначала то ли печаль, то ли гнев, а может и вовсе радость. Или всё вместе? — Он так ценил твои рисунки… — прошептал Ди, будто обращаясь к себе. Но почему мне показалось это наигранным?       Пока этот «недогений» листал файлы, я почему-то чувствовал ненависть. Без понятия, к чему или кому конкретно. Я просто наблюдаю за тем, как брат рассматривает мои рисунки, адресованные изначально Лео: словно чувство собственности заиграло. Все эти картинки и открытки с поддержкой брата были для Лео, а не для кого-то ещё. Это как открыть мою душу и глядеть в неё, изучая то, что я и сам порою не могу понять. Какое право он имеет изучать мою душу? Мои мысли не какая-то технология, которую можно разобрать и выкинуть, как это обычно делает Ди со своими исследованиями. В них есть что-то глубокое, чего Донни не может понять.       Его разум не способен понимать ни чувства, ни мысли других, от чего страдает не только он сам, но и окружающие. — Ди, — позвал я брата, — тебе что-то надо?       Опять это выдавливание улыбки. Мне хочется крикнуть, чтоб Донни ушёл, желательно надолго. Тот лишь улыбнулся, поставил папку на место и, раскинув руки, медленно приблизился ко мне. Он таким образом попытался обнять. Простое прижатие тел может что-то изменить? Это больше похоже на нелепое извинение.Меня сейчас стошнит. — Прости, что всё так вышло, — сказал Донни, продолжая меня обнимать, пока я втыкал в стену, осознавая фальшь происходящего. Он так пытается исправить все эти дни игнорирования? Нет уж, спасибо. Я даже не обнял его в ответ, что смутило брата, и потому он немного отошёл. — Я быстро поговорю с Эйприл и вернусь, ладно?       Да мне всё равно, когда он вернётся. Что реально интересует на данный момент: о чём таком хотела поговорить Эйприл, что Ди игнорировал её?       Уборка у нас троих была уже к вечеру закончена. Сияющий блеск пола в комнате Рафа напоминала ледовую арену. Были б у меня коньки и умение на них кататься, то с удовольствием проехался. Старший без моей помощи справился на отлично, на что получил от меня похвалу, на которую брат никак не отреагировал. Разве я что-то не так сказал?       Комната Ди так и осталась нетронутой, что слегка меня взбесило: полдня брат убил время на уборку лаборатории, в которой он только разобрал по местам вещи (даже пыль нигде не вытер). Общение с Эйприл у него заняло не больше часа, так что помешало сделать качественную уборку? Меня трясёт от злости, но поделать ничего не могу. Всё-таки, это не моя ответственность.       Комнату Лео мы решили пока не трогать, но рано или поздно там придётся привести всё в порядке, а дальше делать это каждую неделю… Всю жизнь через каждую неделю мы будем вынуждены заходить в комнату уже несуществующего брата, чтоб проводить уборку пространства, в котором никто никогда не поселится. Эта мысль дурманит меня в плохом значении.       Я закрыл за собою дверь и, шатаясь из стороны в сторону от усталости, упал на свою кровать. В изнеможении я еле перевернулся на спину, чтоб глянуть на потолок, пытаясь вообразить что-то хорошее. До чего я дожил! Уже пытаюсь придумать что-то хорошее: фантазировать то, чего в действительности нет. Ну что сегодня случилось хорошего, кроме чистоты в некоторых комнатах…       Продолжая искать ответ в сегодняшнем дне, ничего так и не пришло в голову. Однако вспомнилось тот случай с Донни и Эйприл. Понимаю, что это не моё дело, но любопытство — мой главный враг. Как бы я не пытался подавить это чувство, оно брало верх надо мной.       Я взял телефон и открыл переписку с подругой. На её аватарке была изображена фотография, где она сидела счастливая в каком-то кафе, подперев рукой подбородок и улыбнувшись в камеру. Интересно, что на фотографии она кажется более живой, настоящей, нежели в сегодня, когда обнимала меня, как будто она была вынуждена меня поддерживать. Сейчас я хочу узнать правду, сыграет ли она так же со мной в добродушную подругу или всё-таки снимет эту маску?       На миг я остановился, обдумывая написание сообщения. Голосовое не хочу отправлять, а в текстовом без понятия, что писать, да и с чего вообще начать. Поразмыслив над сегодняшней тревожной реакцией Донни на приглашение Эйприл выйти поговорить, решился написать следующее: «Привет, Эйприл. О чём вы говорили сегодня с Ди?»       Нет, это звучит слишком прямо. Да, на этот вопрос и должна ответить Эйприл, но не думаю, что она так просто на него ответит. Я стёр сообщение и вспомнил о том, что Донни игнорировал её звонки и сообщения. — Привет. Тебя Донни блокировал или просто игнорировал? Почему?       Боже, нет, как же это тупо. Это не то, что мне нужно. Голова кажется такой тяжелой, что даже поднять невозможно. Или это подушка притягивает меня как магнит? Я снова стёр сообщение и, убрав телефон в сторону, начал глядеть в потолок. А что, если я подумаю не о сегодняшнем дне, а о вчерашнем? Закрыв глаза, мне представилась картинка моего разговора с Рафом в его комнате. Он тогда собирался рассказать о стычке между Ди и Лео, но он попросил забыть об этом. Забыть… Да как тут забыть о ссоре двух братьев, из-за которой один из них повесился? Почему я так просто должен отпустить эту ситуацию? В чём причина такого недоверия ко мне?       От злости я упёрся лицом в подушку и крикнул всё, что накипело со вчерашнего разговора с братом. Я его не ненавижу, по крайней мере, пытаюсь внушить это себе. Никто ни в чем не виноват, но почему-то все бояться сказать мне правду. Кто-то всё-таки виновен в смерти брата? Поэтому так все «пекутся» о моей психике? Бредовое прикрытие своих ошибок.       Я резко поднял голову и схватил телефон в руки. Меня осенила одна мысль: что, если Эйприл тоже знает о той ссоре? Или даже узнала сегодня от Донни, а тот не хотел раньше в этом признаваться: это бы объяснило причину игнорирования брата, и его встревоженный взгляд, устремивший тогда на меня. «Вы сегодня говорили о ссоре с Лео?»       Без приветствия, уточнений, обращений, а сразу по делу, иначе я бы упустил главную мысль. Сомневаюсь, что Эйприл что-то да выдавит, особенно, если её попросил Донни не говорить. Если братья бояться сказать правду, то я должен хотя бы попробовать раскрыть её у Эйприл. От её ответа, вероятно, зависит моё отношение к Донни, хотя оно и сейчас не самое лучшее.       Эйприл вошла в сеть. Она прочитала сообщение. Теперь что-то печатает.